– Ты правильно поступил, и ты, Василиса, – приободрил я детей. – Мы же не знаем, что происходит, когда такая штука ломается, и почему она решила вдруг сломаться.
Словно в ответ на мои слова мы услышали далёкое и звонкое "КРР-РП!", через секунду нас едва не сбила с ног воздушная волна. Куда там "обнаружению невидимок" старшенького!
– Пойдём. – Надо сказать, меня самого слегка "потряхивало". Что, если бы эта штука взорвалась у Василисы в руке?! И тут меня как током ударило: второй кристалл, красный, который мы забрали со стола на базе! Тяжёлый рюкзак рухнул на пол, я судорожно сунулся в карман. Нет, не этот. Нашёл! Сунутый под луч фонаря, красный камень заиграл бликами на гранях, и всё. Прозрачный материал оставался цел и трескаться, похоже, не собирался. Или это потому, что мы не использовали его как лампочку?
Первым моим желанием было закинуть опасный предмет подальше. Вторым – отдать Егору. Его "подальше" сейчас было значительно большим, чем моё. Третьим… А почему бы и нет, пусть из младшей ещё тот "спец"?
– Вася, что с камнем-то делать?
Девочка было протянула руку к кристаллу, но тут же отдёрнула. Виновато посмотрела на меня. Ясно. Я аккуратно положил на пол наше последнее возможное доказательство того, что мы тут по приглашению Наты, пусть косвенное, но уж какое есть. Распрямился, натянул лямки рюкзака на порядком истёртые плечи. И просто, молча, кивнул: пошли, мол. Пошли.
Батарея фонаря начала сдавать ещё через полчаса субъективного времени. Быстро так. Свет лампы прямо меркнул на глазах, обещая через считаные минуты оставить нас в темноте. Прибавили шагу, ещё прибавили, будто это могло что-то исправить. Василиса обречённо зажмурилась прямо на ходу и вдруг резко затормозила.
– Там! Впереди… там что-то есть!
– Кажется… – Егор попытался пронзить сгущающийся мрак взглядом. – Чёрт. Чёрт! Чё… О!
Я опять достал пистолет – пришлось убрать его, как только занял руки фонарём. На ощупь вытащил сигнальный патрон, с громким щелчком переломил оружие и загнал его. Постарался, чтобы ствол располагался параллельно полу коридора.
Ф-ф-ф-ф-ш-шух! – Красная ракета слепящей вспышкой унеслась вдаль и на излёте ударилась в преграду. Ещё одни знакомые створки броневорот.
Колесо кремальеры пришлось нащупывать и крутить в полной темноте. Из-за этого тусклый свет, пробивающийся через расширяющийся проход, мы заметили сразу. Егор, не дожидаясь, пока щель станет достаточно большой для меня, первым проскочил наружу и издал странный звук. Пришлось бросать рюкзак и протискиваться за Лиссой с пистолетом в руке. На детей я наткнулся сразу за воротами, оба стояли, глядя на явно переносной светильник. И на неподвижно лежащую в круге его света человеческую фигуру.
8
В первое мгновение мне показалось, что я вижу землянина – ни в форме фонаря, ни в спектре света, ни в позе, ни в одежде не было ничего "такого". По сравнению с костюмом-скафандром Наты из записи с красного кристалла, по крайней мере. Наверное, потому я без всякой опаски приблизился к мужчине, не выпуская из руки сигнального пистолета. В него я зарядил второй сигнальный патрон, на этот раз зелёный, убить таким очень сложно даже при выстреле в упор, во всяком случае, так было написано на форуме, где выложили инструкцию "допила" ствола до нелегального боевого оружия. Однако даже сигнальная ракета на небольшом расстоянии могла причинить тяжёлые телесные повреждения. Человек – это далеко не медведь. В общем, я был вооружён, а потенциальный противник или источник информации – как повезёт – подавал лишь слабые признаки жизни.
