* * *
Сигнал был подан через два часа пятьдесят минут. Плоские крышки шлюзов с номерами от первого до четвёртого бесшумно спрятались в стену, десантники разом присели, будто исполняя акробатический этюд, и, просунув ноги в тёмные отверстия, прижав ладони к бёдрам, скользнули вниз, туда, где в корабельном трюме спали "грифы". Каждый в отдельном крохотном отсеке, будто патрон в пулемётной обойме; восемь машин у левого борта, восемь - у правого. За ними, в носовом ангаре, стояли "симы", танки-амфибии для наземных и надводных операций, именуемые за быстроту и резвость тараканами. То и другое было грозным оружием в арсенале крейсера и, без сомнения, самым умным - ведь им управляли люди. Конечно, не без помощи компьютеров.
Широкий гибкий шланг выбросил Литвина прямо в объятия кресла-кокона. Защитная оболочка сомкнулась вокруг груди и плеч, живота и бёдер, колен и голеней, оставляя свободными руки и шею; сверху опустился шлем, за ним надвинулся колпак кабины, и в его матовой глубине зажглась сетка целеуказателя. Литвин привычно напряг мышцы левой ноги, затем правой, и "гриф" качнулся туда-сюда в своём гнезде. Он поворочал шеей, подвигал глазами; вспыхнула точка автомеда, отметки ракет, лазеров и многоствольных свомов послушно скользнули по колпаку-экрану. Сейчас, упакованный в пронизанную биодатчиками ткань кокона, подключённый к автопилоту, он составлял единое целое со своей машиной, ощущая её как продолжение собственного тела, прежде всего конечностей и глаз. Это чувство тоже было привычным, отработанным за девять лет полётов в пустоте и атмосферах трёх планет.
- Первый готов, - произнёс Литвин и выслушал такие же доклады трёх своих подчинённых. Затем коммуникатор буркнул голосом Шевреза: "Катапультирование разрешаю!" - и он слегка шевельнул левой ступнёй. Раскрылась диафрагма шлюза, поток сжатого газа выбросил "гриф" на сотню метров от корабля, негромко замурлыкал двигатель, и в колпаке, ставшем прозрачным, вспыхнули звезды и появился диск Юпитера - огромный, втрое больше земной Луны. Сетка целеуказателя засветилась ярче. Мир в клеточку, шутили пилоты-десантники.
Литвин наблюдал, как три серебряные стрелы выпорхнули из шлюзов в облаках белесоватого пара. Родригес, его ведомый, тут же пристроился сзади, Коркоран и Макнил ушли в нижнюю полусферу и описали круг под плоским брюхом "Жаворонка". На его корпусе, ближе к носу, было изображение птицы, но крейсер больше походил на рыбину. На огромную форель, плывущую в тёмных ночных водах; только антенны локаторов, стволы метателей плазмы да орудийные башни нарушали гармонию плавных очертаний корпуса. За кормой корабля трепетал огненный язык.
- "Грифы" в пространстве, - доложил Литвин. - Приступаем к выполнению задания.
- Действуйте, - отозвался коммуникатор, на этот раз голосом капитана.
Истребители разошлись: пара по спирали вверх, пара вниз. "Жаворонок" из огромной рыбины стал мелкой рыбёшкой, потом исчез вообще, превратившись в отметку на локаторе. Отметок было пять - крейсер, три УИ и последний из установленных бакенов, маячивший с краю едва заметной искоркой. Кроме них, Литвин не видел ничего - разумеется, если не считать Юпитера и звёзд. Но эти небесные тела в данный момент его не занимали.
- Первый - Второму. Курс - параллельно кораблю, расстояние - один мегаметр. Третий и Четвёртый, тот же маршрут, но в нижнем секторе.
- Понял, - отозвался Коркоран. - Берём нижний сектор, дистанция один мегаметр.
Луис тоже подтвердил распоряжение, потом хмыкнул и добавил:
- Кстати, об Акапулько. Самые лучшие девочки там - кубинские мулатки-шоколадки. У них, Пол, такие…
- "Грифы", не засорять эфир! - рявкнул голос капитана. - Что на локаторах и датчиках?
