Может быть, так оно и было, кто знает? Во всяком случае, развалины храмов с пустыми глазницами окон и выросшими на остатках карнизов кустами, семена которых занес ветер, еще встречались кое-где в Майране, но уже никто и не помнил, каким богам молились когда-то в этих огромных зданиях, камни построек которых местные жители уже давно растащили для своих жилищ.
Солдат, правда, в городе и сейчас было порядочно. В последние годы Туран несколько укрепил свои позиции на востоке и даже готовился к тому, чтобы завоевать Замору. Соня привыкла к тому, что военных в их городе можно встретить повсюду, и даже у ее отца было несколько знакомых офицеров.
Иногда, когда в доме собирались приятели Келемета, чтобы пропустить кувшинчик винца в домашней обстановке, ей удавалось подслушать кое-что из разговоров взрослых. Она не все понимала из этих бесед, но запомнила, как однажды один высокий усатый военный кричал, что пора растоптать этих выскочек из Аквилонии, как он ненавидит этих заносчивых и высокомерных жителей западной империи и что все неприятности в стране от них, а торговля не приносит достаточной прибыли из-за непомерных пошлин зажравшихся аквилонских таможенников.
Слушавшие согласно кивали головами и поддакивали, что давно пора готовиться к тому, чтобы начать завоевывать запад и показать этим аквилонцам, кто является хозяином в мире. Соня с жадностью внимала этим разговорам и тоже ненавидела и Аквилонию, и ее обитателей, желая им всяческих бед…
Но, в общем, они и здесь жили вполне сносно: Келемет открыл несколько лавок, и на жизнь денег хватало; здесь тоже держали служанок, и у детей был учитель, который обучал их грамоте, потому что глава семьи считал умение читать совсем нелишним. Дочери обучались игре на музыкальных инструментах, подобно детям нобилей и богатых чиновников, но у Сиэри все равно душа не лежала к этому месту, и она часто предавалась мечтам о том, как бы поскорее уехать из глухого городка.
Со всеми детьми можно было как-то сладить… со всеми - кроме младшей дочери. Соня унаследовала характер отца: она была резкой и строптивой, и ничто не могло обуздать ее непоседливый и беспокойный нрав - ни увещевания матери, ни даже наказания. Она упрямо сжимала губы и все равно поступала по-своему.
Теперь уж поздно ее пороть, почти взрослая девушка, и у Сиэри совсем опустились руки. Ну ладно старший брат занимается какими-то странными делами, и хотя отец этого не слишком одобряет, он, в конце концов, мужчина… но почему так тянет на неприятности юную девицу?!
- Я тебя видела сегодня… - Соня подошла к Хункару, который сидел ссутулившись, невидящим взглядом уставившись на огонь.
- Где? - равнодушно спросил он, не поворачивая головы.
- Угадай, - усмехнулась Соня и, пододвинув ногой стул поближе к очагу, присела рядом с братом.
Тот посмотрел на нее с недоумением, по его лицу было видно, что он безуспешно старается вспомнить, где сегодня мог столкнуться со своей Сестренкой.
- Ну как? - осведомилась девочка.
Хункар задумался, напрягая память, но в голову ему так ничего и не пришло.
- Ха! - засмеялась Соня, чрезвычайно довольная замешательством брата. - Ни за что не угадаешь!
Глава II
- Ну ладно, - признал свое поражение Хункар, - Чего тянешь, рассказывай!
- В подвале у Кривого переулка! - выпалила девчонка, с любопытством глядя на брата - как тот отреагирует на ее слова.
Ожидания оправдались, пожалуй, в большей степени, чем она могла предположить: Хункар застыл, пораженный, и отвисшая нижняя челюсть сделала его похожим на проголодавшегося осла перед кормушкой с сеном. Хорошенько насладившись его изумлением, Соня глубоко вздохнула, как перед прыжком в неизведанное, и добавила:
- Я не только видела тебя, но и слышала, о чем вы там говорили!
