При появлении новых симптомов служанка впала в истерику и сбежала. Мужчина же оказался не робкого десятка и оставался с врачом до самого конца. Его, как и доктора И., потрясло посмертное состояние тела. Когда врач заявил о своем намерении вызвать коронера, "приятель" сдался. Наконец-то представившись - его звали Джеймс Мартин, - он потребовал полного вскрытия. Причину такого решения Мартин утаивать не стал: Дарнли была его любовницей, а ему не хотелось бы "схлопотать обвинение в убийстве", как он выразился. При вскрытии не удалось обнаружить ни следов каких-либо заболеваний, ни отравления. Если не считать легкого порока сердца, Гортензия Дарнли была совершенно здорова. В качестве причины смерти записали сердечную недостаточность, но доктор И. был уверен, что сердце тут ни при чем.
Безусловно, представлялось очевидным, что Гортензия Дарнли умерла по той же причине, что и остальные пациенты из моего списка. Но меня поразил тот факт, что ее квартира находилась в том же доме, в котором, как Рикори указал в бумагах Петерса, проживал мой пациент. Более того, если у доктора И. сложилось верное впечатление, то этот Мартин тоже был недалек от преступного мира. Между этими двумя случаями вырисовывалась связь. Чего, правда, нельзя было сказать об остальных.
Я решил обратиться к Рикори, рассказать ему обо всем и, если возможно, заручиться его поддержкой. Мое расследование длилось около двух недель. За это время я успел довольно хорошо узнать Рикори. Во-первых, он вызывал мое любопытство как личность, сформированная современными условиями. Во-вторых, невзирая на его репутацию гангстера, он мне нравился. Рикори был очень начитан, обладал высоким интеллектом, отрекался от любых моральных ограничений и впечатлял тонкостью натуры, но при этом отличался суеверностью. В старые добрые времена, он, пожалуй, был бы кондотьером, готовым за звонкую монету поставить свою шпагу и ум на службу любому. Интересно, кем были его предки?
После смерти Петерса Рикори несколько раз навещал меня. Очевидно, наша симпатия была взаимной. Его все время сопровождал тот самый телохранитель, который в ту злополучную ночь сидел у окна палаты. Я узнал, что этого человека зовут Макканн. Рикори полностью доверял ему, а он, в свою очередь, был крайне предан своему седому боссу. Макканн тоже оказался прелюбопытнейшей личностью. Похоже, он одобрял наше с Рикори знакомство. Растягивая слова на манер южан, он поведал мне, что "разводил коров в Аризоне, а потом немного напортачил на границе".
- Я за вас, док, - говорил он. - Вы хорошо влияете на босса. Отвлекаете его от забот вроде как. И я как к вам прихожу, то руки в карманах-то мне держать без надобности. А ежели вас кто только заденет, так вы мне сразу скажите. Я у босса выходной возьму.
Как-то он невзначай сообщил мне, что "в четвертак шесть пуль со ста футов всадить способен, так-то!". Я так и не понял, шутил он или нет.
Как бы то ни было, Рикори никуда не выходил без него, а значит, он очень ценил Петерса, раз уж оставил именно Макканна охранять его.
Тем вечером я пригласил Рикори отобедать со мной и Брейлем у меня дома. Рикори приехал в семь, попросив шофера забрать его в десять. Как и всегда, мы сели за стол. Макканн остался в гостиной, вгоняя в краску двух моих медсестер, - в доме у меня частный врачебный кабинет, а во флигеле - палата для пациентов. Ему нравилось разыгрывать перед девушками гангстера, точно сошедшего с кинопленки.
