- И некоторых женщин, - добавил Марк. - Не забудь про женщин и подростков! Дело в том, что дроми почти не различают лиц гуманоидов, ни возраста нашего, ни пола, ни того, кто из нас хорош собой, а кто уродился с носом-хоботом и не желает его подкорректировать. В общем, для дроми главные показатели - рост и мощь телесных форм. Невысокие и щуплые на их взгляд - халлаха, то есть безмозглые, что даже в рабы не годятся. Их лучше уничтожить, но трупы придется сжечь, чтобы не послужили источником инфекций и болезней. Можно сжечь, но проще вывезти живых в пустыню и бросить на смерть. Что и было сделано.
Наступила тишина, лишь чуть слышно журчал двигатель да поскрипывали под гусеницами камни. Девушки молчали. Видимо, рассказанное Марком их поразило - как, собственно, могло поразить и напугать любого человека, далекого от ксенологии и контактов с чужими расами. Все знали, что эти расы существуют где-то в галактической дали, все читали о них и лицезрели чужих в голофильмах, восхищаясь красотой лоона эо или ужасаясь звероподобному обличью хапторов, но только специалистам да Секретной службе были известны детали и подробности, носившие иногда шокирующий характер. Часть этих знатоков служила инструкторами в космофлоте, так что сведения Марка пришли из первых рук и были довольно точными.
Наконец Майя, передернув плечами, сказала:
- Это… это ужасно, Марк! Они убивают собственных детей! Этих несчастных халлаха!
- У них нет такого понятия - дети, тем более собственные. Оплодотворение происходит в водной среде, в специальных бассейнах, куда попадают яйцеклетки и сперма тысяч особей, и кто тут чей потомок, сам черт не разберет. Считается, что весь клан - потомки Патриарха, старейшего в роду. - Глядя в растерянное лицо девушки, Марк мягко произнес: - Не надо, тхара, судить о них с точки зрения человеческой морали. Дроми не люди, и их жизнь не похожа на нашу.
В этот день они пересекли плоскогорье Западного Ветра и добрались до Красных Скал. Гряда утесов цвета киновари тянулась от океана на восток, отдельные скалы поднимались на высоту сотни метров, и все были крутыми, обрывистыми, плотно прижатыми друг к другу, словно клыки в гигантской челюсти. Неодолимая преграда для наземных машин - конечно, если не знать проходов в этой стене, узких, занавешенных скалами, скрытых от чужого глаза. Извилистое урочище являлось одним из таких тайный путей. В эпоху освоения Тхара его можно было преодолеть лишь пешим ходом, но лет сто двадцать назад дно ущелья слегка расширили, убрали крупные камни и пробили три тоннеля. Первый из них соединялся с естественной пещерой, где ночевали охотники на каменных дьяволов. Тут висели гамаки, стоял стол с грубыми табуретами и даже имелся очаг с котелком, запасом дров и угольных брикетов. Вся эта экзотика первобытных времен плюс колодец, пробитый до подземного потока, теперь пригодилась - пещера стала опорным пунктом на пути из Западного Предела к Никелю. В юности Марк не раз здесь бывал и помнил, что на полках и в холодильных камерах у задней стены пещеры хранились батареи, фонари, походное снаряжение и контейнеры с продуктами. Но сейчас этот склад опустел; вероятно, все вывезли в рудничные поселки.
Заварив в котелке собранный по дороге мох, путники съели по плитке сухого рациона, добавив к ним горьковатый, пахнущий дымом напиток. Марк не пробовал этот чай тхаров девять лет; его вкус будил воспоминания о мирных временах, об охотничьих экспедициях с отцом, о наездах его друзей, когда их дом в Ибаньесе оглашался громовым рыком Птурса, а вечерами вождь Светлая Вода уходил с Марком в лес, разжигал костер и, глядя на пляшущее пламя, рассказывал чудесные истории. Марк помнил их до сих пор, особенно одну, о планете метаморфов, чьи тела текли подобно воде, принимая любую форму. Кро Лайтвотер утверждал, что почти в любой галактической цивилизации есть разведчики этой расы и что они, случается, укорачивают слишком ретивых и подрезают когти слишком хищным. Марк тогда спросил: возможно, метаморфы и есть Владыки Пустоты, древние даскины? Но Вождь покачал головой и принялся объяснять, что даскины правили в Галактике так давно, что ни одна из современных рас контактов с ними не имела - кроме, быть может, лончаков. Но они крепко хранят свои тайны.
