- Как дела? - спросила Беата. Следующие минут двадцать мы разговаривали о том, что погода, кажется, установилась летняя, что улицу Эрхарда опять перекопали и перегородили - когда же это кончится, вечный ремонт, что утром Беате вставать тяжело, и поэтому она очень рада, что перешла в другой отдел, где работа начинается в 10. Там очень милые коллеги и приятный начальник. Уже зацвели рододендроны, Беата очень любит, когда цветут рододендроны, не правда ли, это чудесно? По РТЛ идет новый сериал про больницу, там главный врач влюбился в практикантку, полная чушь, конечно, но очень интересно. Беата пересказала содержание последних трех серий.
- А ты так и не смотришь телевизор? - спросила она и засмеялась. Я тоже улыбнулся и покачал головой.
- Когда мне? И потом, я читаю книги. Сейчас я читаю Фро...
- Ну да, ты книжная крыса, - перебила меня Беата. Почему-то мне вспомнился учитель Лауры: "девочке следовало бы меньше читать и больше интересоваться социальной жизнью". Я вздохнул и сделал попытку заинтересоваться социальной жизнью Беаты.
- А как ваша вечеринка, ты же говорила, была на дне рождения у Аннемари?
- Отлично! - Беата просияла и начала рассказывать, сколько и чего они пили. Рецепты коктейлей были интересные. Я даже записал один, вынув мобильник: "растопить шесть палочек фруктового мороженого, добавить полстакана водки, по вкусу - апельсинового сока, поставить в холодильник минимум на 6 часов".
Надо будет попробовать.
Я отпил немного вина. Накрыл ладонью руку Беаты с хищно отточенными багровыми ногтями. Беата продолжала рассказывать про вечеринку, и я не мог понять и запомнить ни слова. Наверняка она потом с кем-то там переспала. С их симпатичным начальником. Ладно, мне-то какое дело?
Меня повело. Когда вот так сжимаешь тонкую женскую руку, внутри что-то просыпается... мечты о том, чего не будет никогда. Почему, казалось бы, не будет? Многие люди вокруг женятся, заводят детей. Правда, потом опять разводятся. Заратустра, да неужели мои желания сверхъестественны, неужели я хочу чего-то особенного? Нет ведь. Это всегда было таким простым - жениться, жить со своей женой в одном доме, завести детишек, вместе гулять в выходной день, ездить в зоопарк, почему бы и нет, что в этом плохого? Вместе смотреть эти несчастные сериалы, прижимаясь друг к другу, состариться вместе, гулять по дорожкам рука об руку со своей поседевшей половинкой... Почему в моей жизни никогда - никогда этого не будет? Почему я так устал от этой невозможности?
Я бы с детишками с удовольствием возился. Стыдно признаться, но порой я останавливаюсь в супермаркете в бэби-отделе, разглядываю бутылочки, шампуни и масла, памперсы и с тоской разглядываю розовощекие мордочки на пакетах... Водил бы гулять, учил кататься на велосипеде, кормили бы вместе уток, играли в прятки. В день святого Мартина зажигали бы самодельный фонарик и шли по темным улицам на праздник в детсад.
Можно было бы брать поменьше дел, бог с ними, с деньгами, я бы мог возиться с ребенком какое-то время, пока не подрастет.
Но Беате всего двадцать шесть. Жизнь так интересна и многообразна, так сложна, у Беаты такая тонкая, замысловатая внутренняя организация - о каком ребенке может идти речь?
И какой я все-таки пошляк - сидя с прекрасной женщиной в ресторане, думаю о такой патриархальной старомодной ерунде!
Беата предпочла поехать ко мне - это радовало, хотя утром, конечно, придется отвозить ее домой на другой конец города. Но какая разница - иначе ехать домой пришлось бы мне самому.