- Что говорили?! - Хункар, наконец, сумел захлопнуть рот, но его удивление было настолько велико, что он мог произнести только эту короткую фразу.
- И, между прочим, - Соня нахмурилась и, взглянув ему прямо в глаза, спросила: - Почему ты позволяешь этому ублюдку Удоду обращаться с тобой как с прислужником?
- Так ты… действительно все слышала? - запинаясь, произнес Хункар, отвернувшись к огню.
Он взял кочергу и стал помешивать почти прогоревшие поленья. Сноп искр, вырвавшись на волю, мелькнул вспыхивающими звездочками и унесся вверх.
- Понимаешь, - смущенно начал брат, - я его не очень-то и боюсь, но он предводитель… - Он внезапно замолчал, поняв, что сболтнул лишнее, и вдобавок еще и оправдывается перед младшей сестрой. - Это тебя не касается! - сурово закончил он и зло ткнул кочергой в угасающие уголья.
Соня не ответила, но с губ ее не сходила слегка презрительная усмешка. Хункар тоже молчал, щеки его залил багровый румянец, в темных глазах вспыхивали злые огоньки.
- А как ты, собственно, туда попала? - резко повернувшись к сестре, спросил он.
- Я видела, как за вами гнались стражники, - ответила Соня. - Как это вам удалось заставить их побегать?
- Я же сказал: не суй нос не в свое дело! - раздраженно бросил Хункар и вновь отвернулся к огню.
На его скулах заходили желваки, не предвещавшие ничего хорошего. Соня прекрасно понимала, что сейчас может последовать взрыв ярости. Они часто ссорились, иногда по самым пустяковым причинам, а сейчас причина была вовсе не шуточной. Но Соня не собиралась уступать и, будто невзначай, заметила:
- Вот отец узнает, что ты связался с Удодом, и тогда…
- Что "тогда"? - резко бросил Хункар. - Думаешь, наш отец был овечкой в свое время?
Соня с любопытством уставилась на брата.
- Да, да, - понимая, что ему следует замолчать, но не в силах остановиться, раздраженно кивнул Хункар. - Никогда разве не слышала о его подвигах?
- О чем ты говоришь? - удивилась девочка.
- О чем? - презрительно бросил брат. - Тебе, малышка, совершенно ни к чему знать "о чем"!
- Ну, расскажи, расскажи, пожалуйста! - Соня умоляюще взглянула на Хункара.
- Ну… - замялся юноша, тронутый ее тоном.
Несмотря на нередкие ссоры, они с сестрой всё- таки были очень дружны.
- Только ты обещаешь, что никому больше не расскажешь об этом?
- Клянусь, сосками Дикой Кобылицы! - зловещим шепотом ответила девочка, оглянувшись по сторонам, как будто кто-нибудь мог подслушать ее слова.
- А мама знает? - не удержалась она.
- Думаю, что нет, - покачал головой Хункар. - Ее никогда особенно не интересовало, чем занимается отец.
- Откуда же ты узнал?
- Откуда, откуда? - передразнил ее брат. - Не задавай ненужных вопросов. Нет, не буду ничего рассказывать, мала еще!
- Прости, пожалуйста, - Соня тронула его; за рукав и с трогательной улыбкой заглянула в глаза Хункару, - я буду молчать как рыба! И потом, я не такая уж и маленькая. - Она выпрямилась на стуле. - Вон, стражники сегодня даже гнаться за вами перестали, хотели…
- Что они еще хотели? - встрепенулся брат, и быстро сообразив, о чем речь, резко прикрикнул на Соню: - Поколотить тебя мало, рыжая паршивка! Тебе мать сколько раз говорила не шататься вечером по городу?!
- У меня всегда при себе кинжал… - попробовала оправдаться Соня.
- Кинжал! - фыркнул брат. - Ты что, совсем спятила?! Да ты бы и пикнуть не успела, как тебя бы скрутили, а потом и убили, чтобы скрыть следы! Кинжал! - презрительно повторил он и покрутил головой в знак того, что отказывается понимать, как можно иметь дело с глупыми женщинами. - Ладно! Так и быть, расскажу…
По его лицу можно было прочитать, что ему самому до смерти хочется поделиться с кем-нибудь своими сведениями.
