Я почувствовала, как малышка ощутимо напряглась.
- Единственное НО, Ваше высочество. А как же быть с тем, что я уже замужем?
Принц как-то странно посмотрел на меня, будто колебался, но все же ответил:
- Думаю, это ненадолго. Вашего супруга уже осудили. Благо приговор был таков, что он навряд ли долго проживет. Штрафники – расходный материал в армии Союза.
В груди стало пусто. Не хотелось ни плакать, ни кричать. Я смотрела и не видела стола, даже не дышала. Почему так? Его не должны были судить. Понизить в звании, отстранить от командования, но в штрафники? Захотелось выбежать, разбить что-нибудь, да хотя бы закричать – неважно, главное, что-нибудь сделать! Впервые за долгие годы глаза предательски защипало. И в памяти всплыло лицо отца. Тогда, перед отлетом. Наверное, потому что в девять лет было так же больно, но сделать точно так же ничего уже было нельзя. Этот ком из воспоминаний прошлого и настоящего и отрезвил. Заставил повторить про себя как мантру фразу "Я сильная, согнусь, но не сломаюсь. А слезы – выплачу завтра". И абсолютно безжизненным голосом произнесла:
- Тогда мой ответ "Да". Но есть одно условие.
Малышка вообще по ощущениям напоминала больше каменную статую, чем живого ребенка.
- Таира остается здесь, освобождается ото всех обязательств перед Вами и становится свободной гражданкой Танэкта. А по достижении ее совершеннолетия сможет выбрать понравившееся ей учебное заведение и может выйти замуж по своему желанию за того, кого сочтет достойным. А пока ей не исполнится двадцати, остается на вашем попечительстве, как младшая родственница.
Малявка удивленно повернулась ко мне и вопросительно посмотрела. С не меньшим изумлением взирал и Ингир. Спустя мгновение принц оценил градус наглости и удовлетворенно хмыкнул. Если он оставит мелкую у себя и не женится, да еще сделает ее простой подданной – это межрасовый скандал. Да, Таира – не заложница, но Союз это может преподнести именно в таком ключе. С другой стороны, не все ли равно. Танэкт выставит претензии Союзу по поводу появления во вселенной расы мирийцев, и конфликта так и так будет не избежать, пусть под шумок хоть Таира станет свободной от обязательств титула.
- Хорошо. А лично для себя вы ничего не хотите?
- Нет.
Мы встретились взглядами и поняли друг друга без слов. Это только СМИ могут развешивать лапшу про порывы чувств и скорые свадьбы от пылкой любви у сильных мира сего. Сейчас передо мной сидел прожжённый интриган и хитрый политик, которому нужен был прочный альянс с мирийцами. Я же должна была стать краеугольным камнем, о который разобьётся броня непогрешимости Союза в плане генетических испытаний. Рокировка невест – политически выверенный шаг. Скорее всего, после того, как с мирийцами будет объявлено об официальных договоренностях, я покину этот "пост", и на роль супруги подберут уже мирийку.
- Что ж. Я искренне рад, что мы достигли взаимопонимания в столь важном вопросе.
Принц в подтверждение своих слов склонил голову чуть набок в одобряющем жесте. Увы, меня на большие политесы не хватило. Поэтому, ссадив мелкую с колен, поднялась из-за стола.
- Тогда благодарю за ужин. А сейчас прошу меня извинить. – Я уже было собралась откланяться.
- Вы будете столь любезны прогуляться со мной завтра вечером по сейлонскому саду? – Хвостатый интриган был сама любезность.
Выдавив из запасников улыбку "а-ля мечта стоматолога" (медленно, но верно переходящая в область кошмаров, потому как сквозило в ней что-то волчье), ответила:
- С превеликим удовольствием.
