***
В узкую бойницу окна, забранного решеткой, Сомов больше не смотрел. Да и вообще не вставал со своего неудобного деревянного ложа, напоминавшего старинные арестантские нары. Он впал в оцепенение. В голове была какая-то сумятица из маловразумительных мыслей. Никак не верилось, что деревянная конструкция с железным ножом создана для того, чтобы вскоре с щелканьем отсечь голову. Его, госпитальера Сомова, голову! Когда он пытался осмыслить этот факт, то подкатывала тошнота и внутри образовывалась пустота, в которую валились все эмоции.
– Эй, еретик! Кончай ночевать! Пришла пора приготовиться к вечному сну…
Эти слова вывели Сомова из состояния транса.
– А разве перед казнью сюда не придет духовный пастырь, чтобы благословить меня на смерть? – спросил Сомов, поднимаясь со своего деревянного ложа.
– И не надейся! – ухмыльнулся тюремщик. – Все, что тебе положено, ты уже получил. Ну, может быть, кроме еще одной бутыли вина…
– Да?
– Вот, – кивнул тюремщик, неуверенно демонстрируя, с надеждой во взоре, еще одну плетеную бутыль. – Вообще, я всегда считал, что надираться перед смертью просто неприлично.
– Правильно, – кивнул госпитальер.
– А ты держишься молодцом. Я пью за тебя, – он с хлопком выдернул пробку и приложился к горлышку. – Будь готов через полчаса. Если бы ты не был еретиком, может, мы подружились бы.
– Непременно, – скривился госпитальер.
В его руке лежала приорская "раковина". Ее не стали отнимать, приняв за сущую безделицу. Но, похоже, "раковина" не могла сейчас ничем помочь ему. Действие ее избирательно и таинственно. Черный шаман, который мечтал о вещах приоров, как о ключе к безграничной власти, ошибался. Если бы он был прав, Сомов сейчас не сидел бы и не ждал дисциплинированно, когда его голова покатится в корзину. Но "раковина" жила. От нее разливалось тепло, и через нее слышался какой-то зов. И приходило понимание, что где-то на этой планете должен быть центр сил, типа того, что на Мечте Боливара использовал Магистр, чтобы прорубить проход в пространстве, но только более значительный.
Тюремщик распахнул дверь, сжимая вожделенную бутылку, сделал шаг вперед из камеры.
И влетел обратно, устроившись на полу. Ему хорошенько засветили в лоб. Он попытался подняться, но тот, кто ворвался в камеру, небрежно ударил его ребром ладони, а затем, критически оглядев госпитальера, велел:
– Собирай вещички.
Госпитальер смотрел на пришельца без всякого удивления. Как-то получилось, что все чувства у него кончились во время ожидания. Он пожал плечами, поднялся, нагнулся над тюремщиком, убедился, что тот дышит, и отправился следом за другом.
У лестницы, ведущей из тюремного полуподвала, Сомов споткнулся о распростертое тело еще одного из тюремщиков. Другой охранник мычал, пытаясь приподняться, но Филатов милосердно лишил его сознания.
Они поднялись на первый этаж, вышли в длинный, пропахший какой-то химией коридор.
– Побег! – Просипел жандарм.
Точнее, жандармов было два. Рука одного лежала на большом уродливом автомате с дисковым магазином. Второй выхватил шпагу. Филатов замедлил шаг… Полетели все в разные стороны – жандармы, шпага, автомат. Впрочем, автомат Филатов подхватил, а шпагу протянул Сомову:
– Пригодится. Мясо коптить.
Разведчик вытащил из кармана жандарма ключи и открыл решетчатую дверь.
Они оказались во дворике, примыкавшем к тюрьме. Двое жандармов стояли и жевали табак – меланхолично и грустно.
"Только бы не подавились, бедняги", – подумал Сомов, видя, как его друг как кегли сшибает с ног жандармов. Те были ребята здоровые, но для деревенских увальней лучший боец отряда силового противодействия "Богатырь" был сродни стихийному бедствию. Они грохнулись на мостовую, а разведчик толкнул госпитальера к полицейскому автомобилю.
– Туда!
Плюхнувшись на сиденье, Сомов воскликнул:
– Ты сможешь управиться с этим монстром?
– Еще как! – Филатов со скрипом повернул длинный рычаг, выжал педаль, раздался хлопок – Сомов вздрогнул, как от выстрела, но понял, что это всего лишь выхлоп.
А сзади слышались крики и топот. В двери появился охранник с револьвером.
– Но, родимая! – прикрикнул разведчик, и машина сорвалась с места.
Почти не глядя, не выпуская рулевого колеса, Филатов дал очередь, и охранники спрятались за дверью. Похоже, никому из них не хотелось умирать героями.
