В рубку вошел Николай Туманов, первый навигатор, молча отдал капитану честь и уселся в кресло у терминала АНК. За ним тенью проскользнул Клаус Зибель, переводчик, эксперт и офицер Секретной службы ОКС. Они с Коркораном обменялись улыбками - их знакомству было тридцать с лишним лет, что позволяло обходиться без формальностей. Больше пяти человек в рубке фрегата не помещалось - три сиденья-кокона перед панелями управления, капитанский пульт и кресло - сзади, на небольшом возвышении, и еще один кокон, запасной, - у люка. Другие одиннадцать членов команды находились на своих постах в отсеке дублирующего управления, в боевых башнях, пункте дальней связи и крошечной каморке, которую по традиции называли реакторной, хотя никакого реактора на корабле не было вовсе. Были гравитационный привод для внутрисистемного маневрирования и труба длиной в сто двадцать метров, разгонная шахта контурного двигателя.
Над консолью пилота вновь промелькнула темная вязь значков кодированного сообщения.
- Десять минут до прыжка, сэр, - вымолвила Селина. Ее смуглое лицо с тонкими восточными чертами казалось Коркорану отлитым из бронзы; только глаза цвета ореха были живыми, беспокойными, выдававшими владевшее женщиной напряжение.
- Доклад по секциям, - приказал он, наклонившись к интеркому и всматриваясь в алую полоску, неторопливо ползущую вдоль капитанского пульта. Справа от нее располагался пентальон - стилизованный отпечаток пятипалой ладони, "лапа" на пилотском жаргоне, он же - механизм пуска контурного двигателя. Точнее, управлявшей им программы АНК.
- Навигационная секция готова, - произнес Туманов, всматриваясь в обсидиановую глубину обзорного экрана.
Там, повинуясь компьютерной команде, уже ярко вспыхнули две звезды, Солнце и Ваал, точка старта и точка финиша. Двадцать три парсека, семьдесят шесть светолет…
- Инженерная секция готова, - прогудел в вокодере голос Санчо Эрнандеса. - Полная мощность на контуре - через пять с половиной минут.
Коркоран кивнул. Алая полоска на его пульте продолжала свое неспешное движение. Когда она доползет до границы у большого пальца пентальона, пространство разгонной шахты озарится светом, невыносимым для человеческих глаз. Потом одно движение руки, неощутимый всплеск электронов в молекулярных компьютерных чипах - и контурный двигатель швырнет фрегат сквозь квантовую пену Лимба. Фрегат и шесть огромных крейсеров, способных расколоть планету и превратить ее обломки в пыль… Три тысячи двести человек, шесть сотен боевых "сапсанов", аннигиляторы, роботы, метатели плазмы, контейнеры с вирулентной органикой…
Третьим, как положено, рапортовал Пелевич, оружейник:
- Боевая секция готова.
Кирилл Пелевич, завернутый в кокон и подключенный к аннигилятору, висел сейчас в отсеке за командной рубкой, а четверо его стрелков сидели в тесных орудийных башнях, торчавших над корпусом "Литвина" обтекаемыми полусферическими наростами. Повода, чтоб изготовиться к бою, в общем-то не было - в системе Ваала, колонизированной и обитаемой не один десяток лет, имелись сторожевые суда, форты и служба дальнего оповещения. Но по инструкции всякий выход из прыжка сопровождался "красной тревогой", поскольку оставалось неизвестным, что их поджидает в колониальном мире - то ли свои с хлебом-солью, то ли чужие с бомбами да пушками. Не считая фаата, земляне познакомились с тремя космическими расами, и эти первые контакты большого доверия не внушали. Лоона эо, похожие на хрупких эльфов, казались вроде бы миролюбивыми и даже предлагали торговать, но хапторы и дроми не признавали в людях собратьев по разуму и дружеских чувств к ним не питали. К счастью, их зоны влияния располагались далеко от Солнца и первых колоний землян.
