* * *
Сашка наклонился вперед, на тускло-зеленое свечение стекла. По вискам и по шее тек пот: он чувствовал, как волосы липнут к коже. Руки дрожали. Последние несколько минут потребовали от него столько мужества, сколько, казалось бы, не надо было за все годы в военном флоте. Разноголосая мелодия потока все еще пела в нем, не желая стихать. "Второй раз я этого не переживу…" - устало подумал Сашка, и тут же понял, что врет самому себе. Глубоко в сердце диковинным цветком распускалась небывалая эйфория и готовность, даже желание, повторить все и пережить все еще раз. Может быть, даже не один. Столько, сколько понадобится, чтобы пересечь Галактику, а то и дальше.
- Штурман? - рука Княгини снова легла ему на плечо, второй раз за сегодня. - Вы как? Встать сможете?
Процедура вылезания из фонаря вдвоем довольно непроста. Одному надо прижаться к стеклу вплотную и встать на цыпочки - или скорчиться на скамейке - пока второй открывает люк, протискивается в него. Тогда может спускаться и первый - в узкий коридорчик, который ведет от кают-компании к фонарю, другого пути нет. Когда Сашка послушно выпрямился и обернулся к Княгине, они вдруг оказались очень близко. Ничего удивительного не было в их общей неуклюжести после пары часов на лавке в три погибели. И все же именно сейчас близость оказалась почему-то совершенно невозможной, немыслимой - после обучения, после, в конце концов, произошедшего на Новой Оловати. Сердце забухало у Сашки в груди, он ощутил вкус крови на языке и с мертвенной ясностью - так, должно быть, проходят у человека перед глазами в последние секунды жизни все прегрешения - он вдруг понял. И зачем следил за ней, и почему ему так горько и нервно было последние сутки перед Мельницей, и отчего так никогда толком и не выходило играть с Княгиней дуэтом, а вот трио, вместе с Сандрой, последнее время получалось нормально…
Не сказать, что откровение стало для Сашки таким уж шокирующим - он давно привык ко всяким вывертам и причудам психики после нескольких месяцев изоляции - но никогда еще эти его чувства не были направлены на капитана корабля. Гомосексуализм - и то предпочтительнее.
"Ничего не делай, - сказал себе Сашка, - сейчас она выберется в люк, и…"
Но поздно: он уже подумал о Княгине как о "ней" - до сих пор его размышления были почти лишены дефиниций пола. Это решило дело. С кристально четким осознанием своей немедленной мучительной смерти Сашка наклонился и поцеловал Балл.
Наверное, ей ничего не стоило увернуться и спустить все на тормозах - уж вряд ли она стала бы подвергать Сашку дисциплинарному взысканию. Ничего не стоило ей и не отвечать на поцелуй, оставить губы сомкнутыми и сделать вид, как будто ничего не заметила, - тогда Сашка отделался бы только страшной неловкостью. Вместо этого она с неожиданной силой обняла его за шею, привлекая к себе; холодные пальцы запутались в волосах, скользнули по шее, под воротом рубашки… Мысли пропали - во всяком случае, членораздельные мысли. С Сашкой такого не было уже давно; даже его первые поцелуи никогда не отключали голову настолько полностью, не вышибали все, кроме невнятной, но очень сильной жажды. Тогда все же оставалось место для гордости собой, для нежности и для юношеского ощущения счастья. Сейчас ничего этого не было. Даже обычного приятного опьянения, как с другими…
Они отпустили друг друга одновременно, Сашка уставился на Княгиню совершенно дикими глазами. Он очень удивился - но Княгиня, кажется, улыбалась. И облизнулась. Он почти ожидал увидеть раздвоенный язык, вопреки очевидному.
- Если хотите, зайдите ко мне в каюту после ужина. Или не заходите.
- Зайду, - выдохнул Сашка совершенно не своим голосом.
- А я бы на вашем месте еще подумала, - спокойно заметила Княгиня.
