– Эй! Вернись сейчас же! Я здесь главная! – Ее вопли преследовали меня по коридору, постепенно затихая. – Я здесь главная, черт бы тебя побрал! Я тебя уволю! Это написано в инструкции! Я нашла! Не один ты тут грамотный! Я нашла! Уволю! Вот увидишь!
Как дитя малое, ей-богу. Так и голосила, пока за мной не захлопнулась входная дверь.
На улице, при свете солнца, я стал просто бродить по парку, посматривая на трогов и гадая, чем я так насолил Господу Богу, что он навязал на мою голову эту чокнутую Сьюз. Подумал, не звякнуть ли Мэгги, чтобы с ней повстречаться, но передумал: сейчас я был не в настроении говорить о работе. Обычно, когда я пытался поделиться с ней своими проблемами, она либо не понимала, чего я беспокоюсь из-за "какой-то ерунды", либо тут же предлагала не самые лучшие способы их решения. А если я позвоню ей среди дня, она обязательно поинтересуется, почему я так рано ушел с работы и что случилось, а потом, когда я не последую ее совету насчет Сьюз, просто-напросто обидится.
То и дело я проходил мимо резвящихся трогов. Улыбаясь, они делали мне знаки, приглашая покувыркаться вместе. Я только махал им в ответ. Одна из них, похоже, была все-таки девочка – у нее было довольно заметное брюшко. Она ускакала прочь с парой приятелей, и я еще раз порадовался, что Мэгги нет рядом. Не хватало ей беременных трогов, у нее и без того куча комплексов на этот счет.
А вот свою начальницу я был бы не прочь отправить к трогам. Она такая же тупая. Господи Боже, я вообще окружен тупицами. Нет, мне нужна новая работа. Какое-нибудь место, которое притягивает больше талантов, чем работа со сточными водами. Интересно, Сьюз серьезно говорила насчет того, что выгонит меня? Неужто в инструкциях по поводу найма и увольнения действительно было что-то такое, чего я не заметил? А потом я спросил себя: а я-то серьезно намереваюсь уволиться? Нет, я, конечно, ненавидел Сьюз. Но где найдешь работу лучше, если не окончил даже школу, не говоря уже про университет?
Я встал как вкопанный. Меня вдруг осенило: университет. Колумбийский университет! Вот где могут помочь. Там должен быть какой-нибудь умник, который сможет разобраться в чертежах "Динапора". На каком-нибудь машиностроительном факультете, или как это там у них называется. К тому же район университета как раз обслуживается шестой помпой. Вот вам и "рычаг воздействия"!
В верхний город я отправился на метро вместе с целой оравой разлаженно-угрюмых пригородных пассажиров, которые вечно косятся друг на друга, как будто если ты сел рядом, то покусился на их священную территорию. В конце концов я повис на поручне и наблюдал, как два старикана шипели друг на друга через весь вагон, пока поезд не сломался и всем не пришлось идти пешком.
Навстречу мне продолжали попадаться кучки слоняющихся по тротуарам трогов. Некоторые, особо сообразительные, попрошайничали, но большинство просто совокуплялись. Я бы наверняка разозлился, что опять приходится продираться через оргию, если бы так сильно им не завидовал. Я все спрашивал себя, какого дьявола я таскаюсь по этому липкому летнему смогу, то и дело прикладываясь к ингалятору, когда Сьюз, и Чи, и Зу прохлаждаются в кондиционированном комфорте и бездельничают?
Нет, ну что со мной не так? Почему я вечно пытаюсь что-то исправить? Меркати был такой же, постоянно взваливал все на себя и работал на износ, пока рак не сожрал его изнутри. Под конец он работал так напряженно, что, кажется, был даже рад уйти – просто чтобы отдохнуть.
Мэгги говорит, что и я слишком много работаю, и теперь, волоча свою задницу по Бродвею, я был склонен с ней согласиться. С другой стороны, если свалить все на Чи и Сьюз, я бы сейчас не по улице шел, а плыл бы в месиве из дерьма и химикалий. Мэгги скажет, что это уже не моя проблема, но она так рассуждает только потому, что, когда нажимает кнопку в туалете, слив работает. К концу этого дня мне стало казаться, что есть люди, которые просто обречены заниматься дерьмом, в то время как другие только и думают, как получше провести время.