Селина Праа повернула голову, осмотрела Зибеля, сидевшего в кресле у люка, и доложила:
- Командная секция готова, капитан.
К Клаусу Зибелю она относилась с особым вниманием, причину которого Коркоран пока не разгадал. Возможно, дело заключалось в том, что Зибель был немолод и не являлся профессиональным астронавтом, а значит, о нем полагалось заботиться; возможно, Селине Праа по женской склонности хотелось кого-то опекать, и Зибель, невысокий, щуплый, похожий на состарившегося подростка, больше подходил для этого, чем остальные члены экипажа. "Не ошибись, моя милая", - подумал Коркоран и улыбнулся про себя. Он принял корабль четыре месяца назад, и ровно столько Праа была знакома с Зибелем, а сам он знал его тридцать лет - тридцать один, если быть совсем уж точным. Внешность Зибеля обманывала, внушая мысль о его беззащитности, врожденной доброте и даже некоторой инфантильности, но это было только маской. Железный человек этот Зибель! И загадочный! Возможно, загадки и влекли Селину?..
- Три минуты до старта, - сказала она, покосившись темным глазом на глифы, вновь мелькнувшие в воздухе.
Половину экрана локатора ближнего обзора занимала массивная туша "Европы", за ней смутными тенями виднелись другие корабли, уже не вытянутые в шеренгу, а собравшиеся около флагмана плотным строем. Сейчас всеми этими маневрами управлял компьютер "Европы", что обеспечивало синхронность прыжка и выход в определенной точке финиша, на самой границе системы Ваала, вдали от тяготеющих масс. В принципе, сильные гравитационные поля не были помехой для погружения в Лимб, однако влияли на точность прыжка, размывая финишную зону до нескольких световых дней, а то и месяцев. Искусство флотоводца состояло в том, чтобы, совершив прыжок, собрать корабли в течение часа, а лучше - нескольких минут.
Над пультом Сантини троекратно вспыхнул алый столб огня.
- Приготовиться! - сказал Коркоран. - Включаю двигатель.
Алая полоска на его пульте уже упиралась в большой палец пентальона. Он поднял руку и на мгновение замер, прикрыв глаза и ощущая всех членов экипажа, словно те прятались где-то в глубинах его сознания, незримые и безмолвные, но связанные с ним цепочками ментальных импульсов. Он чувствовал волнение Эрнандеса, Праа и Пелевича, напряженную готовность стрелков, Вентворта, Бигелоу, Пашина и Светлой Воды, страх, охвативший Дюпресси, молодого связиста, и кибернетика Линдера, он слышал молитву, что повторяли по традиции пилоты и навигаторы, Туманов, Ямагуто, Серый, Ба Линь, Сантини - каждый на родном языке, но смысл был один: "Пусть не поглотит нас Вечная Тьма, пусть разойдется, растает, даст увидеть звездный свет, пусть сохранит нас Повелитель Пустоты, Владыка Сущего. Пусть…" Молитва, страх, волнение были естественной реакцией перед прыжком, и только один человек оставался спокойным и твердым, точно скала. Зибель… Старина Клаус Зибель, знакомый с детских лет, заменивший Йо, а потом и дядю Павла, почти родной, но так и не разгаданный…
Коркоран опустил руку, плотно прижав ладонь к пентальону. То была его капитанская привилегия - отправить корабль в путь через бесконечность Лимба. Отправить в дальнюю дорогу на край галактического рукава, к Провалу и Новым Мирам бино фаата.