Еще рассказывал Вождь о другом, о годах, проведенных на Данвейте, когда они с отцом и Птурсом служили у лоона эо. Он говорил о сказочных замках из хрусталя и серебра, о почти разумных кораблях-бейри, в которых летали патрульные, о сервах - разумных без всяких "почти", о гигантских транспортах с товарами и огромных космических цитаделях, о битвах, штурмах и погонях, о жарких молниях, что извергали эмиттеры дроми. Временами Кро Лайтвотер закрывал глаза и принимался петь, но то были странные песни - в них звучали только имена людей, а припев был один: погиб, погиб, погиб… Тысячи имен, тысячи погибших, сгоревших в своих кораблях, павших в атаках на крепости дроми или при защите торговых караванов… Эти песни Вождь называл песнями памяти и говорил, что такова традиция навахо: вспоминать имена погибших воинов, чтобы порадовать их души.
Случалось, в его рассказах о Данвейте проскальзывало что-то загадочное, личное, имевшее к семье Вальдесов прямое отношение. Раз или два он вспомнил, словно мельком, о женщине лоона эо, которую звали Занту, об изгнаннице с астроида Анат, летавшей на торговом транспорте. Будто бы их боевой корабль охранял этот транспорт на звездных дорогах, и они встречались с Занту, что было поразительно - присутствия чужих лоона эо не выносили. Собственно, встречался с ней отец, а Кро и Птурса она боялась и всячески избегала. Но почему этот страх, этот животный ужас лончаков перед другими расами, не затрагивал Вальдеса? Вождь говорил об этом очень туманно, и Марк, подсознательно ощущая, что расспрашивать родителей не стоит, все же догадался, что между отцом и этой женщиной Занту что-то произошло. Странно! Что могло произойти у мужчины-землянина с существом, не относившимся к гуманоидам? У лоона эо было четыре пола, и, строго говоря, Занту не являлась женщиной - во всяком случае, в земных понятиях. Сделавшись старше, Марк понял, что существуют семейные тайны, в которые, возможно, он будет посвящен, но не сейчас, а в более зрелые годы. Пожалуй, теперь он мог бы расспросить отца и получить ответ, пусть даже в том смысле, что эти дела его не касаются. Но где отец и где он сам!..
Марк размышлял на эти темы, сидя у входа в пещеру и охраняя покой уснувших спутников. Ночь Тхара, безлунная и почти беззвездная, распахнула над ним свои темные крылья, погрузив во мрак равнину и скалы, земли и воды, разрушенные города и людей, еще оставшихся на планете. Марк вдруг подумал, что этот мир хранит память о трех расах: о бино фаата, которые высадились здесь, преодолев Провал, о земном человечестве, отнявшем Тхар у фаата и начавшем обживать его, и о волчьей стае дроми, появившихся здесь неизвестно зачем. Но были ли эти пришельцы первыми? Может быть, Тхар помнил кого-то еще, ибо планеты и звезды существуют в ином темпе времени, чем разумные твари и их цивилизации: для планеты десять тысяч лет - мгновение, а для ее обитателей, коли такие найдутся, это чудовищный срок. Можно покинуть пещеры или слезть с деревьев и добраться до звезд… по крайней мере, возвести пирамиды и сделать первый бронзовый топор…
Кого еще ты помнишь, Тхар? - спросил Марк ночь, равнину и скалы. Кого еще ты видел?..
Но ответа не дождался.
* * *
Утром они продолжили путь по Извилистому урочищу, пересекли плато Кастилии и заночевали в другой пещере, тоже приюте охотников. Это занятие на Тхаре отчасти носило спортивный характер, отчасти было вызвано необходимостью: с появлением домашней птицы и скота скудная пищевая база каменных дьяволов расширилась, и внезапная вспышка их популяции стала серьезной проблемой. Хищники определенно решили, что все эти новые твари, восхитительно беззащитные и такие вкусные, появились тут для них и за эту щедрость следует благодарить судьбу одним-единственным способом: плодиться и размножаться. Понадобилось семь десятилетий, чтобы убедить их в ошибке и вытеснить за Андалузский хребет. Но и теперь дьяволы нередко появлялись на границах Обитаемого Пояса и резали скот, а случалось, убивали людей. Бегали они быстро и могли пересечь оба плато, Кастилии и Западного Ветра, за считанные дни.