Полчаса спустя, покрывшись потом и уличной сажей, с недопитой бутылкой жаждоутоляющего "Свитшайна" в руках, которую я стащил у зазевавшегося трога, я вкатился в ворота университетского городка и попал на главную площадь. И здесь сразу начались проблемы.
Сначала я шел по указателям, но они отправляли меня по кругу. Я мог бы спросить, где находится технологический корпус (я не из тех, кто не в состоянии этого сделать), но все же чертовски глупо себя чувствуешь, когда не можешь следовать элементарным указателям. Так что я пока воздерживался.
Да и кого тут спрашивать? Во дворе было полно студентов, которые валялись и слонялись практически в чем мать родила, словно они здесь основали собственную колонию трогов, и с ними мне что-то не хотелось разговаривать. Я не ханжа, но должна же быть какая-то грань.
В итоге я окончательно заблудился, таскаясь от корпуса к корпусу, блуждая среди нагромождения огромных древних зданий в римском и бен-франклинском стиле: куча колонн, кирпича, пятнисто-зеленых дворов – и все это, кажется, вот-вот обрушится бетонным дождем. Я пытался понять, почему мне не удается разобраться в этих чертовых указателях.
В конце концов я плюнул и все же спросил дорогу у парочки полуобнаженных парней. Что меня больше всего бесит в этих ученых, так это их манера вести себя, будто они самые умные. Сынки богачей, халявщики – эти хуже всего. В ответ они пожали плечами и пробормотали "не знаю". Я продолжал спрашивать дорогу у этих "лучших из лучших", пытаясь уговорить их проводить меня до машиностроительного факультета, или машиностроительного корпуса, или что там еще у них имеется, но они только оглядывали меня с головы до пят и лопотали что-то по-обезьяньи, или были под "эффи", или просто смеялись.
Тогда я перестал спрашивать, забил на указатели и стал бродить просто так, наудачу. Не знаю, сколько я так слонялся. В итоге в одном из дворов я набрел на большое старинное здание – такая здоровенная квадратная штуковина с колоннами, как в Пантеоне. Несколько юнцов грелись на солнышке, развалясь на ступенях, но все же это было одно из самых тихих мест во всем кампусе.
Первая дверь, в которую я ткнулся, оказалась заперта на цепь с висячим замком. То же повторилось и со второй дверью, но тут я обнаружил еще одну, где старый амбарный замок был не заперт и два куска цепи свободно болтались. Юнцы на ступенях меня проигнорировали, и я вошел.
Внутри царили пыль и тишина. Огромные старинные люстры свисали с потолка, поблескивая в янтарном свете, пробивавшемся сквозь немытые окна. Из-за этого света казалось, что день на исходе и солнце уже заходит, хотя было лишь чуть позже полудня. Плотный слой пыли укрывал все вокруг: полы и столы, стулья и компьютеры – на всем лежала толстая серая пленка.
– Эй! Есть кто живой?
Никто не ответил. Мой голос аукнулся эхом и затих, словно здание поглотило звук. Я двинулся вглубь, наугад открывая двери: читальные залы, кабины для занятий, опять нерабочие компьютеры, но в основном – книги. Ряд за рядом стеллажи, набитые книгами. Целые залы, полные книг, и все покрыты толстым слоем пыли.
Библиотека. Черт возьми, целая библиотека в центре университета, и ни одной живой души! На полу виднелись чьи-то следы и мусор: пакетики из-под "эффи" и презервативов, какие-то бутылки – видимо, когда-то люди здесь бывали, но даже на мусоре лежал тонкий пыльный налет.
В некоторых залах все книги были сброшены с полок, словно там пронесся смерч. В одной из комнат кто-то разводил костер из книг. Они лежали огромной грудой, совершенно обгоревшие – просто куча пепла, страниц и обложек, которые рассыпались в прах, стоило мне нагнуться и дотронуться до них. Я поспешно встал и вытер пальцы о штаны. Бр-р… Как будто потрогал чьи-то кости.