Резкий аккорд прозвучал под сводами рубки, что-то дрогнуло внутри и напряглось туго натянутой струной, мигнул свет, на краткую, неощутимую долю секунды погасли экраны и тут же вспыхнули вновь. Чужое небо глядело на Коркорана сотнями ярких звезд, и не было в нем ни Пояса Ориона, ни Малой и Большой Медведиц, ни Кассиопеи, ни зодиакальных созвездий. Чужое ли?.. Дважды он побывал на Ваале, когда обкатывали "Европу", и помнил, что дюжина этих небесных огней зовется Мальтийским Крестом, а пара вон тех, синих и ласковых, - Глазами Девы Марии. Младенцы, родившиеся под их взглядом, уже повзрослели и зовут себя не землянами, а детьми Ваала… Нет, не чужие тут небеса!
Туманов громко, с заметным облегчением выдохнул воздух.
- Мы в заданном районе, командир. Координаты… - Он потянулся к панели АНК, и над капитанским пультом зажглась причудливая паутина глифов.
В системе Ваала насчитывалось семь планет, но не было ни газовых гигантов, подобных Юпитеру, ни Пояса Астероидов; ближний к светилу мир напоминал Меркурий, вторым являлся обитаемый Ваал с тремя небольшими сателлитами, остальные планетоиды представляли собой гигантские мертвые каменные глыбы, кружившиеся вдали от звезды, в вечном холоде и мраке. Самая внешняя из планет служила оборонительным форпостом; там, вкопанная в грунт на сотню метров, располагалась база ОКС со станцией дальнего обнаружения. Судя по координатам точки финиша, эскадра вынырнула в половине астрономической единицы от базы, как полагалось согласно расчету.
- Доклад, - распорядился Коркоран.
Он выслушал рапорты всех четырех секций, но ещё до того, как прозвучали голоса Туманова, Эрнандеса, Пелевича и Праа, знал, что все в порядке - в ментальных импульсах членов команды страх и тревога сменились облегчением. Первый межзвездный зонд был запущен к Альфе Центавра года через три после Вторжения, когда разобрались с двигателем фаата, и с той поры ни один корабль в Лимбе не пропал - все появлялись в месте назначения и без потерь. Разумом это воспринималось, разумом, но не чувствами: преодоление гигантских расстояний со скоростью мысли все еще казалось магией и вызывало опасение. Инерция человеческой психики, не более того… Люди Земли летали к звездам треть столетия и познакомились с крохотной частью галактической спирали - ничтожное достижение, если судить по стандартам более древних рас.
- Навигатор, положение эскадры, - произнес Коркоран. - Дюпресси, связь! Что тут слышно?
- Разброс не выше расчетного, сэр, - доложил Туманов. - До флагмана три и двадцать семь сотых мегаметра, дальше всех "Австралия", примерно восемь мегаметров. Кучно прошли!
Над пультом пилота промелькнул одинокий глиф, затем, после паузы, еще два.
- Красная тревога не объявлена, сказала Праа. - Флагман велел приблизиться. Дистанция - две десятых мегаметра.
- Пилот, выполняйте, - приказал Коркоран, и корабль чуть вздрогнул - включились гравитационные движки. - Команда может покинуть коконы. Связист! Спишь, Камилл? Не слышу доклада!
- Простите, сэр, отстраивал диапазоны, есть небольшие помехи. - Лейтенант-юниор Дюпресси был молод, но дело знал и отличался служебным рвением. - Основной диапазон: коммодор Врба ведет переговоры с базой; второй и третий: пересылаются приказы, инструкции и личные письма для гарнизона и поселенцев. Судя по информации с базы, тут все спокойно. Желаете послушать?
- Нет. На Шипке все спокойно, и слава богу, - пробормотал Коркоран на русском. Затем взглянул на таймер внизу командирской консоли и добавил: - Лейтенант-коммандер Праа, я принимаю вахту. Ба Линь, сменишь Сантини, Дюпресси, останешься на связи. Всем остальным отдыхать. По полетному реестру мы проведем здесь сорок два часа.
- Без высадки, сэр? - раздался хрипловатый голос кибернетика Линдера.
- Без, Сигурд. Гулять будешь на Гондване.