Наклонившись над незнакомцем, я заметил сразу несколько пропущенных вещей, может быть, потому, что глаза после нескольких минут полной темноты не сразу адаптировались к свету. Первое – одежда оказалась вовсе не такой простой. Материал куртки, например, напоминал ткань только издали, по фактуре же скорее пластик. Толстый гибкий полимер тоже имел признаки внутреннего армирования или просто плохо гнулся. Больше всего мне не понравились следы, напоминающие оплавленные подпалины на спине и рукавах куртки, и это, кстати, отчасти могло объяснить второе пропущенное при осмотре с нескольких шагов. С мужчиной явно что-то не так. Бледная, почти белая кожа, замедленное, неестественно-механическое дыхание и полузакрытые глаза, смотрящие в пустоту! Последняя замеченная деталь меня напугала, что уж там. Я резко дёрнулся назад, сжимая мгновенно вспотевшей ладонью ребристую рукоять успокаивающе-тяжёлого пистолета, и едва не налетел спиной на детей.
Егор и Вася застыли в трёх шагах от находки, закрыв глаза, в напряжённых позах. Именно так они раньше общались со своей пси-способностью и с "камнями". Я застыл, не понимая, как быть, ушедшие в транс дети могли делать сейчас что-то жизненно важное, и, скорее всего, это связано с лежащей на полу фигурой. Я наклонился к дочери и с ужасом обнаружил, как по её лбу скатываются всё более и более обильные капли пота. Схватил за плечи, намереваясь "разбудить", тут девочка с тихим стоном обмякла у меня в руках. Синхронный стон вырвался у старшего, но сын смог удержаться, всего лишь припав на одно колено и оперевшись руками о пол. Надо быстро валить отсюда – вот только вперёд или назад? Сзади точно нет выхода, но впереди может ждать что-то более опасное.
– Папа, стой. Нет угрозы.
Дочь едва прошептала сказанное, но я почему-то сразу ей поверил. Действительно, никакой угрозы. Помог девочке сесть на пол, в одно движение, в который раз за этот безумный день, скинул рюкзак, подобрал упавшую ракетницу, – слава богу, не выстрелившую. А теперь…
– Он – кристалл. – Василиса нашла в себе силы открыть глаза и даже бледно улыбнуться – буквально тенью своей обычной улыбки. – Этот мужчина.
Чтобы переварить это простенькое утверждение, потребовалась пара секунд, и снова дочь опередила меня, заговорив раньше, чем я сформулировал вопрос и открыл рот.
– Он под действием своеобразного наркотика, который ввёл себе сам. Доза позволяет стать хозяином своих мыслей, предельно структурировать память и сознание, а ещё делает его разум доступным для нас. Для псиоников.
– Он потому и пришёл сюда, в своё тайное место, – внезапно подал голос старший. – Пси-фон мира приносит видения, создаёт безумные образы, а он лишь хотел вернуться в прошлое. Ещё раз. В который раз. Да, зовут его Мерх, и таких, как мы, в его памяти называют не "псионики", а "имперцы".
Наверное, было очень глупое выражение лица, когда до меня дошло, КАК дети получили информацию.
– Под действием эта штука называется грань, он для нас как открытая книга, как кристалл с записями, только их очень-очень много. И… Нет, пап, мы даже здесь не можем читать мысли обычного человека, мы чувствуем тебя и угадываем! – Егор, несмотря на бледность, самодовольно ухмыльнулся и тут же побелел ещё сильнее, в его глазах я увидел самый настоящий страх. – Н-нет.
Я резко дёрнулся, оборачиваясь и вскидывая оружие, в очередной раз матеря себя на все лады, что не сменил патрон на пулевой, но за моей спиной всё было по-прежнему: лежащее тело, светящая лампа. Резко обернулся назад к сыну:
– Что?!
– Мы с Лиссой его только что убили!