- Ничего, сэр, - сообщил Литвин. - Реликтовое космическое излучение и солнечная составляющая.
- Докладывать каждые пять минут.
- Слушаюсь, сэр.
Литвин инициировал таймер и звуковой сигнал, потом слегка откинул голову, любуясь небесами. Яркие точки звёзд сверкали среди пылевых облаков и газовых туманностей, сияла изогнутая дорожка Млечного Пути, в тёмных провалах таилось неведомое - галактики, свет которых ещё не добрался до Земли, чёрные дыры, нейтронные звезды… Эта картина всегда чаровала Литвина и, будто по контрасту, навевала воспоминания о родном Смоленске; Млечный Путь мнился Днепром, а в очертаниях созвездий тоже проглядывало что-то знакомое: древняя крепость с кирпичными башнями, купола собора, городской театр или дом на улице Гагарина, где обитала их семья. Мать, отец, сестрёнка с мужем, двое племянников… После каждого рейса он возвращался домой; крутой днепровский бережок был Литвину милее пляжей Акапулько, а что до девушек, то никакие шоколадные кубинки не могли сравниться со смоленскими красавицами. Хотя и шоколадку стоило попробовать - так, для разнообразия. Донжуаном Литвин не был, но женским обществом отнюдь не брезговал.
Мелодично пропел таймер. Считав показания датчиков, Литвин отрапортовал:
- "Гриф-один" - кораблю. В оптике - ничего. На локаторе - ничего. Регистрирую обычный космический фон.
- "Гриф-три" - кораблю, - тут же откликнулся Коркоран. - Аналогичная ситуация. Только фон на три процента выше нормы.
- Понял. Продолжайте наблюдения.
Весьма вероятно, этот рейс на "Жаворонке" был для Литвина последним. Он подозревал, что в штабе ОКС уже заготовлен приказ о повышении в звании и переводе на Третий флот - может быть, на тяжёлый крейсер вроде "Барракуды", "Старфайра" или "Сибири". Ничего не скажешь, мощные посудины! Восемь палуб, бассейны, спортзалы, прогулочные галереи, и никаких тебе кубриков, у каждого своя каюта… А главное, тридцать шесть УИ, причём не "грифы", которым десять лет в обед, а "коршуны" самой новейшей постройки. Командовать таким десантом было почётно, но расставание с "Жаворонком" вселяло грусть-тоску. Пожалуй, больше он не встретит Рихарда, тихую Эби и болтуна Родригеса… У каждого свой график отпусков, и если они когда-нибудь увидятся, то лет через десять, после отставки. Возможно, их, как ветеранов, не спишут подчистую, а определят в наземную команду, на орбитальную станцию или Лунную базу ОКС… Но думать об этом не хотелось, хотя салоны на базе были просторные, а кухня - выше всяких похвал. Литвин, однако, предпочёл бы тесный кубрик и скудный корабельный рацион, лишь бы полёты не кончались. Все дальше и дальше, от Юпитера к Сатурну, от Сатурна к Урану, Нептуну, Плутону и, наконец, в тёмные бездны, что отделяли Солнце от ближайших звёзд…
Он вздохнул. Вряд ли эта мечта исполнится за время его жизни. Термоядерный привод разгонял корабли до скоростей, вполне пригодных для путешествия в Солнечной системе, но для экспедиций к звёздам требовалось нечто иное. То, что изобретут далёкие потомки…
Таймер снова звякнул.
- "Гриф-один" - кораблю. Все параметры без изменения.
- "Гриф-три" - кораблю. Визуально и на локаторе ничего не наблюдаю, но фон вырос на двенадцать процентов.
- У нас на пять процентов. Вероятно, подходим к точке взрыва.
Это был Шеврез, но тут же раздался голос капитана:
- "Грифу-три" и "грифу-четыре". Установите градиент роста остаточного излучения. Иду к вам, вы ближе к эпицентру. "Гриф-один", "гриф-два", следуйте за мной. Дистанция от тридцати до пятидесяти километров.