На следующий день краулер нырнул в глубокий разлом Охотничьего ущелья и заскрежетал по камням вдоль водного потока, струившегося с горных высей. Слева вздымался на пять тысяч двести метров пик Мигеля Сервантеса, справа и чуть подальше тянул к небесам двуглавую вершину Бласко Ибаньес, не столь именитый, как его великий соотечественник, и потому достигавший только четырех с половиной тысяч метров. За ним громоздились другие горы, пики Веласкеса и Эль Греко, Рахманинова и Карла Брюллова, Пикассо и Блока. Была даже горушка в пару километров высотой, названная в честь Козьмы Пруткова, очень ершистая и неприступная - во всяком случае, никто из тхаров забраться на нее не смог.
Минут за двадцать до полудня голокамера, следившая за небом, пискнула, и Панчо тут же прижал краулер к скальной стене и заглушил двигатель. Путники сошли на каменистую почву, и почти сразу же над горным склоном беззвучно пронеслись три темных угловатых аппарата. Шлем Марка тут же сообщил: боевые машины, метатели средней мощности, дальность поражения - три километра, оснащены детекторами массы. Последнее оказалось неприятным сюрпризом - при движении по ровной местности краулер могли засечь. Правда, ровных мест тут было раз-два и обчелся.
В ущелье, довольно широкое, но заваленное камнями, машины не спустились, но вслед за ними в небе возникли новые темные точки. Аппараты дроми шли звеньями с юго-запада, от развалин Западного Порта, нынешней базы пришельцев. Одни поворачивали в сторону плато Кастилии, другие - на север, к Хаосу, третьи упрямо кружили над горами Следить за ними из ущелья было нелегко - высокие обрывистые склоны ограничивали видимость, и Марк мог наблюдать лишь яркую полоску фиолетовых небес.
- Что-то жабы сегодня разлетались, - проворчал Панчо, массируя поясницу.
- Но плато мы успели пересечь, - заметила Ксения. - А здесь достаточно укрытий.
Немногословный Сантьяго только хмыкнул. Марку вспомнилось, что северные склоны Андалузского хребта более пологи, и хотя до Хаоса от них недалеко, час или два придется ехать по открытому месту. Не так чтобы очень - там тоже были скалы и разломы, однако таких глубоких ущелий, как Охотничье, не имелось.
Сантьяго больше не глядел на небо - стоял, уставившись в землю, и о чем-то размышлял. Мысленно потянувшись к нему, Марк ощутил его холодное спокойствие; их водитель выбирал дорогу, припоминая утесы и трещины, осыпи и каменные глыбы, поджидавшие их впереди.
- Переждем? - спросила Майя. - Может быть, они улетят.
Марк заглянул в ее темные глаза и покачал головой.
- Сомневаюсь, тхара. Они что-то ищут.
- Нас? - На ее лице промелькнула тревога.
- Вряд ли. Откуда им знать, что мы направились в Никель? Они просто изучают территорию в поисках движущихся объектов или каких-нибудь строений. Думаю, ищут наши базы в Северном и Никеле. Я уже не помню… - Марк наморщил лоб. - Там есть какое-то оборудование на поверхности? Жилые дома персонала, подъемники, астродром?
- Нет, - сказала Ксения. - Все взорвано или завалено камнем. Даже взлетно-посадочные полосы, где приземлялись челноки с орбиты.
- Предусмотрительно. Шахты глубокие, даже с детектором массы ничего не найдешь.
Над ущельем, разбившись на звенья по три-четыре аппарата, прошла новая волна машин. Шлем сообщил, что опознаны малые транспорты с экипажем, и это означало, что дроми собираются вести наземную разведку - по крайней мере, в подозрительных местах. Транспортов было около сотни, но к Никелю они не повернули, а плотной стаей пронеслись на восток.
- Полетели к Веласкесу, - буркнул Сантьяго. - Там старые медные копи, еще фаата в них рылись. Стоят несколько хибар, сложенных добытчиками малахита… Пусть ищут! Никого там нет. - Он повернулся к краулеру. - Поедем. Не вижу смысла тут сидеть.
Часа через три ущелье вывело их на северный склон Сервантеса. Постепенно понижаясь, он тянулся километров на двадцать пять и был изрезан оврагами и неглубокими лощинами, над которыми торчали скалы. Здесь встречалась кое-какая растительность, эндемик Тхара - низкие колючие кусты, корявые, будто пораженные ревматизмом деревья с голубоватой листвой и неизменный мох. На камнях, выступавших над его жестким ковром, грелись сиренды, а в кустарнике шныряли местные крысы, названные так за прожорливость, серую шкурку и длинный хвост. К настоящим крысам они отношения не имели, являясь разновидностью травоядных ящериц.
- Мы на них охотимся, - сказала Ксения. - В окрестностях Никеля их тоже много. Но первое время ребятишки их не ели.
- А теперь? - спросил Марк.
Его сестра пожала плечами.
