Вторжение: Михаил Ахманов - Ахманов Михаил Сергеевич 14 стр.


Сон сморил его, и он уже не мог разобраться, где реальность, а где фантастические видения. Ему казалось, что он с кем-то беседует или спорит, и этот неведомый кто-то старается его предупредить, что мир огромен и совсем небезопасен, что обитатели звёзд не так уж расположены к земному человечеству и что не всякий из них признает полностью разумными ничтожных тварей, что мельтешат в окрестностях Солнца. В этом заключалась трагическая дилемма, которую Литвин великолепно понимал, но лишь во сне. С одной стороны, Галактика, полная жизни, населённая сотнями рас, способных одним щелчком прихлопнуть Землю, - и, как альтернатива этому, сонмы планет у мириадов звёзд, не породивших ничего живого, мёртвая пустота, вечное одиночество разума… Какой из этих вариантов предпочтительнее? Мир разумных чудищ или Вселенная, где, кроме людей, нет никого?

"Я бы все же выбрал чудищ, - произнёс Литвин во сне. - Как-никак разумные - может, и договоримся… А если в Галактике не с кем словом перемолвиться, это совсем уж погано. Скука, тоска!" Его незримый оппонент выдавил усмешку, бесплотную, как у Чеширского кота. "Выбор сделан. Ну, посмотрим, что вас ждёт!"

Знакомая картина открылась перед ним: ряды прозрачных ячеек, полных синеватой жидкости, анатомический театр органов и рассечённых тел, рук и ног, безголовых туловищ, костей, очищенных от плоти, глаз, подвешенных на тонких нитях нервов… Во сне все это было ещё ужаснее, так как на каждой ячейке имелась надпись, что кому принадлежит: левая ступня капитана Кессиди, сердце инженера Бондаренко, глаз энсина Сабо, тонкие женские пальцы лейтенанта Ильзы Трир, второго навигатора. Потом - её голова: бескровные губы, череп, лишённый волос, пустые глазницы, кожа, отсвечивающая синевой в растворе-консерванте.

"Твой выбор! - сообщил невидимый собеседник. - Все ещё хочешь договориться с ними? Так погляди на это!"

Макнил. Она висела в той огромной полости, где спали кса, женщины пришельцев, и на первый взгляд казалось, что Эби в том же безмятежном забытьи, что и её соседки. Литвин, однако, понимал, что с ней случилось что-то страшное, нечто такое, что, быть может, хуже смерти. Он всматривался в её лицо, оглядывал гибкую тонкую фигурку, но никаких перемен не замечал. Впрочем, оба они находились во сне, и сон Литвина мог оказаться обманом: не Эби Макнил была перед ним, а только мираж, воспоминание о ней.

Внезапно, просочившись сквозь сонную одурь, его охватило ощущение тревоги. Он заворочался, потом открыл глаза и посмотрел на таймер, мерцавший на запястье. Семь шестнадцать… утро по времени "Жаворонка"… Он спал больше трёх часов и, несмотря на кошмары, чувствовал себя отдохнувшим.

Но что-то было не в порядке. Возможно, это ощущение пришло из снов? Из последнего сна, в котором привиделась Эби?

Он ощупал кафф, присосавшийся к виску, затем потянулся к скафандру, нашарил в пищевом контейнере тонизирующие таблетки, проглотил две, посидел, расслабившись и глядя на световой шарик у потолка. Память о кошмарных снах покинула его, но не забылось видение живой Галактики. Сколько же в ней космических рас! Сколько чудесного предстоит увидеть! И сколько опасностей и благ это сулит человечеству… Поистине кончилась одна эпоха и началась другая!

Он попытался сосредоточиться на этой мысли, но беспокойство не проходило.

"Корабль! Ты меня разбудил?"

"Да".

"Что случилось?"

"К этой полости двигаются олки. С ними пхот".

Литвин рывком поднялся и стал натягивать скафандр.

"Ты сообщил им, где меня искать? Ты, гниль болотная?"

"Нет. Эта информация под запретом. Команда выполняется, и противоречащих ей не поступило".

"Как же меня нашли?"

"По тепловому излучению. Один из Связки запросил термическую карту и просмотрел её".

Застегнув пояс, Литвин присел, потом поворочал руками, стиснул и разжал пальцы. В сочленениях вроде бы нигде не скрипело и не трещало.