Машина тряслась по мостовой, как телега. Шины у нее были на редкость дрянные. То же касалось и движка, и дверей, и рессор, и салона. Вся машина была плодом самой незамысловатой инженерной мысли. Мотор неустанно чихал и норовил заглохнуть. Рессоры скрипели так пронзительно, будто их пытали инквизиторы. Рычаг переключения передач все время выбивало. А когда машину тряхнуло особенно сильно, из кожаного сиденья рядом с госпитальером выскочила острая пружина. Появись она немного правее, и к реву двигателя прибавился бы рев подраненной в нежное место жертвы.
Тут зашипела рация, занимавшая половину заднего сиденья.
– Всем стражам! Побег из тюрьмы Сен-Мара! Всем стражам! Двое беглецов… Приметы… Похищена полицейская машина номер 867.
– Это про нас, – кивнул Филатов и свернул на узкую улочку.
Он заранее просчитал все возможные маршруты отхода и теперь молил Бога, чтобы оказался прав в своих выкладках.
– Давай, железяка, – наддал он на газ еще больше…
***
– Дурное место, – твердил Черный шаман. – Отвратительное место!
Магистр будто и не слышал его слов, продолжая что-то сосредоточенно вычислять в голове, держа в левой руке снятый с цепи Талисман Демона Пта.
Они устроились на привал в заброшенном поселке у самого подножия горной гряды. Дальнейший путь обещал быть труднее, но Магистр был уверен, что преодолеет его. Это ведь его путь, и по нему суждено пройти до конца.
Черный шаман облазил полуразрушенные строения поселка, будто собака вынюхивающая чужие следы.
– Плохое место, – продолжал он. – Сила! Чужая Сила здесь! Очень плохое место!
– Умерь свой пыл, – велел Домен, тоже ощущавший уколы беспокойства, но не такие сильные, чтобы впадать в панику. Но место действительное было необычным. Ощущение присутствия Сил по мере продвижения на север возрастало. Так что ничего удивительного.
– Я чую, чую, чую! – как заведенный твердил Черный шаман. – Это враги! Враги, враги, враги! Надо бежать! Надо спрятаться! Надо скрыться!
Магистр очнулся от раздумий. Опасность – резко возопило все в его существе.
А потом он услышал рокот, пробившийся через шум рушащегося недалеко водопада.
И увидел два пузатых нелепых вертолета.
– Враги! Они хотят нашу кровь! – в отчаянии завопил Черный шаман, попытался вскочить, но потом рухнул на землю и начал раскачиваться из стороны в сторону, творя заклинание на своем каркающе-шелестящем языке.
– Бежим! – приказал Магистр, но Черный шаман не обращал на него никакого внимания.
От вертолетов убежать было невозможно. Магистр согласился с этим. Он сел на бревно во дворике и сосредоточился на себе. Он изгнал из души страх и раздражительность. Он понимал, что наступают иные обстоятельства. Что тот шанс, который у них был, они не использовали, но это ничего не значит. Будут и другие шансы.
Не нужно совершать лишних движений. Остается только ждать развязки.
– Руку! – взвизгнул Черный шаман.
– Что?
– Ты глуп! Дай руку!
Магистр вдруг понял, что от него хочет напарник, и протянул руку. И почувствовал, как истекающий из Талисмана Пта жар и холод проходит по рукам, вливается в Черного шамана. Как над негром повисает темная аура.
– Враги, враги, враги! – закачался Черный шаман. – Я выпью вашу кровь! – он снова, все приглушеннее, бормотал заклинания.
Неожиданно колдун выкинул вперед руку, направленную в сторону вертолета…
Пилот винтокрыла почувствовал, как чья-то рука сжала его сердце. Машина как раз выполняла сложный маневр захода на цель перед десантированием. Пилот выполнял такие маневры не раз, играючи, он чувствовал себя в воздухе свободно и легко, как птица. Но тут руки перестали его слушаться. По телу пробежала дрожь. Он резко передернул плечами, отпустил рычаги.
Винтокрыл затрясся и начал заваливаться на бок.
– Что ты делаешь?! – воскликнул сидящий сзади него в боевом оснащении командир десантной группы специального отряда Великой Инквизиции, на коленях у которого был здоровенный автомат с дисковым магазином. – Осторожнее, Бог тебя задери! – выкрикнул он богохульное ругательство и рванулся к рычагам.
Но изменить ничего не успел. Винтокрыл пропорол брюхом водонапорную башню на окраине поселка, рухнул на землю. Бензобак был пробит. Из него потек бензин. Заискрился оборванный электропровод. И машина превратилась в факел. Взметнулся огонь.
– Все-е, – прошептал Черный шаман, отпуская руку Магистра. Он израсходовал все силы.
Но оставался второй винтокрыл, заходивший с другой стороны…
Еретики прятались за кустами.
