-Хорошо– улыбнулась доктор –Слушай и запоминай. По началу, пока в мозге не начали образовываться необходимые для обработки ощущений структуры, всё останется по прежнему. Держи пенал с таблетками. Здесь две сотни. Будешь принимать по три в сутки. Если забудешь или случайно примешь больше не страшно. В таблетках содержаться очень разбавленные вкусовые эссенции. Распадаясь оболочка посылает сигнал временно снимающий блокировку с искусственных нервов. Посылать сразу сильные сигналы нельзя, могут вызвать шок. Поэтому сначала разбавленные в сотни раз вкусовые эссенции. Где-то на втором или третьем десятке ты должна начать что-то ощущать. Если появятся побочные симптомы – какие угодно – немедленно приходи на приём в поликлинику. Меня в городе не будет. Я поеду дальше имплантировать "вкус" желающим пройти реабилитационную терапию. В крайнем случае в больнице знают как о со мной связаться. Никто из имплантированных ранее не жаловался, думаю и с тобой всё будет в порядке Наташа.
Ташка собралась прощаться, но доктор сказала: –Подумай над тем, что я сказала о машинном подходе.
Пообещав подумать Ташка не удержалась и возразила: –Мне кажется механистическое видение мира конечно принесло и принесёт в будущем новые открытия, но оно подвержено непреодолимым ограничениям. Вы предлагаете рассматривать живые существа и даже коллективы людей как машины. Но можно наоборот говорить о программных сущностях и о роботах как о живых существах, а о технологическом процессе как о протекании жизненного цикла?
Доктор Румянцева усмехнулась: –Конечно, ведь ты из модиков. Следовало в начале спросить хочешь ли ты выслушать мои проповеди и только потом начинать проповедовать. Будем считать, что я извинилась, ладно?
-Извинения здесь не при чём– сказала Ташка –Я обязательно подумаю над услышанным. Тем более, что рядом со мной работают двое нейрокибрнетиков и они с радостью помогут и объяснят если я что-то не могу понять. Мне лишь кажется, что нельзя сосредотачиваться только на одном. Окружающий мир удивительно многообразен, а человеческий разум есть лишь продукт взаимной культурной и биологической эволюции примитивных инстиктов охотников-собирателей. Наш разум приспособлен для охоты и для собирания. Размышляя над чем-то более глобальным человек использует его не по назначению. Потому так часто ошибается, заходит в тупик и с таким трудом выбирается из тупика. Нельзя сосредотачиваться на чём-то одном потому, что это может казаться перспективным, но всё равно оказаться очередным тупиком. Необходимо одновременно исследовать всевозможные альтернативные пути развития.
-Модик– констатировала доктор.
Ташка подумала: –Она повесила на меня ярлык и теперь будет игнорировать любые мои слова.
Перед тем как уйти Ташка поблагодарила доктора Румянцеву и сказала: –Знаете, я не отношу себя к определённой республике ни по национальности ни по убеждениям. Я гражданка страны советов.
-Просто у тебя, Наташа, нет достаточно сильных убеждений– сказала доктор –Иди уже гражданка. И если ощущения будут неприятным, то не сиди, не терпи, а бегом в больницу.
В коридоре Ташка увидела мальчишку в кресле для ожидающих. Наверное один из тех восемнадцати, за её исключением, также лишённых способности ощущать вкус и проживающих в Новосибирске– догадалась практикантка.
Видя как она вышла мальчишка сделал попытку встать, но нарисовавшаяся на противоположенной стене голова птицы во врачебном колпаке сказала: –Пожалуйста ожидайте. Перед тем как принять вас доктору необходимо подготовить инструменты.
Ташка махнула рукой своему провожатому. Грач в врачебном халате не понял и пришлось сказать голосом: –Не нужно провожать. Я найду выход когда потребуется.
Склонив голову и моргнув внимательными птичьими глазами интерфейс программной сущности растворился так быстро как будто изображение стёрли с белой стен тряпкой.