Таира стояла рядом, и чувствовалось, как ей тяжело удержаться от того, чтобы не схватить меня за руку или за подол платья. Протянув кнопке свою ладошку, предложила пойти со мной. Иллийка серьезно кивнула, и мы направились к выходу, где все еще стоял начальник охраны. Похоже, кого-то сейчас ожидает внеочередной подарок судьбы под названием "выволочка от начальства".
Разговор ни о чем и о самом важном в покоях малышки затянулся за полночь, и лишь когда мелкая, отчаянно зевая и потирая глаза, все-таки согласилась идти в кровать, я смогла вздохнуть. Вышла из комнат Таиры и наткнулась на караул. Примечательно, что на Танэкте довольно трепетно чтились традиции и живая, а не киборго-электронная охрана скорее была данью ушедшему времени, нежели насущной необходимостью. Хотя эти зелененькие ребятки, подозреваю, могли при желании и того же киборга уложить. Спросив у одного из них на общегалактическом как попасть в крыло службы безопасности, направилась в указанную сторону. Хорошо хоть идти не так далеко – дворец соединялся системой переходов со зданием СБ, а схемы расположения, периодически попадавшиеся на пути не позволили заплутать. Разместили меня в одном из номеров верхнего этажа здания безопасников, чтобы была всегда, что называется, под присмотром и на всякий случай пресечь в зародыше попытки выкрасть мою скромную персону, если таковые Союз решит предпринять.
Лишь оставшись в предоставленных апартаментах одна, зашла в ванную и, включив горячую воду на полную мощность так, чтобы густым паром заволокло все пространство комнаты, дала волю слезам. Шум воды глушил всхлипы, а завеса пара размывала силуэт. В том, что номер нашпигован следилками, сомневаться не приходилось, но так хотя бы создавалась иллюзия, что меня в таком состоянии не видят. Не знаю, сколько просидела, но когда сил плакать уже не осталось, а из горла раздавались лишь надсадные хрипы, все-таки нашла силы, чтобы подняться и умыться. А потом, не раздеваясь, рухнула в постель.
Звонок, разбудивший меня с утра, принес с собой головную боль и тяжесть во всем теле. Доползла до ванной, разделась и включила ледяной душ. Ожидаемый бодрящий эффект почему-то отсутствовал, голова все так же раскалывалась, хотя тело покрылось веселенькой синевой и пупырышками. Решив не истязать сверх меры организм, выключила воду и пошла одеваться. Зайдя в комнату, обнаружила на столе поднос с завтраком и сообщение, что через полчаса меня ждет Дариш. Желания есть не было абсолютно, поэтому, ограничившись чашкой кофе, вкус которого даже не почувствовала, оделась и направилась на заклание к офицеру службы безопасности Ханити.
После четырех часов беседы с Даришем, а так же еще несколькими учеными, уточнявшими тонкости проекта "Эдельвейс", а в частности, параметры уравнения для расчета входа корабля в прокол пространства, я была совершенно выжатой. А неугомонные светочи знаний вцепились в меня не хуже своры бультерьеров в прохудившуюся грелку. Дариш, которому это тоже надоело, но честь мундира не позволяла выказать недовольства, спустя какое-то время предложил сделать перерыв. Покинув комнату, где ученые сцепились не на жизнь, а за истину в очередном споре, я вышла в коридор, оставшись на время одна.
За окном лениво проплывали, словно подсвечиваемые изнутри мягким карминовым светом облака, подгоняемые порывами проказника-ветра. Он же трепал верхушки гигантских папоротников и хвощей (во всяком случае, именно на этих представителей реликтовой земной флоры были похожи местные деревья), а полуденное светило мягко уходило за горизонт. На противоположенной стороне небосклона разгоралась заря. Все верно. Полдень. Орбита Танэкта уникальна – в отличие от большинства она не эллиптическая, а напоминает восьмерку, а в сутках сорок два часа. Поэтому, когда наступает полдень, одно светило уходит с небосклона, а второе встает. Когда планета поворачивается другим полушарием и наступает ночь, то на небо величественно выплывает во всем блеске почти двух сотен звезд Эридан – созвездие, знакомое на Земле в основном лишь астронавтам, а знакомый с детства пояс Орина можно увидеть лишь старательно вглядываясь, да и то ближе к полуночи.
