- Все в порядке, дружище. - Я надеялся, что произнес эти слова будто бы невзначай, потому что во мне нарастал гнев.
Я не знал, сколько времени прошло с того момента, как она упомянула Арморику, до падения бокала. Когда она заговорила, тепло ее тела словно перешло в жар, вспыхнуло искрой, и эта искра прожгла мою кожу, по кровеносным сосудам устремилась к мозгу. Вместо уютной комнаты, залитой мягким светом, я увидел перед собой огромную равнину, а на ней - исполинские камни, длинные ряды камней, аллеи менгиров, ведущие к каменному кругу в центре; в круге же стояла гигантская пирамида. Я знал, что это Карнакские камни, место, где сокрыта загадка друидов, место, где когда-то обитал таинственный, всеми позабытый народ, от названия которого и произошла фамилия моей семьи, изменявшаяся в веках. Но не эти Карнакские камни я видел во время своего путешествия по Бретани. В моем видении все менгиры стояли на своих местах, они еще не поддались обветшанию. И среди камней толпились люди, сотни людей, шествовавших по аллеям к монолиту в центре. И хотя я знал, что сейчас день, из пирамиды в центре круга струилась тьма. Океан тоже не был виден. На его месте простирались высокие башни из серых и бурых камней, вдали, в тумане, проступали очертания стен, окружавших большой город. Пока я стоял там - как мне показалось, целую вечность, - в моей душе холодной волной прилива поднялся страх. А за страхом пришла леденящая неумолимая ненависть и ярость.
Услышав слова Билла, я перенесся обратно в комнату. Страх развеялся. Гнев остался.
Я заглянул в глаза мадемуазель Дахут и прочел в них триумф. И легкое удивление. Я был уверен в произошедшем, и не было необходимости отвечать на так и не заданный ею вопрос. Она все знала. Она применила ко мне какую-то форму гипноза, внушение невероятной мощи. Я подумал, что если Билл прав в своих подозрениях, то мадемуазель Дахут не стоило раскрывать карты так быстро. Либо она не особенно умна, либо чертовски уверена в себе. Я поспешно отогнал эту мысль.
Билл, Лоуэлл и де Керадель увлеклись разговором, Хелена же слушала их, наблюдая за мной краем глаза.
- Я знал одного шамана из народа зулусов, который использовал тот же прием, мадемуазель де Керадель. Он называл это "выпустить душу из тела". Но он не был так красив, как вы, поэтому ему требовалось больше времени для этого. - Мне хотелось добавить, что прикосновение ее руки было столь же молниеносным, как укус ядовитой змеи, но я сдержался.
Дахут ничего не отрицала.
- И это все, о чем вы подумали, Ален де Карнак?
- Нет. Еще я подумал, что ваш голос напоминает мне о море. - Я рассмеялся.
Так оно и было. Нежнейшее, сладчайшее контральто, бархатное, завораживающее, как шепот волн на пологом берегу.
- Едва ли я могу принять ваши слова как комплимент. Сегодня вы много раз сравнивали меня с водами морскими. Но разве море не таит в себе опасности?
- Именно так.
Мне было все равно, как она воспримет мои слова. Но девушка, казалось, не обиделась.
За ужином мы болтали о том о сем. Еда была вкусной, вино - изысканным. Дворецкий следил, чтобы мой бокал оставался полон, и мне даже подумалось, что это Билл его надоумил.
Мадемуазель оказалась девушкой широких взглядов, умной и, несомненно, очаровательной - если можно воспользоваться столь затертым словом. У нее был дар поддерживать разговор именно так, как от нее ожидали. Теперь я не замечал в ней ничего экзотического, ничего загадочного. Современная, хорошо образованная и воспитанная девушка потрясающей красоты, вот и все.