Сашка не особенно раздумывал: думать он просто не мог. Где-то в тумане его разума пульсировали неземным светом примерно такие слова: "Она! Неужели?.. Она!" И: "Неужели она?", и "Но ведь это - она!" и просто "Неужели?" Большим словарным запасом его подсознание не отличалось: примерно то же самое приходило ему на ум уже не один десяток раз, в отношении совершенно разных особ. Правда, следует отметить, что до сих пор ни одна из этих особ не была в три раза его старше, и что никогда еще Сашка не чувствовал себя настолько контуженным.
* * *
…Бэла отпустила рукояти легкого штурвала содрала с головы терновый венец и сидела, тяжело дыша. По прикушенной губе текла струйка крови. Слава Лесному Царю, что кровь идет из губы, а не откуда-нибудь из виска. У некоторых кораблей, когда они перенапрягаются, появляется дурная привычка пить кровь из пилота. Немало хороших рулевых, как слышала Белка, закончили свою жизнь, как мухи в паутине. Что хуже прочего - корабли от этого дуреют. Человеческая кровь им впрок не идет, они бесятся и готовы разнести все вокруг.
Однако обошлось.
Перед ними неспешно растекался в межзвездном просторе пресловутый западный рукав - в глазах Бэлы гладкая, сиреневато-розовая поверхность. Когда Бэла смотрела глазами корабля, она видела, что под килем глубина этого, безымянного, стрима становится почти фиолетовой. Ветры, которые, свиваясь в кольца, надували еще не опавшие зеленые паруса, были нежно-золотыми, искрящимися оранжевым и белым. Чудесная картина, спокойные потоки - и никаких тебе турбулентностей.
- Бэла, извини меня, но ты чуть было не угробила корабль! - Бэла никогда еще не видела штурмана Катерину такой. Только улыбчивой и вежливой. Теперь стало понятно, как это ей удавалось быть суперкарго: такая и грузчиками в порту сможет командовать, и целой абордажной командой при случае.
- Все обошлось благополучно, - сказала Бэла.
- Бэла, ты должна понимать, что во время авральных действий все зависит от слаженности работы экипажа! А ты не выполнила маневр так, как я его расчитала! Мы могли потерять управление, штурвал могло снести. Ты понимаешь, что я теперь не могу тебе доверять во время маневров?! А если еще и стрелять придется?
Бэла смотрела на Катерину ледяным взглядом. По бортовому расписанию Катерина была все-таки ниже Белки - постоянного пилота. Пусть даже на торговых судах старшинство не соблюдается скрупулезно, все равно ей не следовало выговаривать пилоту. В присутствии капитана она бы точно не стала так делать. Но капитана на мостике не было, и, видимо, Катерина не сдержала негодования опытного эфирника при виде сущей салаги. "К тому же, оборотня", - подумала Белка, но она тотчас отказалась от этой мысли. Сандра правильно говорила: идти на поводу у комплексов не стоит. Не факт, что Катерина помнит о происхождении своей коллеги.
Бэла могла бы выложить Катерине свои соображения по поводу субординации. Еще могла бы заметить, что не сделала ничего плохого, напротив - если бы не она, "Блик" мог бы даже получить повреждения. Вместо этого Бэла промолчала, и продолжала все так же смотреть на Катерину. Как раз в этот момент в рубку поднялась Княгиня, и спорить о чем-то стало уже совершенно не с руки.
"Что ее так задержало? - подумала Белка. - И запах какой-то странный…"
Во время все радовались удачному маневру - все, кроме Белки. Ее хвалили, ее хлопали по спине, в честь нее провозгласили несколько тостов. Сашка и Сандра с большим удовольствием исполнили какую-то сюиту в ее честь, причем звали присоединиться - но Белка сдержанно отказалась, сказав, что у нее устали руки от штурвала. Это была правда, но причина отказа была сложнее.