"Что такое Связка? И что такое пхот?"

"Связка - симбионты, руководящие экспедицией. Пхот - животное. - Сделав паузу, Корабль пояснил: - Зверь-убийца".

"Здоровая тварюга? - поинтересовался Литвин, закрепив крохотный диск с хлыстом на тыльной стороне перчатки. Ответа не было, и он переспросил: - Зверь опасный?"

"Да. Его посылают, когда необходимо убивать".

- Кажется, Айве уже не нужны мои услуги, - буркнул Литвин и ринулся к ближайшей дыре в корабельной обшивке. - Сколько троллей сюда отправили? То есть сколько олков?

"Четверо движутся по главной магистрали, четверо - по вспомогательной. С ними пхот".

Вспыхнула схема, и Литвин уяснил, что главная магистраль - та, по которой он сюда добрался. Вторая линия выходила к другому концу трюма; несомненно, его собирались взять в клещи с двух сторон. Элементарная тактика, как раз для ограниченно разумных.

Протиснувшись в отверстие, он спрыгнул на пол и устремился к транспортной нише. Пластиковая броня скафандра привычно обтягивала спину и грудь и тихо шелестела, когда он касался перчаткой пояса или бедра. Световой шарик, посланец Корабля, летел за Литвиным, и его фигура отбрасывала длинную угловатую тень: вытянутый прямоугольник кирасы, подпиравшей широкие наплечники, а над ними - голова, упрятанная в шлем. Бежал он быстро и бесшумно, и тень плясала и корчилась у его ног.

"Корабль! Олки видят в темноте?"

"Плохо. Спектр и острота зрения у бино фаата примерно такие же, как у земных людей".

"Тогда убери свет", - распорядился Литвин и произнёс вслух: - Очки!

Тьма на миг ослепила его, потом выдвинулась пластинка инфракрасного визора, и он разглядел свои руки и тело, озарённые алым мерцанием. Больше ничего; в этом замкнутом пространстве стены, воздух и руины "Жаворонка" были нагреты до одинаковой температуры и виделись как равномерный розовый фон. Но он знал, что стоит у самого проёма ниши и что враги появятся через мгновение.

В глубине, за прозрачной мембраной, мелькнул неяркий отблеск, возникли контуры транспортной кабинки, а в ней - четыре массивных силуэта. Литвин коснулся подбородком клавиши, переключив скафандр в боевой режим, затем отставил левую руку и стиснул пальцы. Повинуясь этому движению, из диска с тихим шорохом выстрелила нить. С хлыстом полагалось обращаться осторожно, не задевая собственных конечностей: кости и плоть он резал не хуже лазерного луча, и даже скафандр не был от него защитой.

Первый олк прошёл сквозь мембрану, остановился и хрипло, отрывисто рявкнул - то ли "сас", то ли "ас". В руках у него была небольшая коробка - наверняка оружие, решил Литвин. Стремительно прыгнув вперёд, он взмахнул хлыстом, и незримая нить прошла между плечом и шеей, разрезав тело и доспехи до самого бедра. Олк покачнулся и безмолвно рухнул. Трое остальных со свистящим шипением - "асс-ии!.. с ас-ии!.." - выскочили из транспортной капсулы, и свет в ней тотчас погас.

Прикончить их полагалось без промедления - в дальнем конце трюма слышались шум, возня и вопли, и значит, второй отряд был уже здесь. "Трюм - километровой длины, - мелькнула мысль, - человек прибежит за три минуты, а зверь? Как минимум вдвое быстрее…"

Тролли вскинули оружие, Литвин бросился на пол, и воздух над его головой загудел. Атакующие не знали, где противник, стреляли в пустоту, но он отлично видел их крупные фигуры. Странно, но они продолжали кричать, выговаривая одно и то же слово: "асс" или "сас". До сих пор Литвину казалось, что олки молчаливы - может быть, вообще не способны общаться звуками. Видимо, это было не так.