Надо отдать Беате должное - с сексуальной стороной у нее все в порядке. Заснули мы уже далеко за полночь, а в шесть я проснулся оттого, что мне хищно и нежно покусывали мочку уха, а потом целовали в шею, в грудь,живот и так далее. Я немедленно включился и стал губами обрабатывать восхитительно нежную кожу, соски, спускаясь ниже, в глазах у меня темнело, я взлетал и падал, Беата, вся напряженная, натянутая, как струна, звенела под моими руками и губами, мы качались на гигантских качелях, то пьянея от невесомости, то сжимаясь под неодолимой силой тяжести. Мы летели.
Потом мы лежали, переплетясь всеми ветвями, корнями, бессильной расслабленной грудой. Наконец Беата вздохнула и выбралась из-под меня, свернулась в клубок и ткнувшись головой мне под мышку, по-кошачьи блаженно замерла. Я лениво гладил ее кожу, покрытую в солярии ровным загаром.
Кикс вспрыгнул на кровать, посмотрел на нас укоризненно-оценивающе, недовольно мяукнул и спрыгнул. Обычно он спит на моей постели в ногах, и присутствие Беаты расценивает как явное нарушение кошачьих прав.
- Слушай, - спросил я, - а почему ты не бросила меня до сих пор?
Беата подняла голову на тонкой шейке, взглянула на меня томными огромными глазами.
- Не знаю. Ты, конечно, чудак, это верно. Но ты... какой-то надежный.
Надежный? Пожалуй, да.
- Из меня получился бы неплохой отец семейства, как думаешь? - спросил я.
- Вполне возможно, - согласилась Беата, - может, я когда-нибудь созрею для этого? И ты еще будешь не занят.
Мое сердце упало и затухло, как ошпаренный водой уголек.
- Да ладно, - сказал я беззаботно, - я не намекаю, не думай.
- Я вовсе не про семейство и все такое, - сказала Беата, - мне это даром не нужно, ты знаешь. Просто с тобой приятно трахаться. Ты... какой-то мужественный, что ли. Полицейский, короче.
- Я не полицейский.
- А чего ты, кстати, не пошел в полицию? - вдруг поинтересовалась Беата. Она снова уложила на меня голову, пощекотав грудь крашеными черными волосами.
- Потому что я не полицейский, - я умолк. Не буду же я рассказывать ей все. Такое и не рассказывают. Как я набил морду Ральфу. Какое потом было разбирательство. Наверное, это неправильно - посылать курсантов разгонять демонстрации протеста. Так называемых экстремистов, ага. Моложе двадцати пяти лет, в голове есть что-то, кроме футбола и сериалов? - экстремист. Меня до сих пор тошнит, когда я вспоминаю лицо той девчонки; мне кажется, ей было не больше шестнадцати. И ей некуда было бежать - мы их закрыли в котел. Они ничего не делали, только кричали лозунги - но Ральф с мерзкой улыбочкой выпустил ей в лицо струю из баллона.
А бежать ей было некуда.
Она продолжала кричать, только уже от боли. И глаза совершенно заплыли в красном отеке; друзья тут же подхватили ее под руки, притащили минеральной воды, а меня трясло... Я едва смог там достоять, в этом оцеплении, а потом все-таки набил морду Ральфу. Может быть, надо было сделать это прямо там, не знаю. Все-таки в нас крепко вбили дисциплину, и прямо там - я не смог.
Ральф драку устраивать не стал, а побои снял, и пустил дело в ход. Было разбирательство, но в общем, дело обошлось. Смешно, что в ходе разбирательства меня обвиняли в патологической жестокости и агрессивности, и спрашивали, можно ли такого агрессивного типа держать в полиции, являюсь ли я профессионально пригодным.
... что там они кричали, эти "экстремисты"? "Дойче полицистен бешютцен ди фашистен" - "Немецкая полиция прикрывает фашистов!" Они пытались блокировать марш неонацистов, который мы, что уж говорить, действительно прикрывали.
Но не рассказывать же это Беате. Она искренне думает, что мир прекрасен.
- Это сложно, - сказал я, - считай, что я любитель Рекса Стаута.
С утра я снова пытался дозвониться в злосчастный фонд. Потом мне позвонил Михаэль и сообщил, что местонахождение мобильника, чей номер значился на проспекте, так и не установлено.