Закончив есть, я отпустил дворецкого и перешел к делу. Вскоре я изложил Рикори все данные, которые мне удалось получить от коллег, заявив, что я обнаружил семь случаев совпадения симптомов. Я расспросил его о Гортензии Дарнли и Мартине, сославшись на соседство с Петерсом. Но, как оказалось, Рикори при заполнении бумаг в больнице указал не совсем правду. Квартира в том доме действительно принадлежала Петерсу, но проживала там его сестра вместе с мужем и маленькой дочкой. Петерс обожал племянницу и часто бывал у них дома. Итак, слова Рикори об отсутствии у пациента ближайших родственников также оказались ложью. Извинившись, Рикори предложил поговорить с Макканном - тот был знаком как с Гортензией, так и с ее любовником. Доктор И. не ошибся - Мартин вращался в тех же кругах, что и люди Рикори. Но Макканн не поведал нам ничего нового, сказав лишь, что Гортензия и сестра Петерса были подругами. По словам южанина, Дарнли часто приходила к соседке и "аж тряслась над ее малявкой". Отправив Макканна обратно в гостиную, я задумался.
- Как бы то ни было, вы можете выбросить из головы мысль о том, что смерть Петерса связана с вами, - заявил я. - В том числе и появление свечения в клетках крови.
При этих словах лицо гангстера побелело. Рикори перекрестился.
- La strega! - пробормотал он. - Ведьма! Ведовской огонь!
- Глупости, друг мой. Забудьте об этих предрассудках. Мне нужна ваша помощь.
- Ничего-то вы не знаете, доктор Лоуэлл! Есть вещи, которые… - Рикори осекся. - Что от меня требуется?
- Во-первых, - сказал я, - давайте проанализируем эти восемь случаев. Брейль, у вас уже сложилась какая-то точка зрения по этому поводу?
- Безусловно. - Мой ассистент кивнул. - Я полагаю, что все восемь жертв были убиты.
ГЛАВА 3
Смерть медсестры Уолтерс
Я почувствовал, как во мне нарастает раздражение. Да, такая мысль мелькала и у меня в голове, но Брейль осмелился высказать ее вслух, не имея ни малейших доказательств своей правоты!
- Надо же, я и не знал, что вы у нас Шерлок Холмс, - саркастически хмыкнул я.
Ассистент покраснел, но продолжал настаивать на своей правоте:
- Они были убиты.
- La strega! - прошептал Рикори.
Я недовольно покосился на него и опять повернулся к Брейлю.
- Хватит ходить вокруг да около. Каковы ваши доказательства?
- Вас не было с Петерсом почти два часа, я же находился рядом практически от начала приступа до смерти бедняги. При осмотре у меня сложилось впечатление, что вся проблема в его сознании. Отказывались служить не тело, не нервная система, не мозг. А воля. Ну… не совсем так, наверное. Скорее, в результате волевого усилия вся деятельность организма оказалась направлена не на поддержание своих функций, а на самоуничтожение!
- Тогда вы пришли к выводу, что это не убийство, а самоубийство. Что ж, такое случалось и раньше. Я видел, как пациенты умирали, утратив волю к жизни…
- Я имел в виду не это, - перебил меня ассистент. - В этом случае пациенты ведут себя пассивно, просто отказываются от жизни. Тут же речь идет об активном действии.
- О боже, Брейль! - опешил я. - Не говорите мне, будто предполагаете, что все восемь пациентов умерли, силой воли заставив себя покинуть этот мир. И среди них одиннадцатилетний ребенок!
- Я этого не говорил, - покачал головой Брейль. - Мне показалось, что Петерс не сам принял это решение. Его воля покорилась кому-то другому. Чуждая воля подавила его сознание. Чуждая воля, которой он не мог или не хотел противиться. До самой смерти.
- La maledetta strega! - вновь пробормотал Рикори.
Подавив раздражение, я задумался. В конце концов, я уважал Брейля, он был человеком слишком разумным и здравомыслящим, чтобы сходу отметать его идеи.
- У вас есть версии того, как были совершены эти убийства, если это вообще были убийства? - вежливо спросил я.
- Ни одной.
