* * *
- Да-а-а?! - пророкотал блаженно развалившийся в складном кресле Лосев. Его длинное нескладное тело заняло изрядную часть крошечного кабинета, вытянувшись по диагонали из угла в угол. Седые волосы дыбом торчали над высоким лбом и свисали на заложенные за голову руки львиной гривой.
- Войдите! - проорал он тому, кто вторично поскрёбся в хилую пластиковую дверцу.
- Алексей Мстиславович, - стеснённо проговорил, сунув голову в дверь, щуплый красноглазый ассистент, кандидат пока, но подающий надежды вскорости превратиться в действительного члена. - Чепуха какая-то с "Фобоса-11"… Жуткий выброс. Думаю, надо бы…
- Не стойте в дверях, коллега, - благосклонно предложил Лосев, сделав широкий приглашающий жест, покряхтел, усаживаясь ровно, и убрал из прохода ноги в гигантских башмаках. - Чуть что - у вас выброс. Что вы там думаете?
- Думаю, нужно гравилабораторию одиннадцатки на профилактику. Не может такого быть, чтобы такой всплеск гравипотенциала, локально причём.
- Может - не может, - ворчал Алексей Мстиславович, за глаза обзываемый непочтительными практикантами обидным прозвищем "Дуремар" не за подлость и любовь к пиявкам, а за фигуру и тип лица.
- Любит - не любит, - бубнил он, разглядывая разноцветные пятна гравиграммы и скребя при этом обросший пегой щетиной подбородок, - плюнет - поцелует.
Лосев пребывал в настроении радужном, несмотря ни на что. Оборудование корабля закончено, через двое суток можно будет отправить его в рейс к Юпитеру, очередное дело из множества важных дел близилось к завершению, а всплески гравипотенциала…
- Так вы всегда и проходите мимо, юноша. Когда остаётся только наклониться и подобрать. Выброс у него. Всё бы вам профилактиками заниматься. Вы бы над интерпретацией подумали. Пардон, а тут что у вас?
И без того длинная физиономия Лосева вытянулась, сделав его невероятно похожим на достославного продавца лечебных пиявок; брови поднялись, изобразив готические арки.
- Да я же о чём и говорю! - горячо выдохнул подающий надежды ассистент и стал тыкать пальцем в красно-коричневое пятнышко. - Амплитуда выброса - двадцать три единицы, причём локально! Не иначе, аппаратура шалит…
- Шалит кто-то, это да, - шептал старый планетолог, не отрывая взгляда от пятна, перекрывавшего букву "в" в слове "равнина", но освоиться с возникшим внезапно соображением ему не дали.
- Извини, - буркнул он, полез в карман комбинезона, выудил оттуда измызганный гравитон в дешёвом карбопластовом корпусе и сказал в него:
- Да?! Да, Джимми, я узнал. Полуночничаешь? Что? Когда виделся? Да с час назад. Он собирался… Что?! Повтори!
- Что-то случилось? - несмело осведомился ассистент, с беспокойством следя за выражением лица шефа.
- Выброс-с-с! - прошипел, корча скорбную гримасу, Лосев. Его рука, похожая на птичью лапу, комкала не виновный ни в чём лист гравиграммы.
- Алексей Мстиславович, - ошеломлённо прошептал ассистент.
- К дьяволу! - гаркнул Лосев, выскочил из комнатушки и так грохнул хлипкой дверью, что пластиковый стакан с карандашами опрокинулся и покатился по крошечному письменному столику.
* * *
- Мишенька, что ты сегодня кушал? - тревожно вопрошала у подёрнутого волнами помех экрана Людмила Александровна Житомирская. Полные её руки прижаты были к груди, рукава домашнего халатика сползли, обнажив запястья. Не дожидаясь ответа (задержка всё равно превращала разговор в изощрённую пытку ожиданием), она добавила к вопросу ещё один, более важный:
- Мишенька, ты же не выходишь на поверхность? Ты говорил, что нет сейчас никакой необходимости… - и она стала ждать ответа, терзаясь предчувствием, что выходит-таки, но не хочет рассказывать.
