Из-за мыслей об Индии Чарльз отвлекся от газеты и посмотрел на фотографию Памелы в черной рамке, стоящую на камине. Его жена улыбалась на жарком солнце, одетая в белое муслиновое платье. Округлый живот из-за ребенка. Мгновение, вырванное из прошлого.
- Мисс Пенелопа, - объявил Бэйрстоу.
Борегар встал и поприветствовал свою невесту. Та ворвалась в гостиную, сдернула головной убор с кудрей и аккуратно сняла какую-то невидимую пылинку с чучела птицы, сидящей на полях шляпки. Мисс Черчвард была одета в некий наряд с круглыми рукавами и зауженной талией.
- Чарльз, ты все еще в домашней платье, а сейчас уже почти три часа дня.
Она поцеловала его в щеку и тут же запричитала, как давно он не брился. Борегар попросил сделать еще кофе. Пенелопа села рядом с ним за стол и, словно приношение, водрузила шляпку на бумаги, машинально собрав их в аккуратную кучку. Застыв в столь странной позиции, чучело птицы выглядело изумленным.
- Я даже не уверена, соответствует ли приличиям то, что ты принимаешь меня в таком виде, - сказала она. - Мы еще не женаты.
- Дорогая моя, ты дала мне мало времени подумать о приличиях.
Она хмыкнула, не открыв рта, но нахмуриться не решилась. Иногда у нее получалось сохранять совершенно беспристрастное лицо.
- Как "Критерион"?
- Прекрасно, - ответила она, явно подразумевая противоположное. Уголки ее рта изогнулись вниз, и улыбка тут же превратилась в угрозу.
- Ты зла на меня?
- Думаю, у меня есть на это право, мой милый, - сказала Пенелопа, состроив обоснованную гримасу. - Мы договорились о прошлой ночи несколько недель назад. Ты знаешь, что она была важна для меня.
- Но мой долг…
- Я желала показать тебя нашим друзьям, всему обществу. А вместо этого испытала настоящее унижение.
- Едва ли Арт или Флоренс допустили бы подобное.
Бэйрстоу поставил на стол кофейный сервиз с керамическим кофейником, а не серебряным. Пенелопа налила себе чашку, потом добавила молока и сахара, ни на секунду не замолкая и критикуя его поведение:
- Лорд Годалминг был очарователен, как всегда. Нет, унижение, о котором я говорю, исходило от ужасного дяди Кейт.
- Диармида Рида? Газетчика?
Девушка отрывисто кивнула.
- Скорее, злодея. Он имел наглость - на публике, прошу обратить внимание - предположить, что видел тебя в компании полицейских в этом ужасном, гнусном, самом худшем районе города.
- Уайтчепеле?
Она глотнула горячего кофе.
- Именно в этом месте. Как абсурдно, как жестоко, как…
- Я боюсь, он прав. Думаю, я тоже видел Рида. Надо спросить его, есть ли у него какие-то соображения касательно этого дела.
- Чарльз!
На горле Пенелопы запульсировала крохотная жилка. Она вернула чашку на стол, но оставила мизинец согнутым.
- Это не обвинение, Пенелопа. Я был в Уайтчепеле по делам клуба "Диоген".
- О, по их делам.
- Именно, а их дела, как ты знаешь, это дела королевы и ее министров.
- Я сомневаюсь, что безопасность империи и благополучие королевы хотя бы на толику продвинется, если ты будешь возиться с низшими классами, выискивая что-то на местах сенсационных жестокостей.
- Я не могу обсуждать свою работу даже с тобой. И ты знаешь об этом.
- Верно, - вздохнула она. - Чарльз, извини меня. Просто… знаешь, я горжусь тобой и думала, что заслужила право показать тебя обществу, почувствовать завистливые взгляды на моем кольце, позволить остальным сделать собственные умозаключения.
Ее гнев растаял, и она снова превратилась в нежную девушку, за которой он ухаживал. Памела тоже отличалась решительным характером. Он помнил, как покойная жена кнутом для лошадей отстегала капрала, который, как выяснилось, изнасиловал сестру бхисти. Правда, сердилась она при виде реальных злодейств, причиненных другим людям, и не устраивала сцен из-за воображаемых интриг против нее самой.