9
Я, наверное, всё же плохой отец. Счастливец в браке, хороший, смею надеяться, муж, но как родитель не самый худший, очевидно, но… Хороший отец всегда знает, как вести себя с отпрысками, а дети чувствуют себя за ним как за каменной стеной. Всегда. Мы с Натой с самого начала поделили обязанности – я работаю, она смотрит за детьми и домом. Так сложилось само собой, а потом не нашли причин что-то менять. Зачем? Я пытался общаться с мелкими больше, но две работы оставляют не так много свободного времени, а хочется ещё и с любимой побыть наедине. Мы с женой старались вместе решать воспитательные задачи, показывали, насколько серьёзно воспринимаем Егора и Василису "как взрослых", объясняли, помогали в учёбе, разбирались с проблемами, но нужно быть честным перед самим собой, в общении с детьми я всегда был в роли ведомого обожаемой супруги. Да и вообще никогда не отстаивал позицию главы семьи. Нам с Натой даже в голову не приходило, что роль командира ячейки общества нужно как-то определять или делить! Как-то всегда само получалось, и я слишком привык к этому "само". А последние события, в которых дети проявили себя с лучшей стороны, вдвоём подставив плечо там, где я привык опираться на помощь любимой, подспудно убедили меня, что они уже повзрослели.
– Идиот! – Для того чтобы добраться до брата, Василисе пришлось буквально проползти на четвереньках, сил встать не было. Пощёчина вышла совсем слабой, Егор только покачнулся, но выражение лица разительно поменялось.
– Вася?
– Идиот! Он сам себя убил, не видишь, что ли, он на этой дряни сидит уже несколько лет. И прихватил с собой все порции "грани", какие у него были, чтобы колоть столько раз, сколько придёт в себя! Он тут уже четвёртые сутки валяется! Его личность уже была готова развалиться без внешнего воздействия. Он сам с собой это сделал, а не мы!!! – Последние слова дочь практически проорала, если можно орать срывающимся шёпотом. Тем сильнее оказался контраст, когда девочка совершенно спокойным голосом закончила: – И мы обязаны воспользоваться его жертвой, иначе она будет напрасной.
– Что? – Егор удивлённо хлопнул глазами.
– Что слышал. – Силы и голос постепенно возвращались к младшей. – Ты сканировал его… Мерха вместе со мной. У него в голове то, что нам нужно: язык, грамота, местные расклады. Где что находится, кто здесь главный. Как я уловила, выход из базы далеко в пустыне. У него какой-то транспорт здесь где-то есть, а мы даже не знаем, как им управлять. Ну, соображай уже быстрее!
– Н-но… – Кажется, сын шокирован точкой зрения сестры на события сильнее, чем "убийством". Мальчик с каким-то новым выражением лица перевёл взгляд на лежащего на полу наркомана, потом на сестру. – Мы просто так это возьмём и сделаем?
– Я не хочу умирать здесь в компании с этим Мерхом. – Вася прищурилась, будто всматриваясь в рекомое тело, и сморщилась, потирая висок. – Воды тут нет, еды тоже. Этот привёз небольшой запас и спрятал. Ай!
Егор бережно обхватил сестру за плечи и прислонил к плечу. Тихо резюмировал:
– Я думаю, это оттого, что мы слишком много информации пробуем осознать, мозги не справляются…
– Нужно по кусочкам. – Василиса рукавом отёрла лоб. Рука заметно дрожала.
– Мы не успеем даже за сутки, тут работы на несколько лет. А его сознание без личности скоро начнёт угасать.
– Мама записывала информацию на кристалл из своей головы, структурировала и записывала, а здесь уже структуризация проведена, единственную нелинейность мы сломали. Просто перенести, не осознавая. Кристалл у нас остался. – Она слабо мотнула головой в сторону приоткрытых ворот.
– Он может взорваться, как и большой. – Егору идея совершенно не нравилась. – И потом, что это нам даст? Осознавать всё равно придётся по кусочкам и очень долго, если переписать вообще получится.
– Получится. – Василиса с усилием отлипла от плеча брата, села ровно. – Это единственный шанс. Нам невероятно повезло наткнуться на этого, нужно воспользоваться возможностью. Иначе маму просто не найти!
– И что делать?
– Вот я и думаю…
– Я знаю, что делать, – вмешался я в спор детей.