Мысли о том, насколько многоликим может быть небосвод планет притом, что звезды светят во вселенной всем одинаково, немного отвлекло. Я и не заметила, как рядом со мной оказался Дариш.
- Говорят, что тем, кто привык к галактическим суткам, бывает трудно перестроить свои биологические часы под режим Танэкта. А вам так не кажется?
- На каждой планете время полного оборота вокруг своей оси разное. Что в этом такого?
Невежливо отвечать вопросом на вопрос. Но сейчас я могла себе это позволить. Мы не на допросе.
- Тогда полагаю, ваше состояние вызвано иными причинами. Что бы это ни было, примите совет старого служаки. Время невозможно повернуть назад, и коря себя за неверные поступки в прошлом, вы делаете только хуже. Потому как не видите настоящего, и, следовательно, имеете гораздо больше шансов совершить непоправимую оплошность в будущем.
- Спасибо за совет.
Каким образом Дариш сумел так точно угадать причины моего состояния? Ведь о Браене я ничего не рассказывала, пояснив лишь, что он приставлен меня охранять и помочь адаптироваться после потери памяти. О том, что именно он помог мне избежать стирания, я умолчала, предположив, что, скорее всего, сыворотка просто на меня не подействовала. Незачем давать службе безопасности лишний рычаг давления в виде личных чувств и переживаний.
- И уж раз я взялся советовать, позвольте еще одно. Знаю, что принц Ингир предложил вам место в посольстве. Соглашайтесь. Мне кажется, именно от Вас во многом будет зависеть, насколько мирными будут переговоры между мирийцами и Союзом.
Поймав мой недоуменный взгляд, ведь целью посольства будет создание коалиции Танэкта и Альтеры против Союза, а не переговоры с последним, Дариш пояснил:
- Лучшая война – это та, которой не было. Потому, объединившись с нами, мирийцы будут представлять серьезную угрозу. Союз попытается договориться с новой силой на политической арене, и ему придется пойти на уступки, и, как минимум, признать новую расу со всеми причитающимися на то правами.
Подумалось вдруг, что пока Альтера вне закона и не захвачена лишь благодаря своей удаленности. Эта маленькая, вечно готовая к войне планета, при желании Союзом будет наверняка оккупирована, но с большими потерями. Помню время, когда мы еще удивлялись, откуда во вселенной столь малочисленная, но столь совершенная раса воинов. По идее, если бы они эволюционировали, как, например, люди, в течение миллионов лет, то с таким уровнем агрессии и культом войны должны были перебить друг друга или утратили бы часть боевых навыков, ненужных в повседневной жизни, за ненадобностью. Но так как это генно-модифицированные, то все становится понятно.
Меж тем Дариш продолжал:
- Но это самый благоприятный исход. Боюсь, что лазутчики Союза попытаются сорвать переговоры. Вы же, как человек, должны показать, что в состав Союза входят не только агрессоры, но и те, кто готов к конструктивному диалогу.
- Проще говоря, мне нужно будет расположить к себе мирийцев?
Что-то слабо верится в наивность Дариша по этому поводу. Чтобы один человек да в корне изменил мнение о целой расе? Офицер службы безопасности Ханити усмехнулся.
- Не всех, но одного все же постарайтесь. Его имя Лерго дис’ Кейрим, он главнокомандующий армии Альтеры и, как мне подсказывает чутье, именно его при благоприятном стечении обстоятельств назначат послом для заключения договоров с Союзом.
Устало посмотрела в окно, где все так же неспешно плыли облака. Как захотелось стать одним из них, раствориться в холоде плотного водяного тумана, взирать на мир с высоты и оставаться равнодушной к чужой боли, к чужой радости.