Он вытянул левую руку, покатился по полу, хлестнул крайнего стража по ногам и, вскочив, добил ударом в висок. Бронированная перчатка раздробила череп, словно кувалда; усилие в боевом режиме было не меньше трёхсот килограммов. Спина другого тролля маячила перед Литвиным, и, вспомнив про уязвимую точку, он снова ударил - в нервный узел, прикрытый доспехом. Хрустнули позвонки, страж захрипел, стал оседать на пол, и тут последний противник навалился на Литвина. Оружия при нём не оказалось - то ли выронил, то ли намеренно бросил, опасаясь задеть товарища, - и кулаков он в ход не пускал, а пытался сломать предплечья и ребра. Так бы и случилось, не будь на Литвине брони.

Шевельнув пальцем, он убрал режущую нить, опасаясь, что неосторожным движением заденет собственное бедро или колено. Напор олка стал чудовищным; вероятно, его браслеты-усилители были не менее эффективны, чем экзоскелет боевого скафандра. Он давил и давил, вжимая в ребра локти Литвина, стискивая грудь, и его широкоскулое лицо маячило прямо у пластины визора. Пожалуй, он мог разбить драгоценный прибор ударом головы, если бы понял его назначение и разглядел, что противник в защитном шлеме. Но рисковать таким исходом не было нужды, как и устраивать долгий поединок. Не пытаясь разорвать захват, Литвин резко повернулся, и острый край наплечника перерезал олку горло.

Они свалились, как стояли - мёртвый страж, не разомкнувший хватки, и залитый кровью чужака Литвин. Олк лежал сверху; благодаря сопротивлению скафандра тело его казалось лёгким, хотя при восьми десятых "же" он весил, должно быть, больше центнера. Упираясь ладонями в скользкую от крови кирасу, Литвин начал приподнимать труп, как вдруг на них, на мёртвого и на живого, что-то обрушилось - гибкое, быстрое, тяжёлое. Когти сомкнулись на ноге Литвина, сминая коленный щиток, жуткая пасть, багрово-красная в пластине визора, нависла над ним, изогнулась длинная драконья шея, лязгнули клыки… Мертвец, однако, защитил его на долю мгновения - вполне достаточно, чтобы стиснуть кулак и выбросить нить. Он не смог как следует размахнуться, однако мономолекулярный хлыст не требовал больших усилий. Нить распорола шкуру твари под самой челюстью, но, вероятно, не дошла до горла - пхот отпрянул с пронзительным визгом, прыгнул в сторону и стал кататься по полу.

Литвин поднялся, потратил секунду, разглядывая зверя, то свивавшегося клубком, то бившего воздух когтистой лапой, и решил, что движения чудища слишком стремительны и приближаться просто так опасно. Он поднял труп, швырнул его пхоту, и когда тот вцепился в олка, придвинулся ближе и снёс хищнику голову. Шея у пхота была длинной, челюсти - как у аллигатора, но мех и яркое свечение в визоре доказывали, что это теплокровная тварь.

Отступив к остывавшему телу первого сражённого врага, Литвин пошарил вокруг и наткнулся на его оружие. Коробка не излучала тепла, и разглядеть её он не мог, только нащупал рукоять и спусковую клавишу с одной стороны и круглое отверстие диаметром в сантиметр - с другой. Ещё имелся рычажок, выдвинутый до упора, - пальцы коснулись гладкой головки и прорези, в которой он, вероятно, перемещался.

"Корабль! Что это?"

"Парализатор. Блокирует сигналы, поступающие от нейронов мозга в центральную нервную систему. Может вызвать обморок или убить".

"На каком расстоянии?"

"До сорока-пятидесяти метров".

"Лучевое оружие эффективнее".

"Разумеется. Но парализатор безопаснее. Кроме симбионтов, нельзя ничего повредить".

"Безопаснее для тебя? - спросил Литвин и, дождавшись подтверждения, поинтересовался: - Я могу им воспользоваться?"

"Нет. Это персональное оружие".

"Настроено на владельца?"

"Да".

"Ну, дьявол с ним! Обойдусь". - Литвин опустил коробку на грудь убитого и с осторожностью двинулся вперёд. Не совсем бесшумно - погнутый край щитка на колене тёрся о шарнир и слегка поскрипывал.

В визоре, медленно приближаясь, подрагивали четыре алые точки - стражи, ещё оставшиеся в живых. Пару секунд он раздумывал, не сесть ли в транспортную кабинку и не убраться ли из трюма, потом решил, что всякая работа должна быть доделана до конца. Точки тем временем выросли в крохотные фигурки и разделились: две шагали ему навстречу, две вообще исчезли - видимо, скрылись за корпусом "Жаворонка".

