Спала она три дня очень глубоким сном, и лишь по ее дыханию можно было сказать, что она жива. Пока она спала, Хан промыл и смазал ее раны и царапины. Помогал ему в этом аптекарь, живший в соседнем доме. Постепенно краска вернулась на ее кожу, мышцы стали более упругими. К вечеру третьего дня она проснулась. Долго она ничего не говорила и лишь смотрела в окно, выходящее на площадь, где располагался базар, и на котором торговали люди и леры. Она видела перед собой сцену, которой по меньшей мере десять тысяч лет. Потом заговорила.
- Ты, наверное, сам понял, что я проиграла, и это стоило нам корабля.
- Сказать по правде, меня больше беспокоило твое состояние, а не корабль.
- Ты очень добр. Но, увы, корабля у нас нет, однако он вернется сюда. Нас могут взять в плен, а если не найдут, мы навсегда останемся здесь. Кроме того, я теперь калека.
Она вытянула руки. Кисти распухли, и Хан ощутил, как в нем шевельнулась острая жалость - они были сломаны.
- Да. Вот так.
После этого она снова замолчала надолго, но постепенно разговорилась, и он узнал, что произошло. После того, как Хан улетел, она начала охотиться за Хатингаром, стараясь поймать его в ловушку. Это ей удалось. Она даже обезоружила его, но не воспользовалась пистолетом. Хатингар застал ее врасплох и повредил руки. Нечеловеческим усилием ей удалось вырваться от него, но она узнала, что теперь ей придет конец, она не сможет убить его. Поэтому при первой же возможности она покинула корабль с помощью спасательной гондолы. Хатингар не препятствовал ей, он полагал, что Лизендир не выживет.
Однако она выжила и приземлилась где-то на западе, в необитаемой дикой степи. Пищевые концентраты оказались для нее не подходящими. В пище было что-то лишнее или, наоборот, чего-то не хватало. И она начала охотиться, хотя для нее это было теперь трудно. Черви, листья, плоды, мелкие животные - все это стало ее пищей. Наконец, она добралась до одинокой деревушки, где услышала рассказ о потерпевшем крушение космопилоте, который некоторое время здесь жил. Она не стала ждать, а сразу отправилась в путь, идя напрямик, чтобы сократить расстояние. К тому времени, как она добралась до города, она уже полностью выдохлась. Ведь ей пришлось пройти по бездорожью почти полторы тысячи миль. Однако она выдержала это, несмотря на плохую пищу.
Под конец она сказала:
- Больше я ничего не узнала. У Хатингара мне ничего не удалось выяснить. Я даже думаю, что это не настоящее его имя. Но мы проиграли. И если бы появилась возможность немедленно улететь с планеты, ею необходимо было воспользоваться. Люди знают, что мы оба живы, и когда Хатингар вернется, он не оставит нас в покое.
Впервые Хан услышал от нее признание в поражении.
Она приподняла простыни и посмотрела на свое обнаженное тело. Оно было чистым. Раны промыты и смазаны, некоторые совсем затянулись, и остались только небольшие шрамы.
- Это ты сделал?
- Да. Тебе пришлось многое перенести. Я решил, что лучше я позабочусь о тебе, чем кто-либо из посторонних. Я и сейчас плохо знаю твой народ, но все же гораздо лучше, чем тогда, когда мы встретились впервые.
Он говорил на ее языке и, запинаясь и спотыкаясь, рассказал ей все, что произошло с ним за время их разлуки.
Она внимательно выслушала, затем сказала:
- Да, ты многое узнал, многое понял. Хотя у тебя ужасный акцент, мне приятно слушать тебя.
Она протянула к нему руки, крепко обняла. Хан был смущен таким внезапным всплеском эмоций у Лизендир. Это было нетипично для нее. Видимо, долгие лишения ослабили ее волю и умение владеть собою.
Она поняла, о чем думает Хан.