-Прости– сказала Ташка устраиваясь рядом с незнакомцем –Похоже задержка происходит по моей вине. Нужно было сразу выходить а не вести разговоры.
-Пётр– представился мальчик.
Ташка сказала: –Рада знакомству товарищ.
И он ответил: –Я тоже рад.
Пётр спросил: –Ты кем будешь когда вырастишь?
-Уже взрослая– хмыкнула Ташка. Он не поверил, а когда она через сеть сбросила ему на спутник копию подтверждающего документа Пётр восхищённо выдохнул: –Вау! Круто!
Чуть позже он догадался: –Так ты из избыточно модифицированных?
Ташка пожала плечами и поинтересовалась: –А ты на кого учишься?
Пётр приосанился, гордо отвечая: –На климат-техника. Я буду одним из тех кто займётся преобразованием других планет под нужды человека. Сначала марс, потом венера, а потом что-нибудь ещё. Конечно пока корпорации и империя не соглашаются на советскую программу терраформирования, но к тому моменту когда я выучусь и пройду стажировку на луне или в новом городе Антарске соглашение без сомнений будет достигнуто. Потому, что ну не могут же какие-то мелкие планетарные дрязги помешать человеку сделать первый серьёзный шаг в космос.
Ташка сидела с ним, болтала ногами и рассматривала забавного паренька, чуть даже старше её по биологическому возрасту, но ещё такого маленького и непосредственного.
Она сказала: –Я три недели прожила на Антарской стройке. У меня отец строитель.
У Петра загорелись глаза: –Ух ты! Расскажешь?
На стене сформировалось изображение птицы в халате и произнесло: –Пожалуйста проходите. Доктор готова вас принять.
-Подождёшь меня?– попросил новый знакомый –Так хочется узнать из первых рук как там, в Антарске.
-Подожду– согласилась Ташка –С работы ушла на весь остаток дня. Да там до завтрашнего дня ничего интересного не произойдёт. Кстати, я притащила из Антарска гору барахла в качестве подарков и надаренных сувениров. Может быть что-то ещё осталось. Интересует?
Услышав про "работу" Пётр уважительно глянул на Ташку, а когда речь дошла до "подарков из самого Антарска" в самом прямом смысле этих слов даже подпрыгнул на месте.
-Правда?
Ташка кивнула.
Грач напомнил: –Пожалуйста проходите. Доктор Румянцева ждёт.
Оставшись одна Ташка позвонила Егору и спросила осталось ли что-нибудь из барахла привезённого ею с ледяного континента.
Наложившееся поверх больничного коридора изображение одноклассника задумчиво почесало затылок и ответило: –Немного осталось. Большую часть раздали на посвященной Антарской стройке олимпиаде. Ещё школьному музею преподнесли резные фигурки из нетающего льда.
-Отлично– обрадовалась Ташка –Есть один энтузиаст, нужно подарить ему что-нибудь из Антарска. Как бы подбросить в костёр энтузиазма пару дровишек, понимаешь?
Егор поник. Судя по изображению он сидел и держал в руках коробку или какой-то ящик: –Понимаю, но знаешь Ташка я сейчас как бы занят.
-Кого выбрали смотрителем школьного музея?
-Есть определённые обстоятельства…– начал было Егор.
-Кто владеет кодами доступа к складским помещениям в школе?– потребовала ответа Ташка и добавила: –За исключением учителей, разумеется.
-Я сейчас не один– выпалил Егор –Мы с Катькой домашку делаем по общей биологии и литературе двадцатого, двадцать первого века.
-Как это?
-Я по литературе. Она по биологии– объяснил одноклассник –Забыла уже что такое домашнее работа, взрослая ты наша? Учишься удалённо, экзамены по непрофильным предметам сдаёшь, что семечки щёлкаешь. На последних двух собраниях классного совета тебя не было. В курсе хотя бы какие проблемы обсуждали и что за решения постановили принять?