Почему-то ей казалось, что Катерина - новенькая - куда более на своем месте здесь, среди этих веселых, оживленных людей. Бэла чувствовала себя чужой и слишком здравомыслящей. Сашка вообще выглядел, как пьяный, хотя, в отличие от присосавшейся к "Северному Сиянию" Сандры не выпил ни стаканчика. Бэле не хотелось ни веселиться, ни пьянствовать, ни петь, ни играть. Она думала, что, может быть, вообще не умеет веселиться.
В деле с Катериной она, безусловно, была права. Но почему она не сумела высказаться, не сумела найти верные слова, чтобы Катерина поняла ее?
Наверное, таким, как она, вообще не следовало выходить из леса.
Бэла сидела в углу дивана с бокалом красного вина в руке и молчала, иногда улыбаясь в ответ на заразительную, счастливую улыбку Сашки или же на дружелюбное похлопывание по спине Сандры. На Катерину она старалась не смотреть.
* * *
Гораздо позднее ужина Сашка и Марина Балл лежали рядом на койке Княгини, и Сашка раздумывал, как бы получше извиниться за то, что он нес недавно. К счастью, Балл сама пришла ему на помощь:
- Как это ты меня назвал? Снежная роза?
- Ну… да, - Сашка немного сконфузился. - Вы не очень похожи, капитан. Просто вырвалось.
- Ничего, - Княгиня по-кошачьи потерлась головой о его грудь. - Я, конечно, не ценитель поэзии, но польщена. Только вот… "капитан"? Несколько нелепо в данной обстановке, не находишь?
- А что? - удивленно спросил Сашка. - Как я могу называть вас по-другому? Вы же одна и есть. Капитан. Марина Федоровна Балл. Подумаешь… в постели там, не в постели… как будто от этого человек меняется.
Балл приподнялась на локте, заинтересованно заглянула ему в лицо.
- Чаще всего меняется, - заметила она с ясно слышимым юмором. - Но не вы, штурман. В самом деле.
- Ну вот видите, - сказал Сашка и сграбастал ее за плечи, притягивая к себе.
- Не думайте, что я позволю вам это делать на мостике, - заметила Княгиня после паузы, чуть задыхаясь.
- А я и не думаю.
Глава 16,
о почти аварийной посадке
Бэла Катерину не понимала. Штурман была слишком уверенной в себе и в своей правоте и при этом слишком нормальной. Она совершенно не походила на Сашку и Сандру, которые Бэле казались все-таки немного не в своем уме.
Бэлу беспокоили их отношения.
Возможно, до Майреди удастся остаться в рамках формальной вежливости?.. Нет, скорее всего: ведь Сашка теперь во время маневров будет находиться в фонаре, и Бэле волей-неволей придется работать именно с Катериной.
Катерина, кажется, разделяла неловкость Бэлы: после того, первого взрыва, они просто почти перестали разговаривать. Бэла делала это инстинктивно, а Катерина, как ей показалось, совершенно сознательно - чтобы не переводить ситуацию в откровенную вражду.
Однажды, уже незадолго до их промежуточной посадки на Тэте, Катерина вечером постучалась Белке в дверь каюты и сказала:
- Бэла… Я тут написала песню, но мне кажется, что я ее не спою. Может быть, ты попробуешь?
Голос у нее был неуверенный, и Бэла поняла: штурман хочет пойти на примирение.
Белка почувствовала, как к горлу у нее подступает странный комок, и она ответила, как можно искренне:
- Я бы с удовольствием. Но я не пою.
- Не умеешь? - спросила Катерина.
Бэла передернула плечами. Если Катерина до сих пор не заметила, что она никогда не говорит громко, Бэле совсем не хотелось привлекать внимание Катерины к этому факту.
- Так, - сказала она. - Но если сделаешь оранжировку для барабана… то я всегда.
- Может, и сделаю… - задумчиво сказала Катерина. - Знаешь, под барабан как-то не споешь.