- Хорошо. Давайте обсудим эту теорию. Рикори, у вас в таких вопросах больше опыта, поэтому послушайте, пожалуйста, и забудьте о своей ведьме, - довольно неучтиво потребовал я. - В любом убийстве ключевую роль играют три фактора: метод, возможность, мотив. Давайте рассмотрим их по порядку. Итак, метод. Чтобы отравить кого-то или заразить смертельным заболеванием, можно использовать три пути: через нос (в том числе мы говорим о ядовитом газе), через рот и через кожу. Да, есть еще два-три способа. Отца Гамлета, например, отравили, влив яд ему в ухо, хотя у меня такой метод всегда вызывал сомнение. Я полагаю, что мы можем отбросить все иные варианты, кроме введения опасных веществ через рот, нос и кожу, рассматривая гипотезу убийства. Жертвы могли поглотить эти вещества, либо их могли ввести. Были ли на теле следы чего-то подобного - на коже, мембранах дыхательных путей, в горле, внутренних органах, в крови, нервной системе, мозге?
- Вы и сами знаете, что не было, - ответил Брейль.
- Именно так. Значит, кроме специфического свечения лейкоцитов, у нас нет никаких доказательств, связанных с методом. Таким образом, по первому пункту у нас нет ничего, на чем можно было бы основать теорию убийства. Рассмотрим второй пункт - возможность. Жертвами стали распутная девица, гангстер, респектабельная старая дева, каменщик, одиннадцатилетняя школьница, банкир, акробат и гимнаст. Люди с настолько разным образом жизни, насколько это вообще возможно. Судя по всему, между ними вообще не было ничего общего - если не принимать во внимание двух работников цирка и Петерса с Дарнли. Как могло случиться, что кто-то сумел подступиться к гангстеру Петерсу настолько же близко, как и к социальной работнице Рут Бейли? Как кто-то смог сблизиться и с банкиром Маршаллом, и с акробатом Стэндишем? И так далее. Вы видите, в чем тут сложность? Чтобы совершить убийство - если это было убийство, - злоумышленник должен был подобраться ко всем жертвам. А это предполагает определенную степень близости. Вы согласны?
- Частично.
- Если бы все жертвы жили в одном квартале, мы могли бы предположить, что они каким-либо образом сталкивались с гипотетическим убийцей. Но это не так.
- Простите, доктор Лоуэлл, - вмешался Рикори, - предположим, у них было общее увлечение, которое и свело их с убийцей.
- Но что может объединять столь разношерстную группу?
- Одно общее увлечение указано в ответах ваших коллег.
- Что вы имеете в виду, Рикори?
- Дети.
- Да, я заметил. - Брейль кивнул.
- Подумайте о полученных вами данных, - продолжил Рикори. - Мисс Бейли занималась детской благотворительностью. Полагаю, что при этом она лично помогала детям. Банкир Маршалл выступал в защиту прав детей. У каменщика, акробата и гимнаста были дети. Анита сама была ребенком. Насколько мне известно от Макканна - а он, как вы помните, был знаком с Дарнли, - и Петерс, и Гортензия обожали детей.
- Но если мы говорим об убийствах, то убийца - один, - возразил я. - А мне представляется невозможным, чтобы все восемь жертв интересовались одним ребенком или группой детей.
- Безусловно, - согласился Брейль. - Но всех их мог объединять интерес к какой-то одной вещи, которая понадобилась бы их ребенку или детям. И эту вещь, допустим, можно раздобыть только в одном месте. Если бы мы могли подтвердить эту гипотезу, то такое место свяжет все убийства.
- Да, несомненно, стоит рассмотреть эту версию, - задумчиво кивнул я. - Но мне кажется, что можно посмотреть на эту проблему с другой стороны. Не один интерес привлек все жертвы в одно место, а дома убитых почему-то стали доступны убийце. Например, он мог чинить радиоприемники. Быть сантехником. Или налоговым инспектором. Или электриком. И так далее.
Брейль пожал плечами. Рикори не ответил. Он погрузился в глубокие раздумья и, казалось, не слышал меня.