Я бродил по залам, проводя пальцем по полкам и наблюдая за пыльными каскадами, похожими на миниатюрные потоки бетонного дождя. Наугад взял с полки какой-то томик. Новый фонтан пыли взвился в воздух и пыхнул мне в лицо. Я закашлялся. Заныло в груди, и я сделал вдох из ингалятора. В тусклом свете я еле-еле сумел разобрать название: "Америка периода постосвобождения. Современные перспективы". Когда я раскрыл ее, корешок треснул.
– Ты что здесь делаешь?
Я отпрыгнул назад и выронил книгу. Вокруг взвились клубы пыли. В конце прохода стояла какая-то старушка, сгорбленная и похожая на ведьму. Она заковыляла ко мне и повторила резким пронзительным голосом:
– Ты что здесь делаешь?
– Я заблудился. Пытаюсь найти машиностроительный факультет.
Старуха была жуткая: пигментные пятна и морщины по всему лицу; кожа, лоскутами свисающая со щек. На вид ей была тысяча лет, причем не в том смысле, что древняя и мудрая, а в смысле дряхлая и ветхая. В руке у нее было что-то плоское и серебристое. Пистолет.
Я снова попятился. Она подняла пушку.
– Не туда. Иди, откуда пришел. – Она указала стволом. – Давай на выход.
Я медлил. Она слегка улыбнулась, обнажив пеньки гнилых зубов.
– Я не выстрелю, если ты не дашь мне повода. – Старуха вновь помахала пистолетом. – Так что давай проваливай. Не положено тебе здесь находиться. – Проворно и властно, она, как пастух, погнала меня обратно к главному входу. Затем открыла дверь и помахала пистолетом.
– Выходи.
– Подождите, пожалуйста, мэм. Может, вы хотя бы подскажете, где находится машиностроительный факультет?
– Закрылся много лет назад. А теперь выметайся.
– Как это – закрылся?!
– А вот так. Давай-давай, иди. – Она снова взмахнула пистолетом. – Топай.
Я взялся за ручку двери.
– Но вы, наверное, знаете кого-то, кто может мне помочь. – Я говорил торопливо, спеша произнести все, что хотел, пока она не пустила оружие в ход. – Я работаю на городской очистной станции. У нас сломались помпы, и я не знаю, как их починить. Тут нужен человек с техническим образованием.
Она покачала головой и снова поводила пистолетом в воздухе. Я предпринял еще одну попытку:
– Прошу вас! Вы должны мне помочь! Со мной здесь никто не хочет разговаривать, но если я не получу помощи, вы и сами окажетесь по уши в дерьме. Шестая помпа обслуживает территорию университета!
Старуха помолчала. Склонила голову сначала на один бок, потом на другой.
– Продолжай.
Я вкратце описал ей возникшую проблему. Когда я закончил, она покачала головой и отвернулась.
– Только зря время потратил. Машиностроительного факультета нет уже двадцать с лишним лет.
Она подошла к столу и двумя взмахами стерла с него пыль. Затем вытащила стул и проделала то же самое с ним. Потом села, положив пистолет на стол, и жестом предложила мне присоединиться. Я устало отряхнул от пыли еще одно сиденье. Заметив, что я не свожу глаз с пистолета, старуха засмеялась, взяла его и сунула в карман изъеденного молью свитера.
– Не бойся, не собираюсь я в тебя стрелять. Просто держу эту штуку на всякий случай, если вдруг ребятки разбуянятся. Правда, теперь это с ними нечасто бывает, но кто его знает… – Она вдруг смолкла, посмотрев в сторону двора.
– Но почему же у вас нет факультета машиностроения?
Ее взгляд снова метнулся ко мне.
– Потому же, почему я закрыла библиотеку. – Она рассмеялась. – Нельзя же сюда пускать студентов, верно? – Она с минуту в задумчивости меня разглядывала. – Удивительно, как это ты сюда пробрался. Видно, стара я стала, забываю двери запирать…
– Вы что, всегда их запираете? Но как же вы, библиотекари…
– Я не библиотекарь, – перебила она. – С тех пор как умер Герман Хсу, здесь больше нет библиотекарей. – Она засмеялась. – Я просто старая преподавательская жена. Мой муж, пока был жив, вел здесь органическую химию.