- Я говорила с Артом.
У Борегара неприятно засосало в желудке. То был верный признак, что у Пенелопы созрел какой-то замысел.
- Это о Флоренс, - продолжила она. - Миссис Стокер. Мы должны оставить ее.
Чарльз был поражен.
- Что ты имеешь в виду? Она иногда кажется занудной, но желает только добра. Мы знаем ее много лет.
Он всегда считал Флоренс ближайшим союзником Пенелопы. Миссис Стокер с большим искусством создавала обстоятельства, при которых парочки оставались наедине друг с другом, а предложения руки и сердца с легкостью вырывались на волю. Когда мать Пенелопы слегла от лихорадки, именно Флоренс настояла на том, что станет ухаживать за ней.
- Очень важно, чтобы мы открыто порвали с нею, говорит Арт…
- Это идея Годалминга?
- Нет, моя, - решительно произнесла она. - У меня могут быть собственные идеи, знаешь ли. Арт рассказал мне о делах мистера Стокера…
- Бедный Брэм.
- Бедный Брэм! Он - предатель королевы, которой ты поклялся служить. Его отправили в рабочий лагерь ради его собственного блага и могут в любой момент казнить.
Борегар предполагал нечто подобное.
- Арт знает, где держат Брэма? Как его дела?
Пенелопа жестом руки отмела вопрос как не относящийся к делу.
- Раньше или позже, но Флоренс тоже попадет в немилость. Хотя бы как соучастница.
- Едва ли я способен увидеть во Флоренс Стокер бунтовщицу. Что она сможет сделать? Организовать чайные встречи для жестоких убийц вампиров? Отвлекать политиков глупыми улыбками, пока душегубы лезут из кустов?
Пенелопа старалась сохранять терпение:
- Нас не должны видеть в обществе неправильных людей, Чарльз, от этого зависит наше будущее. Я - всего лишь женщина, но даже мне это ясно.
- Пенелопа, что тебя натолкнуло на такие выводы?
- Ты думаешь, я не способна на серьезные размышления?
- Нет…
- Ты никогда не считал Памелу настолько пустоголовой.
- А…
Она сжала его ладонь:
- Извини меня. Я не хотела. Пэм тут ни при чем.
Чарльз посмотрел на свою невесту и задумался, знает ли ее по-настоящему. Она довольно далеко ушла от детских фартучков и матросских шляпок.
- Чарльз, мы должны обсудить еще один вопрос. После свадьбы нам нужно обратиться.
- Обратиться?
- Если мы попросим, это сделает Арт. Кровная линия важна, а его линия - из самых лучших. Он - потомок Ратвена, а не принца-консорта. Это может сыграть нам на руку. Арт говорит, что кровная линия принца-консорта ужасно загрязнена, тогда как у Ратвена она кристально чистая.
Борегар представил, какой вампиршей станет Пенелопа. Черты ее лица словно вытянулись вперед, когда она склонилась к нему и тепло поцеловала в губы.
- Ты уже не молод. А мне скоро исполнится двадцать. У нас есть шанс остановить время.
- Пенелопа, это не то решение, которое следует принимать поспешно.
- Только вампирам везде есть ход, Чарльз. А среди них "новорожденные" ценятся меньше. Если мы не обратимся сейчас, то перед нами окажется множество опытных не-мертвых, смотрящих на нас так, как карпатцы - на них самих и как "новорожденные" - на "теплых".
- Не все так просто.
- Чепуха. Арт рассказал мне, как все происходит. Кажется, это очень просто. Обмен жидкостями. Даже касаться друг друга не надо. Кровь можно сцедить в бокалы. Считай это свадебным тостом.
- Нет, есть и другие соображения.
- Какие же?..
- Никто ничего не знает об обращении, Пенелопа. Ты не заметила, сколько "новорожденных" сбивается с пути истинного? Что-то звериное берет над ними верх и меняет их.
Пенелопа презрительно рассмеялась:
- Это же обыкновенные вампиры. А мы не будем обыкновенными.