- Нет, мам, - прошелестел гравитон сквозь хрипы и улюлюканья, - я же говорил тебе. Много работы с синтезатором. Хочу подстроить состав воздуха…
Голос потонул в сплошном хрипе и свисте - пространство издевалось над Людмилой Александровной. Тогда она решила говорить, раз всё равно ничего не слышно:
- Мишенька, не выходи на поверхность, слышишь? И не спускайся в шахты! Занимайся этим… синтезатором. Это ужасно важно. Синтезатор. И кушай хорошо! Послезавтра к вам пойдёт корабль, я отправлю с ним, - ты слышишь? - помидорчики, картошечку, - слышишь, Мишенька? - Алексей Мстиславович обещал…
Она ещё долго говорила в рябящий экран, не зная, слышит ли её сын.
* * *
Гэмфри Морган стоял на обзорной башенке, поднятой высоко над олимпийским кратером. Спать не хотелось. Последний разговор с президентом оставил нехороший осадок, но Гэмфри не знал, как ему следует поступить. Всё, о чём просили, он сделал, но совесть подсказывала ему, что сделанного мало. Разговор с Лосевым после ухода Володи ничего не дал - Лёша умеет быть увёртливым, как угорь.
Бывший ареолог всматривался в сполохи зарниц у горизонта - буря успела доползти туда, но взобраться на высоту в двадцать семь километров было не в её силах, - поглядывал на серпик Фобоса, клонящийся к горизонту, - нет, не красный уже, там небо чистое, звёзды. Гэмфри смертельно хотелось оказаться там, где буря, в пыльном аду, а не в разреженной атмосфере олимпийских высот, чтобы не грызла душу кислая тоска непонимания, чтобы всё было как раньше, ясно и определённо, чтобы не приходилось оправдываться перед Володей.
Гэмфри Морган тряхнул головой, развернулся и решительно направился к лифту.
"Завтра, - решил он, - вернее сегодня утром переговорю с Лосевым. И на Совет стоит попасть. Посмотрим, чья возьмёт. Не оказалось бы только…"
В кармане пискнул гравитон.
- Да, Галя. Уже иду. Почему поздно? Понимаешь, милая…
И глава Департамента Строительства принялся выдумывать очередное оправдание.
* * *
Порт Аркадия, Марс
Буря, пронесшаяся над портом Аркадия, не причинила особого вреда. Как всегда, засыпало песком теплицы в хозяйстве Харриса, рейсы же, отложенные из-за непогоды, не в счёт.
- Ты будешь у нас послезавтра, Анечка? - спрашивала подругу Сьюзен Лэннинг. Тот, кто не знал Сьюзи настолько же хорошо, как Анна Волкова, мог заподозрить её в излишней сухости - таким тоном лучших подруг на празднество по случаю совершеннолетия дочери обычно не приглашают. Но сорокатрёхлетняя Аня знала сорокатрёхлетнюю Сьюзи вот уже тридцать семь лет и успела за это время определить, что спектр эмоциональных реакций Сьюзи на внешние раздражители сдвинут в "синюю" сторону. То, что казалось в её обращении сухой чопорностью, было на самом деле проявлением искреннего радушия, а собственно сухую чопорность Сьюзен проявлять не умела.
- Конечно, Сюзик, с большим удовольствием. Сто лет никуда не выбиралась, - пропела Анна, потягиваясь с кошачьей грацией. - Сегодня пробовала отпроситься у Джонни на пару дней. Не хочет отпускать. Весна, мол, у него.
- Какая у него весна? - весьма холодно и деловито осведомилась миссис Лэннинг, и жёсткие завитки платиновых волос дрогнули у её висков. - Скажи ему, чтоб не выдумывал. Они с Эллочкой и Дэвидом тоже приглашены. Я не потерплю.
