Толтон не отрывал взгляда от треугольного пластика, пока тот не остановился. Остальные снова привели свое оружие в нейтральное состояние.
- Ты настоящий, - Толтон слегка заикался. - Твердый! - Полный улыбающийся человек, стоящий перед ним, больше не был прозрачным.
- До чертиков настоящий. Госпожа Ши-Ри мне улыбалась. Кривой улыбкой, но определенно улыбалась.
Толтон робко протянул руку и тронул Дариата за плечо. Холод проник в его вопрошающие пальцы, точно от лезвия бритвы. Он отдернул руку. Но это определенно была физически ощутимая поверхность, Толтон даже оставил небольшую складку на материи накидки.
- Дьявольщина! Что же с тобой произошло, дружище?
- А, ну так вот вам история. Я упал, - рассказывал им Дариат. - Пролетел десять распроклятых уровней по этой шахте, всю дорогу вопил. Один черт знает, почему самоубийцы так любят спрыгивать со скал и с мостов, - не стали бы они прыгать, если бы знали, на что это похоже. Я-то не уверен, что сделал это с какой-то целью. Персонал меня подначивал это сделать, но все ближе подбиралась эта штука, которая меня ослабляла. Я, вероятно, перестал владеть собственными ногами, так ослабел. Что бы там ни было, я вылетел через край и шлепнулся прямо на верхушку подъемника. Я так тяжело падал, что даже вдавил его на несколько сантиметров. Дьявол меня возьми, как это было противно. Вы представления не имеете, насколько твердыми ощущаются предметы для призрака. Ну, во всяком случае, мне пришлось с силой преодолеть ногами крышу, чтобы вылезти туда. Прямо передо мной оказались земли этого сволочного призрака. Я даже почувствовал, как он подходит, точно волна жидкого гелия, которая заливает шахту. Но эта штука, когда она об меня ударилась, - она не стукнула. Она разлилась.
- Разлилась? - переспросил Толтон.
- Совершенно. Это было вроде какой-то липкой бомбы, взорвавшейся на крыше подъемника. Вся шахта оказалась залитой этой густой жидкостью. Все оказалось ею покрыто, в том числе и я. Но эта жидкость вступила со мной в реакцию. Я чувствовал ее капли. Было похоже на то, как тебя охватывает ледяной поток.
- Что ты хочешь этим сказать - вступила в реакцию?
- Эти капли менялись, проходя сквозь меня. Их форма и цвет старались соответствовать той части моего тела, где они находились. Я подумал - похоже, что мои мысли на них сильно повлияли. Я думаю - и моя форма. Так что воображение взаимодействует с этой жидкостью и формирует ее.
- Разум превыше материи, - скептически произнесла Эренц.
- Вот именно. Эти создания не отличаются от моего человеческого призрака, вот только что они состоят из этой жидкости, твердое воплощение. Они обладают душой, как и мы.
- И как же получилось, что ты стал твердым? - спросил Толтон.
- Мы за это боролись, я и душа того, другого существа. Столкновение вынудило это существо на минутку утратить сосредоточенность, вот почему материальная оболочка отлетела. Мы оба начали драться за то, чтобы впитать в себя как можно больше. И я оказался чертовски сильным по сравнению с ним. Я одержал верх. Наверное, получил семьдесят процентов того, что было в том до того, как я на него наскочил. А потом я спрятался на нижних уровнях, пока не исчезли все остальные из них. - Он обвел взглядом весь круг слегка что-то подозревающих лиц. - Вот почему они сюда явились. Валиск пропитан энергией, в которой они нуждаются. Это ведь из энергии состоят наши души, из жизненной энергии. Она их привлекает, точно цветочная пыльца - пчел. Вот чего они жаждут, они разумны, как и мы, они произошли из той же самой вселенной, что и мы, но теперь ими управляет слепой инстинкт. Они так долго здесь пробыли. Они страшно ослабели, не говоря уже о том что сделались неразумными. Все, что им понятно, - это что они должны питаться жизненной энергией, а Валиск - единственный и самый крупный источник, который они могут вспомнить и куда могут вторгнуться.