-Мне рассылка приходит– напомнила Ташка и сделав ехидное лицо спросила: –С Катькой значит. Скажи пожалуйста, что ты в этой спортсменке нашёл? Она тебя одной рукой поднимает, а другой раскрутит как волейбольный мяч.
Изображение расширилось и стало видно, что на коленях у Егора не коробка или рюкзак, а Катя Соколова собственной персоной. Председатель классного совета, спортсменка, комсомолка разумеется и просто девушка с которой Егор дружит вот уже два с половиной года. Поговаривают, что они подавали прошение, чтобы их распределили в одно и тоже место по окончанию. Что Егор специально затягивает с работой над дипломным проектом ожидая пока Катька подтянется, чтобы вместе перейти во взрослую жизнь. Почему-то эти факты удивительно раздражали Ташку. Казалось бы какое ей дело чем занимаются здоровый, семнадцатилетний лоб и председатель классного совета. Однако раздражало и бороться с раздражением не было никакой возможности.
-Здравствуй доминантная– поздоровалась сидящая на коленях у Егора белокурая красавица нордического типа, красивая и могучая, как валькирии у древних викингов: –Спорю ты намеренно говоришь про меня гадости зная, что я здесь и всё слышу.
-Намеренно– призналась Ташка –Как там у тебя обстоят дела со сдачей нормативов?
-Великолепно– рассмеялась Соколова –Можешь считать, что перед тобой практически утверждённый рядовой красной армии.
Ташка кисло сказала: –Поздравляю. Куда нацелилась: пехота, боевые ангелы, отряды истребителей киборгов?
-Истребителей– похвасталась Катька не в силах удержаться от ответной шпильки –Сама-то помнишь как с какого конца из автомата пули вылетают или окончательно вознеслась в пространство высоких эмпирей?
-Девочки, девочки– попытался успокоить Егор –Товарищи, да что это такое в конце концов!
Катя тряхнула белокурыми кудрями. Практикантка насупилась и с нажимом спросила: –У здания школы, через полтора часа. Придёшь?
-Приду! Ташка, ты не девочка а акула. Выпустить бы тебя в мир бизнеса, все тамошние магнаты и капиталисты пришлись бы на один зубок.– в сердцах бросил одноклассник. Соколова что-то сказала, но канал связи уже разорвался. Стянув очки-монитор и сунув в карман Ташка принялась ждать болтая ногами, сидя на слишком высоком для неё кресле.
Егор пришёл, как и обещал. Но кто знал, что за ним увяжется Соколова!
Девочки пожали друг другу руки. Ташка думала, что Катя до боли сдавит её ладонь, но она не сдавила. Немного оробевший в компании старшеклассников Пётр оживился при виде школьного музея. Он учился в другой школе и сказал, что у них музей гораздо беднее, а выбранный классом смотритель растяпа, у него экспонаты стоят не на своих местах и на следующем собрании будет ставиться вопрос о переизбрании. Выслушав это Егор приосанился, хотя если разобраться: то Пётр не его хвалил, а укорял неведомого смотрителя из другой школы.
Опознав ключ карту открывались прозрачные колпаки. Пока они шли на улице стемнело. Ещё не совсем темно, но потолок засветился. Под мягким как шёлковая ткань, в изобилии льющемся с потолка светом Пётр осторожно касался фигурок вырезанных или отлитых в часы досуга строителями Антарска. Мальчишеское лицо светилось внутренним светом. Не желая мешаться под ногами в момент когда человек касается кусочка своей мечты, Ташка стояла позади и думала, что она наверное никогда не была такой непосредственной и наивной и, наверное, уже никогда не будет. Ей было грустно и радостно одновременно.
Катька целовалась с Егором для приличия выйдя в коридор. Школьный музей состоял из двух комнат. Большой, где они сейчас находились и маленькой, куда вела дверь скрытая за шкафом с геологической коллекцией камней. Большинство камней имели пусть редкое, но земное происхождение. Однако отдельную полку занимали камни привезённые с луны и даже с Марса. Коллекцию совместно собирали два параллельных класса. Родители двоих учеников из параллельного класса работали в космофлоте. На Ташкин взгляд камни как камни. Смешай вместе марсианский и десяток земных булыжников и без тщательного анализа не отличишь.