Хелена тоже была прекрасна. И весь ужин мне ни о чем не хотелось спорить, не было ни единого повода повести себя нелюбезно или вызывающе. Мне показалось, что Билл немного озадачен. Он был смущен, как пророк, предсказавший какое-то событие, в то время как его пророчество и не собиралось сбываться. Если де Кераделя и интересовала смерть Дика, он никак это не проявлял.
Некоторое время Лоуэлл и де Керадель негромко обсуждали что-то, а остальные в их разговоре не участвовали. И вдруг доктор Лоуэлл повысил голос:
- Но вы ведь, несомненно, не верите в существование такого в объективной реальности?
Этот вопрос привлек мое внимание. Я вспомнил порванное письмо Дика: "…ты отнесешься к делу объективно, а не субъективно, сколь бы невероятными ни показались тебе факты". Билл тоже прислушался. Даже мадемуазель Дахут повернулась к доктору Лоуэллу, в ее глазах читалось любопытство.
- Я уверен, что это и есть объективная реальность, - ответил де Керадель.
- Значит, вы считаете, что эти создания, эти демоны… действительно существовали? - потрясенно переспросил доктор Лоуэлл.
- И существуют до сих пор. Если воспроизвести те условия, при которых обладатели древней мудрости пробуждали этих существ - эти силы или сущности, называйте их как хотите, - то дверь распахнется и они придут. Блистательная богиня, которую египтяне именовали Исидой, предстанет пред нами, как в древности, и предложит сорвать с нее вуаль. Темный бог, чьи силы превосходили мощь Блистательной, - проявится и он. Египтяне именовали его Сетом, а греки - Тифоном, но иное его имя было высечено на алтарях более древней и мудрой расы. Да, доктор Лоуэлл, и другие войдут в эту распахнутую дверь - чтобы обучать нас, наставлять нас, помогать нам, подчиняться нам.
- Или чтобы властвовать над нами, отец, - нежно проворковала Дахут.
- Или чтобы властвовать над нами, - эхом откликнулся де Керадель.
Он побледнел, и мне почудилось, что страх промелькнул в его взгляде, брошенном на дочь.
Я пнул Билла ногой под столом, и он ответил мне тем же, побуждая к действиям.
- Доктор де Керадель рисуется, - отвратительным менторским тоном произнес я. - Нужны подходящие подмостки, подходящие декорации, подходящие актеры, подходящая музыка и сценарий, хорошая работа суфлера - и демоны, или что вы там имеете в виду, выпорхнут на сцену, став звездами сего представления. Что ж, я видел, как при подходящих условиях создавались удивительно правдоподобные иллюзии. Достаточно правдоподобные, чтобы ввести в заблуждение большинство профанов…
Глаза де Кераделя сузились, он подался вперед на стуле.
- "Профанов"?! Вы намекаете на то, что я профан?
- Вовсе нет, - учтиво ответил я, глядя на свой бокал. - Я лишь сказал, что вы рисуетесь.
Ему едва удавалось сдерживать свой гнев.
- Это не иллюзии, доктор Лоуэлл, - заявил де Керадель. - Есть определенная формула призыва, определенная схема действий. Есть ли что-либо более незыблемое, чем ритуал, при помощи которого католики устанавливают связь со своим Богом? Песнопения, молитвы, жесты, даже интонации - все это должно строго соблюдаться. Как и в других религиях - мусульманстве, буддизме, синтоизме, - любой ритуал поклонения четко прописан. В любой религии мира. Люди понимают, что только точным выполнением предписаний можно достучаться до нечеловеческого разума. В них говорит память о древней мудрости - но об этом больше ни слова, доктор Каранак. Говорю вам, это не иллюзия.
- Откуда вы знаете? - осведомился я.
- Знаю, - тихо ответил он.
- Действительно, определенная комбинация звуков, запахов, движений и цветов может порождать очень странные и весьма реалистичные видения, - примирительно взмахнул рукой доктор Лоуэлл. - Представляется возможным также, что подобная комбинация может вызывать одни и те же видения у разных людей, если они пребывают в одинаковом эмоциональном состоянии. Но я ни разу не сталкивался с доказательством того, что такие видения - не только результат субъективного восприятия реальности. - Он помолчал.