- Что они и делали в питательной жидкости, - сказала личность. - Поглощали из нее жизненную энергию.
- Угу. Что ее и истощает. И раз она исчезла, вы никогда не сможете произвести еще. Этот темный континуум напоминает проклятую разновидность потусторонья.
Толтон ступил на нижнюю ступеньку.
- Но более проклятую. Так это хуже, чем потусторонье?
- Боюсь, что так. Это, должно быть, шестой мир, безымянный вакуум. Единственный хозяин там - энтропия. Все мы склонимся перед ним в конце.
- Это не мир Звездного Моста, - резко возразила личность. - Это один из аспектов физической реальности, и как только мы поймем и сведем в таблицы то, что ей принадлежит, мы поймем, как открыть хотя бы крошечную щелочку и сбежать. Мы ведь уже положили конец тому, чтобы эти создания поглощали нас дальше.
- Как? - Дариат с подозрением оглядел пустую станцию.
- Артерии обиталища с питательной жидкостью закрыты.
- Ой-ой, - вздохнул Дариат. - Это не тот ход.
Когда им было отказано в питании, Оргатэ начали искать вокруг новые источники сырой жизненной энергии, крича своими странными трудноразличимыми голосами. Их соседи, которые наводняли органы южной вершины, пронзительно верещали в ответ. Даже там обильные питательными веществами жидкости начали высыхать, но сами органы достаточно изобиловали зажигающим жаром жизненной энергии. Достаточной для тысяч потребителей.
Оргатэ нашли путь между звездоскребами и улетели.
Дариат, Толтон, Эренц и еще несколько человек стояли возле одной из пещер, которой они пользовались как гаражом для грузовиков.
Эренц облегченно вздохнула сквозь зубы.
- По крайней мере, они все еще направляются к южной вершине.
- Их уже более тридцати, и они прогрызаются сквозь наши органы,- сказала личность. - Разрушения, которые они приносят, переходят все границы. И есть только единственная дверь под давлением в звездоскребе Иган, которая препятствует образованию атмосферной бреши. Придется вам переходить в наступление. Дариат, огнеметы их убьют?
- Нет. Души не могут быть убиты, даже здесь. Они просто растают до состояния призраков, может быть теней, даже не обладая такой силой.
- Ты понимаешь, о чем мы, парень?
- Да, конечно. О'кей, огонь отправит к чертям составляющую их жидкость. Им нужно долгое время, чтобы акклиматизироваться на жарких уровнях обиталища. Только мы, тоале, знаем, сколько тысяч градусов над окружением континуума.
- То есть сотни?
- Не думаю. Во всяком случае, они не могут принять напрямую взрыв физического тепла. Лазеры и мазеры они могут просто отклонить, но пламя должно разложить жидкость, и их души останутся обнаженными. Это поможет их превращению просто в толпу призраков, бродящих вокруг парковой территории.
- Отлично.
-Если они не могут умереть, на что им нужна жизненная энергия?
- Она возвышает их над остальными, - объяснил Дариат. - Раз они стали сильными, они останутся свободными на долгое время, пока жизненная энергия снова не истощится.
- Свободными от чего? - с беспокойством поинтересовался Толтон.
Ему пришлось отступить от своего друга на несколько шагов в сторону. Он не хотел быть невежливым. Дариат был холодным. На его накидке конденсировалась жидкость, как это бывает с бутылкой пива, только что вытащенной из холодильника. Но Толтон заметил, что ни одна капля не оседала на материи. И это была только одна из странностей, обнаружившихся при преображении. В поведении тоже замечались некоторые перемены, маленькие причуды, которые то и дело проявлялись. Толтон потихоньку наблюдал за Дариатом, когда они все выходили из станции в туннеле. В нем появилась уверенность, которой так не хватало прежде, как будто он просто снисходил до своих родичей, а не помогал им. И тот глубокий гнев тоже исчез, вытесненный печалью. Толтона удивляло это сочетание, печаль и самоуверенность составляли странную движущую силу. Возможно, даже взрывоопасную. Но если учесть, через что пришлось пройти бедному Дариату за последние несколько недель, все это было простительно. На самом деле даже достойно стихотворения или двух. Уже довольно давно Толтон ничего не сочинял.