- Пенелопа, возможно, у нас не останется выбора.
Она отодвинулась от него и встала. Глаза ее подернулись слезами.
- Чарльз, это многое значит для меня.
Ему было нечего сказать. Она улыбнулась и посмотрела на него искоса, слегка надув губки:
- Чарльз?
- Да.
Пенелопа обняла его, прижав голову к груди.
- Чарльз, пожалуйста. Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
Глава 15
ДОМ НА КЛИВЛЕНД-СТРИТ
- А денек-то нынче теплый выдался, правда? - сказал фон Клатка; его волки натягивали поводки. - Прямо как тогда, когда мы сражались с турками.
Костаки вспомнил былые войны. Когда господарь Дракула, гений стратегии, перешел Дунай, дабы усилить атаку, то оставил многих, включая Костаки, на поживу кривым ятаганам султана. Во время последнего сражения что-то не-мертвое вырвало ему горло и осушило его, случайно плеснув кровью из собственной раны в рот карпатца. Он проснулся "новорожденным" под кучей валашских трупов. Мало чему научившись за несколько жизней, Костаки снова встал под знамена Пронзителя.
- А тогда была хорошая драка, мой друг, - продолжил фон Клатка, и его живые глаза мерцали.
Они приехали на Оснабург-стрит с фургоном десятифутовых кольев, тех хватило бы для строительства целого ковчега. Маккензи из Скотланд-Ярда ждал их с констеблями в униформе. "Теплый" полицейский притопывал ногами от холода, которого Костаки не чувствовал уже много веков. Пар нетерпения тек из его носа и рта.
- Приветствую, англичанин, - сказал гвардеец и прикоснулся к краю фески, отдавая салют.
- Шотландец, если вы не против, - ответил инспектор.
- Прошу прощения. - Молдаванин, выживший в хаосе той части Оттоманской империи, которая сейчас стала Австро-Венгрией, он понимал важность различий среди малых народов.
Капитан Карпатской гвардии, Костаки одновременно выполнял обязанности нарочного и надзирателя. По приказу из дворца он отправлялся присматривать за полицией. Королева и принц-консорт серьезно заботились о законе и порядке. Всю последнюю неделю Костаки бродил по Уайтчепелу, ища следы злодея, прозванного Серебряным Ножом, а теперь помогал проводить облаву по одному адресу, отличавшемуся крайне дурной репутацией.
Они выстроились по обе стороны фургона: люди Маккензи, по большей части "новорожденные", и отряд Карпатской гвардии. Сегодня все поймут, что эдикты принца Дракулы - это не просто изложенные на пергаменте капризы, не стоящие потраченного на них времени.
Когда инспектор пожал ему руку, Костаки сдержался от обычной железной хватки носферату.
- Люди в штатском перекрыли пути к бегству, - объяснил полицейский, - дом полностью окружен. Мы зайдем с главного входа и обыщем его сверху донизу, собирая пленников на улице. Ордера у меня с собой.
Костаки кивнул:
- Хороший план, шотландец.
Маккензи, как и слишком многие на этой мрачной земле, был лишен чувства юмора. Без тени улыбки он продолжил:
- Сомневаюсь, что мы встретим сопротивление. У этих гомосексуалистов не хватит духа, чтобы бороться с нами. Английские педерасты не славятся воинственным характером.
Фон Клатка сплюнул кровь в канаву и фыркнул:
- Развращенные мрази.
Его волки, Берсеркер и Альберт, готовились вцепиться челюстями в мясо.
- Это точно, - согласился полицейский. - Ну, давайте начнем.
Дальше они пошли пешком, фургон двинулся следом. Другие кареты и экипажи сворачивали в сторону. Люди старались поскорее исчезнуть с улицы. Завидев это, Костаки обрадовался. Репутация Карпатской гвардии шла впереди нее.
Всего лишь несколько лет назад он был не-мертвым цыганом, который столетиями скитался по всей Европе, кормясь, где придется, но раз в поколение возвращался в собственный замок и наблюдал, вечно играя роль какого-то отдаленного потомка самого себя, как тот приходит в упадок. Теперь же он мог спокойно пройти по лондонской улице и не скрывать того, кем являлся. Теперь, благодаря принцу Дракуле, он всегда мог утолить красную жажду.