- Понял, - произнёс Литвин.
- Приступаю к маневру, - сообщил Коркоран.
Им с Макнил предстояло покружить в темноте и пустоте, ориентируясь на показания датчиков. Потоки ионизированых частиц и гамма-квантов, рождённые странным взрывом, ещё не рассеялись окончательно, и, при известном старании, можно было обнаружить центр феномена. "Что-нибудь там да найдётся, - подумал Литвин, меняя свою траекторию. - Если реактор грохнул, будут обломки, а если камень распылили, то прах его ещё витает над Юпитером".
С камнями ему приходилось иметь дело. Одной из главных задач ОКС была космическая безопасность, то есть защита Земли от интенсивных солнечных вспышек и небесных тел, которые, свалившись на её поверхность, могли прервать победное движение цивилизации. Среди малых планет имелось около полусотни объектов диаметром от километра до восьми, чьи орбиты пересекались с земной, а энергия возможного столкновения равнялась ста тысячам мегатонн. В 1937 году один из них, Гермес, прошёл в восьмистах мегаметрах от Земли, то есть рядом в масштабе Вселенной. Ядерный арсенал и космические корабли были гарантией того, что катастрофы, погубившей динозавров, больше не случится. Чтобы наглядно это продемонстрировать, флот из десяти крейсеров расстрелял одну планетку в астероидном поясе. От той операции у Литвина остались самые яркие воспоминания.
Таймер напомнил, что пять минут прошли.
- "Гриф-один" - кораблю. Фиксирую рост фона на шестнадцать процентов. Нахожусь в зоне визуальной видимости. На локаторе - ничего.
- "Гриф-три" - кораблю. Прошёл область трёхкратного возрастания фона - видимо, эпицентр. На локаторе - ничего.
- Возвращайтесь, "гриф-три". Засёк ваши координаты, иду для обследования эпицентра. - Пауза. Потом: - Всем "грифам"! Конфигурация икс-четыре.
Это означало, что истребители должны барражировать в арьергарде, расположившись крестом или ромбом; удобная схема для наблюдений за периферией области. Позиция Литвина, командира группы, находилась вверху, если ориентироваться на северный полюс Галактики. Он поднял "гриф" к вершине креста, отслеживая на локаторе машины Макнил, Коркорана и Родригеса; Эби была точно под ним, Луис и Рихард - ниже, слева и справа. Крохотные истребители затерялись в космической тьме, но "Жаворонка" удавалось различить в оптическом визоре: серебристая стрелка с алым факелом за кормой. Затем огонь погас и вспыхнул снова, но теперь пламя било из вспомогательных двигателей, окружая крейсер розовым колеблющимся ореолом.
- Тормозимся. Полтора "же", - скомандовал Шеврез. - "Грифам": капитан велел приблизиться на дистанцию пять километров.
Литвин ввёл коррекцию и двинулся было вперёд, но через минуту под шлемом вспыхнула красная метка ошибки. Это казалось удивительным, даже невероятным: при совместных маневрах автопилоты "грифов" получали курсовые данные прямо от корабельного АНК. Однако…
- Они от нас уходят, - раздался голос Коркорана. - Не тормозят, а уходят на прежней скорости! Я сплю? Или наши компьютеры рехнулись?
- Спишь, - ввернул Родригес. - Только с кем, хотел бы я знать?
Макнил промолчала. Она была на редкость спокойной и молчаливой девушкой. К тому же дисциплинированной: знала, что о причинах задержки с маневром осведомится командир.
- "Гриф-один" - кораблю, - произнёс Литвин. - Подтвердите команду на торможение.
Коммуникатор молчал. Прошла секунда, вторая, третья, потом голос Би Джея рявкнул:
- Полная мощность, Шеврез! Дьявольщина, что происходит?
- Тормозимся на пределе, капитан. Нас затягивает…
- Куда? Там же ничего нет! Ничего, клянусь реактором!