Из коммуникатора донесся тяжелый вздох.
- Жаль! Я не бывал на Ваале.
- Не жалей, дружок, - сказал Туманов, поднимаясь. - Здесь не твоя Швеция с соснами и дубами, здесь три хворостины в песке растут, и те забором огорожены, чтобы не помять случайно.
Это было правдой. Не одно столетие пройдет, пока пустыни Ваала оденутся зеленью.
* * *
Лежа на койке в маленькой капитанской каюте, Пол Коркоран спал и видел сны. Начинались они хорошо: будто бы едут они с Верой и девочками в Слободу, в смоленскую Швейцарию, где среди скал и соснового бора синеют озера с хрустальной водой, где на песчаных пляжах резвится народ и где на каждой тропинке по три автомата с пивом, пирожными и прохладительным. Была у них такая поездка, была, лет пять назад, когда ему присвоили чин коммандера и отпуск дали тридцать суток после полета на Астарту… Девчонки, Наденька и Любаша, обе на заднем сиденье глайдера в длину помещались: Наде четыре стукнуло, а Любочке - три… Едут они по дороге меж елок и сосен, но на дорогу Коркоран не смотрит, а глядит то в Верины васильковые глаза, то оборачивается на малышек, любуется на их проказливые рожицы, и на душе у него так ясно и спокойно, так хорошо, и никакие мрачные мысли его не тревожат. Ни о дяде Павле, который хоть бодрится, но здоровьем плох, ни о машине сопровождения, что тащится за ними следом, ни даже о собственной проклятой крови и проклятых своих талантах, ибо у Веры что на уме, то на лице: улыбка и радость. Ничего другого не прочтешь… И сам он радуется. Пусть не совсем человек, не совсем землянин, а радоваться ведь не запретишь! Тем более что самое важное и дорогое с ним - Вера, Надежда и Любовь!
Внезапно сон с маленькой буквы прервался и начался другой, с заглавной. Он был в огромном городе, среди охваченных паникой толп; люди, похожие на землян, но в непривычных одеждах, будто собранных из серебристых лент и ярких лоскутков, метались на площади или в каком-то пространстве, напоминавшем площадь. Она была велика, почти необозрима, но все же не могла вместить народ, все прибывавший и прибывавший, словно морские волны, гонимые приливом. Где-то вдали, по периметру площади, он видел высокие башни зданий - тех самых, не сложенных из камня, металла и стекла, а словно отлитых целиком из пластика. Люди бежали, мчались, неслись от этих громадин, давили и отталкивали друг друга, стараясь выбраться на середину площади, где громоздился холм из человеческих тел; попавшие вниз стонали, задыхались, исходили кровью, но, сокрушая ребра, ломая конечности, новые толпы лезли вверх, кто с ужасом, кто с бешеным злобным упорством или отчаянием на искаженных лицах.
"Что это?.. Зачем?.." - подумал Коркоран, не понимая ни причины страха, ни повода к побегу в это место, такое открытое и беззащитное под низким серым небом, где негде спрятаться и нечем заслониться, разве что лечь под груду затоптанных и задушенных людей. Пока он размышлял об этом, земля под ногами сотряслась - раз, другой, все сильнее и сильнее, а в небе вдруг вспыхнуло зарево, тусклое, подобное размазанным по небосводу тучам. Его грязно-фиолетовые полотнища колыхались, охватывая город, и здания-башни на периферии площади начали трескаться и крениться. Очевидно, они были очень высоки, в два или три километра, и, падая, порождали массу обломков, летевших отовсюду как шрапнель. Давка, стоны, крики сделались невыносимыми, люди отхлынули от домов, но это не спасало: исполинские башни стали рушиться, земля дрожала под их ударами, и каждое падение сопровождалось жутким нечеловеческим воем тысяч умирающих и изувеченных. Коркоран, беспомощный, сдавленный людскими телами, влекомый то в одну, то в другую сторону, почти физически ощущал витавший над площадью ужас. Неизбежность смерти устрашала десятикратно, ибо здесь погибал не один человек, не сотня и не тысяча, а целый народ; целый мир уходил в небытие, закатывалась великая цивилизация, и на смену ей приходили темные века хаоса.