- Прошу вас, не отвлекайтесь, Рикори. Итак, по методу убийства у нас ничего. По возможности убийства - нужно найти людей, чьи профессиональные обязанности привели бы их в дома жертв или привлекли бы жертв к ним домой. Особое внимание стоит обратить на профессиональные услуги, связанные с детьми. Теперь - о мотиве. Ревность, прибыль, любовь, ненависть, зависть, самозащита? Ничто не указывает на это, судя по разному социальному статусу жертв.
- Может быть, мотивом стало само стремление к убийству? - вдруг спросил Брейль.
Рикори подался вперед, пристально глядя на моего ассистента. Вот теперь он был весь внимание.
- Да, я думал о том, что убийства мог совершить маньяк, - с некоторым раздражением согласился я.
- Я не совсем это имел в виду. Помните слова Лонгфелло: "Стрелу из лука я пустил. Не знал я, где она упала". Я никогда не соглашался с тем, что метафора Лонгфелло несет в себе позитивный смысл, мол, выпустить стрелу - это как отправить корабль в неизвестные земли и получить, как говорится, "золото и серебро, и слоновую кость, и обезьян, и павлинов". Мне думается, есть люди, которые не могут выглянуть из окна или с крыши небоскреба, увидеть людную улицу и устоять перед искушением швырнуть что-нибудь вниз. Они чувствуют азарт, не зная, в кого попадет брошенный предмет. Это будто дарит им власть. Так боги насылают чуму и на невинных, и на грешников - без разбора. Должно быть, этот азарт был ведом и Лонгфелло. В глубине души поэт хотел бы пустить стрелу из настоящего лука, а потом угадывать, попала ли она кому-нибудь в глаз, сердце или вообще пролетела мимо, лишь спугнув бездомного пса. Продолжу свою мысль. Дайте такому человеку власть и возможность убить кого угодно, убить так, чтобы причина смерти никогда не была установлена. И вот наш герой сокрыт завесой тайны, он в безопасности. Бог смерти. Он не желает зла кому-то лично, просто "стрелу из лука он пустил", как лирический герой Лонгфелло. Забавы ради.
- И вы не назовете такого человека маньяком? - сухо осведомился я.
- Не обязательно. Скорее, у него нет предубеждений против убийства. Возможно, он вообще не осознает, что совершает злодеяние. Все, кто родился в этом мире, уже уготованы смерти, и где она подстерегает нас, неведомо. Быть может, этот убийца считает себя столь же естественным, как и сама смерть. Люди, верящие во всемогущего и всеведущего Бога, не считают Его маньяком. Тем не менее Он, по их мнению, насылает войны, чуму, голод, болезни, наводнения, землетрясения как на верующих, так и на безбожников, не делая между ними различий. А если вы верите, что все предопределяет судьба - то назовете ли вы судьбу маньяком?
- Ваш гипотетический лучник выпускает стрелы не лучшего образца, Брейль. К тому же в этой дискуссии стало слишком много метафор для такого простого ученого, как я. Рикори, я не могу пойти с этим делом в полицию. Они вежливо выслушают меня, а после моего ухода разразятся гомерическим хохотом. Если же я изложу свои рассуждения медикам, они посочувствуют мне, сожалея о том, что рассудок столь уважаемого специалиста повредился. А нанимать частных детективов для расследования мне не хотелось бы.
- Что требуется от меня? - повторил свой вопрос Рикори.
- Вы обладаете несколько необычными ресурсами, - ответил я. - Я хочу, чтобы вы установили все перемещения Петерса и Гортензии Дарнли за последние два месяца. Если у вас есть такая возможность, то и остальных тоже… - Я помедлил. - Я хочу, чтобы вы отыскали связь между жертвами, обусловленную их любовью к детям. Хотя рассудок подсказывает мне, что ни у вас, ни у Брейля нет ни одного доказательства, которым можно было бы обосновать ваши подозрения, я - пусть и с неохотой - вынужден признать, что в глубине души согласен с вами.
- Это уже прогресс, доктор Лоуэлл, - вежливо улыбнулся Рикори. - Полагаю, пройдет не так много времени, прежде чем вы с такой же неохотой признаете существование моей ведьмы.