- Мы не смогли толком поговорить на верхушке подъемника, - сказал Дариат. - То, что я испытал в бездне, было вроде насильственного обмена памятью. Мысли того существа не были особенно стабильными.
- Ты хочешь сказать - оно о нас знает?
- Я бы не удивился. Но не смешивай знание с заинтересованностью. Потребление жизненной энергии - это все, ради чего они теперь живут.
Эренц скосила глаза на отступающего Оргатэ, когда оно направилось к морю.
- Нам, я полагаю, следовало бы быть осторожнее. - Она произнесла это без особого энтузиазма.
Дариат прекратил следить за темным оккупантом и огляделся вокруг. Целая толпа призраков свисала с арки входа в пещеру, они держались среди больших камней, усеивающих пустынное место. Они разглядывали небольшую группу настойчивых материальных людей с неприязненным уважением, избегая прямых взглядов, как магазинный вор избегает детектива в универсаме.
- Эй, ты! - внезапно отрывисто выкрикнул Дариат. Он пошел по мелкому песку. - Да, ты, сволочь. Помнишь меня?
Толтон с Эренц пошли за ним следом, заинтересованные его поведением.
Дариат приближался к призраку, одетому в рваный комбинезон. Это был механик, которого он встретил, когда отправился искать Толтона сразу после того, как обиталище прибыло в этот темный континуум.
Узнавание было взаимным. Механик повернулся и побежал. Призраки расступились, чтобы пропустить его. Дариат преследовал его, на удивление быстро для своего грузного тела. Когда он миновал скопление призраков, те отпрянули и, волоча ноги, потащились прочь, задыхаясь в шоке от того холода, который исходил от него.
Дариат схватил механика за руку и заставил остановиться. Тот закричал от боли и страха, завертелся на месте, не в силах избавиться от Дариатовой хватки. И стал делаться более прозрачным.
- Дариат, - позвал Толтон. - Эй, друг, пошли-ка дальше, ты делаешь ему больно.
Механик упал на колени и затрясся, краски его тела все увядали. Дариат же, по контрасту, сиял еще сильнее.
- Помнишь? Помнишь, что ты сотворил, сволочь такая?
Толтон приблизился, но не хотел коснуться своего былого друга. Память о том холоде, который он ощутил на станции, была слишком сильна.
- Дариат! - заорал он.
Дариат посмотрел сверху вниз на гаснущее лицо механика. Раскаяние заставило его разжать пальцы, позволив бесплотной руке выскользнуть. Что сказала бы Анастасия о таком поведении?
- Извини, - пробормотал он неловко.
- Ты что это с ним сделал? - спросил Толтон.
Механик был едва видим. Он скорчился в позе эмбриона.
- Ничего, - выпалил Дариат, устыдившись своего поведения. Жидкость, которая придавала ему твердое состояние, очевидно, далась ему тяжелой ценой. Он знал об этом все время, просто отказывался признаваться в этом. Ненависть была извинением, но не мотивом. Как и у Оргатэ, инстинкт подавлял разум.
- Ой, ну пошли же! - Толтон наклонился и протянул руку по направлению к хныкающему призраку. Воздух сделался чуть прохладнее, и больше не осталось следов его существования. - Что ты такое сделал?
- Это жидкость, - объяснил Дариат. - Она требует очень много, чтобы поддерживать меня.
- Очень много чего? - Это был риторический вопрос. Толтон уже понял, что в ответе не нуждается.