Ничего, молча согласился Литвин, бросив взгляд на панель локатора. По курсу "Жаворонка" - вакуум. Три атома водорода на кубический метр. Ни чёрных дыр, ни белых карликов, ни иных аномалий.
- Красная тревога! - вдруг выкрикнул капитан. - Повторяю, красная тревога! Свомы к бою, огонь по моей команде!
Свомы были гуманным оружием - конечно, в сравнении с лазерами, метателем плазмы, ядерными снарядами и прочим арсеналом корабля. Рой ледяных кристаллов, летящих с огромной скоростью, превращал в решето броню, скафандры, механизмы и человеческие тела. Однако таких поражающих факторов, как радиация или взрывная волна, в данном случае не наблюдалось; рой очищал строго локальные участки без неприятных последствий.
- Может быть, ударим ракетами? - послышался хриплый шёпот Шевреза.
- Нет. Мы не знаем, что там такое, - пробормотал капитан. - Свомы с первого по шестой, узким пучком, огонь!
На панели локатора возникли шесть полупрозрачных пятнышек. Они оторвались от тёмной стрелы корабля и ринулись в пустоту, пересекая экран. На космической скорости удары крохотных льдинок были мощнее, чем взрыв артиллерийского снаряда былых времён.
- Ставим клещи. Приготовиться к атаке, - распорядился Литвин. Его машина передвинулась левее, и Родригес сразу пристроился к ней; Коркоран и Макнил заняли позицию справа, на том же уровне. Расположение "грифов" теперь напоминало готовые сомкнуться клещи.
- Кого атакуем, Первый? - спросил Родригес. - Или что? Вакуум?
Вопрос был по делу: ничего достойного атаки Литвин не видел.
- "Гриф-один" - кораблю. Прошу инструкций. Что…
Он не успел договорить, как слабо мерцающее зарево вспыхнуло впереди, затопив, казалось, всю Вселенную. Взвыла сирена, автопилот, перехватив управление, резко дёрнул судёнышко вверх, желая увести из-под удара, и тут же по обшивке забарабанило. Колпак треснул, что-то пронзило левую ногу и руку Литвина, впилось под ребра, и он ощутил, как тёплые струйки крови сочатся из ран. Затем огромная тяжесть размазала его по оболочке кокона, и гаснущий разум подсказал: ускорение не меньше пятнадцати "же".
Последнее, что он увидел, было корпусом "Жаворонка", пробитым сотнями дыр, из которых, клубясь и превращаясь в белесые снежные хлопья, струился воздух. Погибли, все погибли, мелькнула мысль. От чего?..
Он потерял сознание.
Глава 3
Околоземное пространство, Земля и Луна
Вспышку вблизи Юпитера зафиксировал астроном Лю Чен, дежуривший у большого телескопа-рефлектора обсерватории "Кеплер". Обсерватория была орбитальной, введённой в строй два года назад, принадлежащей Федерации университетов Европы и Северной Америки. Финансировали её щедро, и большой телескоп на "Кеплере" был в самом деле большим, с диаметром зеркала сто двадцать четыре метра. Каждый астроном Земли мечтал дорваться до этого инструмента, а тот, кто не мечтал, являлся либо инвалидом, не подходящим даже для полётов в ближний космос, либо круглым дураком без всяких надежд на учёную степень.
Была, однако, и третья категория - граждане держав, потенциально опасных для мирового сообщества, коих к новейшим технологиям не допускали. Лю как раз относился к таким нежеланным персонам, будучи китайцем не из СШК или ЕАС, а из Шанхая - то есть самым китайским китайцем. Нежелательность его присутствия на "Кеплере" объяснялась многими причинами: тем, что китайцем был каждый четвёртый землянин, и тем, что китайская экспансия в обе Америки, Австралию и Сибирь, не говоря уж о Юго-Восточной Азии, считалась явлением угрожающим, и тем, что китайцы, не желая ассимилироваться, упрямо считали Поднебесную центром мира. Так что Джон Э. Брэдфорд, британский астрофизик и директор "Кеплера", мог лишь гадать, какими судьбами Лю Чен попал в его обсерваторию. Но документы у Лю были в порядке, двухмесячный срок стажировки тоже был вполне разумным, так что выпихнуть его в Шанхай до срока никак не удавалось.
