Военмор лежал в саркофаге-регенераторе, который лишь с большой натяжкой можно было называть госпитальной койкой. В его изголовье было вырезано прозрачное окошко, через которое очнувшийся пациент мог смотреть на склонившихся над ним врачей и голый потолок.
Палата у Сухова была отдельная, с затемненными окнами. Вдоль стен ее стояли белые металлические шкафы, от которых к саркофагу тянулись шланги и провода.
В покое военмора не оставляли ни на день. Раненого подолгу допрашивал начальник контрразведки Белой эскадры кавторанг Ли Сын Хо. Это был низкорослый, жилистый кореец с бритой головой, узким, морщинистым лбом и колющим взглядом глубоко посаженных глаз. Щеки его были покрыты пятнами от давних ожогов.
Он приходил каждое утро и в перерывах между процедурами вел нескончаемые допросы, пока в палату не врывался взбешенный главврач и матюгами не гнал корейца вон. Кавторанг подчинялся и молча уходил восвояси. И не мстил за свое унижение. Во всяком случае, неприятностей у военврача не было.
Вопросы Ли Сын Хо задавал вроде бы самые разные, но смысл их сводился к одному: не нашел ли кто-то из экипажа на вражеском корабле что-нибудь непонятное, удивительное, ценное? Не утаил ли это нечто от командования эскадры? Не припрятал ли на одном из катеров или шлюпок? И не выбросил ли за борт из страха попасться?
Сухов отвечал, постепенно теряя терпение. Отвечал, что во время захвата рейдера был на "Джанкое". А попал он на хаарца в полной отключке и ничего там не видел и не слышал. Но экипажу своему он верит безоговорочно.
- Абордажной партией командовал каплейт Бульбиев - моя правая рука. Если не доверяете мне, допросите старпома, - раз за разом повторял военмор.
- Непременно допросим, господин капитан-лейтенант, всенепременно, - с хищной улыбкой отвечал Ли Сын Хо, и дураку было понятно, что Семена Бульбиева в эту минуту "пытает" другой, столь же матерый контрразведчик.
Получив ответ-пустышку, кавторанг всякий раз морщился, словно раскусил дикое яблочко или горсть неспелого крыжовника, и чуть больше времени тратил на формулировку следующего вопроса. Он был упорен, этот Ли Сын Хо. И не собирался сдаваться. Допрос начинался сначала…
На седьмой день этого мучения душевные силы Петра Сухова иссякли. Кавторанг Ли Сын Хо в очередной раз уселся на стул около саркофага-регенератора. Кореец открыл рот, чтобы задать по новой один из обрыдлых вопросов, но не успел. Военмор шевельнулся в глубине саркофага, так что плеснула жидкость и заскрипели рифленые шланги, и тихо выговорил по-русски:
- А не пошли бы вы на хрен?
- Я недослышал. Вы что-то сказали?
И Сухов от души повторил на новом английском.
Глава пятая
Галлиполийские поля
Сухов-старший уже знал о приезде сына и пытался привести запущенную квартиру в божеский вид. Старик старался как мог, но до флотского порядка ему было далеко. Впрочем, Петр ехал сюда, в Париж вовсе не за этим.
Зато обедали в доме Суховых по всем правилам: Иван Иванович собственноручно сварил капитальный борщ с натуральной говядиной. Борщ следовало заправлять какой-то особенной сметаной - с деревенской фермы. В этой драгоценной сметане могла стоять большая ложка. К борщу полагался мягчайший ржаной хлеб домашней выпечки. На второе были жареные окуни и плотва, выловленные чуть ли не в речке Сене. Запивать их полагалось квасом. Чудесный этот напиток, впрочем, не должен был заслонять главное украшение стола - запотевший графинчик с традиционной водкой "Петровская" на пятьдесят "оборотов". А под водочку, разумеется, шли соленые белые грузди и малосольные огурчики.
Первый тост был за тех, кто в море. То бишь за тех, кто плывет сейчас в глубинах звездного океана. Второй (без паузы) - за тех, кого уже нет с нами. Перед тем как опрокинуть стопку, Иван Иванович посмотрел на фотографию покойной жены - Анны Сергеевны. Она погибла двенадцать лет назад. Пала от рук майора милиции, который напился до чертиков и начал расстреливать из табельного пистолета прохожих - как в тире.