- Наш отец в молодости был известным разбойником! - выпалил Хункар и торжествующе посмотрел на сестру, наслаждаясь произведенным впечатлением.
- Боги! - От изумления Соня вскочила. - Он тебе сам сказал?
Мне показалось, ты обещала не задавать вопросов, - язвительно заметил Хункар. - Если не будешь держать язык за зубами, ничего больше не узнаешь.
- Ой, прости, прости, - спохватилась сестра, вспомнив свое обещание, - говори, пожалуйста, я не произнесу больше ни единого слова!
- Садись, - смилостивился юноша, - и слушай дальше. Мне об этом рассказал косой Талгат, знаешь сына Рашмаджана, что живет в Нижнем городе у базара?
- Откуда мне знать всех твоих приятелей! - фыркнула Соня. - Я и Рашмаджана то не знаю. А кто это?
- Ну, сестрица, - рассмеялся Хункар. - Не знаешь Рашмаджана? Помнишь человека, который чинил нашу карету?
- Ох уж эта карета! - прыснула Соня. - Никак не пойму, зачем мы держим эту рухлядь? Так тот длинный туранец и есть Рашмаджан?
- Угу, - кивнул брат, - он был в одной шайке с нашим отцом, давно, еще в Аграпуре. Мы совсем не просто так переехали сюда, - тут он взглянул на Соню и махнул рукой, - да, опять забыл, ты же не помнишь, совсем маленькая была тогда. А я помню, как мы долго ехали: несколько дней, и как раз на этой самой карете.
Ему доставляло большое удовольствие при каждом удобном случае подчеркивать, что он старший.
- Наш отец и Рашмаджан вместе бежали из Аграпура. Пришлось, - вздохнул он и развел руками, - что поделаешь, если дело дошло до самого правителя…
- Правитель?! - От изумления Соня едва не поперхнулась.
Мысль, о том, что судьбы могущественного властителя Турана и людей, живущих где-то на самом краю света - во всяком случае, именно так девочка представляла себе местоположение Майрана, - могли каким-то образом пересечься, совершенно не укладывалось в ее голове.
- Сам правитель?! - Она повторила эти слова еще раз, не в силах осмыслить их значение.
Для ее полудетского сознания правитель был чем-то вроде Огненного Скорпиона или Белой Волчицы, чье существование никто не смел оспаривать, но чей облик не видел ни один из смертных.
- Ну да! - Хункар гордо посмотрел на сестру. - Да ты глаза-то так не закатывай, - усмехнулся он, - тот правитель давно умер…
- Как умер?.. - снова перебила его Соня, но, встретившись с грозным взглядом брата, мгновенно умолкла.
- Как все люди, - усмехнулся Хункар, - и место его пустым не осталось. Теперь в столице сидит другой владыка.
- Другой?! - как эхо, отозвалась Соня, для которой слово "правитель" было равнозначно слову "бог" и сама мысль о том, что такое существо может умереть, просто не приходила ей в голову.
- Другой, другой, - рассердился Хункар. - Да очнись ты! - Он потряс ее за плечо. - Подумаешь, тоже… Наш отец такие дела проворачивал, что и самому правителю не под силу. Откуда, ты думаешь, у нас столько денег?
Вопрос брата поставил Соню в тупик. С детства привыкнув к достатку, она не задумывалась до сих пор о его истоках. Конечно, девочка знала, что отец держит несколько лавок на городском рынке и занят ими с утра до позднего вечера.
- Торговля приносит хороший доход, - повторила она слова отца, услышанные как-то раз, когда он беседовал с приятелями.
- Правильно, - похвалил ее Хункар. - Но ты пошевели немного мозгами и ответь: прежде чем лавка начнет приносить доход, ее надо построить или купить у другого торговца, да завезти товары и еще много чего, а на это нужны деньги. И где, ты думаешь, отец взял их?