Большую комнату Егор разблокировал, а маленькая оставалась закрыта. Ташке пришлось выходить в коридор. Брать у Егора ключ-карту и возвращаться в комнату музея.
-Держи– протянул Егор. Губы у него были красные как будто он стёр их наждачной бумагой.
Поправлявшая одежду Катя сказала: –Сдаётся мне, что твои поступки в отношении мальчишки отнюдь не бескорыстны. Слышишь, доминантная?
-Товарищ Соколова попрошу не лезть в мою личную жизнь– окрысилась Ташка.
-Глупая– сказала Катя: –Я не обидеть тебя хочу. Просто помни: он ещё ребёнок, а ты взрослый человек, специалист. Так прояви ответственность.
Крутивший головой то в сторону одной девушки, то в сторону другой, Егор произнёс: –Не понимаю.
-И не надо понимать– согласилась Соколова –Мужчина не должен влезать в женские дела. Положись на Наташу, она не подведёт. На чём мы остановились перед тем как нас прервали?
В маленькой комнате музея лежали совсем старые экспонаты. Первое пионерское знамя, пистолет давно устаревшей конструкции и три выпущенные из него пули: две смятые, разбившиеся о камень и одна почти целая, вошедшая в плоть – эту историю знала вся школа от младшекласника до заканчивающего дипломный проект, практически готового специалиста. Впрочем что в истории история, а что легенда созданная позже по идеологическим соображениям или просто от желания приукрасить никто не взялся бы сказать. Ещё в маленькой комнате хранился шлем от старого скафандра: громоздкий, неудобный и небезопасный. Шлем был настолько старый, что вместо надписи "СССР " на нём было "Россия" с частично стёршимися буквами. Один из бывших учеников работал космонавтом в совсем древние времена – подумала Ташка и повернувшись к Петру сказала: –Здесь пусто.
И хотя в комнатке было отнюдь не пусто, там хранилась история людей когда-то учившихся в их школе, но ничего связанного с Антарской стройкой не было.
-Если хочешь, можешь взять что-нибудь– Ташка сделала широкий жест в сторону фигурок из нетающего льда, но Петька отрицательно помотал головой.
-Не хочешь?– удивилась практикантка.
-Мне нужно было увидеть, прикоснуться, почувствовать– говорил Пётр –Уносить с собой – я унесу. Самое важное. Вот здесь– Пётр коснулся пальцем лба и смущённо улыбнулся.
-Ого– подумала Ташка –А мы всё: мальчишка, мальчишка. Наши мальчишки умнее иных взрослых будут.
Вслух она спросила: –Тогда отдаю ключ-карту и уходим?
-Наташа, спасибо тебе огромное. Раньше я только читал о Антарске и смотрел голофильмы. Но вот так, дотронуться до чего-то сделанного на стройке. Теперь Антарск стал для меня более настоящим. Чем-то, что можно потрогать. Более близким.
Искренняя благодарность всегда смущает. Ташка схватила Петра за локоть и вытащила в коридор. Прощаясь Соколова заговорщицки подмигнула Ташка, а та показала в ответ кулак. Катя заливисто рассмеялась. Ей, практически утверждённому бойцу красной армии, члену одного из отрядов истребителей киборгов были смешны детские Ташкины кулачки.