Упившегося полицая порвала в клочья толпа. Говорят, там видели и Ивана Сухова. Но следователь, который вел дело о самосуде, его к себе не вызывал и допросов не вел. Когда рейдеры захватили кладбище, где была похоронена Анна, Сухов-старший продал дом и уехал из Мариуполя в далекий Париж. Он больше не женился, несмотря на то, что мужчина был видный и глаз на него положили несколько незамужних и вдовых бабенок.
После второго тоста дозволялось сделать перерыв и похлебать борща. Старик знал рецепты всего пяти или шести кушаний, но уж их-то он готовил мастерски. Аристарх Спиваков наворачивал за обе щеки - будто неделю во рту маковой росинки не имел. А Петр Сухов молча навис над большой фарфоровой тарелкой. Никак не мог свыкнуться с мыслью, что сейчас он - ДОМА, и бой уже закончился. Отец поглядывал на него, но ничего не говорил. Знал: сыну нужно время, чтобы снять броню.
Третий тост был за русский флот. Капитан третьего ранга и кондуктор выпили стоя. По полной. Затем Петр решил сбавить обороты и теперь отпивал по глоточку.
Спирт и лекарства, которыми его пичкали в военном госпитале, - вещи мало совместимые. Зато кондуктор глушил "Петровскую" полными стопками, ничуть не пьянея. Наверняка контрразведка снабжала своих людей правильными таблетками.
Наконец водка сработала - напряг прошел и Сухов-младший набросился на еду. Глядя, как сын уплетает борщ, который в былые годы не очень-то жаловал, старик осведомился с лукавинкой в голосе:
- А что, Маруся тебе не готовит?
- Почему? Просто я полтора месяца с ней не виделся, отвык от нормальной еды.
- На флоте-то небось все пилюлями питательными вас кормят?
- Не без того. Да и на Малайе попробуй купи русской еды… - пожаловался Петр. - Мясо в лучшем случае бачковое.
Он имел в виду то мясо, которое выращивают из клеток домашней скотины. Животных на Малайе не забивали - слишком много там жило тайских буддистов.
У отца обнаружился новый кот: старенькая Муська умерла, и ей на смену пришел молодой самец Васька - серый, в черную полоску. Увидев чужаков, Васька поначалу прятался за диваном, но, убедившись, что чужие люди поселились здесь всерьез и надолго, ближе к вечеру выбрался из своего убежища. Он долго обнюхивал Петра и наконец признал за своего - потерся боком о колени. А вот Спиваков Ваське не понравился: то ли запах у него был нехорош, то ли коты, как и большинство военморов, терпеть не могут контрразведку.
Кот время от времени проходил мимо кондуктора и громко шипел. Сухов-старший прикрикнул на него, и Васька угомонился - запрыгнул на диван и принялся вылизывать задние лапы.
- Органы - они и тварей божьих в испуг приводят, - подытожил старик. - Не в обиду будь сказано.
- Какой же из меня орган? - попробовал отшутиться Спиваков. - Название одно.
- Порой и названия хватает…
На этом хозяйские наскоки на кондуктора закончились. Гостеприимство - превыше всего.
После обеда полагалось пить чай. С пирогами. "Если сейчас съем еще хоть кусок, - понял капитан третьего ранга, - сразу лопну. Нужен технологический перерыв". Отец спорить не стал - ему хотелось поговорить.
Все трое разместились на обширной лоджии. С нее открывался прекрасный вид на Париж. Иван Сухов уселся в продавленное кресло, которое было едва ли не ровесником Пети, кондуктор притулился на неказистой самодельной табуретке, ну а Петр, облокотившись на металлопластиковые перила, рассматривал город.
Старик неспешно изготовил из настоящей бумаги и ароматной махорки огромную самокрутку и прикурил от лазерной зажигалки. Это был один из многочисленных сыновних гостинцев. Далеко не все из дареного можно было обнаружить в доме: часть старик передарил соседям или выбросил тайком - от греха. Разумные вещи - и особенно те, что начинают поучать хозяина, Сухов-старший и на дух не переносил.