Они с изумлением смотрели, как один из винтокрылов упал на землю и вскоре вырос рыжий фонтан огня.
Второй винтокрыл был совсем рядом. Пилот, увидев судьбу своего напарника, повел свою машину вниз. Она зависла на высоте трех метров и неторопливо двинула к двум маленьким фигуркам, неподвижно сидящим во дворе дома.
– Неужели это они сбили винтокрыл? – изумленно прошептал Буддист.
– Похоже, он упал сам.
– Нет, люди эти имеют власть над сутью предметов. Аббат Христан давно говорил о таком.
– Но власть их кончилась, – сказал Мусульманин, глядя, как обессилено распласталась на земле черная фигура. Винтокрыл шел совсем недалеко.
– Я спасу их, – воскликнул Мусульманин.
– Стой!
Но Мусульманина невозможно было остановить. Он вырвал из сумки круглый предмет и рванулся из-за кустов. Он несся вперед. К вертолету. Кажется, десантники заметили его. Из бойницы появился ствол автомата, протрещала длинная очередь. Но Аллах хранил еретика в тот день. Лишь одна пуля задела его плечо.
– Аллах велик! – воскликнул Мусульманин и швырнул предмет в полуоткрытую дверь винтокрыла. А потом упал в траву.
Секунду ничего не происходило. А потом внутри вертолета глухо ухнуло. Машина закружилась на месте, как собака, кусающая себя за хвост. Потом пошла в бок – как раз туда, где лежал на траве, прикрыв голову руками, Мусульманин, и прятался в кустах Буддист. А потом грянул взрыв.
Граната, брошенная Мусульманином, нашла свою цель.
– Я силен! – Черный шаман поднялся на ноги и ударил себя в грудь. – Я убил их всех! Ты должен подчиняться мне! – он посмотрел на Магистра.
– Правда? – приподнял бровь Домен, разглядывая Черного шамана, как вредное насекомое.
И Черный шаман сник. Он понял, что не пришел еще час его власти.
– Черный шаман шутит, – угодливо произнес он. – Я служу тебе.
– И не забывай об этом. А сейчас – в дорогу. Нам нельзя здесь оставаться.
Догорали два винтокрыла. В них не осталось никого живого.
***
– Мы наслышаны о высоких добродетелях твоих братьев, – сказал гость, склоняя голову перед человеком в длинной красной мантии, облегающей мускулистое, хотя и слегка заплывшее жиром тело.
Благородные черты лица обладателя мантии указывали на то, что это человек самых высоких добродетелей. Иначе и быть не могло – только достойный и преданный истиной вере Гражданин может стать аббатом монастыря.
– Я равнодушен к сути твоих слов, сын мой, – сказал аббат. – Поскольку добродетель внутри человека, и не обязательно выставлять ее напоказ. Но я благодарен за лучшие побуждения, с которыми ты произнес эти слова.
Аббат и гость беседовали в небольшой комнате, обставленной аскетично – несколько стульев, полки с книгами. На стенах были фрески с изображениями святых, цитаты из святых книг.
– Твой Орден, святой отец, один из немногих, кто не подвержен греху суесловия и где хранится истинная мудрость, – сообщил гость.
– И тут ты прав. И опять меня радует не столько твоя похвала, сколько то, что ты понял эту истину.
– Мы шли через долины, города, села, и везде известие, что мы идем к тебе в монастырь, вызывало одобрение Граждан! – искренне воскликнул гость.
– Это радует, – кивнул аббат.
– И не просто одобрение на словах. Заслышав, что мы предстанем перед очами самого аббата Роже, люди жертвовали нам последнее.
Гость открыл дорожную сумку и высыпал на стол мятые деньги. Денег было не так чтобы слишком много, но и немало. В глазах аббата зажегся огонек алчности, губы тронула улыбка, но она тут же пропала под обычной маской снисходительного величия и суровой непреклонности человека, посвятившего себя служению Единственной Истине.
– Такие знаки внимания радуют. Глупцы считают, что деньги это все. Деньги для мудреца – лишь свидетельство. Свидетельство его нужности человечеству. Брат Жиам! – крикнул аббат.
В помещение заскочил здоровенный детина, который, судя по всему, выполнял обязанности и секретаря, и телохранителя – сутана характерно выпирала – опытный взгляд без труда бы определил, что под ней скрывается какое-то оружие, скорее всего, большой восьмизарядный револьвер, способный разносить в щепки толстые доски.
– Возьми это свидетельство внимания уважаемого брата Форзена, – аббат кивнул на деньги.
Глаза здоровяка бегали, когда он собирал деньги и складывал их в пачки.
– Я буду благодарен, если ты пересчитаешь их здесь, на моих глазах, – с усмешкой посмотрел на него аббат, видимо, знавший, что особой щепетильностью к деньгам его помощник не отличается.