Чудовищный удар в висок, боль под сердцем, кровь, хлынувшая из горла… Холод, мрак, забвение…
Он застонал и очнулся.
Рядом с койкой, согнув спину, чуть не упираясь подбородком в острые колени, сидел Клаус Зибель. Взгляд Коркорана скользнул мимо него к хронометру. Четыре двадцать, вахта Оки Ямагуто, второго навигатора… На фрегате все спокойно… Сны, над которыми у Коркорана не было власти, переносили его на Землю или в иные места и времена, делали отцом и мужем, зрителем или участником событий, странных и давно минувших, но, открывая глаза, он ощущал себя капитаном. Лицом, ответственным за экипаж и свой корабль, за жизни пятнадцати человек. Это было главным - по крайней мере тогда, когда он находился в космосе.
Он сел, спустив ноги с койки, откашлялся и произнес:
- Ямагуто, доклад. - Голос его был ровным.
- Ничего нового, капитан, - донеслось из вокодера. - В три сорок семь получено подтверждение от флагмана идти прежним курсом. Мы продолжаем удаляться от границ системы.
Коркоран кивнул. До следующего прыжка, который перенесет их к Гондване, оставалось чуть меньше суток. Он потер ладонями виски, зевнул и уставился на стену. Там, над дублирующим пультом и бюро с кристаллами записей и всякими мелочами, висели портрет и две большие фотографии. На одном голографическом снимке - мама и тетушка Йо, на другом - Вера с дочками, и между этими изображениями - вся жизнь, лет, должно быть, тридцать пять. Что до портрета, то он был писан красками, и с него на Коркорана глядел дядя Павел - такой, каким он помнился года за два до смерти. В кают-компании фрегата был еще один его портрет, официальный, в мундире со всеми наградами, но Коркорану он не очень нравился. Дядя Павел был гораздо ближе, чем коммодор Литвин, астронавт, десантник и герой.
Зибель пошевелился на узком сидении, поднял голову, спросил:
- Тяжко, Пол?
- Тяжко, - признался Коркоран.
- Что-то из тех Снов?
- Да. Кажется, я попал в Затмение.
- Первое или Второе?
Коркоран пожал плечами:
- Откуда мне знать, Клаус! Был город с очень высокими домами, которые падали и разлетались фонтаном осколков. Люди искали спасения на площади, в открытом пространстве, но безуспешно - здания давили их, а эти осколки… Залп из свомов видел когда-нибудь? Очень похоже, только масштабы посолидней.
- Много было людей?
Прикинув размеры площади и высоту торчавших на горизонте зданий, Коркоран мрачно нахмурился.
- Миллионы! Примерно от пяти до десяти.
- Значит, это Первое Затмение, - с уверенным видом произнес Зибель. - В последующей за ним фазе начался демографический спад. Города с миллионным населением уже не существовали.
История расы фаата была известна по сведениям, полученным Литвиным во время пленения на корабле пришельцев. Очень фрагментарные данные и пришедшие к тому же не от живых существ, не от Йо, почти незнакомой с понятием истории, а от квазиразумного биокомпьютера, который управлял огромным звездолетом. Но общее представление у экспертов ОКС все же имелось. Было известно, что прогресс цивилизации на материнской планете фаата дважды прерывался глобальными катаклизмами, Затмениями в их терминологии, которые разделял промежуток от пяти до восьми веков. Последняя катастрофа, Второе Затмение, случилась два тысячелетия назад, и среди долгожителей-фаата, возможно, были еще очевидцы той планетарной трагедии.
Зибель пожевал сухими бескровными губами.