Сухов-старший затянулся, выдохнул дым, окутав терпким облаком Спивакова, и зажмурился от удовольствия.
- Вчера опять градусник зашкалило: тридцать девять на дворе и страшенная духотень…
Сначала они поговорили о дурной парижской погоде, потом - о футболе, наконец речь зашла о политике.
Петр незаметно для старика скорчил рожу - дескать, терпи, Аристарх Львович. Кондуктор сохранял непроницаемое лицо - его выдрессировали терпеть любые разговоры. Повествовал Иван Иванович неторопливо и с большим чувством.
- Очередного комиссара уёновского нам давесь направили. Плюгавый такой, вежливый до тошноты, а глазки свинячьи все бегают и бегают…
- Не любишь ты начальство, батя. Сильнее некуда.
- А за что мне его любить? Если меня мордой в грязь тычут уже седьмой десяток лет, так и я готов кадыки грызть и зёнки выдавливать.
- Же-е-естко… - протянул Петр.
- А мягко только в землице сырой. Начальство совсем измельчало - за людей нас не считают, коли такой мусор на Землю шлют. Раньше-то посолидней было.
Старик откинулся на спинку кресла и молча курил. Сухов-младший решил было, что запал его иссяк. Но он ошибся.
- Мой батя рассказывал… Он тогда ребенком был, но запомнил на всю жизнь. Своими глазами видел, как в Грановитой палате сажали на царствование последнего нашего самодержца. Император сидел на золотом троне. Сжимал в правой руке золотой серп для скашивания вражьих голов - символ военной мощи, а в левой - золотой молот - символ технологического превосходства.
"Не знал, что ты такой хохмач, папа", - хотел сказать Петр, но вдруг понял, что за сегодняшний вечер отец ни разу не пошутил. Неужто русские парижане верят в то, что говорят? Неужто живут мифами, отгораживаясь ими от ненавистного реального мира?
- Мы были великой империей. Гагарин первым из людей ступил на Луну и водрузил красный имперский флаг с серпом и молотом. Ведь красный цвет испокон веков - символ великой славянской идеи, - с умным видом вещал старик.
- На Луне были Армстронг и Олдрин, - не удержался Петр Сухов. - А Гагарин погиб за год до их высадки.
- Это легенда, которую навязывают нам юниты, - отчеканил отец. - Они хотят подорвать русский дух и дурачат наших детей.
Петру такой Иван Иванович Сухов совсем не нравился. Когда-то Сухов-старший был кладезем народной мудрости и образцом трезвомыслия. И шутить он тоже умел, да еще как… Теперь же перед военмором сидел начетчик - сектант, который заучил ограниченный набор "священных" текстов, не хотел и не мог отступить от них ни на шаг. Но ведь это был его отец.
И капитану третьего ранга стало страшно. Страшнее, чем в бою с хаарцами, когда он летел в маленьком, беззащитном модуле под вражьими прицелами. Любой человек, самый проверенный и надежный, мог утратить себя - и без возврата. Телесно он был бы живехонек и даже вполне здоров, но душевно мог переродиться, стать фанатиком, кликушей - а значит, погибнуть для тебя, исчезнуть.
- Ты что, не веришь мне, сынок? - с подозрением посмотрел на сына Сухов-старший.
- Тебе я верю, папа. А вот истории твоей - нет, - попытался вывернуться Петр.
Не вышло.
- Э-эх, Петяй!.. - с горечью протянул отец. - Обработали там вас, дурачков. Умные дяди обработали, а иначе какие из вас юннаты?
Иван Иванович рывком поднялся с кресла и устремился в комнату. Сухов-младший обменялся со Спиваковым взглядами. Кондуктор сочувственно покачал головой.
- Вот смотри, фома неверующий!
Книги, которые отец решительно доставал с полки, висящей над постелью, конечно же, подтверждали его правоту. "Украденная победа" Измайлова, "Хронология предательства" Петрова-Боткина, "На обломках великой империи" Рычкевича и десяток других, в столь же ярких, глянцевых обложках.