Как ни крути, а с этим фондом ничего не ясно. Вот совсем ничегошеньки. Кое-что я о происшедшем уже понимал, но с фондом все было еще более загадочно, чем с убийством в закрытой комнате.
Я еще мог представить, почему за две недели до происшествия к Шеферам является какой-то жулик и пытается уговорить их отдать ребенка. Варианты фантастичные, но они хотя бы есть. Но зачем печатать проспекты несуществующего фонда - недешевые, на хорошей бумаге, с золотым тиснением, давать там несуществующий номер мобильника и оставлять их у психолога?
Я нарезал купленную вчера гауду и моцареллу, залез в холодильник, обнаружил там давно забытую пачку камамбера и вскрытый швейцарский сыр с перцем, добавил все это к нарезке. Сыр под кофе уходил отлично, я даже хотел было закурить, но к счастью, сигарет дома не оказалось. Я ведь уже три года как бросил...
Кикс вертелся под ногами и намекал, что он тоже не против кусочка сыра. До этого кота я считал, что кошачьи сыра не едят. Как бы не так!
Кофе взбадривало мозги, но это не помогло. В итоге я пришел всего к двум выводам, и то банальным. Во-первых, связь фонда фьючер и таинственного незнакомца с преступлением - несомненна, во-вторых, так же несомненна связь этого фонда с фрау доктор Хирнштайн, дипломированной психологиней.
Но чтобы нажать на фрау доктора или что-то еще предпринять в этом направлении, мне необходимо знать больше!
Я позвонил фрау Шефер прямо на работу.
Как и следовало ожидать, чиновница на рабочем месте не была слишком загружена.
- Как ваши успехи? - поинтересовалась она. Я доложил об изысканиях Макса в России, кое-что рассказал о собственных поисках.
- Фрау Шефер, у меня к вам два вопроса. Во-первых, мне нужен фоторобот незнакомца, который приходил к вам от фонда Фьючер. Когда я могу подойти к вам, чтобы составить этот фоторобот?
- Можно сегодня вечером, - ответила дама, - я буду дома.
- И второй вопрос. Может быть, вы в курсе. Я узнал, что в вечер убийства возле вашего дома останавливалась посторонняя машина - это был серебристый Мерседес с кельнскими номерами. Правда, я не знаю, как долго простояла машина... Но если вы знаете...
- Конечно, я знаю, - сухо ответила чиновница, - это был мерседес старого друга и делового коллеги моего мужа Йозефа Шварца. Не отвлекайтесь, пожалуйста, господин Оттерсбах, это не имеет никакого отношения к делу! Шварц был в гостях у моего мужа и уехал около семи вечера. Они обсуждали деловые вопросы. Я еще раз напоминаю вам, что расследование прежде всего нужно вести в России. Ваш помощник, вероятно, не понимает всей важности проблемы. Я оплачиваю вам билеты и проживание в России, и настаиваю, чтобы вы отправились туда сами. Я более, чем уверена, что в деле замешана эта женщина, и что ребенок сейчас у нее. Конечно, она прячет девочку. Вот ваша задача и есть - установить это и найти ребенка.
Вежливо попрощавшись и положив трубку, я некоторое время занимался дзен-буддистской практикой: осознанно и глубоко дышал. Это помогает. Потому что самое мерзкое в работе - это клиенты, считающие тебя кем-то вроде прислуги. Вот еще позорное словечко - вышколенной прислуги. Она тебя наняла, и поэтому ты будешь делать то, что она скажет.
То ли ее не интересует эффективность работы, то ли она не верит в твой профессионализм и в то, что ты и так делаешь это наиболее эффективным образом... в любом случае непонятно, зачем она тратит деньги.
В конце концов мне удалось справиться с эмоциями, выкинуть все это из головы, и я занялся поиском Йозефа Шварца - найти такого владельца серебристого мерса в Кельне уже значительно легче, чем искать просто машину с неизвестными номерами.
Даже раз плюнуть - и через пять минут адрес и телефон Йозефа Шварца, сотрудника Дойче Банка лежали передо мной.
