Мадемуазель Дахут рассмеялась, и ее смех напомнил мне шорох невысоких волн, ласкающих берег моря. Но в этом смехе слышались нотки, насторожившие меня сильнее, чем скрытая угроза в ее улыбке. Нечеловеческие нотки, словно волны смеялись над мертвецами, погребенными в толще вод.
Доктор де Керадель отрывисто произнес пару слов на незнакомом мне языке. В то же время я почувствовал, что должен понимать этот язык. Но не понимал.
Дахут, казалось, смутилась.
- Простите меня, мадемуазель Хелена. Я смеялась вовсе не над вами. Мне просто вспомнилась одна чрезвычайно забавная история. Когда-нибудь я расскажу ее вам, и вы тоже посмеетесь.
- Позвольте и мне принести вам свои извинения, доктор Беннетт, - невозмутимо перебил ее де Керадель. - Вы должны простить мою грубость энтузиаста, как и мою настойчивость, но я вынужден просить вас, если вы позволите, не нарушая конфиденциальности в отношениях врача и пациента, изложить мне симптомы мистера Ральстона. Поведение этой… этой тени, раз уж вам угодно так ее называть. Этот случай вызывает мой профессиональный интерес.
- Безусловно, я не откажу вам в этой просьбе, - заявил Билл. - Ведь ваш уникальный опыт, возможно, позволит вам распознать какие-то значимые детали, которые я упустил. А чтобы не нарушать нормы профессиональной этики, условимся, что я сам хотел получить у вас консультацию касательно симптомов моего пациента, пусть уже покойного.
Мне показалось, что Билл доволен, будто добился той цели, к которой шел весь вечер. Я немного отодвинулся от стола, чтобы видеть и мадемуазель Дахут, и ее отца.
- Я расскажу вам все по порядку, - начал Билл. - Если вам понадобится что-то уточнить, сразу задавайте вопросы. Итак, Ральстон пришел ко мне в гости и попросил осмотреть его. До этого мы не общались несколько месяцев, и я полагал, что он еще не вернулся из путешествия, поэтому его визит стал для меня неожиданностью. "Со мной что-то не так, Билл, - начал он. - Я вижу тень". Я рассмеялся, но ему было не до смеха. "Я вижу тень, Билл. И мне страшно!" Все так же смеясь, я заметил: "Если бы ты не видел тени, с тобой определенно было бы что-то не так". - "Но, Билл, нет ничего, что отбрасывало бы эту тень!" - Он говорил как испуганный ребенок. Он подался вперед, и я понял, какие невероятные усилия он прилагает, чтобы держать себя в руках. "Я схожу с ума? - спросил он. - Когда ты видишь тень, так проявляется безумие? Скажи мне, Билл, это симптом?" Я сказал, что это бессмысленное предположение и, вероятнее всего, у него возникли проблемы со зрением или с печенью. "Но эта тень… шепчет!" - воскликнул он. Я налил ему выпить, чувствуя, что алкоголь ему сейчас не помешает. "Расскажи мне подробно, что, по-твоему, ты видел. И, если возможно, опиши обстоятельства, при которых ты увидел тень впервые", - потребовал я. "Это произошло четыре дня назад. Я был в библиотеке…" Необходимо отметить, доктор де Керадель, что Ральстон жил в родовом особняке на Семьдесят восьмой улице. В доме кроме него обычно находились Симпсон, дворецкий, доставшийся Ральстону в наследство от отца, и с полдюжины слуг. Итак, Ральстон заговорил о библиотеке: "Мне показалось, что кто-то или что-то скользнуло по стене за штору у окна. Окно находилось за моей спиной, а я как раз писал важное письмо, но впечатление было настолько сильным, что я вскочил из-за стола и подошел к окну. Там ничего не было. Я вернулся за стол, но не мог отделаться от ощущения, будто в комнате есть кто-то посторонний. Я был так встревожен, что взял лист бумаги и записал на нем время, когда это произошло".
- Попытка рационализации визуальной галлюцинации - очевидный сопутствующий симптом, - отметил доктор де Керадель.