- Мама говорила, что в Аграпуре у отца тоже была торговля, - запротестовала Соня.
- Угу, - хмыкнул брат, и в глазах его зажглись насмешливые огоньки. - Была, конечно, для отвода глаз. Рашмаджан рассказал Талгату, что, в Аграпуре они грабили караваны купцов и сокровищницы вельмож. И убивать людей отцу тоже доводилось не раз.
В это девочка поверила сразу: в Майране редкий день обходился без драк и поножовщины, и в свои тринадцать лет она давно привыкла к виду крови и к трупам на улицах. Соня и сама без лишних раздумий была готова распороть живот любому обидчику - правда, пока боги миловали ее от подобных испытаний.
- Зачем Рашмаджан рассказывает о подобных делах? - рассудительно спросила Соня. - Так нам, может быть, придется и отсюда бежать. - Она с тревогой посмотрела на брата.
- Почем мне знать? - пожал плечами Хункар, - Наверное, напился - с ним это бывает нередко. Все может быть. Да ты не бойся. Косой Талгат никому, кроме меня, не проболтается… - не совсем уверенно прибавил он.
Глава III
- Будет он молчать, как же! - Соня неприятно усмехнулась, в ее глазах зажглись злые огоньки. - Тебе вон рассказал, и так же легко может разболтать все кому-нибудь другому!
- Нет, нет! - торопливо и, как показалось Соне, виновато замахал на нее руками Хункар. - С чего ты взяла? Ведь Рашмаджан и наш отец вместе были! Он не посмеет!
- "Не посмеет!" - передразнила его сестра, и в этот момент их роли переменились: теперь уже старшей была она, а Хункар внимательно следил за ее жестами и словами.
- Вы оба не умеете держать язык на привязи, - сердито буркнула Соня. - Нет, даже не оба, - поправила она себя, - а все трое: и Рашмаджан, старый пьяный дурак, и твой косой дружок, да и ты сам!
- Но я же только тебе рассказал… - стал оправдываться Хункар.
- Я на твоем месте рассказала бы все отцу, - сестра одарила его жестким взглядом. - Пусть он решает, что делать со своим подельником и с его не в меру болтливым сынком.
- Ты что? - испугался Хункар. - Он же прибьет меня!
- Глупец! - презрительно ответила Соня. - Пятнадцать весен стукнуло, а такой же болван, как твой трепливый приятель! Да он и пальцем тебя не тронет, если ты предупредишь его об опасности. А вот если не предупредишь… то наверняка получишь так, что мало не покажется.
- Странно, - с недетской умудренностью добавила она, - как это тебе самому не пришло в голову? Хорошо, что я умею держать рот на замке. На вас, мужчин, положиться совершенно нельзя.
- Ишь, нельзя… - обиделся брат. - Я, кроме тебя, никому не рассказывал…
Но в глубине души он не мог не признать правоту сестры: женщины с детских лет привыкают к осторожности и осмотрительности, не в пример мужчинам и юношам, большинство из которых беспечны и недальновидны и воображают, что все вопросы легко решаются крепкими мускулами да стальным клинком. Правда, на самом деле Косой Талгат рассказал Хункару совсем немного. То, что по пьянке сболтнул его отец вряд ли могло причинить какие-то неприятности их семьям. Правда, как говорят на базаре, - слово без ног, а пройдет тысячу лиг. Да еще приукрашенное людской молвой. А оговорить ближнего, даже без пользы для себя, кто откажется? Это крепко сидело в голове у Сони, младшей дочери зажиточного торговца Келемета.