Я позвонил и окончательно понял, что сегодня - мой день. Йозеф Шварц в данный момент находился в нашем городе, где занимался оценкой недвижимости, приобретенной Дойче Банком. Более того, он был вполне готов со мной встретиться - в обеденный перерыв.
Шварц был старше Шефера. То ли он был трудоголиком и работал на пенсии, то ли болезни состарили его раньше времени, но выглядел он минимум на семьдесят.
Сидели мы в "Королевском олене". Всяких дешевых китайско-итальянских забегаловок Шварц, ясное дело, не признавал. А здесь меню било по карману. И потом, я не патриот и не очень-то люблю немецкую кухню. Нет, в праздник съесть жареную колбаску под пиво - это святое; никто в своем уме не откажется также от мясного рулета с красной капустой, или положим, от жаркого под егерским соусом, с зеленым горошком и морковью. Но все это хорошо изредка - немецкая кухня очень тяжелая, сытная, вредная для всех внутренних органов, и кстати говоря, далеко не благотворная для кошелька.
Я взял шницель и, ничего не поделаешь, безалкогольного пива. Не хочу загружаться так рано, мне еще работать до вечера, и на машине ездить. Шварц чувствовал себя в ресторане как рыба в воде, не обращая внимания на безлюдие, ловко орудовал вилкой и ножом, по-свойски ставил локти на белоснежную хрустящую скатерть, утирался искусно сложенной бордовой салфеткой.
В отличие от Шефера на фотографии, этот мужик мне, откровенно говоря, нравился. Серо-голубые глаза с легким прищуром, слишком длинные волосы и бакенбарды, вальяжность огромного породистого пса. Крупная фигура с пивным животиком и толстыми пальцами-сосисками. Официальный рабочий костюм смотрелся на нем неуместно, я представлял его в бархатной жилетке или костюме шютцен-феста.
- Помочь вам я не смогу, - заявил он, - где девочка - понятия не имею. Убийство это... я сам был в шоке. Мы в тот вечер обсуждали как раз вот эту недвижимость, которой я сейчас занимаюсь... Шефер вел себя как обычно, ничего особенного. Я ушел... а на следующий день узнал.
Я кивнул.
- Вы давно знаете герра Шефера?
- Как вам сказать... я закончил фольксшуле, а он пошел в первый класс. Жили мы в соседних домах. Один раз Хайнц запускал змея и загнал его на верхушку нашей яблони... я лазал, снимал. Да много такого... я его всю жизнь знаю, понимаете?
- Да, конечно. Вы были друзьями?
- Друзьями? - Шварц пожал плечами, - нет. Какая дружба? Я его старше, ну и... но так, конечно, общались. Я был на его свадьбе, он на моей. А сейчас давно уже никакого контакта. Деловые партнеры.
- Вы были на его свадьбе. То есть вы знали его жену?
- Эту русскую? Алису? Да,знал. Очень милая женщина, - Шварц умолк.
- Но ведь они развелись.
- Да, ну и что? Сейчас многие разводятся.
- Как вы считаете, она могла похитить девочку?
- Сейчас? Сомневаюсь, - Шварц отодвинул тарелку, с сожалением бросив взгляд на лужицу соуса по центру, - столько лет прошло. Да и она была очень... как бы вам сказать... очень скромная женщина, достойная. Криминал - не ее стезя. Хотя... кто его знает на самом деле. Ведь она мать. Ребенка она очень любила, кстати.
- Вы много все-таки общались с Шефером, раз знаете такие подробности?
- Ну... тогда мы действительно общались много. У них было тогда... хорошо. Я любил там бывать. Алиса прекрасно говорила по-немецки, играла на фортепиано. Такая семейная хорошая атмосфера. Но в последние годы...
Шварц непроизвольно сморщился. Придвинул блюдо с десертом - роте грютце, и стал основательно, деловито поглощать сладкое.
- Извините, это не мое дело... но мне кажется, что вы осуждаете этот развод и может быть, отношение Шефера к дочери.
- Я бы не хотел об этом говорить, - с усилием произнес Шварц.