- Возможно, - согласился Билл. - Так или иначе, чуть позже видение повторилось, только на этот раз что-то двигалось справа налево, в обратном направлении. За следующие полчаса движение повторилось шесть раз - всякий раз в ином направлении, то есть слева направо, потом справа налево, потом опять слева направо и так далее. Ральстон придавал направлению движения особое значение: "Оно будто ткало". Я спросил у него, что из себя представляло это "оно". "У него не было формы. Вернее, тогда не было формы. Оно проявлялось только в движении". Чувство, что он не один в комнате, становилось все сильнее, и вскоре после полуночи Ральстон покинул библиотеку, оставив свет включенным. Он улегся спать, и в спальне симптомы прекратились. Он погрузился в глубокий сон. Следующий день прошел без инцидентов, и Ральстон уже почти позабыл о случившемся. Тем вечером он ужинал в городе и вернулся домой около одиннадцати. Он пошел в библиотеку, намереваясь разобрать письма. "И вдруг у меня возникло такое ощущение, будто кто-то следит за мной из-за шторы, - сказал он мне. - Я медленно повернул голову и отчетливо увидел тень на шторе. Вернее, тень, проступавшую сквозь ткань шторы. Будто что-то стояло за шторой у окна. И та тень уже приобрела очертания человека". Ральстон метнулся к окну и отдернул штору. За ней ничего не было. Не было ничего и за окном. Ничего, что могло бы отбрасывать тень такой формы. Он вновь сел за стол, чувствуя на себе чей-то взгляд. "Неотступный взгляд, - сказал он. - Кто-то не сводил с меня глаз. Кто-то, все время остававшийся вне моего поля зрения. Если я поворачивался быстро - он шмыгал в другую сторону. Если я поворачивался медленно - столь же медленно перемещался и он". Временами Ральстону удавалось засечь движение, какое-то подрагивание, какую-то тень. Но эта тень таяла, исчезала, прежде чем он успевал сосредоточиться на ней. И взгляд чувствовался уже с другой стороны. "Она двигалась справа налево… Слева направо… И снова справа налево… И снова, и снова… Она ткала, ткала…" - "Что она ткала?" - нетерпеливо спросил я. "Мой саван", - просто ответил он. Он сидел в библиотеке, сколько хватало сил. Затем скрылся в своей спальне. На этот раз он спал плохо, ему чудилось, что тень затаилась на пороге, прижалась к двери, слушает… Но она не вошла в его комнату. Настал рассвет, и Ральстон наконец-то сумел уснуть. Он поздно встал, провел вторую половину дня за игрой в гольф, поужинал, сходил со знакомыми в театр, потом отправился в ночной клуб. "Вспоминая свои терзания прошлым вечером, я готов был посмеяться над своей ребячливостью". Домой он вернулся около трех часов ночи. И когда он, войдя в холл, закрыл за собой дверь, то услышал шепот: "Ты опоздал!" Слова были отчетливыми, и казалось, будто говоривший их стоял рядом с ним.
- Галлюцинаторный бред прогрессировал, - кивнул де Керадель. - Вначале ему чудилось только движение, затем его видение обрело форму, потом к зрительным прибавились слуховые галлюцинации.
Билл, будто не слушая его, продолжил:
- Он сказал, что тот голос обладал каким-то странным качеством. Цитирую: "Он вызывал отвращение, как бывает, когда ненароком дотронешься до скользкого слизняка, выйдя вечером прогуляться в сад. И в то же время он вызывал какое-то извращенное желание слушать его вечно. Невыразимый ужас и неописуемое наслаждение". Симпсон не погасил свет в коридоре, Ральстон видел все вокруг. Но рядом с ним никого не было. Тем не менее голос показался ему реальным. Ральстон застыл на месте, стараясь сдержаться. Сняв шляпу и плащ, он пошел к лестнице. "Я посмотрел вниз - и краем глаза увидел тень, ползущую в шести футах передо мной. Но стоило мне перевести взгляд туда - и она исчезла. Я медленно начал подниматься по лестнице. Если я опускал глаза, то видел тень впереди. Все время на одном и том же расстоянии. Но как только я присматривался - она пропадала. Той ночью тень была четче, чем раньше. Я увидел, что это тень женщины. Обнаженной женщины. И я понял, что тот голос в коридоре тоже был женским". Он отправился в свою комнату. Прошел мимо двери. Тень все еще была в двух шагах перед ним. Ральстон поспешно шагнул назад, запрыгнул в комнату и захлопнул дверь. Заперев замок и включив свет, он прижался к двери ухом. Дик услышал, как кто-то смеется. Как смеется женщина. А затем она прошептала: "Сегодня я останусь у твоей двери… сегодня… сегодня… сегодня…" И вновь Ральстона охватило то же странное чувство - смесь ужаса и вожделения. Ему хотелось открыть дверь, но отвращение сдерживало его. "Я оставил свет включенным. Однако та тварь выполнила свое обещание. Она всю ночь оставалась у моей двери. Я слышал ее. Она танцевала… Я не видел ее, но знал, что она танцует там, в коридоре. Она танцевала и ткала… слева направо… справа налево… и снова, и снова… плясала и ткала до зари… ткала мой саван, Билл". Я успокоил его, приведя те же аргументы, что и вы, доктор де Керадель. Я тщательно осмотрел его, но не заметил никаких признаков болезни. Затем я взял образцы его тканей для разнообразных анализов. "Надеюсь, ты найдешь какие-то отклонения, Билл, - сказал мне Ральстон. - Потому что если ты их не найдешь, то это значит, что тень реальна. Уж лучше впасть в безумие, чем переживать такое. В конце концов, сумасшествие излечимо". Я предложил ему не возвращаться домой: "Поживи в гостинице Нью-Йоркского сообщества, пока я не получу результаты анализов. А затем, какими бы эти результаты ни были, садись на корабль и отправляйся в путешествие". Он покачал головой: "Я должен вернуться домой, Билл". - "Но зачем, бога ради?!" Он поколебался, на его лице промелькнуло недоумение. "Не знаю. Но я должен вернуться домой". Я стал уговаривать его переночевать у меня. "А завтра сядешь на корабль. Куда угодно. Я сообщу тебе результаты анализов и расскажу, как лечиться, по радио". Он был все так же озадачен. "Я не могу уехать. Понимаешь… - Ральстон помедлил. - Тут какое дело, Билл… Я познакомился с одной девушкой… И я не могу ее оставить". Я удивленно уставился на него: "Ты что, жениться собрался? Кто она такая?" Он беспомощно посмотрел на меня. "Я не могу тебе сказать, Билл. Я ничего не могу рассказать тебе о ней". - "Но почему?" - спросил я. Недоумение не сходило с его лица. "Я не знаю, почему не могу рассказать тебе о ней. Не могу - и все. Похоже, это как-то связано с… Но нет, я не могу рассказать тебе". На все мои вопросы об этой девушке у него был один ответ: "Я не могу рассказать тебе".