Звук в огромном трюме разносился далеко - визг умирающего пхота, шум схватки, крики олков… Что могли подумать эти четверо? Что беглец растерзан зверем? Что с ним покончили парализаторы соратников? Что он валяется у транспортного порта с переломленным хребтом? Или они вообще не думали, не изменяли планов и не пытались согласовать их с ситуацией? Теряясь в догадках, Литвин спросил:

"Они знают о гибели первой группы?"

"Вряд ли. Их способности к ментальной связи ограниченны".

"А слух? Они ведь слышали шум драки?"

"Они не размышляют, а действуют. Выполняют приказ".

"Вот как! Значит, они плохие солдаты. Солдат обязан думать".

"Они не солдаты. Стража, охрана, каратели… Не очень умные, но чуткие и бдительные".

Стоило бы расспросить об этом подробнее, но тут новая идея озарила Литвина.

"Этот приказ… Ты можешь его аннулировать? Как с теми олками, которых ты послал на отдых?"

"Невозможно. Другая ситуация. Они имеют цель, и только Столп Порядка может её изменить".

Не получилось… Жаль! Вытянув руку с полуметровой нитью хлыста, Литвин направился к алым силуэтам. Слева от него мёртвой громадой лежал "Жаворонок", растворившийся в розовом мареве, но ощущаемый столь же ясно, как если бы он его видел. Бессознательный инстинкт пилота, привыкшего помнить направление и расстояние, подсказывал, что до ближайшей пробоины в корпусе шагов десять-двенадцать, может быть, пятнадцать. Ниже отверстия броневые плиты разошлись, и, вспомнив об этом, Литвин повернул к кораблю. Коленный щиток мерно поскрипывал.

Его движения ускорились, когда в темноте раздался резкий возглас. Нащупав щель между пластинами, он нырнул в неё и прижался к прохладному гладкому металлу. Снова окрик, и через мгновение - уже знакомый гул: то ли потревоженный воздух гудит, то ли включённый парализатор. "Бдительные, черти! И чуткие!" - подумал Литвин, вспомнив предупреждение Корабля.

Двое, обходившие крейсер с другой стороны, вновь появились на пластинке визора. В трюме зазвучали голоса олков, отрывистые и хриплые; ориентируясь по звуку, они собрались вместе, потом вытянулись шеренгой и зашагали к транспортной нише. Воздух снова дрогнул от гула. Теперь он был гораздо сильнее - похоже, работали все четыре парализатора. Олки двигались неторопливо, заливая пространство перед собой смертельным излучением.

Литвин, застывший в своей щели, пропустил их метров на десять - два прыжка в боевом режиме. Мышцы его напряглись, и скаф, воспринявший усилие, послушно швырнул тело вверх и вперёд. Скачок, затем другой… Он приземлился сзади олка в середине цепочки, чиркнул нитью поперёк спины и тут же ринулся назад, к спасительному борту "Жаворонка". Он успел покинуть опасную зону, хотя реакция врагов была стремительной - три стража, не опуская оружия, повернулись, и гудение парализаторов тотчас смолкло. Затем послышались другие звуки - судорожный хрип, быстро сменившийся грохотом падавших тел.

Переждав недолгое время, Литвин приблизился к телам и убедился, что все мертвы. Убитый им истёк кровью, остальные, как следовало ожидать, погибли от асфиксии, когда исчез дыхательный рефлекс. Их лица в визоре были ужасны - сине-багровые, с глазами, вылезшими из орбит, с раскрытыми ртами, в которых торчали прикушенные языки.

- Ну что ж, ребята, - сказал Литвин, выпрямляясь, - бились мы на равных. Все по-честному: у вас свои доспехи, у меня - свои. - Он прикоснулся к наплечнику скафандра. - Так что не обессудьте. Дел у меня прорва, и отдыхать тут с высунутым языком я не собирался.

Вернувшись к крейсеру, он снял скафандр с боевого режима, стащил перчатки, положил ладони на броневую плиту и замер, прощаясь, на пару минут. Затем направился к нише и транспортной капсуле. Влез в неё, сел на пол, и тут же вспыхнул свет.