Подтверждал правоту Сухова-старшего и бородатый эксперт с русского телеканала. У него был хорошо подвешенный язык, харизма и высокий рейтинг. А потому он ежедневно вещал с большущего стенного экрана, который Петр купил отцу пару лет назад. Великая Российская империя была первой во всех начинаниях, и пала она из-за мирового заговора и подлого предательства союзников.
Спорить с отцом было бесполезно. Это Петр отлично понимал, но и согласиться с ним для виду не мог. В доме Суховых не принято врать. Да и хреновый из военмора получился бы лжец. Не лжец, а одно недоразумение.
С немалым трудом капитан третьего ранга уговорил отца сесть и спокойно выслушать сыновьи аргументы.
- Пойдем по фактам, батя. Российская империя закончилась в 1917 году. Через год расстреляли императорскую семью. Дальше существовал Советский Союз. Если очень хочется, его можно называть советской империей. Так вот он просуществовал семьдесят четыре года. И в девяносто первом распался на восемнадцать частей…
- Янки договорились с саудитами и ударили нам в спину, - не выдержав столь очевидной неправды, Сухов-старший вскочил на ноги, уронил стул. - Но империя вскоре была возрождена. На смену династии Романовых пришли Путины.
"Откуда этот бред? - Петр мысленно схватился за голову. - Эх, батя-батя!.."
- Путин был Президентом России. Рулил страной долгих двадцать лет, но династии никакой не было. Он ушел в отставку после четвертого срока…
- Да ты сам-то слушаешь себя, сынок?! - Иван Иванович подскочил к Петру и в запале стукнул сына в грудь. - Головой ослаб, так хоть к сердцу своему прислушайся!
- С сердцем у меня полный порядок. И голова в норме. А ты считаешь зомби каждого, кто с тобой в чем-то не согласен. Эдак у тебя нормальных людей скоро не останется.
- У нас в Париже нормальных предостаточно, - обиделся отец. - Это вам на флоте мозги каждую вахту моют.
- Давай зайдем на сайт Сорбонны и посмотрим старинные книги на русском. Оригинальные издания двадцать первого века, - предложил Петр. - Не нравится эта библиотека - заглянем в Национальную. Ту, что в Санкт-Петербурге. Или в Президентскую.
- Ты ведь книжечки в электронной форме получишь, сынок. А значит, все сто раз подделано, - не сдавался Сухов-старший.
- Тогда пойдем, лично запишемся - и будем листать вживую.
- Все экземпляры в фондах давно заменены умело сфабрикованными подделками. На такое дело юннаты денег не жалели.
- Но это уже паранойя…
- Отца родного в психи записал! - всплеснул руками Иван Иванович. - Ну спасибо, сынок!
Именно в этот день и час в Петре Сухове стало прорастать понимание того, что мифы оказываются сильнее здравого смысла, сильнее человеческой памяти и даже самой смерти. Это могучее оружие - порой оно может победить целый космический флот. Его необходимо использовать в любой войне - особенно в гражданской.
Чтобы утвердиться в столь очевидной мысли, Петру пришлось взглянуть на их парижские разговоры как бы со стороны, позабыв на время о семейных проблемах. Жизнь все чаще ставила перед ним новые, зачастую неожиданные вопросы, и, к своей радости, военмор Сухов обнаружил, что его упрессованные многолетней службой мозги еще в состоянии работать. И, что самое главное, напряженно думать оказалось весьма приятным занятием.
…Спастись от тягостного разговора Петр смог, лишь отправившись на прогулку по городу. Разумеется, в сопровождении кондуктора Спивакова.
- Я разработал специальный маршрут для боевых офицеров. Пройдемся? - предложил кондуктор.
- Почему бы нет…
Вечерний Париж был прекрасен, хоть местами ощутимо попахивал дерьмом. Некоторые свободомыслящие горожане регулярно помечали свою территорию обычным для хищных животных способом: оставляли кучки на самых видных местах. Сухову поначалу хотелось вынуть из кобуры "магнум" и выжечь лазерным лучом и подсыхающие на жаре фекалии, и всех тех, кто паскудит в этом замечательном городе. Вскоре он привык не обращать внимания на мерзкие детали. Человек - именно такое паскудное существо, которое может привыкнуть ко всему на свете.