- Жизненной энергии. Она уходит только на то, чтобы существовать. У меня нет биологической основы, я не могу дышать или есть, я должен ее экономить. А души - сильная ее концентрация.
- А как с ним? - На земле в слабых очертаниях тела призрака образовывалась легкая серебристая морозная оболочка. - Что будет с этой душой?
- Он оправится. Есть растения и вещества, которые помогут ему снова обрести форму. Он когда-то поступил со мной гораздо хуже.
Не имело значения, чего хотел Дариат, но он не мог отвести глаза от исчезающего призрака. Это то, чем мы все когда-нибудь кончим, подумал он. Жалкие освобожденные останки того, что мы есть, мы, цепляющиеся за свою сущность, в то время как темный континуум истощает нас, пока от нас не останется только голос, хныкающий в ночи. Выхода нет. Здесь слишком сильна энтропия, уводящая нас прочь от света.
И я был орудием, приведшим нас сюда.
- Давайте вернемся внутрь, - предложила Эренц. - Сейчас пора поместить тебя под микроскоп, и мы поглядим, сможет ли команда физиков что-то толковое с тобой сделать.
Дариат подумал было о протесте. В конце концов он покорно кивнул.
- Конечно.
Они вернулись ко входу в пещеру и прошли сквозь строй подавленных призраков. Еще два Оргатэ вылупились из вестибюля звездоскреба Гончарова и неуверенно устремились в слабо мерцающее небо.
На вокзале Кингс-Кросс нашлись бдительные люди, из крутой молодежи, которые собрались здесь, покинув дешевые жилища, расположенные вокруг внешних районов Вестминстерского купола. Их одежда была самой разнообразной, от псевдовоенной формы до дорогих деловых костюмов, она обозначала их принадлежность к разным слоям общества. Обычно такое смешение было самовоспламеняющимся. Увидеть - убить. И если гражданские лица попадали на линию огня, им приходилось туго. В некоторых случаях кровная вражда между городскими и пришлыми группами уходила корнями в прошлые столетия. Сегодня все они носили простые белые ленты, большей частью на разнообразных лацканах. Такая лента обозначала Чистую Душу и объединяла их в сообщество. Они находились здесь, дабы убедиться, что весь Лондон остается свободным от заразы.
Луиза отошла от вагона вакуумного поезда, тяжко зевая. Джен облокотилась на нее, бредя почти что во сне, когда они проходили большой шлюз. Было уже почти три часа утра по местному времени. Ей не хотелось и думать, сколько времени она уже не спала.
- Что это вы, воришки, тут делаете?
Она их и не заметила, пока они не оказались прямо перед ней. Две темнокожие девицы с выбритыми головами, та, что повыше, отвела глаза - невыразительные серебряные полушария. На обеих были одинаковые прочные черные костюмчики из какой-то шелковой материи. Блузок они не носили, жакеты застегивались на единственную пуговицу, обнажая мускулистые, точно у норфолкских сельскохозяйственных рабочих, животы. Ложбинки на груди были единственным способом определить их принадлежность к женскому полу, и Луиза все равно не была уверена: возможно, у них просто были сильно развиты грудные мышцы.
- А? - удалось ей произнести.
- Этот поезд из Эдмонтона, детка. Там-то и есть одержимые. Потому-то вы и вышли? Или вы здесь по другой причине, какой-нибудь ночной клуб для извращенцев?
Луиза начала просыпаться. На платформе было много молодых людей, некоторые одеты в такие же костюмчики, как у девушек (голос окончательно убедил ее в их половой принадлежности), одежда других менее официальна. Никто из них не проявлял желание сесть в только что прибывший поезд. Несколько вооруженных полицейских с поднятыми козырьками шлемов сгруппировались вокруг выхода. Они смотрели в ее сторону с некоторым интересом.
Иванов Робсон легко подошел и встал сбоку от Луизы, его движение походило на инерцию айсберга. Он улыбнулся с выражением крайней вежливости. Группа девушек не отступила в полном смысле этого слова, однако теперь их стало меньше и они выглядели не так угрожающе.