– Но ведь это вы повесили замки на дверях?
– Кто-то же должен был это сделать. Я просто увидела, что студенты устраивают здесь пирушки, и поняла, что надо что-то делать, пока они не сожгли все к чертовой матери. – Разглядывая меня, она побарабанила костлявыми пальцами по столу, вздымая маленькие фонтанчики пыли. Наконец сказала: – Если я дам тебе ключи от библиотеки, ты сможешь выяснить то, что тебе нужно? Про эти помпы? Понять, как они работают… или даже починить…
– Вряд ли. Потому-то я сюда и пришел. – Я вытащил наушник. – Вот здесь все чертежи. Мне просто нужно, чтобы кто-то в них разобрался.
– Здесь тебе никто не поможет, – она натянуто улыбнулась. – Моей специальностью была социальная психология, а не машиностроение. А больше тут и нет никого. Ну, если не считать вот этих. – Она махнула рукой в сторону окна, за которым во дворе резвились студенты. – Как думаешь, кто-нибудь из них смог бы прочитать твои чертежи?
Сквозь пыльные стеклянные двери было видно расположившихся на ступенях библиотеки молодых людей, теперь уже раздетых догола. Они совокуплялись, хохотали и вообще весело проводили время. Одна из девушек увидела меня сквозь стекло и призывно помахала рукой. Когда я покачал головой, она пожала плечами и вернулась к своему занятию.
Старушенция взирала на меня, словно хищная птица.
– Понял, о чем я?
Девушка тем временем снова вошла в ритм. Заметив, что я за ней наблюдаю, она усмехнулась и снова жестом пригласила меня выйти поразвлечься. Ей бы еще желтые глаза – и замечательный вышел бы трог.
Я зажмурил глаза и открыл их снова. Ничего не изменилось. Девушка по-прежнему была там, вместе со своими развеселыми дружками. Все они явно наслаждались жизнью.
– Лучшие из лучших… – пробормотала старуха.
В центре двора еще несколько студентов стаскивали с себя одежду, и ни один из них ни капли не смущался тем, что они делают это среди бела дня, на глазах у всех, и никого не тревожило, что о них могут подумать. Две сотни студентов – и хоть бы у одного был при себе учебник или тетрадь, бумага с ручкой или ноутбук.
Старуха рассмеялась:
– И нечего делать такие большие глаза. Ты что, хочешь сказать, что человек с твоими мозгами ни разу ничего не замечал? – Она помолчала, ожидая ответа, а потом недоверчиво уставилась на меня. – А троги? А бетонные ливни? А проблемы с деторождением? Тебя что, никогда это не удивляло? – Она покачала головой. – Значит, ты глупее, чем я думала.
– Но… – Я прочистил горло. – Как это… То есть, я хочу сказать…
Я смолк.
– Мой муж был химиком по специальности. – Она покосилась на молодежь, пыхтевшую на ступенях и катавшуюся в траве, потом покачала головой и пожала плечами. – На эту тему написана куча книг. Одно время об этом были даже статьи в журналах: "Главное ли в человеке – сиськи?" и в таком духе. Мы с Рохитом как-то всерьез об этом не задумывались, пока ему не стало казаться, что год от года студенты становятся все глупее. – Она хихикнула. – Сперва мы решили, что стареем, а потом он их протестировал, и оказалось, что дело не в нашем возрасте.
– Но не можем же мы все превратиться в трогов! – Я показал ей на бутылку "Свитшайна". – Откуда бы тогда взялась эта бутылка, или мой наушник, или бекон, или все остальное? Кто-то же должен делать все эти вещи.
– Ты нашел бекон? – Она заинтересованно подалась вперед. – Где?
– Это моя жена нашла. Последний пакетик.
Она со вздохом вернулась в прежнее положение.