А в тот первый вечер Аристарх Спиваков поймал бешеный взгляд капитана третьего ранга и выцедил сквозь зубы:
- Когда-нибудь мы вычистим этот город.
Вот и понимай как хочешь.
На следующее утро, сразу после плотного завтрака, Иван Иванович возобновил попытки перетянуть блудного сына на свою сторону. Он едва не силком усадил военмора на продавленный диван и уселся рядом. Натянутый на татуированную грудь тельник, очевидно, должен был продемонстрировать сопричастность Сухова-старшего военному флоту.
- Вот ты мне скажи, Петя… Ты - командир боевого корабля. Бывал в бою, многое в жизни повидал. А зачем ты служишь, зачем жизнью рискуешь? Кого защищаешь?
Отец не дал Петру быстро ответить, сводя все к шутке. Он замахал корявым пальцем перед носом у военмора и прижал его к сыновним губам.
- Только не говори, что там, далеко за Малайей, ты спасаешь от чудовищ меня… и кота Ваську.
Петр Сухов крякнул от досады и начал думать. От политических баталий ему было не спастись - это капитан третьего ранга знал заранее. И он готовился к ним. Но теперь Сухов-младший понял: заготовленные по дороге в Париж аргументы никуда не годились.
Иван Иванович сидел на мягком стуле и в ожидании ответа сосредоточенно гладил Ваську. А сидящий у него на коленях кот, вместо того чтобы зажмурить глаза и довольно мурлыкать, внимательно следил за подозрительным гостем, который сейчас точил коготь на старого хозяина. Наконец каплейт придумал, что ответить отцу.
- Я просто служу, батя. Работа у меня такая. Ты ведь тоже вкалывал вдали от дома. Строил свои любимые станции черт те где. А мать тебя годами ждала.
Это был удар ниже пояса. Отец действительно много лет зарабатывал на жизнь сборкой пересадочных станций для гиперлайнеров - и, надо признать, не так уж плохо зарабатывал. Во всяком случае, хватило на учебу сыну в элитной школе и покупку квартиры в Париже.
Сухов-старший помрачнел, молчал полминуты, затем решительно мотнул головой и буркнул:
- Сделаем так… Ты ничего мне не говорил, а я не слышал. Давай-ка заново отвечай. Кого ты защищаешь, сынок?
Петр Сухов с шумом выпустил изо рта воздух и провел пальцами по лбу. На коже выступили бисеринки пота. Отец давал прикурить. Кот Васька наконец-то успокоился и замурлыкал, почуяв, что чужак посрамлен.
- А я, значит, должен поизворачиваться, а затем все же сдаться и признать, что защищаю проклятых империалистов. Тех самых, что угнетают нашу многострадальную родину? - осведомился Сухов-младший. Лучшая оборона, как известно, - нападение.
Прищурив глаза, Иван Иванович окинул сына внимательным взглядом.
- А ты растешь, сынок. Хоть сейчас давай тебе каперанга и - на линкор, - с издевкой произнес он. - Политически грамотный юннат у меня вырос. Гордость семьи и всего квартала.
"Нет, только не это, - с ужасом подумал Петр. - Отец - не враг мне и всему тому, чем живу. Отец - не враг!" - повторял снова и снова. Будто заклинание читал или заговор. Легче не становилось.
Пока Петр Сухов был с отцом, кондуктор Спиваков не показывался на глаза и даже не звонил. Но стоило капитану третьего ранга выйти из дома, кондуктор был тут как тут. Его нескладная фигура отделялась от стены соседнего Октагона и фланирующей походкой направлялась к Сухову. Одет Спиваков был чаще всего в какой-нибудь неяркий, светлый костюмчик а-ля рюс.
Парадная форма была припасена для торжественных случаев: встреч, награждений и проводов. А еще - для полива краской…
- Здравствуйте, Аристарх Львович, - с веселостью в голосе приветствовал адъютанта капитан третьего ранга.