- Я была одна, абсолютно одна. Никогда раньше я не чувствовала себя такой одинокой. У меня перед глазами всплывали воспоминания. Старые друзья, старые любимые. Ты. И вот я нашла тебя. И ты теперь не просто человек, ты говоришь на моем языке, лечишь меня, моешь мое тело. Теперь нам осталось только вместе лечь в постель, и тогда ты станешь самым близким для меня, и я даже смогу назвать тебе мое имя, которое знают только мои самые близкие друзья.
Он позволил ей выговориться, и она постепенно погрузилась в размышления. Хан поднялся, покопался в гардеробе и нашел одежду, украшенную вышитыми цветами и листьями, которую купил для Лизендир.
- Я знаю, это не твой стиль, Лизендир, но я решил, что эта одежда не привлечет ничьего внимания, когда мы отправимся в путь. Может быть, тебя примут за местную. Впрочем, такая пара, как мы, не может не привлечь внимания.
Она откинула голову, расхохоталась, затем внезапно замолчала. Она снова стала сама собой, приобрела уверенность.
- Так что мы будем делать?
- Я знаю, что вероятность появления корабля здесь чрезвычайно мала. Вряд ли мы сможем покинуть Челседон в обозримом будущем. Наш Палленбер был первым кораблем, прилетевшим сюда после Ефрема. Челседон слишком далек от грузовых линий. Если Воины не вернутся, мы сможем дождаться корабля.
- Где?
- Думаю, лучше всего в горах, где мы договорились встретиться.
- Да. Мы не можем ждать корабля в Столице, но в горах нам ничего не грозит. Нет другого выхода, пока я в таком состоянии. Нужно выиграть время.
- А если мы не дождемся корабля, Лизендир? - он не закончил, ибо хорошо знал, что будет тогда. Им придется идти каждому своим путем, путем его народа.
Что-то неопределенное сформировалось в их отношениях.
- Я знаю, - это было все, что она ответила.
V
События развиваются по определенным законам соответствии со своей природой. Исходя из этого, изменения и трансформации становятся обязательными.
Цзи Цзу Тянь, "Вступление"
Хан и Лизендир оставались в гостинице несколько дней. Лизендир восстанавливала силы для путешествия. Руки ее зажили, хотя и не полностью восстановили свои функции. Видимо, такими они останутся до конца жизни. Лизендир больше не создавала ситуаций, могущих привести к интимным отношениям, да и Хан старательно избегал их.
Они отправились в путь, погрузив продовольствие, купленное Ханом, на вьючное животное. Это животное, меньшего размера, чем те, что тащили повозку с товарами на рынок, обладало весьма своенравным характером.
Ни Лизендир, ни Хан не имели опыта в обращении с животными, но постепенно им удалось заставить упрямца делать то, что они хотят. Однако поначалу он доставил немало хлопот. Лизендир в ярости даже как-то сказала Хану:
- От него по крайней мере будет польза. Когда у нас кончатся запасы, мы сможем съесть его!
И вол по тону замечания понял, что ничего хорошего его не ждет. Он поднял голову, опустил уши и с тех пор стал вести себя более или менее прилично.
Они ехали в горы - туда, где у них была назначена встреча. Странно, но Лизендир вовсе не хотелось покидать город, однако не возражала, понимая необходимость такого шага. Ведь они привлекали слишком много внимания, возбуждали слишком много любопытства. Леры и люди жили на Челседоне в мире, но разобщенно.
Хотя Хан и Лизендир не были в интимных отношениях, но с этой новой встречей между ними возникла иная, духовная близость. Лизендир стала более мягкой, менее требовательной, как бы не очень уверенной в себе. Иногда своими неожиданными капризами, внезапными поворотами в разговоре она напоминала ребенка. Но Хан ощутил перемену не только в ней, но и в себе.
Дорога, по которой они двигались, была пустынной. Редко встречались путники или повозки. Те случайные, кто видели их, с изумлением смотрели на странную пару. Пока они шли, Хан разрабатывал план действия.