- Сейчас я настолько ошеломлен, что готов буду поверить и в это.
Рассмеявшись, Рикори взялся переписывать данные из писем моих коллег. В десять часов к нам заглянул Макканн - машина уже приехала. Мы провели Рикори до двери, и они с Макканном уже вышли на лестницу, когда я подумал кое о чем еще.
- С чего вы намерены начать, Рикори?
- Поговорю с сестрой Петерса.
- Она знает, что ее брат умер?
- Нет, - поморщившись, сказал он. - Она думает, что он уехал. Петерс часто подолгу отсутствовал, и она понимала, что он не всегда может с ней связаться. В такое время я обычно говорил ей, как обстоят дела у ее брата. Я ничего не сказал ей о смерти Петерса, поскольку она очень любила его и такое известие станет для нее ударом. А бедняжка беременна. Роды где-то через месяц.
- Она знает о смерти Дарнли?
- Мне это неизвестно. Возможно. Они ведь жили рядом.
- Что ж, не представляю, как вы намерены утаить от нее смерть Петерса. Но это ваше дело.
- Вот именно.
Кивнув, Рикори последовал за Макканном к машине.
Едва мы с Брейлем вернулись в библиотеку, как зазвонил телефон. Брейль взял трубку, ругнулся… Я увидел, как дрогнула его рука.
- Мы сейчас придем.
Он медленно положил трубку и повернулся ко мне. Его лицо побелело.
- Медсестра Уолтерс заразилась.
Я был глубоко потрясен. Как я уже писал, Уолтерс была отличной медсестрой, а кроме того, доброй и красивой девушкой. Типичная шотландка: черные волосы с синеватым отливом, голубые глаза с длинными ресницами, молочно-белая кожа. Настоящая красавица.
- Что ж, Брейль, вот и провалилась ваша теория убийства. Дарнли заразила Петерса, а он - Уолтерс. Мы явно имеем дело с каким-то инфекционным заболеванием.
- Вот как? - мрачно осведомился он. - Я не согласен с вами. Видите ли, Уолтерс тратит бо́льшую часть своего заработка на племянницу. Девочка больна и живет с Уолтерс. Малышке всего восемь лет. Случай Уолтерс вполне укладывается в схему, предложенную Рикори.
- Тем не менее я намерен принять все меры предосторожности, чтобы не началась эпидемия.
К тому времени, как мы надели пальто и шляпы, уже подъехало такси. Больница находилась всего в двух кварталах от моего дома, но я не хотел тратить ни минуты.
По моему распоряжению Уолтерс переместили в отдельную палату, где обычно содержали пациентов с подозрительными болезнями. Первичный осмотр показал такую же расслабленность всех мышц, как и у Петерса. Но, в отличие от него, на лице Уолтерс не отражался ужас. Лишь отвращение, но ни следа паники. Ее взгляд тоже был направлен как наружу, так и внутрь, но при осмотре я заметил узнавание в ее глазах, тут же сменившееся мольбой. Я покосился на Брейля. Мой ассистент кивнул - он тоже это увидел.
Тщательный осмотр тела ничего не дал - единственное, что мне удалось обнаружить, так это свежий шрам на правой щиколотке. Присмотревшись, я решил, что повреждение было несерьезным - то ли потертость, то ли легкий ожог. Кожа полностью зажила.
Во всем остальном ее симптомы совпадали с припадком Петерса, как и всех прочих. От другой медсестры я узнал, что Уолтерс как раз собиралась уходить из больницы домой и упала в раздевалке. Мой разговор прервал вскрик Брейля. Повернувшись, я увидел, что Уолтерс медленно подняла руку. Пальцы подрагивали, будто для этого жеста девушке приходилось прикладывать колоссальные усилия. Присмотревшись, я понял, что Уолтерс указывает на шрам у себя на ноге. Ее взгляд прояснился, но напряжение было слишком сильным. Рука вновь обмякла, в глазах вспыхнул страх. Однако девушка явно пыталась нам что-то сообщить. Что-то, связанное с зажившей раной.