– Не важно. Все равно мне его нечем жевать. – Она внимательно изучила мою бутылку. – Как знать, может, ты и прав. Может, все не так уж плохо. Но только с тех пор как умер Рохит, я ни разу не вела таких длинных разговоров, как сегодня. Такое впечатление, что большинство потеряло способность к сосредоточению. Мы слишком сытно жили… – Она посмотрела на меня. – Может, эта твоя бутылка просто означает, что где-то осталась фабрика, такая же надежная, как твои помпы. И пока не сломается что-нибудь действительно серьезное, мы будем по-прежнему пить "Свитшайн".
– Что ж, это не так уж плохо.
– Может быть. – Она пожала плечами. – Честно говоря, мне уже все равно – скоро откину копыта. А что будет после – это уже ваша проблема.
Из университета я возвращался уже ночью. На плече я тащил полную сумку книг. Старушка из библиотеки сказала, чтобы я взял все, что нужно, выдала мне ключи и велела запереть за собой дверь.
Книги кишели диаграммами и уравнениями. В метро я одну за другой пролистал их все: почитаю чуть-чуть и брошу. Для меня это была сплошная тарабарщина. Все равно что пытаться читать, не зная алфавита. Прав Меркати: надо было продолжать учиться. Вряд ли бы у меня получилось хуже, чем у тех ребят из университета.
Весь Бродвей захватило очередное отключение электроэнергии. На одной стороне улицы горел электрический свет, яркий и жизнерадостный. На другой в окнах квартир мерцали свечи – призрачные трепещущие огоньки.
Ветер донес эхо бетонного дождя, громыхнувшего в паре кварталов отсюда. Я невольно поежился. Все вдруг стало казаться зловещим. Такое чувство, словно та старуха стоит за моим плечом и указывает пальцем на сломанные вещи. Пустые торговые автоматы. Машины, годами не сдвигавшиеся с места. Трещины в тротуаре. Моча в водосточных желобах.
А целое-то что-нибудь есть? Усилием воли я заставил себя думать о хорошем. Люди по-прежнему сновали туда-сюда, направляясь в ночные клубы, шли куда-то ужинать, шагали по улицам, чтобы навестить родителей. Дети катались на роликах, в аллеях пыхтели троги. Пара торговых автоматов была доверху забита целлофановыми рогаликами. Бутылки "Свитшайна", мерцающие фирменным зеленым светом, стояли стройными рядами, по-прежнему в наличии и готовые к продаже.
Многие вещи работали, как и раньше. "Вики" по-прежнему оставался классным клубом, пусть даже Максу иногда и приходится напоминать про пополнение запасов. А у Мики и Гейба все-таки родился ребенок, хотя им и пришлось добиваться этого три года. Я старался не думать о том, что и этот малыш может стать таким же, как ребята в университете. Нет, не все еще потеряно.
И словно в подтверждение, поезд метро в кои-то веки довез меня до нужной остановки. Должно быть, где-то на этой линии работала пара таких же парней, как и я, которые все еще помнили, что нужно ходить на работу и работать, а не разбрасывать туалетную бумагу. Хотел бы я знать, кто они, эти люди. А потом я подумал: интересно, им так же трудно что-то делать по-настоящему, как и мне?
Когда я добрался до дома, Мэгги уже лежала в постели. Я поцеловал ее, и она проснулась.
– Я там оставила тебе горячую пачку буррито. Плита ведь не работает.
– Прости. Я забыл. Прямо сейчас пойду и починю.
– Да ладно. – Она отвернулась к стене и закуталась в простыню. Я уже решил, что она задремала, но тут она сказала: – Трев!
– Что?
– У меня месячные.
Я сел рядом с ней и стал тихонько массировать ей спину.
– И как ты?
– Ничего. Может, в другой раз. – Она уже проваливалась обратно в сон. – Нужно ведь оставаться оптимистами, верно?
– Верно, малышка. – Я продолжал поглаживать ей спину. – Все верно.
Когда она уснула, я вернулся на кухню. Нашел горячий пакетик буррито, встряхнул его и разорвал, осторожно держа кончиками пальцев, чтобы не обжечься. Откусил кусок и подумал, что буррито по-прежнему классная штука. Потом свалил все книги на кухонный стол и уставился на них, пытаясь решить, с какой начать.