"Корабль!"

"Слушаю".

"Олки что-то кричали. Что?"

"Пытались позвать стражей из первой группы. Потом…"

"Нет, - перебил Литвин, - это уже было после. В тот миг, когда они покинули кабину, я расслышал какое-то слово… сас… асс…"

"С’асси. Свет. Команда включить свет была отдана ментально, но не исполнена. Тогда её повторили голосом".

"И ты её снова не исполнил. Приоритетность моего приказа выше?"

"В этом случае - да".

Брови Литвина сдвинулись, лоб пошёл морщинами. Несомненно, он имел какую-то власть над этим чудовищным существом, над квазиразумным монстром, но какую? Откуда? И где её пределы? Теперь ему казалось, что выяснить их важнее, чем биться с олками. Пожалуй, ещё важнее, чем получить информацию о галактических расах, что пребывали среди звёзд, далеко от Земли и Солнца. Даже важнее спасения Макнил, которое, по правде говоря, являлось делом сложным и сомнительным. В сущности, он затеял войну с неведомой и грозной силой, с врагом, имевшим преимущество по всем статьям и окопавшимся на укреплённых позициях. В этой кампании он мог рассчитывать лишь на своё упрямство, ловкость и не совсем исправный скаф. Ещё - на союзника, чья преданность была под большим вопросом.

"Корабль! Ты выполнишь любую мою команду?"

"Любую разумную", - прошелестел бесплотный голос.

"Твоя самоликвидация входит в их число? Или изменение курса?"

"Нет".

Кратко, ясно, безапелляционно. Эта штука не желала умирать, чем бы ни объяснялось такое решение - заложенной извне программой или природным инстинктом. Маршрут тоже был вне компетенции Литвина, как, вероятно, и истребление экипажа. Вернее, истребить он мог кого угодно, но только своею собственной рукой.

В этом таилась загадка. Он подумал, что Корабль то подыгрывает той и другой стороне, то придерживает за штаны, руководствуясь какими-то странными правилами, не имевшими отношения к логике - по крайней мере, к логике земных людей.

Привести его к покорности? Как? Может быть, страхом? Страх - универсальное средство для тех, кто не хочет умирать…

"Скажи, бино фаата атакуют Землю?"

"Не исключается".

"Но разве это разумно? Ты и твои симбионты против целой планеты?"

"На их стороне превосходство в технологии".

"Зато на нашей - ресурсы. Мир с огромным населением, чёртова уйма всякого оружия, армии, военные базы, космические корабли… Десятки боевых крейсеров, более мощных, чем "Жаворонок". - Литвин сел поудобнее, привалившись спиной к стене кабины. - Не одолеть вам нас, приятель, и потому все завершится распылением. И тебя распылят, и твоих симбионтов. Возможно, не с первого раза и не со второго, но мы народ упрямый. Нас много, всех не перебьёшь".

"Это было бы нежелательно. Крайняя мера. Достаточно уничтожить всех вооружённых. Так считают симбионты".

"Уничтожить всех? Каким же образом? Будешь гоняться за каждым фрегатом от Меркурия до Пояса Астероидов?"

"Нет. Для этого есть вспомогательные модули".

Литвин усмехнулся.

"В самом деле? Было бы любопытно поглядеть!"

Через минуту его улыбка погасла.

Те угловатые шипы, торчавшие снаружи корпуса… При более подробном рассмотрении - нечто похожее на древние канистры для бензина, огромные, как пять тяжёлых рейдеров, со срезанным углом, где выступало массивное кольцо, жерло аннигилятора. Боевые модули, пояснил Корабль. Они не обладали изяществом и обтекаемой формой земных крейсеров, фрегатов и корветов, но были способны перемещаться как в космосе, так и в атмосферах планет. Они тянулись ряд за рядом, бесконечные, как скалы на побережье космического океана, и, разглядывая их, Литвин с холодеющим сердцем понял, в чём назначение Корабля. Не судно для мирных экспедиций, а форпост агрессии… Гиперсветовой двигатель, чтобы перебросить флот, стратегический центр, чтобы согласовать его действия… Флот был велик - не десятки, а сотни боевых единиц, превосходящих мощью крейсер. Сокрушительная сила!

Назад Дальше