- Мы не можем жить в Столице. Совершенно очевидно, что там есть шпионы. И, тем не менее, мы должны обосноваться где-то поблизости, чтобы не прозевать корабль. Хорошо бы заняться сельским хозяйством, но ни ты, ни я не обладаем для этого достаточными знаниями. Лучше было бы добывать золото в горах. Здесь оно мало ценится, но все-таки прокормиться можно. Пищу будем покупать на окраинах городов.
- А что если корабль так и не приземлится? - спросила она с тревогой.
Он долго не отвечал, хотя ответ ему был известен. Наконец, заговорил.
- Если так случится, то через несколько лет ты станешь чьей-то женой. Войдешь в клан.
Они замолчали, и надолго.
Вскоре дорога пошла в гору. Еще несколько дней пути - и показались две вершины, к которым они направлялись. Последний раз они их видели еще в городе, казалось, несколько лет назад. В этом мире долгих суток и отсутствия времен года время искажалось.
Они свернули с дороги и поехали через рощу, отыскивая место, пригодное для стоянки. К своему удивлению, они скоро наткнулись на заброшенную хижину. Она была небольшая, но довольно крепкая и не лишена некоторого комфорта. Вблизи по песчаному руслу протекал ручеек. По всему было видно, что тот, кто построил эту хижину, давно покинул эти места.
Хан предположил, что здесь был один из первых переселенцев, который решил добывать золото. Но этот промысел на Челседоне не был прибыльным. Золота было много, и ценилось оно только в порту, да и то когда прибывали торговые корабли, так что обогатиться здесь за счет золота было невозможно. Вероятно, одинокий золотоискатель заболел и, не получив помощи, умер. Лизендир согласилась с этой версией, но добавила:
- Я не боюсь, что он вернется. Совершенно ясно, здесь давно никто не живет. Он ушел или умер много лет назад. К тому же мы не знаем, сколько лет назад заселен Челседон. Я думала, совсем недавно, но, кажется, это не так.
- Да. Даже в той деревушке леров, где я жил, никто не знает Общего Языка. Это не значит, что они просто забыли его - память у леров очень хорошая, нет, они его просто не изучали.
- Ты высказываешь такие предположения, которые я не рискую даже обдумывать.
- Посуди сама. Челседон всегда был окутан тайной. Нас послали сюда, ничего не объяснив. Дальше. Хетрус был главой людей на этой встрече. А кто был главным у леров? Разумеется, не ты - ты слишком молода. И не Вальваркой, и не Ленкуриан. И не тот, кого мы считаем шпионом и который стремился уничтожить нас. Кто же остается? Дефтендар Срит. Кто она и что знает?
- Это старая мудрая женщина. Кроме этого я ничего о ней не знаю. Скоро ее возведут в ранг мудреца, и она станет пятнадцатой из них. Сейчас их четырнадцать.
- Значит, мы просто открыли двери на эту планету, но куда идти дальше, не знаем.
Следующие несколько дней они старались сделать хижину пригодной для жилья. В часы отдыха они исследовали окрестности. В одну из этих экспедиций вблизи истока ручья Лизендир нашла скелет. Она внимательно исследовала его и объявила, что это человек, а не лер. У леров отсутствуют зубы мудрости. Хан не был суеверен, но все же ему стало не по себе. Лизендир, напротив, сочла это добрым предзнаменованием. Настроение ее заметно улучшилось. Хан удивился.
- Это хороший знак, - заявила она. - Объясню потом.
Хан приготовился слушать, думая, что это будет долгий разговор. Он начал подозревать, почему так статично общество леров: они тратят всю энергию на производство следующего поколения и сохранения его для будущего.
Она продолжала:
- Знаешь, после того, как у лера появились дети и он вырастил их, он становится свободным и может делать все, что хочет. Многие остаются одинокими. Когда такой лер чувствует, что его конец близок, он делает над собой цанзираф. Иногда он после этого не умирает - это означает, что время его еще не пришло. Если же умирает, то своей смертью избавляется от всех проблем. При этом он остается лежать там, где упал. Мы не хороним своих мертвецов - они распоряжаются собой сами. Такова наша высшая религия. Тело возвращается земле. Найти скелет - хороший знак, это значит, что кто-то успешно завершил свой жизненный путь.