Но сказала она это сдержано, и Бэла прокляла себя: все-таки она совершенно не умеет общаться с людьми! Катерина явно сделала жест доброй воли, ей это могло быть трудно. А как она, Белка, отреагировала? Задушила росток на корню и все такое.
Белка упала на койку, на бок, и закрыла ухо рукой, как лапой - скорее, кошачья повадка, а не лисья, но Белка многого набралась у Абордажа.
Ну что ж, странно было бы ожидать, что у нее ни с кем не возникнет на корабле трений. Собственно, хорошие отношения с Сашкой и Сандрой - совершенно не ее заслуга. Конечно, стоило появиться нормальному человеку…
"Спи, - сказала себе Белка. - Самобичеваться потом будешь".
Однако потом времени у нее не оказалось - посадка в их промежуточном пункте назначения выдалась на редкость экстремальная, из тех, что с гарантией вышибают из головы все не относящиеся к непосредственной задачи мысли.
Довольно скоро выяснилось, зачем они идут на Тэту и какая такая прибыль может их ожидать в дальнем захолустье: требовалось доставить давно заказанный груз на станцию климатологического наблюдения и разведки. Одно только и было странно - что Княгиня связалась с такими капризными вещами, как запас амулетов, энергетических кристаллов, ингридиентов для зелий или что там еще могло понадобиться на погодной станции. Вряд ли научный персонал деньги лопатой гребет. Может, на Тэте есть какие-нибудь редкие природные богатства?
Белобрысову, однако, недосуг было размышлять над этими странностями: у него сейчас дни и ночи проходили в каком-то восхитительном тумане - то лазурном, то золотом, то каком-то вообще непонятном. Ему казалось - он знает, как чувствует себя корабль, когда его паруса раздувает правильный ветер - не тот, который попутный, а тот, который под легким углом, чтобы каждое полотнище до последнего лиселя трепетало от счастья. Он сам не знал, откуда оно взялось. Ни с кровью, ни с мистической связью это ничего общего не имело. Просто так случилось - и Сашка принимал это чувство всеми фибрами души.
При этом ему бы и в голову не пришло в неофициальной обстановке поинтересоваться у Княгини, что они все-таки забыли на Тэте. Он по-прежнему не делил своего капитана на составные части.
Первые тревожные склянки пробили в голове у Белобрысова только тогда, когда он за двое суток до предполагаемого времени посадки пришел за уточнением планетарной лоции.
- А, штурман! Получите последние сведения, - она кинула ему объемистую тетрадь. - Хорошо, что у вас наконец-то дошли руки поинтересоваться документами, которые я получила, замечу, еще до отлета.
Сашка проглотил упрек, отчасти заслуженный: документы и впрямь были на корабле с самого начала, но в порядке вещей считалось, если штурманы знакомились с лоциями за два-три дня до посадки. Раньше не было смысла.
- Как предсказывают прогнозисты, - продолжала Княгиня совершенно ровным тоном, - река намела в дельте песчаную мель, приземляемся на двадцать семь минут восточнее.
Пока Сашка отчаянно пытался сообразить, при чем тут дельта реки и песчаная мель - у них что, нет нормального "мокрого" порта? - Балл продолжила как ни в чем не бывало:
- Поселение выше по реке, придется сперва дойти до дельты, а потом подниматься. Ничего, ветра весной там устойчивые, а штормов не бывает.
Пораскинув мозгами, Сашка решил, что ситуация вполне логичная: небось, единственное поселение устроили не там, где удобно садиться, а там, где что-нибудь добывают. Или где есть пахотная земля, например.
У Княгини он снова решил ничего не спрашивать: ему по опыту уже было известно, что, когда капитан говорит таким тоном, все расспросы она, скорее всего, проигнорирует.
* * *
- До планеты полтора килокабельтова!
- Точка посадки прямо под нами - Сашка наблюдал, как изображение планеты, окутанное призрачными линиями выдуманной людьми координатной сетки, медленно увеличивается в хрустальном окне иллюминатора. На месте второго пилота сидела Катерина: от нее умопомрачительно пахло томленой картошкой с грибами.