Я увидел, как судорожно сжались его пальцы, как побелели костяшки.
- Разве что… однажды, - пробормотал старик.
Доктор Керадель внимательно наблюдал за ним, и от него не укрылся невольный жест Лоуэлла.
- Однажды? Что же тогда случилось?
- Нет, и тогда доказательств я не нашел, - резко ответил Лоуэлл.
- Как бы то ни было, - продолжил де Керадель, - есть еще один элемент призыва - заметьте, доктор Каранак, мы не говорим об иллюзиях или театральных постановках. Этот элемент, если мне позволено будет воспользоваться термином из химии, можно назвать катализатором. Вещество, необходимое для протекания химической реакции, но не вступающее в нее, остающееся неизменным, нетронутым. Такой катализатор - человек. Мужчина, женщина, ребенок. Тот, кто поддерживает связь с призываемой сущностью. Таким элементом выступали дельфийские пифии, поднимавшиеся на алтарь, чтобы открыться божеству и говорить от его имени. Такими были жрицы Исиды в Древнем Египте и жрицы Иштар в Вавилоне, служительницы Гекаты, богини преисподней. Знания об их тайных ритуалах были утрачены, пока я не восстановил их. Таким был воин-жрец уйгуров, служивший Великому Калкру, осьминогоподобному божеству с множеством щупалец. Такими были жрецы скифов, призывавшие Черного бога, и тот являлся им в образе исполинской лягушки. Такими…
- Но все подобные ритуалы проходили в глубокой древности, - прервал его Билл. - Безусловно, никто уже много столетий не поклоняется этим божествам. Значит, обряды древних жрецов и жриц утрачены, ведь та традиция оборвалась. Все жрецы давно умерли. Как же восстановить эти знания?
Мне показалось, что Дахут выразительно посмотрела на отца, пытаясь остановить его. Но де Керадель не обратил на нее внимания. Сейчас он был полностью поглощен своей теорией, старался прояснить ее, убедить нас в своей правоте.
- Но вы ошибаетесь. Те жрецы живут. Они живут в сознании своих потомков. Спят в сознании тех, в чьих жилах течет их кровь. Спят, пока кто-то не пробудит их! И сколь велика будет награда того, кто сумеет это сделать! Он увидит не золотую мишуру из гробницы Тутанхамона, не сокровищницу Чингисхана или Аттилы, не блестящие побрякушки и бренный металл… не все эти бирюльки. Наградой ему станет хранилище воспоминаний, сокровищница знаний - знаний, которые возвысят его обладателя над другими людьми, уподобив богу.
- Да, я не отказался бы уподобиться богу. Где же мне найти такую сокровищницу? Там, должно быть, пыльно, но можно и запачкаться, чтобы стать богом, - сказал я.
Вены на шее де Кераделя вздулись.
- Вы насмехаетесь надо мной! Но я расскажу вам кое-что. Однажды доктор Шарко погрузил в гипнотический транс одну девушку - она давно уже выступала в роли подопытной в его экспериментах. Он вверг ее в транс глубже, чем когда-либо позволял себе с другими. И вдруг он услышал голос - слова слетали с губ девушки, но то был не ее голос. Доктор говорил с французским крестьянином. И крестьянин поведал ему многое - то, чего эта девушка знать не могла. Крестьянин рассказал ему о Жакерии, восстании во Франции в четырнадцатом веке. Доктор Шарко все записал, а потом провел тщательное исследование. Слова его подопытной подтвердились, все эти события действительно имели место. Тогда он отследил происхождение девушки. Оказалось, что одним из ее предков был лидер того крестьянского восстания. Доктор Шарко продолжил эксперименты. Он зашел еще дальше и услышал уже другой голос, на этот раз женский. Голос поведал ему о событиях тысячелетней давности в таких подробностях, которые могли быть известны лишь их непосредственному участнику. И вновь доктор проверил услышанное. Голос сказал ему правду.