Они прошагали на Кливленд-стрит, и Маккензи проверил номера зданий, ища девятнадцатое. Нужный им дом не слишком отличался от своих соседей, где жили уважаемые люди и размешались респектабельные адвокатские конторы. Это был хорошо освещенный, чистый район, ничем не похожий на Ист-Энд. Время от времени Костаки краем глаза замечал на дымоходах какие-то проволочные устройства и даже задумался, зачем они нужны, но быстро выбросил посторонние мысли из головы.
Фон Клатка со скрежетом вытащил меч из ножен. Неутомимый воин, он всегда рвался в битву. Удивительно, что он сумел прожить столько веков после обращения. Маккензи отошел от двери, уступив место Костаки. Тот взялся за дверной молоток, который остался у него в ладони. Глупец-капрал Горча захихикал в усы, и молдаванин отбросил хрупкую безделушку в канаву. Маккензи задержал дыхание, облако пара вокруг него развеялось. Капитан посмотрел на шотландца, ища одобрения. Полицейский знал этих людей, этот город и потому заслуживал уважения. По его кивку Костаки сжал могучий кулак, чувствуя, как тот наливается силой крови. Рука натянула швы укрепленной перчатки.
Он ударил в светлое, неокрашенное пятно там, где висел молоток, разбив дверь, протолкнулся сквозь оставшиеся куски и плечом проложил дорогу в прихожую. Окинув взглядом все вокруг, Костаки быстро оценил ситуацию. Крохотный юноша в униформе лакея не представлял угрозы, но вот бритый "новорожденный" в рубашке мог кинуться в драку. Констебли и гвардейцы ринулись вслед за ним, толкнув капитана в сторону лестницы.
Охранник борделя сжал кулаки, но фон Клатка спустил на него Берсеркера и Альберта. Волки впились ему в голени, и, когда тот закричал, карпатец нанес удар мечом. Голова вампира отделилась от плеч, яростно моргая, и приземлилась на темечко у ног лакея. Маккензи открыл рот, чтобы упрекнуть фон Клатку, который схватил покачнувшееся безголовое тело и приник к бьющей из горла струе крови, словно к питьевому фонтанчику, но Костаки махнул рукой полицейскому. Сейчас было не время для разногласий.
- Боже, - с отвращением произнес "теплый" констебль.
Фон Клатка триумфально завопил и отбросил прочь высосанный досуха труп, утерев кровь с глаз. Волки завыли вместе с хозяином.
- Тошнотворна "новорожденных" кровь, - сказал он.
Костаки положил тяжелую руку на плечо слуге. У того был кривой позвоночник и лицо маленького мальчика.
- Ты, - спросил Костаки, - имя у тебя какое?
- Ор… Ор-орландо, - ответило создание, которое, как выяснилось вблизи, оказалось напомаженным и напудренным.
- Орландо, будь нашим провожатым.
Тот, захлебываясь слюной, пробормотал:
- Да, властный хозяин.
- Умный мальчик.
Маккензи вытащил документ:
- У меня выписан ордер на обыск этого помещения по подозрению в недостойных и неестественных деяниях, что проводятся здесь ради прибыли владельца здания, некоего… э-э-э… - он сверился с бумагой, - Чарльза Хэммонда.
- Мистер Хэммонд сейчас во Франции, ваша милость, - сообщил Орландо. Он потирал руки и сменил уже дюжину вкрадчивых улыбочек. Костаки чувствовал, как в слуге кипит страх.
Горча, взревев, словно медведь, метнулся в кухню, размахивая мечом. Послышался звук бьющейся посуды и чье-то слабое хныканье.
- Это что за вздор? - донесся чей-то голос с площадки сверху.
Костаки взглянул туда и увидел там тонкого, элегантного "новорожденного" с покрытыми лаком волосами и одетого в безупречный вечерний костюм. Рядом с ним стоял мальчик в запачканной ночной рубашке.