- Я ему так и сказала, солнышко, - игриво промурлыкала Волкова.
- И что он? - ещё холодней спросила миссис Лэннинг, так, словно ожидала осуществления самых мрачных своих прогнозов.
- Хлопнул себя по лбу, - мило улыбнулась Анна, укладывая подбородок на подставленную заблаговременно ладонь.
- Так ему и надо, старому склеротику, - с мстительным удовлетворением заявила Сьюзен. - Ну так что же, Анечка? До послезавтра?
- Пока, Сюзик, - мурлыкнула Аня, пошевелила пальцами в воздухе в знак прощания, а другой рукой потянулась поспешно - скорее выключить гравитон. Маска беззаботности моментально сползла с её лица, когда погас экран, уголки губ опустились книзу, плечи поникли. Едва попадая пальцами в экранные клавиши, набрала она номер гравиканала, и, как и в прошлый раз, получила невероятное, невозможное сообщение - "абонент недоступен". Она набрала второй номер - тот же результат. Поёжившись, хоть и не холодно было в комнате, она перебралась ломающимися шагами в широчайшее кресло и устроилась там. Оба номера были набраны после этого много раз.
Глава третья
Ad Phari
Темень, глухая тишь. Только шелестит что-то, - ветер? - вздыхает вдалеке, - прибой? - звуки знакомые. "Слышал я их уже". Тот, кто подумал о себе "я" - не мёртв, это точно. Но тьма кругом. "Где я, что со мной?" Душно и холодно. Глаза не видят. Глаза? Человек, погружённый в холодную душную тьму, потянул к глазам руку. Лавина звуков обрушилась на него: нытьё (неприятное), щелчки (металл по металлу?), - и вдруг тяжёлое холодное что-то ударило по щеке, прижалось, обжигая холодом. Чем отчаяннее очнувшийся человек тянул к лицу руку, тем плотнее давило что-то угловатое в щёку. "Да это же манипулятор!" - вспомнил Володя, и механическая рука, повинуясь осознанному уже усилию мысли, бросила безобразить, опустилась покорно. Странные звуки обрели смысл. Шорох - всего лишь вдохи и выдохи благословенного творения Саши Балтазарова - искусственных лёгких, а вся эта какофония - нытьё, щелчки - ревматическая музыка механических рук. "Куда это меня занесло?" - спросил себя Володя и потянул оба манипулятора во тьму. Там звякнуло - металлом о стекло? - и в этот момент президент вспомнил всё. "Именно - занесло. Очень хорошее слово подвернулось, - решил он, - я в коконе. А темнотища такая просто потому, что песком засыпало. И что же это означает, господин президент? Ваша бот разбит, господин президент, а сами вы не сдохли только потому, что Балтазаров - умница и Лосев тоже. Не будь вы инвалидом, господин президент, сдохли бы за милую душу. Только такой механизированный болван как вы и может сверзиться со своим инвалидным креслом с высоты… Сколько было на альтиметре когда в меня молнией шандарахнуло? Восемьсот с лишним метров. Ну, метров двести я падал вместе с "Птичкой", потом только позвал "кокон". Если бы не Лёшкино упрямство…"
Володе припомнился двадцатилетней давности разговор с Лосевым. Беседу, которую следовало бы признать примечательной, если вспомнить, что вёл её шестидесятилетний полутруп с сорокалетним громкоголосым жуиром, бонвианом и жизнелюбом. "Мне тогда казалось, что всё. Жизнь кончена. Сердце - спасибо Короткову Ване, - искусственное, лёгкие - спасибо Балтазарову, - искусственные. И руки-крюки. И вместо ног - кресло. Стул с гравиприводом. Зачем мне в боте твой "кокон", Лёшка? Я ж только рад подохнуть с музыкой, не руки ж на себя накладывать?! А он мне: дурак ты старый!.. И ведь верно заметил, грубиян. Дурак - он и есть дурак, что старый, что молодой. Двадцать лет клял проклятые фиксаторы поддона за то, что каждый раз, когда в "Птичку" залазишь, ждать нужно, пока защёлкнутся, и вот - на тебе! Пригодились. Не защёлкни я их - аварийщики лицезрели бы утром занятную картину под названием: "старый паук после удара тапком". Кстати, об аварийщиках.