- Зачем вы мне все это говорите? Я не могу, да и не хочу становиться послом. Меня этому не учили! Все, что могла, я рассказала, зачем все остальное!
- Вы сможете – на меня в упор уставились холодные, будто вымораживающие до абсолютного нуля, глаза Дариша. – Ради памяти своего отца, ради людей, иллийцев, танинов, мирийцев, да любых мирных жителей, что гибнут в схватках. Вы же точно так же, как и миллионы, на своей шкуре пережили, что значит быть жертвой таких налетов! – Под конец офицер уже почти рычал.
Он знал, на что давить, как убеждать. А еще я почувствовала, что и на себе Дариш испытал боль утраты. Кто погиб у него? Брат? Любимая? Дети? Отец? Мать? Друг? Зачем гадать. Ясно лишь одно – за непроницаемой маской скрываются боль и отчаяние. Сейчас я лишь краем глаза увидела всю бездну страданий, что бушует в душе офицера, и узнала себя, такой я была десять лет назад, только прилетев на посадочную площадку училища. Теперь я понимала Дариша намного лучше, и пришло осознание: сделаю все возможное, чтобы эти переговоры состоялись. Да, скрытая конфронтация Союза и мирийцев будет всегда, но холодное противостояние лучше плазмометных очередей.
Офицер службы безопасности Ханити ушел, оставив меня наедине с мыслями. А я стояла у окна, неосознанно отмечая слой пыли на раме и маленькую трещинку на стеклопластике, приходя к осознанию ситуации. Да, прошлого не исправить, но сделать так, чтобы все это было не напрасно – в моих силах. Решительно вздохнула. Вспомнив давнюю поговорку "делай, что должен и будь что будет", толкнула дверь в кабинет – пора возвращаться к "архивным юношам", как я мысленно окрестила консилиум, партизанами засевший в допросной.
Штрафник Дранго
Браен брел по коридору больницы. Помещение было настолько длинным, а освещение – нестерпимо ярким, что ему невольно захотелось проверить пульс – уж больно ассоциации были специфические. Для полноты картины не хватало только нежных голосов, поющих псалмы, да крылатых нравоучителей с лампой вечного накаливания модификации "нимб стандартный, диаметр один и четыре".
Дранго сощурился. Триоды, встроенные лентами в потолок и верхнюю часть стен сомнительного аргульского производства, всегда славились своими отклонениями от общепринятых стандартов. Либо светили еле-еле, либо заливали иллюминацией так, что слезились глаза, а еще постоянно искрили и перегорали. Зато стоимость была ничтожной, чем беззастенчиво и пользовалось начальство, закупая эти лампы. По бухгалтерии они, конечно же, проходили по цене антикварных цокольных, но кого это волнует? Ревизия сюда с момента основания станции не приезжала, так зачем понапрасну тратиться на качественное освещение в больнице, когда можно эти же деньги потратить на что-то действительно нужное. Например, особнячок на Пуками – планете системы Бетельгейзе?
После теплой встречи, организованной медперсоналом больницы, Браен шел на поправку скорее вопреки, нежели благодаря деятельности жрецов Гиппократа. Громила старался от него не отставать, как во время выздоровления, так и сейчас – бодро шваркая по коридору чуть приволакиваемой левой ногой. Последние пара инъекций для него оказались жутко неудачными и болючими. Такое ощущение, что медсестра сдавала зачет по стрельбе и метко попадала не только в одну и ту же мишень, но и практически в одно и то же входное отверстие, в результате чего на ягодице здоровяка красовалась внушительная гематома. Впрочем, Громила не сильно жаловался, мечтая побыстрее унести ноги из этого удавительного (в смысле лучше удавиться, чтоб только сюда не попасть) места.