- Но это же скелет человека, а не лера. И он не был удовлетворен жизнью. Скорее всего, спятил.
Она отмахнулась.
- Ну и что? Подумай, разве может человек, живущий в мире с самим собой, путешествовать в космосе, а затем уйти один в необитаемую пустыню? Я знаю, что такое тяга к золоту. Но даже она не может изменить природу человека. Ты способен жить один? Нет, скажешь ты, и приведешь тысячу причин: ты молод, хочешь жить в обществе, иметь подруг, друзей… Я это знаю, потому что чувствую то же самое. Я не могла бы жить одна.
Она замолчала, задумалась. Затем продолжила.
- Может быть, он был жаден и не удовлетворен, но раз он остался здесь, значит сумел заглянуть в себя: люди иногда умеют делать это, хотя не так часто, как мы. В противном случае он не остался бы здесь, вернулся в город, чтобы умереть там.
Хан вынужден был признать - независимо от того, хороший это знак или нет, - что место, где они решили обосноваться, очень красиво. Хижина находилась недалеко от гребня, над которым возвышались две вершины, видимые из Столицы. Вокруг росли деревья, кусты, весело журчал ручей, прокладывая себе путь в ложбине. Солнечные лучи играли среди горных вершин, в долинах между ними медленно плыли облака, легкий ветерок едва шевелил ветви деревьев. Вид на вершины был великолепным. Это необитаемое место располагало к раздумьям, умиротворению, полному внутреннему покою.
Через несколько дней оба поняли, что перед ними обоими встала проблема сущности их отношений. Живя бок о бок в тесной хижине, они сближались не только эмоционально. Оба ощущали физическую тягу друг к другу. Однажды вечером после ужина, готовясь ко сну, они решили обсудить это.
Разговор начал Хан, который заявил, что его влечет к ней гораздо сильнее, чем тогда, на корабле. Лизендир рассмеялась.
- Ну так что? Ты жил несколько месяцев среди женщин-леров, и они ведь не пытались изнасиловать тебя?
- Но ты же знаешь, что у нас с тобой все совсем не так?
- Конечно.
Она надолго замолчала, но Хан не отказался от мысли поговорить серьезно. Он понимал, что Лизендир чем-то глубоко встревожена, но не могла или не хотела открывать причину волнения. Он попытался подойти к запретной теме, расспрашивая ее о народе, о ней самой. Хан многое понял за время, когда жил среди леров, но многого еще не понимал и не мог это сделать без ее помощи. И она стала предельно откровенной.
Он начал издалека:
- Я всегда думал о лерах, как о чужой расе, настолько чужой, что люди не могли с ними сродниться. И это разделяет нас с тобой.
- Нет, совсем нет. Между нами гораздо больше различий, чем ты думаешь. И основа этих различий в том, что твой народ забыл, откуда произошел, а мой - нет. И никогда не забудет. У людей перед нами огромное преимущество: они не знают, как появились. Люди просто следуют по пути эволюции и стараются заполнить часть неведомой им истории мифами, в которые по существу не верят. И тем не менее эти мифы существуют. Вы возникли из первобытного хаоса. О себе мы не можем этого сказать. Мы сделаны искусственно! Обычный продукт цивилизации. Ваши ученые, создав нас, так же бездумно играли с законами вселенной, как ребенок со спуском нейтронного пистолета. Прагматизм! Эксперименты! И полное пренебрежение законами развития живой материи.
Она была вне себя от ярости.