Володя, не задумываясь, вызвал панель управления гравитоном - панель явилась послушно. Электроника кресла работала, впрочем, в этом не было ничего неожиданного, раз уж получилось закуклиться. Володя собирался активировать аварийный гравимаяк, но вовремя остановил себя - перед глазами возникла неправдоподобно правильная воронка во чреве пыльной тучи. "Кто-то решил прихлопнуть старого паука. Не стоит звать на помощь, добьют ещё. Тапочек у них хватит. Им теперь жизненно важно меня хлопнуть, я видел пылевую воронку и знаю теперь, что Лёшкина болтовня о всплесках гравипотенциала - не просто болтовня. Не хочу, чтоб меня добили. Не такой я дурак, каким был двадцать лет назад. И думать мне нужно не только о себе. Сначала Аня". Погребённый под слоем песка президент вызвал меню гравимэйлера, но снова остановил себя. Гравипочтой тоже не стоило пользоваться. "Нужно выкарабкаться из этой могилы самостоятельно, - понял Володя. - И как можно быстрее. До прилёта аварийщиков. Порт близко, не больше пяти километров. Пять километров - сущие пустяки".
Он дал на гравиреактор своего инвалидного кресла максимальную нагрузку и направил вектор тяги в зенит. Посторонний наблюдатель, если бы таковому случилось оказаться в четырёх километрах юго-восточнее порта Аркадия в ночь с тринадцатого на четырнадцатый день первого весеннего марсианского месяца, стал бы свидетелем небывалого феномена. Выглаженное пылевой бурей, обдуваемое позёмкой песчаное одеяло вспучилось горбом, словно под ним ворочался крот, бугор вырос, ощерился обломками скал и шарахнул в ночное небо, потащив за собою песчаный кометный хвост. Пыль подхватил приземный ветер, в просевшую воронку посыпались подхваченные взлётом "болида" камни, а сам "болид" завис метрах в двадцати над местом необычайного природного явления, поблёскивая стекловидным округлым боком в неярком свете ущербного Фобоса. Случайный наблюдатель получил бы повод для удивлённого возгласа - висящий над поверхностью объект украсился тлеющим карминовым пояском вкруг днища и выпустил сноп света из самого центра этого ободка. Но некому было той ночью наблюдать природные феномены, случившиеся над потрёпанной бурей равниной, прожектор Аркадийского маяка, упорствуя в своём безразличии к атмосферным явлениям, уставлен был строго в зенит.
- К чёрту эту труху, - буркнул Володя, наклонил "кокон", и остатки каменного крошева полетели с двадцатиметровой высоты вниз, посверкивая в прожекторном луче подобно каплям косого дождя. Неровный овал света скользнул по усеянной обломками воронке. "А к утру точно занесёт, - пропел про себя спасённый, - так заровняет, что не надо хоронить. Как это у папы в книге его было? По девственно чистому, белому - чёрные пятна следов моих. Полыньи на речном льду… Снег ляжет, залижет, затянет, полыньи пропадут". И, поддаваясь минутному восторгу человека, избегшего насильственной смерти, Володя заорал в пустоту, никем не слышимый:
- Что, съели, любезные?! Морковкой похрустеть не желаете?!
Но волна восторга схлынула так же быстро, как поднялась. Президент стал размышлять спокойнее: "Ветер заровняет. Через час следы можно будет найти только инфралокатором, а через два - вообще… Дырку от бублика. Прекрасно. Самое время мне исчезнуть. "Птичку" они, конечно, найдут. "Птичка" моя!"