- Теперь едят. В шахтах есть гидропонные теплицы, с которых получают овощи, по коз и овец там держать нельзя. С ферм привезли кур, но их мясо и яйца - только для больных и самых маленьких. Пробовали мясо дьяволов, но оно совсем несъедобно.
Марк посмотрел на ее исхудавшее лицо, потом перевел взгляд на Майю и вздохнул. Они выросли в мире, не знавшем недорода и голода, не ведавшем отсутствия пищи или каких-то редких лакомств, ибо их можно было привезти с Земли или других планет. В этом мире дети ни в чем не знали отказа - во всяком случае, если дело касалось еды, и с двух-трех лет маленький человечек мог зайти в любую лавку, в любое кафе или тратторию и выбрать все, что душа пожелает. Так было здесь, на Тхаре, и на Земле, Ваале, Гондване и в десятках других миров, но этот период изобилия, совпавший с полетами к звездам, тянулся не очень долго, двести или чуть больше лет. Генетическая память человечества еще хранила ужасы прошлых эпох, ибо тысячелетия голода и болезней не отстояли во времени так далеко, чтобы сделаться сказкой и мифом. Это прошлое, в котором не брезговали крысами, ели ворон и прочих малоприятных тварей, ожило сейчас на Тхаре, напомнив его обитателям, как уязвимы люди и как хрупка цивилизация, лишенная машин.
Краулер двигался в мелкой лощине, подминая кустарник и мох. Впереди уже виднелись скалы Хаоса; их вершины освещало солнце, провалы меж ними прятались в тенях, черные зевы пещер были как разверстые драконьи пасти. Когда-то, отступая с юга, здесь остановился и растаял гигантский ледник, и все, что он тащил с собой, небольшие камни и огромные глыбы, осело на землю, навалилось на нее миллионнотонным грузом, заставив где треснуть, где раздаться под тяжкой ношей, где принять ледниковые воды и спрятать их в земных глубинах. Это место былых борений льда и камня было изумительно красивым; здесь над сотнями водопадов висели радуги, радовал глаз цветной мрамор, встречались залежи родонита, чароита и Лабрадора, друзы аметистов и горного хрусталя. Все шло к тому, чтобы со временем сделать из Хаоса первый на Тхаре заповедник. Никто против этого не возражал, и спорили лишь об одном: истребить ли в Хаосе каменных дьяволов или считать их таким же охраняемым объектом, как живописные виды и мрамор всех оттенков спектра.
Следившая за небесами камера пронзительно запищала. Шесть летательных машин пронеслись над лощиной и тут же, развернувшись, пошли на снижение. "Держитесь, тхары! Они нас заметили!" - рявкнул Панчо Сантьяго и врубил гравипривод. Краулер ринулся вперед в стремительном прыжке, а за его кормой молнии уже буравили камень и землю, и багровые сгустки плазмы растекались огненной лавой, сжигая кустарник и мох. Тяжелый транспорт вильнул вправо, влево, снова вправо, потом замер на мгновение, вдруг взлетел на крутой склон лощины и тут же покатился вниз. Панчо вел его зигзагом, избегая ударов метателей; синие сполохи били то впереди, то сзади, гремел от разрядов воздух, скрипели камни под траками гусениц, уносились назад темные глыбы, прыгала вверх-вниз стена ущелья, испещренная трещинами. Почти как в "ястребе" во время боя, подумал Марк, цепляясь за сиденье. Да, почти как в "ястребе", только не было у него сейчас ни брони, ни защитных полей, ни лазеров, ни ментальной связи с кораблем. И корабль вовсе не корабль, а беззащитный краулер…
- К люку, тхары! Как сброшу скорость, прыгайте и забейтесь в щель! Потом - в Хаос! - крикнул Сантьяго. - Я их уведу! Уведу, заморочу и вернусь за вами! Ждите у водопада Винджа.
- Панчо прав, - сказала Ксения. - Они и в Хаосе не отвяжутся.
- Дорогу в Никель показывать нельзя, - согласилась Майя. - Только вернется ли он?
- Вернется, и я с ним. Его нельзя бросить в одиночестве, без всякой защиты. Панчо уже немало лет. - Ксения вытянула руку. - Марк, дай мне твой бластер.
Она хочет остаться! Марк ощутил, как при этой мысли на висках выступает испарина.
- Бластер для тебя бесполезен, это личное оружие, - хрипло выдавил он. - В твоих руках, девочка, бластер не будет стрелять. И потому если кто и должен остаться с Сантьяго, так это я. Меня учили выживанию в подобных ситуациях.