Заметив краем глаза морщившегося наемника, Браен хмыкнул. Еще неделю назад они готовы были вырвать друг другу глотки, а вот сейчас поди ж ты – вполне мирно разговаривают. Иногда. Об этом свидетельствовало отсутствие новых фингалов у обоих. Бывало разговаривали даже почти не на матерном, а на обычном едином галактическом – но это редко. Если так пойдет и дальше, то при условии, что ни один из них не отдаст концы в ближайшие пару месяцев, может, и напарниками станут. Хотя последняя мысль Браену не понравилась. Был у него один напарник. Вернее, была…
Громила, не подозревая о мыслях Дранго, пыхтел рядом. Когда они только оказались на соседних койках, он все пытался прожечь взглядом этого молодчика. Причина столь трепетной "любви" здоровяка к Дранго была проста. Бени Рей (а именно так звали громилу) ненавидел этих – обласканных судьбой и почестями юнцов, богатых папенькиных сынков, у которых еще молоко на губах не обсохло, а им доверяют командовать батальонами. Знавал по молодости одного такого. Этот молокосос с погонами капитана даже не попытался вызволить заложников с захваченного пиратами космического лайнера, а сразу дал приказ расстрелять из плазмометов корабль. На борту было около тысячи мирных путешественников, среди которых и жена Бени Рея с маленьким сыном. После случившегося этот капитанишка не нашел в себе мужества даже посмотреть в глаза родственникам тех, кого он приговорил к смерти вместе с пиратами. Сообщение о случившемся пришло электронным письмом. Подробности всего произошедшего Рей узнал гораздо позже, когда уже подался в наемники – сначала, чтобы отомстить за гибель семьи, а потом… такая жизнь затягивает почище размеренной суеты мирной повседневности. Да и дает хотя бы какой-то смысл существованию, не позволяя скатиться в безумие. И вот уже тридцать лет как Бени, он же Громила, наемник. Только желание отомстить за семью с годами подменилось лютой, пока еще сдерживаемой, ненавистью: к командирам, к счастливым гражданским, к самому себе. Когда в казарму втолкнули этого красавчика, Громила еще сдерживался, но потом его как прорвало. Сейчас, спустя неделю, мнение угрюмого наемника стало меняться – да, фасад Браена был похож на того, отдавшего приказ тридцатилетней давности, но только фасад. В отличие от капитанишки, отдавшего злополучный приказ, у этого блондина не было гнильцы, он не трясся за свою шкуру. Бени даже не мог объяснить, откуда взялось это ощущение. Может, от того, что будь этот красавчик таким же трясущимся за свою душонку и погоны, как тот капитанишка, то не оказался бы здесь? Так или иначе, но Громила впервые за долгое время изменил свое мнение о выпускниках Академий со "все они сучьи дети" до "может и есть среди этих недоносков нормальные".
Вот так и брели эти не друзья, не враги, не знакомые и не чужие – двое по коридору, залитому резким электрическим светом к пункту распределения, еще не подозревая, что их ждет впереди.
- Вы, двое недобитков, подойдите ближе, – сержант, чья смена на пункте распределения подходила к концу, смерил хмурым усталым взглядом парочку, выписавшуюся из лазарета. После пристального осмотра новоприбывших удовлетворенно хмыкнул. Он, как и большинство из командного состава штрафных батальонов, повидал на своем веку немало смертников и умел оценить человека, лишь раз на него взглянув. И редко ошибался в характеристиках. А еще мог достаточно точно угадать, сколько тот или иной прибывший задержится на этом свете. Появившемуся до них мужчине средних лет (кажется, тот был осужден за финансовые махинации в особо крупных размерах) и весьма внушительных габаритов он отвел жизни ровно до первого боя. Потому как рассеянный взор, опущенные плечи, слегка заторможенные движения выдавали человека, глубоко чем-то потрясенного (знамо чем – приговором). Такой примется рефлексировать, вместо того, чтобы жать на гашетку, и наверняка будет сбит.