С профессиональной точки зрения, китаец являлся превосходным наблюдателем. Глазастым, хоть глазки были узенькие и косые. Бад Грико, заместитель Брэдфорда, посадил его на контракт с ОКС, согласно которому "Кеплер" отслеживал перемещение астероидов группы "Apollo" между орбитами Марса и Юпитера. Если такому телу случалось попасть в гравитационное поле гигантской планеты, маршрут его менялся, и потому Юпитер был постоянно в поле зрения земных и заатмосферных обсерваторий. Следить за ним считалось занятием скучным и непрестижным, но сотни астрономов делали это, кормясь дотациями ОКС. И среди прочих - глазастый Лю.
Будь он только глазастым китайцем с двухмесячным сроком стажировки, Брэдфорд бы это стерпел. Но его фантазии!.. Эти невероятные домыслы!.. Эта самоуверенность, эти нелепые требования!.. А ещё говорят, что китайцы народ прагматичный, не склонный к играм воображения!
Физиономия Лю маячила перед Брэдфордом, а сам Лю Чен устроился на жёстком сиденье в его кабинете. Очень жёстком, но при половинной силе тяжести он мог сидеть на этом стуле день и ночь. Сидеть и талдычить своё.
- Это была аннигиляция, сэл. - Звук "р" Лю не выговаривал. - Аннигиляцию вблизи Юпитела нельзя считать естественным плоцессом. Я пликинул мощность взлыва, сэл. Как вам известно, сейчас ласстояние между Землёй и Юпителом шесть и тли десятых астлономической единицы. Чтобы увидеть вспышку на такой дистанции, даже в наш телескоп, мощность должна быть сто мегатонн, не меньше. А она была больше, сэл, намного больше!
- Ну хорошо. - Брэдфорд с обречённым видом кивнул головой. - Вы обнаружили крайне интересное явление, и мы будем с ним разбираться. Проведём расчёты, проанализируем снимки, даже присвоим феномену ваше имя. Чего вы ещё хотите, Лю?
- Не надо имя. Я скломный человек. Я только хочу, чтобы вы сообщили о моей гипотезе в штаб Объединённых Космических Сил. Ещё плезидентам… Плезиденту СШК, плезиденту Лоссии и пледседателю Совета Евлопы. Ещё Генелальному секлеталю ООН.
- А как насчёт британского короля и германского канцлера? - с неприкрытым сарказмом поинтересовался Брэдфорд.
- Им не надо. Их плоинфолмилуют из Евлосовета.
- А в Китай? Почему бы и туда не сообщить?
- Китай не блал обязательств по защите Земли от космической углозы. Китай не имеет колаблей клейселского класса.
И слава богу, подумал Брэдфорд, а вслух сказал:
- Вы сознаёте всю… мм… неординарность своей гипотезы?
- Почему неолдиналность? Когда-нибудь это должно было случиться.
- Когда-нибудь! Лет этак через миллион! Если обратиться к классике, к мнению Шкловского, который доказал…
- Плостите, сэл, он ничего не доказывал, он высказал гипотезу, котолую нельзя пловелить. А мою можно! Челез несколько дней или челез месяц. Но если мы не будем готовы, когда их колабль достигнет Земли… и если цели их не благолодны, а совсем наоболот… Вы хотите взять на себя такую ответственность?
Спор длился уже не первый час. Джон Э. Брэдфорд устало закрыл глаза, помассировал веки и пробормотал:
- Чушь! Чушь, ерунда и сущий идиотизм!
- Почему елунда? Я видел непонятное явление вблизи Юпитела, похожее на аннигиляционный взлыв, и я говолю, что это инопланетный колабль. Может быть, они включили планеталный двигатель, или взолвали астелоид, или пловели какой-то экспелимент… В любом случае сколо они будут здесь, и лучше, если флот ОКС встлетит их где-нибудь у олбиты Малса. Встлетит и лешит, надо ли допускать их к Земле.