- Вы мне об этом не говорили, доктор Беннетт, - резко заявил доктор Лоуэлл. - Больше он ничего не сказал? Только то, что не может о ней рассказывать? Не знает, почему не может, но не может?
- Именно так.
- Что вас так развеселило, мадемуазель? - холодно осведомилась Хелена. - Право же, мне в этой истории ничто не показалось смешным.
Я посмотрел на Дахут. Крошечные лиловатые искорки все так же вспыхивали в ее глазах, алые губы растянулись в улыбке - жестокой улыбке.
ГЛАВА 6
Поцелуй тени
- Мадемуазель Дахут - истинный человек искусства, - сказал я.
Повисла напряженная тишина.
- Что именно вы имеете в виду, доктор Каранак? - хрипло спросил де Керадель.
- Все люди искусства получают удовольствие, когда находят шедевр. Рассказывание историй - тоже своего рода искусство. А история доктора Беннетта прекрасна. Поэтому ваша дочь, как подлинный человек искусства, получила от нее такое удовольствие. Это логическое умозаключение безукоризненно, не так ли, мадемуазель?
- Вы так сказали, - ответила она тихо, и улыбка больше не играла на ее губах. Но в ее глазах я прочитал иной ответ.
Как и де Керадель. Тем не менее, прежде чем он успел что-либо сказать, я вмешался:
- Всего лишь признание одним человеком искусства мастерства другого. Продолжай, Билл.
- Я долго увещевал его. Кроме того, он выпил уже несколько бокалов бренди. Я рассказал ему о галлюцинациях великих людей. Так, Паганини, знаменитому скрипачу, иногда мерещилась женщина в белом платье, игравшая на скрипке рядом с ним, когда он выступал на сцене. Леонардо да Винчи видел тень Хирона, мудрейшего из кентавров, наставника юного Асклепия. Я перечислил десятки подобных случаев. Я сказал ему, что он оказался в той же ситуации, что и гении прошлого, и это, вероятно, проявление его собственной гениальности. В итоге мне удалось его рассмешить. "Ну ладно, Билл, - сказал он. - Ты меня убедил. Но мне не стоит спасаться бегством. Нужно бросить вызов опасности и одолеть ее". - "Если ты можешь победить, то стоит попробовать. Помни о том, что тень - всего лишь навязчивая идея, плод твоего воображения. Но все равно попробуй одолеть ее. Если тебе станет совсем худо, сразу же позвони мне. Я буду дома. И у меня еще много отличного бренди". Уходя от меня, Ральстон вел себя совершенно нормально. Он позвонил мне следующим вечером, чтобы узнать результаты анализов. Я сообщил ему, что по всем параметрам он полностью здоров. "Так я и знал", - прошептал он. Я спросил, как прошла его ночь. "Было довольно занятно, Билл. - Он рассмеялся. - Очень, очень занятно. Я последовал твоему совету и выпил бренди". Его голос звучал нормально, даже весело. Я вздохнул с облегчением, но что-то смутно тревожило меня. "Как там твоя тень?" - поинтересовался я. "Отлично, - заявил Ральстон. - Я ведь говорил тебе, что то была тень женщины? Так и оказалось". - "Ты явно уже пошел на поправку. Эта барышня была мила с тобой?" - "О, до непристойности. И она сулит мне еще больше услад. Тем и была так интересна та ночь". Он вновь рассмеялся и вдруг повесил трубку. Я подумал: "Ну, раз Дик может шутить подобным образом о видении, которое так ужасало его всего день назад, то он выздоравливает". Я решил, что бренди ему помог. Это был хороший совет. И все же тревога не угасала, напротив, усиливалась. Я позвонил ему час спустя, но Симпсон сказал, что Дик пошел играть в гольф. Это показалось мне вполне нормальным. Да - все эти видения были лишь странной мимолетной причудой моего ветреного друга, а теперь опасность миновала. Да - я дал ему отличный совет. Да… - Билл осекся. - Черт возьми, какими ослами бывают подчас врачи!
Я украдкой взглянул на мадемуазель. В ее огромных глазах плескалась нежность, но в глубине этой синевы я увидел насмешку.