Конечно, если бы хоть о сотой доле давних прегрешений жизнерадостного широкоплечего супруга Сиэри стало известно местным, властям, то семейству наверняка бы пришлось бежать и из этого города в поисках нового пристанища. Келемет происходил из семьи аграпурских торговцев, может быть, и не очень богатых, но имеющих твердую почву под ногами. Издревле гирканцы составляли значительную часть населения Турана, знать этого королевства. Все наиболее высокие посты при имперском дворе, должности судей, сборщиков податей и прочие хлебные места доставались обычно гирканцам. Двести-триста лет назад еще существовали законы, по которым гирканцы имели большие преимущества перед другими народами, населявшими Туран, и преступление, за которое гирканец обычно отделывался денежным штрафом, остальным легко могло стоить головы.
Правители Турана, несмотря на многочисленные дворцовые перевороты и распри, всегда были гирканцами - их поддерживали военные. Армия империи, несмотря на то, что последние несколько веков ей приходилось беспрестанно отбивать наскоки кочевников с севера и юга, была все еще сильна, а предания о ее победах в прошлых далеких битвах достигали даже необозримых степей и холодных предгорий Северных Земель, не говоря уж о южных границах.
Набеги в основном совершались на пограничные городки и селения. Разогнав вояк отдаленных гарнизонов имперской армии, обычно уступавших в численности противнику, варвары, ограбив население и уведя наиболее сильных в рабство, снова откатывались назад, растворяясь в бескрайних степях или покрытых лесами горах, - связываться с регулярными силами Турана они все еще не решались. Самарра, Аграпур и другие города в центральной части Турана жили спокойно и зажиточно, но содержание армии с каждым годом требовало все больших и больших средств, это ослабляло империю, и, следовательно, меньше внимания уделялось внутренним делам.
Уже не так, как в старые времена, были расторопны стражи порядка, не такой многочисленной и всепроникающей армия соглядатаев, гораздо легче стало откупиться деньгами даже за крупные преступления: взятки брали все, от мелкого чиновника на базаре до сатрапа, правившего где-нибудь на окраине империи. Нельзя сказать, что люди в старые времена были сплошь честными и порядочными, но все-таки такого всеобъемлющего взяточничества, какое воцарилось ныне в Туранской империи, раньше не встречалось.
Но самая большая опасность подстерегала цивилизованные государства изнутри: не только Туран, но и не менее могущественные и процветавшие когда-то Аквилония и Немедия, Аргос и Зингара на многие десятилетия и века стали ареной кровопролитных религиозных войн.
Сначала сторонников новой веры было немного, и служители монастырей, поклонявшихся Митре и другим хайборийским богам, без труда искореняли ересь удобным и широко распространенным способом - сжиганием отступников на кострах. Но шло время, и число новообращенных росло, их богопротивные идеи проникали во все слои общества. И вот уже в иных краях и некогда всесильным толкователям заветов Солнцеликого Митры приходилось укрываться, теперь для них запалялся огонь, а вопли слуг Всеблагого в свою очередь услаждали слух новых властителей человеческих душ. Чародеи и маги первыми познали мощь новой веры и первыми стали дымом жертвенных костров. Новые боги были невидимы и неслышимы, облик их ведом лишь посвященным, но все люди явствовали над собой тяжелый и давящий покров силы и могущества Незримых.
… Келемет, унаследовав состояние своего отца, приумножать его взялся совершенно иным способом. Множество лавок теснилось на узких улицах родного города, сохранившего, несмотря на трудные времена, свое былое влияние и величие. В этих лавках не только торговали, но и укрывали награбленное.
Келемет решил объединить эти два столь прибыльных промысла. Смелый, отчаянный, он искусно владел любым оружием, так что в скором времени сколоченная им шайка принялась успешно потрошить по ночам склады купцов или грабить подходящие к городу караваны. Много лет он трудился таким образом, превращаясь при дневном свете в почтенного торговца и уважаемого человека; богатство его росло.
Кроме всего прочего, Келемет был умен, хитер и жесток: в его отряде царила железная дисциплина, и любое неповиновение главарю каралось сурово - кровь ни он, ни его подельники проливать не боялись. Они не оставляли свидетелей своих набегов, и так могло продолжаться до того времени, когда пришедшая старость уже не позволила бы ему заниматься этим выгодным ремеслом, но боги рассудили по-другому.