Город сиял как могут сиять огромные мегаполисы. Колоссы высокоэтажных домов светились изнутри. Свет пробивался через каждое окно, проходя через поляризованные стёкла разлагался на спектр. Окна сияли синим, красным, золотым, серебряным, зелёным и цветом оранжево-коричневой кожуры модик-апельсинов. Словно фонтаны изливали потоки света фонари. По стенам, а в иных местах, где тротуар был заменён прочным пластиком с зашитыми внутри процессорами и соответствующей периферией – порхали нарисованные бабочки. Огненный контур, внутри темнота, золотисто-оранжевые контуры крыльев. Слетающие с крыльев нарисованные искры гасли не долетая до земли. Было настолько красиво, что захватывало дух. К сожалению большинство горожан привыкли к постоянно окружающей их красоте и перестали обращать внимание. Тысячи тысяч ног ходили по огненным бабочкам. Конечно программным сущностям от того, что поверх их нарисованных интерфейсов ступил чей-то ботинок не холодно не жарко. Но ведь они летали и роняли искры только для того, чтобы люди смотрели на них и становились немного добрее и смелее. Разве не для этого нужна красота?
На стенах домов, как на огромных панно, плавно сменяли друг друга нарисованные скупыми штрихами человеческие лица. И под каждым имя и совсем краткое описание. Что был за человек, что сделал. За что его должны помнить люди.
По другим стенам бежали строчки глупых или напротив, очень даже неплохих, стихов. Они не повторялись. Когда кто-то в городе писал стихи они появлялись на стенах. Держались какое-то время и навсегда исчезали. И чтобы стены не пустовали приходилось снова искать рифму и работать над собой, работать как механик над машиной, как садовник над цветком, как спортсмен в спортзале. Разве не для этого нужны юным авторам их детские, наивные, но не смешные, стихи?
Вечером на улицах людей больше чем в какое-либо другое время суток. Словосочетание "очень много" даёт лишь отдалённое представление. Практически никто не сидит дома. И даже домоседы или погрузившиеся с головой в работу вечерним временем выбираются, чтобы поужинать в столовой-общепите. Искусство кулинарии впору вносить в красную книгу. Автоповара нанесли по нему первый удар. А второй добавили общественные столовые. В конце концов сдались последние гурманы и потянулись в столовые, где промышленным способом, как на заводе, но под управлением живых, человеческих рук люди готовили еду для людей. Не космонавты, не политики, не учёные, не солдаты и даже не художники (хотя отчасти художники). Кто скажет, что их работа менее важна или менее ответственна?
Вечером по улицам Новосибирска ходит множество влюблённых парочек. Существуют специальные районы и зоны, куда, по молчаливому соглашению, стараются не заходить праздношатающиеся опасаясь помешать выражению чужих чувств.
Ташка и Пётр шли по улице Бойко, ведущую от школы к библиотеке где на хрупких, бумажных носителях, хранилась информация дошедшая до нашего времени с древних веков. При наличии сети и общедоступных банков данных в библиотеке сидели только археологи, специалисты по древней литературе и те странные личности, кто любит вдыхать запах старых книг и одев защитные перчатки, осторожно, за краешек, перелистывать страницы. Таких было немного. И уж тем более вечером не нашлось никого спешащего погрузиться в затхлый мир старых книг. Улица была полупуста. Несколько человек торопились по своим делам. Кто-то шёл навстречу. Другой двигался тем же курсом, что и Ташка с Петькой. Обгонял их. Или они обгоняли, хотя особенно не торопились. Но видимо тот гражданин торопился ещё меньше чем они. Он стоял у стены, молчаливый, строгий, из под капюшона выбивались рыжие волосы и читал чьи-то стихи выписанные огненными буквами.
Из под ног вылетела огненная бабочка, но Ташка не обратила на неё внимание. Сначала она как будто погрузилась в собственные мысли, потом вынырнула и вдруг спросила: –Петь, у вас уже начались уроки сексуального образования?
Мальчишка скривился.
-Не любишь?– догадалась Ташка.
-Феномеменальная глупость!– принялся рассказывать мальчишка –Особенно там, где надо целоваться. Ребята говорят будто это здорово. Девчонки молчат, хихикают, но тоже понятно, что им по крайней мере не неприятно. А я вечно стою как дурак с деревянными губами и не могу понять, что в этом хорошего. Странно думать, что способность ощущать вкус сможет это изменить. Ты наверное тоже через это проходила, Наташа?