Пока они обсуждали обстановку, я боролся с мучительным ощущением полной нереальности происходящего и одновременно с ещё более болезненным ощущением собственной бесполезности. У меня нет таланта к псионике, Ната говорила, что это генетический дар, в популяции людей довольно редкий. И что вообще полюбила меня за другой талант. Мне вдруг вспомнилась та ночь – пьяная пятёрка гопников, только теперь, с высоты своего возраста и опыта, я осознавал, для Наты я мог быть там полезен лишь как отвлекающий манёвр. Живой щит или, как говорят, мясо. Когда пятеро на одного – мышцы не решают, нужно оружие и умение им владеть. Но если оружия нет, то своей болью ты можешь купить несколько лишних шансов тому, кто способен совладать с противником. Я не мог помочь детям сейчас, в мире наверняка других, ушедших вперёд технологий, без пси-способностей, почти без оружия и умения применять даже то, что есть. Но я по-прежнему мог стать "мясом", живым щитом, только на этот раз не от людей, а от сложившейся ситуации. В положении или "все рискуют умереть", или "я рискую больше других, но, в случае выигрыша" у меня даже сомнения не возникло, что выбрать.
– Если я правильно понял, наркотик, как его, "грани", разработан имперцами для работы с памятью человека, верно?
– Па-ап.
– Дальше. – Я сделал знак не перебивать меня. – Этот препарат опасен, но не летален, человек после применения возвращается примерно в то же состояние, в котором был, так?
Егор машинально кивнул, Василиса нахмурилась.
– И последнее. Вася может переписать информацию не осознавая, это тоже я правильно понял?
– Отец!
– Папа!!! – Дети, несмотря на слабость, синхронно вскочили. – Ты же не…
– Дозировку вы можете считать у Мерха в голове. Я принимаю препарат, Лисса переписывает мне память донора, сколько получится, потом действие прекращается, и вуаля. Информация сама "распакуется" в моей голове. Ну, по вашим словам, вы настолько хорошо меня знаете, что угадываете мои мысли. Так что, надеюсь, не сотрёте любимому папе в мозгах что-нибудь ненужное.
Дети смотрели на меня огромными глазами, в них смешалось столько всего, что я и не пытался угадать отдельные эмоции. Зато сам, на удивление, испытывал не страх и опасения за исход процедуры, придуманной "на коленке". Нет, меня распирала идиотская гордость. Смогу! Всё-таки смогу защитить детей. Ната будет мной гордиться, если… КОГДА мы её найдём!
Часть вторая. Бороться и искать
10
У меня никогда раньше не было опыта приёма наркотиков. Впрочем, едва ли "грань" можно считать наркотиком в прямом смысле слова – психотроп, вводя человека в изменённое состояние сознания, вовсе не вызывал чувство невероятного наслаждения. А вызывал он… боюсь, нужных слов описать, что я почувствовал, находясь под воздействием допросной химии имперцев, я просто не подберу. Словно ты проваливаешься сам в себя, твоя голова изнутри становится похожа на железнодорожный вокзал, смешанный с многоярусным автоматизированным складом и библиотекой. Тебе доступна любая часть памяти, более того, ты можешь выгрузить её на виртуальный поезд в виде мешков, ящиков и прочей тары и перевезти в другое место. Например, поместив воспоминания в оперативную зону, вспомнить что угодно настолько подробно, насколько это вообще возможно. С эффектом максимального присутствия. Это "безобидное развлечение", повторяемое раз за разом, сломало разум Мерха, впрочем, с головой у него и так было не всё в порядке. На земные годы мужику было шестьдесят пять (!!!), а он, видите ли, посчитал, что жизнь кончена. Эмо-инфантил хренов. Проблемы на работе, никому не нужен, живёт один, интроверт, ни с кем не общается, старается всё делать в одиночку, скорбит втихаря о старых добрых временах и страдает от того, что жизнь не удалась.