- Хан, они хотели узнать, смогут ли вывести супермена искусственно и играли со структурой ДНК, перестраивали ее. Они вырастили в своих лабораториях новое поколение, не имеющее вековых традиций. Эволюция бесконечно разнообразна, Хан, и никто не знает ее законов. Ни люди, ни леры. Поэтому когда людям удалось создать новую форму жизни, они были бесконечно удивлены. Да, это оказалось чуть ли не магией. Они сами по себе смогли достичь следующей резонансной частоты, как в музыке следующего полутона, хотя совершенно не имели понятия о законе построения музыкальной гаммы. Вернее, следующего аккорда. Или, как в физике, следующего стабильного состояния элемента. Магия, магия. Я содрогаюсь от страха, думая об их опасной игре при полном незнании того, к чему она может привести. Но они были счастливы, когда им удалось сделать это. У людей была за спиной тысячелетняя культура, мы же одним скачком из ничего оказались во втором веке атомной эры. Из ничего! Затем люди заметили, что не могут иметь от нас потомства. Это было ударом. Они смогли создать супермена, но ничего хорошего из этого извлечь не удалось. Суперирония! Они сделали невозможное, но никакой пользы для себя не получили. Они стали как бы родственниками леров, но находящимися в далеком прошлом. Леры оказались не такими, как люди. Может быть, не лучше и не хуже… Просто не такими. Шесть тысяч леров с низким уровнем рождаемости, таким низким, что пришлось вырабатывать систему браков и семейных отношений, дабы немного увеличить число себе подобных. Шесть тысяч на планете, которую населяют пятнадцать миллиардов человек! Поэтому леры бежали с Земли. Действительно, мы обладаем некоторыми способностями, которых вы не имеете. Например, память. Мы тоже можем забывать неприятное, но если для вас это только сдвиг в далекие области мозга, для нас - полное стирание. Поэтому нам приходится быть крайне осторожными - ведь по неосторожности можно потерять и полезные сведения. Правда, это исключает саму возможность пыток - ведь каждый может при необходимости забыть все, что пожелает. У нас более широкий спектр видения - существуют еще два цвета помимо семи. Однако мы не способны видеть в темноте, наш день кончается с наступлением сумерек. А низкая рождаемость… Но утверждают, что закон эволюции гласит: чем выше форма жизни, тем сложнее условия ее воспроизводства. Да и еще много отличий, вплоть до внешнего вида. Вы очень завидуете тому, что мы долго выглядим молодыми. Но зато мы меньше времени проводим в зрелости. И секс в юности. Он дан нам вовсе не для удовольствия, а с целью - для того, чтобы в зрелости, которая у нас длится сравнительно недолго, мы не отвлекались на секс в ущерб полезной деятельности. Да, в юности мы испытываем двадцать интенсивных лет телесной любви - но бесплодной, совершенно бесплодной. А потом приходится связывать жизнь с тем, кого тебе назовет совет, а не с тем, кого хочешь ты.
- А если любишь? Что тогда?
Она коротко рассмеялась, но веселья в смехе не было. Она чуть не плакала.
- Тогда наша жизнь становится мукой. Ведь мы наделены памятью и помним все до мельчайших подробностей. Наша память - наше проклятье. Вот почему я не хочу иметь дела с тобой. Я просто хорошо помню остальных. Ты видишь во мне просто возможность развлечься. Это безответственность. Как потом придется расплачиваться за это! Подумай, у тебя есть любимая, и ты наслаждаешься с нею. Затем приходит зрелость, и тебя разлучают с нею, а когда вы снова свободны, вы уже стары и вам приходится только вспоминать, как все было.
- А почему бы вам не соединяться просто по любви?
- Это невозможно. Вопрос в генах. Они могут быть нестабильными, а рисковать нельзя. Это может привести к появлению мутантов, субрас. Ведь у искусственно выведенной расы большая вероятность мутаций, и, следовательно, нужно тщательно выбирать производителей потомства.
Она замолчала.
Стало совсем темно, и Хан видел только бледное пятно ее лица. Сейчас Хан видел ее лучше, чем она его, хотя, конечно, она могла с большой точностью определить его местонахождение по звукам и запахам. Где-то вдали слышались крики незнакомых зверей. Лизендир вздохнула.