- Милорд, - сказал Орландо. - Эти джентльмены…
Вампир не обратил на лакея никакого внимания и представился:
- Я - шталмейстер Его Высочества принца Альберта Виктора Кристиана Эдуарда, возможного наследника трона. Если это незаконное вторжение не прекратится, последствия для вас будут чрезвычайно неприятными.
- Скажи им, ордер у нас есть, - произнес фон Клатка.
- Мой господин, я - Костаки из Карпатской гвардии, личного подразделения Его Высочества Влада Дракулы, известного как Цепеш, Пронзитель, принца-консорта Виктории, королевы этих островов.
Лорд изумленно уставился на капитана, явно испугавшись. Англичане всегда трусили, когда их ловили за руку. Они считали свое положение в обществе лучшей защитой. Костаки отозвал Горчу от кухарок и послал его наверх, дабы тот стащил вниз шталмейстера и его мальчика по вызову.
- Обыщите это место, - приказал Маккензи. Констебли щелкнули каблуками, взбежали по ступенькам, вламываясь в комнаты. Дом наполнился криками и протестами. Волки куда-то делись, видимо, творили непотребства.
Два обнаженных мальчика с лицами, выкрашенными золотой краской, выбежали из задней комнаты, лавровые венки слетели с их лбов. Фон Клатка широко раскинул руки и поймал обоих. Они извивались, как рыбы, и вампир засмеялся над их жалкими попытками вырваться.
- Милые близнецы, - сказал он. - У меня тут близнецы.
Костаки вышел наружу, дабы оценить работу на улице. Из мостовой уже выворотили булыжники, поспешно копая ямы для кольев. Несколько штук уже высились, ожидая преступников. По другую сторону улицы собралась небольшая толпа, праздно обмениваясь слухами. Костаки зарычал, и зеваки быстро разбежались.
- От такого жажда пробуждается, - сказал один из "новорожденных" работников, устанавливая кол в яму.
Добыча уже собиралась рядом с домом. За процессией наблюдал фон Клатка, шлепая по обнаженным мягким местам плашмя лезвием и издеваясь над гомосексуалистами. Наверху раскрылось окно, и оттуда попытался выброситься толстяк, обнаженные складки плоти развратника содрогались от напряжения. Его затащили внутрь.
- Вы, - крикнул шталмейстер, указывая на Костаки. - Вы ответите за столь грубое оскорбление.
Фон Клатка ударил придворного по ногам, прямо под колени. Посеребренное лезвие вонзилось глубоко в плоть, рубя кости. "Новорожденный" рухнул, словно молясь; когда пришла боль, он попытался изменить форму. Лицо вытянулось в безволосую морду; уши скользнули назад, раздвинувшись по-волчьи. Рубашка раздулась, пуговицы с треском отлетели, когда ребра изменились. Руки стали когтистыми лапами, но из-за раненых коленей изменение не распространилось ниже пояса. На собачьей голове из-под гладких волос показался розовый скальп. Шталмейстер открыл рот и завыл, широко сидящие зубы, казалось, вот-вот выпадут.
- Фон Клатка, посади его на кол.
Тот с помощью Горчи взял жертву за лапы и взгромоздил себе на плечи, ноги несчастного болтались, штаны пропитались кровью. Шталмейстер обретал изначальную форму. Карпатцы усадили его светлость на ближайшее острие. Когда придворного пронзило, струя горячей крови и фекалий потекла по деревянному столбу, по которому приговоренный медленно сползал под собственным весом. Кол, недостаточно глубоко вкопанный в землю, накренился и чуть не упал. Горча и фон Клатка успели поддержать его, рабочий завалил дыру галькой, пока орудие казни не встало крепко.
Они проявляли жалость. Если бы конец кола был закруглен, а не заточен, смерть могла прийти только через неделю, внутренние органы жертвы сдвинуло бы с места, а не пронзило. А так шталмейстер умер сразу, как только острие достигло сердца.
Костаки посмотрел вокруг. Маккензи прислонился к стене, извергая последнее съеденное блюдо. Карпатец вспомнил, что с ним случилось то же самое, когда он в первый раз увидел, как принц Дракула расправляется с врагами в излюбленной манере, из-за которой получил свое прозвище.