Знаете, что Мерх раз за разом вспоминал с таким упорством? Свою учёбу в инженерно-технической академии на Соноре! Чем-то это очень престижное учебное заведение, не носящее приставки имперское только по причине расположения и смешанности преподавательского состава, набранного с мира по нитке, напоминало старые советские вузы. В академии охотно учили бесплатно, но потом, будь любезен, отработай по распределению и не жалуйся на зарплату. Мерха отправили сюда, на Каллигу, где он провёл последние сорок лет. Надо сказать, студенты в академии даром что принадлежали к высокоразвитой технической цивилизации, охватывающей множество звёздных систем, вели себя ничуть не лучше каких-нибудь прорвавшихся из глубинки на бюджетное отделение московского вуза молодых идиотов без тормозов. Пили, гуляли, куролесили и Мерха регулярно втягивали в свои приключения, не без последствий для оного. С "гранью", например, будущий технический специалист познакомился на допросе в службе социальной защиты Сонора. Что для этого нужно было учинить, я так и не понял: от постоянного "перекладывания" части студенческих воспоминаний в оперативную зону памяти ассоциативные связи между событиями разрушились, что и стало основной причиной деградации личности.
Всё это я узнал уже потом, когда мучительно приходил в себя, лёжа на спальнике в том же помещении, где мы нашли этого донора. А до этого передача воспоминаний "изнутри" выглядела так: внезапно обнаруженная рельсовая ветка, тянущаяся от здания вокзала-склада моего сознания куда-то в белёсую бесконечность, и приближающаяся бесконечная вереница товарных вагонов, платформ и цистерн, загруженных разномастной тарой без локомотива. Следующие часы? дни? недели? я провёл, ежесекундно пытаясь распределить этот бесконечный поток по веткам и тупикам сознания, сначала успевая как-то сортировать, потом уже как попало, лишь бы были свободные места. В какой-то момент вместо одной входящей колеи к моему мозгу подключилось аж шесть. Дочь каким-то образом догадалась или поняла, как делать первичную сортировку, и стало легче, несмотря на возросшие объёмы трафика. Через бесконечность времени загрузка завершилась, и я попытался понять, что именно мне досталось и, по возможности, рассортировать полученное. Тут действие "грани" кончилось.
Объективно сознание просто возвращалось из состояния неестественной структуризации в естественное. Субъективно же я почувствовал себя перчаткой, которую выворачивают наизнанку! Уверен, испытай донор хоть раз подобное, вмиг растерял бы желание помирать, поскольку его воспоминания просто вернулись на свои места. А у меня был огромный объём информации, который раньше отсутствовал. Причём информации… гм, ну пусть – архивированной… разобрать и разгрузить я успел самый мизер. Контроль над механизмами собственной памяти я уже утратил, зато подсознание, напротив, проснулось и, подчиняясь вложенному эволюцией механизму, постаралось разом обработать новые колоссальные массивы данных. Дальше я просто валялся в бреду. Смутные воспоминания о видениях, испуганных, странно искажённых лицах Егора и Васи, о том, как мне протирают губы влажным платком и пытаются напоить.
Когда я окончательно пришёл в себя, обнаружил сразу несколько вещей. Во-первых, я всё ещё лежал в кругу света лампы Мерха. Во-вторых, я был гол, аки младенец, и завёрнут в определённо очень неприятно воняющий продуктами человеческой жизнедеятельности спальник. В-третьих, я попытался оторвать голову от импровизированной подушки и невольно застонал. Страшная слабость не давала даже нормально пошевелить рукой. Ко всему прочему, "ныла душа". Попытавшись разобраться в последнем, я едва не выматерился вслух, вместо этого меня пробил приступ сухого кашля.
Мерх, сволочь, ну, спасибо тебе за прощальный подарок! Только чужой многолетней депрессии мне и не хватало!
– Папа!
– Папа!!! – Глаза Егора подозрительно блестели, Василиса ревела в три ручья, даже не пытаясь это скрыть. Облегчённо ревела. – Ты кашлял, пей, вот, пей!
– Спа…сибо. – После горячего "пакетикового" буль она у меня даже голос прорезался, и проклятая слабость постепенно начала отступать. – Долго я так здесь?