Я придвинулся к нему ближе. Оперся о край стола и внимательно посмотрел в глаза.
- Герр Шварц. Мы все не хотим говорить о таких вещах. Поэтому, собственно, они и происходят. Но когда-то надо уже начинать об этом говорить. Вы знали, что Шефер в последние годы регулярно насиловал собственную дочь?
Некоторое время я думал, что сейчас придется вызывать неотложку. Шварц резко побледнел, закрыл глаза, ложка со стуком выпала из его руки.
Но наконец он взял себя в руки. Заговорил,не глядя на меня.
- Я не видел, чем могу помочь. Что сделать. Да, да, это так. Я знал это, знал уже два года... наверное, с тех пор, как это и началось. А что мне было делать, скажите, молодой человек? Бежать в полицию? Мне бы просто не поверили, у меня не было доказательств, кроме того, что я однажды видел своими глазами. Обращаться в службу по делам молодежи? Которой руководит его жена? Вы молоды. Вам представляется, это что-то неслыханное... на самом деле так живут многие. Они же не выкинули девочку, не сдали в интернат - они ею занимались, давали все возможное... Она училась в гимназии, ее ждало прекрасное будущее. А вы уверены, что в интернате ей стало бы намного лучше?
- Я же не требую от вас отчета, - сказал я мягко, - это ваше дело.
Он взглянул на меня больными глазами.
- А вы - откуда вы-то это знаете? Вы даже не видели Шефера живым. Ни Шефера, ни девочку.
Я не стал объяснять. Собственно говоря, я знал это не на 100 процентов, всего на 98 - но поведение и недомолвки Шварца практически убедили меня в моей правоте.
- Это сейчас неважно, - сказал я, - кроме того, герр Шефер мертв, дело, таким образом, разрешилось само собой. Если вы беспокоитесь за честное имя вашего приятеля - не забудьте, что я связан профессиональным долгом молчания. Мне просто хотелось уточнить эту вещь.
Подмывало спросить, знала ли об этом Шеферша. Свои соображения на этот счет у меня были, но не было уверенности. И я не стал спрашивать - какая теперь разница, в конце концов?
Шварц молчал. Теперь он, со своими волосами и бакенбардами, напоминал не породистого пса, а тень отца Гамлета, и даже ложкой о край десертной вазочки постукивал очень аккуратно.
- Вы хотите найти девочку? - спросил он наконец.
- Да, - сказал я, - я постараюсь ее найти. Я должен это сделать, не так ли? Ведь мне за это платят.
- Если я могу быть вам чем-то полезен...
- Вы уже мне помогли, - ответил я любезно, - однако в случае необходимости я охотно обращусь к вам еще раз.
Выйдя из ресторана, я набрал номер Макса. До меня дошло, что в Зеркальске уже вечер - а никакого сообщения сегодня от напарника не поступило. По меньшей мере странно... Мейлов тоже не было. Мобильник не отвечал. Я оставил сообщение, попросив о связи.
Сегодня среда - значит, моя очередь навещать дедушку Франца. В доме престарелых ложатся рано, к Шеферше я успею и вечером. Я прикинул, что с дедушкой отлично можно будет посидеть до пяти часов и направил свой "Ниссан" на дорогу, ведущую в тихий пригород Хадена.
1945 год, Шамбала. Анку Виллара.
Вернер начал вставать, мир его расширился. Ходить его учила Инти. Вернер, одетый в белый длинный балахон, опирался на плечо женщины. Инти была высокой и крепкой, лишь немного ниже самого Вернера. Он подолгу сидел на краю кровати, потом стоял, держась за спинку, ожидая, пока успокоится сердцебиение. Делал несколько шагов - сначала повиснув на Инти, потом почти самостоятельно, держась только за ее руку.
Рассказы Инки представлялись ему дикими. Но теперь он видел это - сказочное - своими глазами. Он оказался в другом мире. Вряд ли что-то еще могло его удивить. Он молча, про себя констатировал: это совсем другой мир. Даже не экзотический, этнический дальний мир. Просто другой. Несмотря на наличие в нем элементов мира обыкновенного, человеческого.