- Так значит, вы говорите о переселении душ? - любезно осведомился я.
- Как вы смеете ерничать?! - возмутился де Керадель. - Шарко удалось проникнуть в глубины памяти на тысячи лет назад в прошлое, срывая покров за покровом. Я зашел еще дальше. Не на тысячу, но на десять тысяч лет. Я, де Керадель, уверяю вас в этом.
- Но, доктор де Керадель, - мягко возразил Лоуэлл, - память не передается генетически. Физические характеристики, наследственные заболевания, предрасположенности, рост, цвет кожи и тому подобное - да. Сын пианиста может унаследовать руки отца, его талант, его слух - но не память о сыгранных отцом мелодиях. Не воспоминания.
- Вы ошибаетесь, - ответил де Керадель. - Память предков хранится в мозге. Вернее, в том, что пользуется мозгом как носителем. Я не говорю, что каждый наследует воспоминания от своих предков. Все организмы не подлежат стандартизации. Природа - не работник конвейера. У некоторых в мозге, судя по всему, отсутствуют клетки, отвечающие за генетическую память. У некоторых эта память несовершенна, затуманена, грешит пробелами. Но есть и те - пусть их и немного, - у кого эти клетки находятся в идеальном состоянии, и воспоминания их предков можно читать как открытую книгу. Нужно лишь вывести эти воспоминания на уровень сознательного, направить на них внимание сознающего Я. - Доктор де Керадаль полностью игнорировал меня, но к доктору Лоуэллу обращался с настойчивой серьезностью. - Говорю вам, доктор Лоуэлл, именно так и обстоят дела. Невзирая на все то, что было написано о механизмах наследственности, о хромосомах, генах, этих передатчиках наследственной информации. Говорю вам, я доказал свою теорию. Говорю вам, есть люди, генетическая память которых хранит информацию о временах, когда человек еще не вполне был человеком. О временах, когда на Земле еще жили его обезьяноподобные предки. И эта память устремляется даже дальше в глубь времен - к первой амфибии, выбравшейся из моря и начавшей медленный подъем по лестнице эволюции, чтобы ее потомки к нашему времени превратились в нас.
Мне не хотелось ни прерывать его, ни спорить - этот человек был глубоко убежден в своей правоте, я не смог бы поколебать его веру.
- Доктор Каранак презрительно назвал это теорией переселения душ, - разглагольствовал тем временем де Керадель. - Я же говорю вам, что невозможно помыслить то, чего быть не может. И тот, кто с презрением отзывается о каких-либо людских верованиях, лишь проявляет собственное невежество. Говорю вам, что именно этот механизм генетической памяти и лежит в основе веры в реинкарнацию - возможно, и в основе веры в бессмертие души. Позвольте в качестве примера указать на одну из новомодных игрушек - фонограф. То, что мы называем сознанием, подобно игле, вращающейся в пространствах времени и записывающей опыт на определенный носитель - клетки мозга. Точно так же, как игла фонографа записывает мелодию на носитель. И как можно пустить иглу по канавкам носителя, чтобы услышать записанный звук, так и запись в клетках мозга можно воспроизвести, чтобы услышать - увидеть, перепрожить - воспоминания, хранящиеся в памяти человека. Сознание не всегда находит эти носители. Иногда канавки недостаточно глубоки, иногда сам носитель поврежден - и тогда мы говорим, что воспоминания размыты или неполны. Говорим о забывании. Память предков, древние носители опыта, хранятся в другой части мозга, не в той, где содержатся воспоминания об этой жизни. Очевидно, именно так и должно быть, иначе произошло бы смешение воспоминаний и человек страдал бы от наплыва информации, не имеющей отношения к его теперешнему окружению. В древности жизнь была проще, а окружение не столь сложным, потому память о насущном опыте и память предков еще не были так разделены. Именно поэтому мы говорим, что люди древности чаще полагались на интуицию и меньше - на разум. В наши дни именно такое поведение проявляют представители примитивных племен. Тем не менее с ходом истории жизнь усложнялась, и те, кто меньше полагался на память предков и искал решение насущных проблем в современности, получили более высокие шансы на выживание. Так начался естественный отбор - и с тех пор человечество быстро развивалось в этом направлении, ибо так работают все эволюционные механизмы. Но природа никогда не отказывается полностью от уже созданного ею. Поэтому на определенном этапе развития человеческого эмбриона он приобретает форму рыбы, затем проходит стадию обезьяны. У некоторых людей сохраняются атавизмы - точно так же у некоторых современных людей можно обнаружить в клетках мозга неповрежденные хранилища древних воспоминаний. Обнаружить - и открыть, доктор Каранак. Открыть - и вызвать эти воспоминания на уровень сознательного.