- Какая-то проблема? - спросил он спокойно.
- Не у нас, - ответила девица с серебристыми глазами.
- Прекрасно, тогда, пожалуйста, перестаньте приставать к этим юным леди.
- Да? А ты кто такой - их папочка? Или, может, просто их близкий друг с планом поразвлечься сегодня ночью?
- Если вы ничего интереснее придумать не можете, перестаньте пытаться угадать.
- Ты на мой вопрос не ответил, снежный ты человек.
- Я лондонский житель. Все мы такие. И вас это не касается.
- Как и твои планы на ночь, братец.
- Я вам вовсе не братец.
- А душа у тебя чистая?
- Что это вы все на мою голову - исповедники, что ли?
- Мы хранители, не священники. Религия проклята, она не знает, как бороться с одержимыми. А мы знаем. - Девушка хлопнула по своей белой ленточке. - Мы сохраняем себя одинаково чистыми. Ни один распроклятый маленький демон не пройдет мимо нас.
Луиза посмотрела на полицейских. Подошли еще двое, но они не проявляли никакого желания вмешаться.
- Я не одержимая, - объявила она с негодованием. - И никто из нас не одержимый.
- Докажи это, детка.
- Как?
Обе девушки из группы вытащили из карманов маленькие датчики.
- Покажи нам, что в тебе только одна душа, что ты чистая.
Иванов повернулся к Луизе.
- Исполни их каприз, - произнес он. - Не хочу я затруднять себе жизнь, стреляя в них, тогда мне придется слишком много заплатить судье, чтобы нас отпустили из тюрьмы до завтрака.
- Будь ты проклят! - заорала вторая девица из группы.
- Ну, так приступай, - устало попросила Луиза.
Она протянула левую руку, правой обхватила Джен, чтобы защитить ее. Девушка из группы пришлепнула датчик к ее ладони.
- Никаких помех, - объявила она. - Чистая детка. - И улыбнулась таинственной улыбкой, обнажившей зубы, слишком длинные, чтобы быть не искусственными.
- Проверь эту пигалицу.
- Подойди, Джен, - попросила Луиза. - Протяни руку.
Оскорбившаяся Женевьева сделала, как ее просили.
- Чистая, - объявила девушка из группы.
- Тогда ты должна быть тем, чем от тебя пахнет, - фыркнула Женевьева.
Девушка из группы занесла руку для удара.
- Даже и не мечтай об этом, - проворковал Иванов.
Лицо Женевьевы медленно расплылось в самодовольную ухмылку. Она посмотрела прямо на девушку с серебристыми глазами.
- Они лесбиянки, Луиза?
Девушка из группы с трудом сдержалась.
- Пошли с нами, малютка. Увидишь, что мы делаем со свежим мясом вроде тебя.
- Довольно! - Иванов выступил вперед и протянул руку помощи. - Женевьева, веди себя как следует, не то я тебя отшлепаю!
Девушка из группы приложила датчик к его коже, стараясь сделать это мягко.
- Я встречала одержимого, - сказала Женевьева. - Самого отвратительного, какой только может быть.
Обе девушки из группы бросили на нее неуверенный взгляд.
- Если одержимый только выйдет из поезда, знаешь, что нужно делать? Только бежать. Ничто - что бы вы ни делали - их не остановит.
- Неправильно, сучка ты норовистая. - Девушка из группы похлопала себя по карману, там лежало что-то тяжелое, что оттягивало материю. - Мы их просто глушим десятью тысячами вольт и наблюдаем фейерверк. Я слыхала, что это бывает очень славно. Будь ко мне добра, и я дам тебе тоже посмотреть.
- Видала я уже.
Девушка повернула свои серебристые глаза к Беннет.
- И ты давай тоже. Хочу убедиться, что ты чистая.
Беннет тихонько засмеялась.
- Будем надеяться, что твои датчики не проверят мое сердце.