"Блик" вышел к планете ровно за час до обеда по корабельному времени, и теперь голодный экипаж молча сглатывал слюну.
- Выполняем посадочный ордер, - Балл смотрела туда же, куда и штурман. Эфир вокруг планеты был пуст: ни одного корабля, ни одной волны в чашке радара. Аппетитный запах капитана, похоже, ничуть не волновал.
- Нет ответа от диспетчерской службы, - подала голос Белка. - Вообще никаких сигналов, кроме приводного маяка. На запрос о посадке никто не ответил.
- Продолжайте посадочный ордер, пилот, - капитан помолчала, и, когда уже никто не ждал продолжения, проговорила: - здесь это обычное дело…
Посадка в порту неприятна двумя вещами. Во-первых, резкой ударной перегрузкой при торможении об воду: почему-то ни в одном рейде ни одного корабля ни разу не случалось, чтобы к посадке закрепили абсолютно все. Что-нибудь обязательно сорвется с креплений, отвалится, разобьется. Начиная от сервизной чайной чашки и заканчивая пассажирами и членами экипажа. Доходит до того, что суеверные эфирники специально закупаются дешевыми гранеными стаканами, оставляя жертву "закону Подлости" на столе кают-компании.
Вторая неприятность - это извечная и бесконечная бюрократия портовых чиновников: зарегистрируй корабль, зарегистрируй груз, получи разрешение на разгрузку, на наем портовых грузчиков, на швартовку, на проезд по территории эфирного порта, на пользование туалетами на территории, на выгул кота (в ошейнике, с медной бляхой инвентарный номер 338472, борт "Блик", бригантина, порт приписки - Земля), на проведение профилактики или ремонта… Как было просто в военном флоте! Всех процедур - показать коменданту предписание Адмиралтейства, и все, запущен священный ритуал. Часто глупый, но всегда безукоризненно точный. А тут…
Обычно со всеми интеллектуальными выкрутасами разбирались Княгиня и Берг. Сашке, Сандре и Белке выпадали лишь поручения типа "возьми-бланк-принеси-найди-отдай-и не забудь печать!" Штурман и этим тяготился. Как выяснилось, напрасно. На Тэте он понял, что бюрократия развитой инфраструктуры - еще меньшее зло.
Правда, поесть ему все-таки позволили - в спешке.
- А ну! Навались! Раз-два, тяни, тяни, тяниии! - наваливаясь всем весом на проклятую снасть Сашка и Берг устанавливали парусный такелаж для морского плавания. Палуба скользила под ногами, а плетение каната прокалывало даже защитные рукавицы.
Обычно эфирные корабли практически не способны к самостоятельным маневрам даже в пределах акватории порта: юркие парусные суденышки-буксиры - неизбежное зло, несмотря на эфирно-морской антагонизм. Они облепляют приземлившийся корабль, забрасывают швартовые лини и ведут к мокрым пристаням, в сухие доки, откуда потом, перед взлетом, доставляют к стартовым сайтам "пушек".
То, что буксира не будет, штурман понял только тогда, когда капитан скомандовала развертывать снасти. Это был удар! И что самое противное ни Сандра, ни Белка, ни даже сама Берг не выглядели особо расстроенными…
Колониальные транспорты, военные десантники и мелкие курьеры вроде того же "Блика" способны поднять не только призрачно-великолепный эфирный такелаж, но и самый обычный морской. Короткие заваленные назад мачты - не та конструкция, чтобы обеспечить многажды воспетое "величавое скольжение по волнам", а тяжелый корпус эфирника изрядно мешает маневрам, но двигаться можно. "Как беременное корыто": в свое время курсанта Белобрысова, проходящего практику на каботажнике в Финском заливе, очень восхитила эта творческая фраза морского капитана.
Проблема в том, что это самое "беременное корыто" должен был стронуть с места именно Сашка.