Я улыбнулся и отпил еще вина.
- Вынужден признать, что в каком-то смысле все это объясняет веру в переселение душ, доктор де Керадель, - кивнул Лоуэлл. - Если ваша теория верна, то унаследованные воспоминания, безусловно, показались бы их носителям памятью о прошлых жизнях. И такой опыт стал бы основой для веры в реинкарнацию, ведь как иначе представители примитивных племен могли объяснить что-то подобное, не так ли?
- Да, это многое объясняет. Например, китайцы верят, что, если у мужчины нет сына, он умрет окончательно и уже не возродится. Да и у нас говорят: "Мы продолжаем жить в своих детях".
- Только что явившаяся на свет пчела в точности знает, что ей делать в улье и какие порядки там царят, - сказал доктор Лоуэлл. - Ее не нужно учить летать, собирать пыльцу, очищать ее, производить нектар, нужный матке и трутням, и другой нектар, необходимый обычным рабочим пчелам. Никто не учит ее сложной работе в улье. Эти знания, память заложены в яйце, личинке, куколке. То же верно для муравьев и других насекомых. Но млекопитающие, в том числе и человек, устроены иначе.
- Они устроены точно так же, - заявил доктор де Керадель.
ГЛАВА 4
Затерянный город Ис
В словах доктора де Кераделя было чертовски много правды. Я сам сталкивался с проявлениями генетической памяти в различных уголках Земли. И мне хотелось поддержать доктора, невзирая на его подтрунивания надо мной и моим невежеством. Мне хотелось поговорить с ним как ученый с ученым.
Но вместо этого я осушил бокал и резко заявил:
- Бриггс! Я ничего не пил уже пять минут! - Только после этого я повернулся к моим собеседникам: - Подождите, господа. Давайте оставаться логичными. Концепция существования души и возможность реинкарнации - вопрос очень серьезный, требующий тщательного рассмотрения. Доктор де Керадель начал свое изложение, утверждая объективность существования того, что мы привыкли считать лишь искусной театральной постановкой. Я правильно понимаю, доктор де Керадель?
- Да, - сухо отозвался он.
- Затем доктор де Керадель в качестве аргумента привел эксперименты доктора Шарко, связанные с гипнозом. Но результаты этих экспериментов не представляются мне убедительными. В Полинезии, Африке и на Камчатке мне приходилось сталкиваться с отъявленными кудесниками, обладавшими не двумя или тремя, но дюжиной голосов. Широко известен тот факт, что в состоянии гипноза подопытный иногда говорит разными голосами. Также известно, что шизофреник в случае расщепления личности может говорить голосами от высокого сопрано до баса. И все это без какой-либо памяти предков. Это симптом их состояния, не более того. Я прав, доктор Лоуэлл?
- Именно так. - Лоуэлл кивнул.