Володя пошарил лучом прожектора, перемещая его зигзагами по невысоким барханам, образовавшимся вокруг крупных камней, и почти сразу заметил одну из опорных труб, торчавшую из песка косою. Беспомощно задранную "птичью лапу" секло позёмкой. "Птичке" повезло меньше, чем её хозяину.
"Ладно, это потом, - остановил себя президент, подавив острый приступ жалости к погибшему боту. Сейчас главное - добраться до Аркадии и так попасть внутрь, чтобы не заметили. Если я покажусь кому-нибудь на глаза в этой своей праздничной банке… Но есть же старый терминал! Диспетчерам порта сейчас не до того чтобы следить за грузовыми шлюзами, заброшенными… Когда? Лет тридцать уже, пожалуй, прошло. Слушай, господин президент, чего у тебя здесь такой колотун? Как папа называл погоду, вызывавшую у него ознобление? Зузман. Дурацкое слово, но смешное. Надо подогреть мою мензурку до человеческой температуры, иначе кровушка в трубочках возьмётся тромбочками-пробочками и дам я по дороге дубика". Володя включил обогрев, углекислый иней, наросший на боках силикофлексового "стакана", стал таять пятнами. Встречный порывистый ветер шорхал песком и кристалликами сухого льда, срывал клочья пены с краёв проталин и нёс их во тьму, смыкавшуюся плотно и хищно за обмёрзшей колбой, которая посмела ускользнуть из песчаного плена.
Порт Аркадия лепился к изгибу берега безводного моря, строения его повторяли форму скального уступа, который миллиарды лет выдерживал нещадный натиск выветривания. Некогда здесь была мелководная бухта, у подножия красноватых скал плескалось море, но вода ушла отсюда задолго до того, как на третьей от Солнца планете жизнь выползла из моря на сушу. То обстоятельство, что вход в бухту смотрел почти точно на юг, привлёкло внимание первопоселенцев, желавших уберечь ангары и жилые помещения порта от северного ветра, и они обосновались здесь. Но посёлок Аркадия - один из самых старых городов Внешнего Сообщества - четверть века назад потерял статус торгового порта и был теперь всего лишь заштатным городишкой - вотчиной ареоботаников. Если бы не свет Аркадийского маяка (ещё один пережиток эпохи первопоселения), разглядеть порт, приближаясь к нему ночью с юго-востока, было бы невозможно. Володе, когда он спустился до минимально возможной высоты и сбавил скорость, световой столб показался похожим на гейзер, бьющий прямо из недр Марса.
"Скоро Аркадийский Порог", - машинально отметил он, пытаясь рассмотреть отсветы портовых огней на скалах, но как ни старался, всё-таки проглядел момент, когда каменистая равнина под днищем капсулы оборвалась в пропасть. Мгновение - и световое пятно прожектора, плясавшее на неровностях почвы пятью метрами ниже, потерялось в хаосе базальтовых глыб. Володя выключил прожектор, в коем не было больше надобности - город как на ладони. Цепочки багровых огней в три яруса, и видно теперь отлично, что не из земли бьёт световой гейзер, а с верхушки мачты. "Порт наверняка закрыт, и всё же на всякий случай стоит держаться подальше от новых терминалов", - решил президент и направился к восточной оконечности города, к самому крайнему огоньку. "Только бы автоматика шлюзовых ворот работала. Хотя с чего бы её стали отключать?"
Цепочки огоньков приблизились, разворачиваясь; во мраке проступили гладкие контуры современных терминалов, на выпуклых створках ворот багровые блики, огни, огни… Город, похожий на гигантского крупночешуйчатого змея, спал на уступе базальтовых скал. Древние грузовые боксы - угловатые смешные коробочки, изрисованные бесполезными ныне диагональными жёлтыми полосами оптических мишеней, выглядели невероятно архаичными в сравнении с глянцевым змеиным телом марсианских новостроек.
- Не знаю, не знаю, - проговорил вслух президент. - Может быть, и не работает автоматика. Всё здесь какое-то тухлое, даже сигнальные огни.