С кислым выражением лица Жиам начал раскладывать на столике в углу купюры по пачкам. По тому, какие острые взоры бросал на него аббат, было заметно, что от глаз святого отца не укроется никакое мошенничество. Жиа-ма можно было только пожалеть. Для него пересчитывать деньги и не иметь возможности стащить хотя бы немного – это была изощренная пытка.
– Итак, что привело вас в нашу обитель? – внимательно посмотрел аббат Роже на гостя.
– Мы шли как по лучу. Отсюда исходит свет мудрости. Мы хотели бы предаться здесь молитвам, размышлениями о вечной и неизменной Вселенной, поиску новых для нас граней Единственной Верной Истины.
– У нас лучшая библиотека в Гаскони, – с гордостью произнес аббат.
– Я знаю.
– И многие хотят получить в нее доступ.
– И это я знаю.
Аббат задумался, кинул быстрый взгляд в сторону нарочито тщательно пересчитывавшего деньги Жиама, потом еще раз прочитал бумаги, которые ему преподнес гость.
– Церковь Благотворного Электричества, – произнес задумчиво аббат. – Отношения Ордена Механики и вашей церкви не всегда отличались излишней добросердечностью. Если быть более точным, то церковь электричества просто отделилась от нас, хотя многие ее адепты не хотят сегодня вспоминать это.
– Не признать этого могут только глупцы! -искренне воскликнул гость и вызвал одобрительную улыбку аббата…
– Вместе с тем в нашей обители бывает много паломников, некоторые из них и из Церкви Благотворного Электричества.
Он еще внимательнее посмотрел на кучу денег.
– Но… – начал он неопределенно.
– Забыл, вот еще часть взноса от нас лично, – упакованная пачка купюр легла на стол. Аббат пролистнул ее и кинул Жиаму, поймавшему ее на лету, как собака ловит брошенную кость. Пальцы здоровяка с невероятной скоростью пробежали по пачке.
– Я думаю, что смогу пойти вам навстречу, – глаза аббата Роже с подозрением смотрели на гостя. Преподнесенные деньги радовали, но и настораживали. Просто так деньгами на Гаскони не кидаются. Бережливость, доходящая порой до безумной скаредности, входит в разряд одной из наиболее почитаемых добродетелей, равно как цепкий ростовщик относится к наиболее уважаемым людям. Когда кидают такие деньги, значит, есть цель, которая стоит их. А времена неспокойные, темные, трудно доверять кому бы то ни было.
– Не смею и надеяться, что вместе с допуском в монастырь вы дадите нам и Бумагу с правом надзора, которую, как я знаю, выдает только Ваш Орден, как наиболее доверенный у Инквизиции и у трудового народа, – заискивающе улыбнулся гость.
Аббат улыбнулся. Вот теперь все встало на свои места. Как плата за проживание и пользование библиотекой предложенная сумма была непомерно велика. Но документ с правом надзора того стоил. Он давал странствующим монахам правомочия официальных помощников Инквизиции, разрешал проведение дознания на месте и доставления в Инквизицию. В принципе, такие документы раздавались достаточно активно. И стоили немало, поскольку позволяли быстро окупить затраты на него. Теперь ясны цель визита этого человека и то, что представляет собой он сам – из породы тех, кто своего не упустит. Аббат не осуждал людей, умеющих извлекать выгоду из всего. Это вытекает из материалистического подхода. У каждого предмета, каждого атома во Вселенной своя траектория. И было бы самонадеянным осуждать их за это.
– Сколько? – обернулся аббат к Жиаму.
– Четыре тысячи девятьсот двадцать франков, – с готовностью доложил тот, кивая на разложенные деньги.
– Да? – аббат Роже поднялся. Взял Жиама за руку и вытряхнул из рукава две купюры. Бросил их на стол. Жиам отвел глаза и густо покраснел.
– И как они туда завалились? – пожал он стыдливо плечами.
– Четыре тысячи девятьсот шестьдесят, – аббат вернулся на свое место и задумался. – Я думаю, вы люди достойные, и мой монастырь окажет вам гостеприимство. – Он посмотрел на часы, которые тикали на стене. – Восемь. Время ужина. Жиам, проводи гостя в трапезную. Сегодня мы отмечаем праздник Святого Жака, прозванного за свой поистине могучий аппетит Ненасытной Утробой. Не думаю, что вы сможете встать из-за стола без посторонней помощи. А вино из наших погребов славится на всю округу…
Гость вышел из кабинета. В коридоре терпеливо ожидала его спутница.
– Все в порядке, – произнес он. – Нас приглашают на праздник живота.
Так в Аббатстве Ордена Механики стало больше двумя послушниками. И этими послушниками были Динозавр и Пенелопа…