Вот это новость! Неужели всякий, кто попадает сюда, превращается в свое жалкое подобие, кошмарный памятник на собственной могиле?!
Однако это противоречит уже не только здравому смыслу. Не может живой организм оставаться одновременно представителем и фауны, и флоры. Разве, что Брун находится… не на родной планете. Допущение при ближайшем рассмотрении показалось не менее абсурдным. Но все, с ним происшедшее сегодня, было настолько ирреальным, что он и эту версию со счетов не сбросил.
Могло произойти следующее. В треклятом вингеротропе случилась непредвиденная поломка, и сложный аппарат вышел на какое-то мгновенье из повиновения. В результате Бруна все-таки забросило в определенную точку, но не Времени, а Пространства. Вот и очутился вместо энного века старушки-Земли, допустим, в настоящем чужой планеты. Ничего себе перспективочка, не так ли?
Яростная попытка Бруна по одному разорвать побеги успехом не увенчалась. Стебли оказались крепче самой толстой рыболовной лески, в которой в годы его молодости отец с дядей ходили на сома. Не удалась и новая хитрость: вытащить растения из почвы. Вот те на! Форменная колондропупия! И, вообще, черт его знает что такое!
Левая нога, между тем, деревенела все ощутимее. И - самое неприятное! - все выше.
Неужели он постепенно превращается в идиотский саженец этого сумасшедшего сада?!
По-да-ай-те сюда садовника!!! Прежде чем стать деревянным истуканом, он хотя бы вытрясет из долбаного мичуринца душу.
- Не распускаться! - в очередной раз подал себе команду. - Ты ведь без пяти минут младший астронавигатор. И - думай! Думай-думай-думай…
Да, в целях дальнейшего предотвращения несчастных случаев хорошо бы у начала тропы поставить табличку: "Прежде чем шагнуть, подумай - сможешь ли потом унести ноги!" Или такую: "Нервных просим не беспокоиться!" На худой конец, сплагиатничать: "Оставь надежду всяк сюда входящий!"
Нет уж, дудки! Размышлять следует не о подобных благо-глупостях. А о том, как побыстрее избавиться от непрошеных квартирантов в собственном теле. Брун перевел взор на стебли. На секунду они показались ему кровеносными сосудами исполинского организма. Похоже, и соки пульсируют в такт сокращений находящегося где-то далеко и невидимого сердца.
Фу-у, уж не становится ли он похож на деревенского дурачка из одноименного рассказа Клиффорда Саймака - одного из наиболее почитаемых фантастов прошлого, который (дурачок) в один прекрасный день обрел дар видеть все, что творится внутри человека. Постой, как герой умертвил первую жертву? Проник взглядом во внутренности, разглядел сердце и мысленно его сжал: банкир Пэттон тут же, свалившись замертво, отдал богу душу.
Брун, сознавая нелепость попытки, вперил горящий взор в ненавистные стебли. Увы, скепсис имел под собой основания. Несмотря на предпринимаемые отчаянные усилия, опыт не удался: до деревенского дурачка ему было, ой, как далеко! Во всяком случае, нисколько не ближе, чем к разгадке того, что вокруг творится.
В сердцах с корнем выдернул из почвы лиловую ниточку - раньше это растение тут как бы и не росло. Или он на него не обратил ровным счетом никакого внимания. В отличие от своего собрата, цепко державшего ногу, оно легко вырвалось из земли. По привычке хотел попробовать травинку на зуб, но вовремя спохватился: а вдруг она ядовита?
В раздумье машинально накрутил лиловую ниточку на палец. Да так неожиданно туго, что тот изрядно побагровел - нарушился свободный ток крови. Интересно, а как поведут себя заякорившие его в буквальном смысле слова стебли, если им тоже "перекрыть кислород"?
Тут же принялся лихорадочно накладывать на одно из растений лиловый жгут. И, о счастье! Отросток ниже перехваченного места начал раздуваться, словно мыльный пузырь, а потом тихо, без малейшего звука, не то лопнул, не то растворился в пространстве.
Боль в ноге тем временем значительно усилилась. И, казалось, достигла верхнего предела человеческого терпения. Поэтому он спешил, как только мог. Второй, третий, четвертый… И только тут заметил: травинка, используемая им в роли жгута-спасителя, с каждым удаленным стеблем теряет в длине. Ясна была и причина этого. После уничтожения очередного "якоря" на лиловой ниточке оставался туго завязанный узел, который Брун из-за нехватки времени - счет шел на секунды! - не успевал развязать.
Шестнадцатый, семнадцатый, восемнадцатый… Хватит ли этого подобия жгута? Его пальцы приобрели просто-таки неестественную чувствительность и выполняли спасительную работу на уровне подсознания. Еще немного, и он свободен. Быстрее, быстрее… Только скорость спасет жизнь.
Оранжево-черные круги плывут перед глазами. Все вокруг покрывает туманная дымка. Или она действительно появилась?
Не хватало еще в последние, наиболее ответственные мгновения, потерять сознание!
Остаются всего два… два коварных стебля. А лилового спасителя никак не больше полутора сантиметров. Пальцы невероятно устали. Кончики импровизированной удавки то и дело выскальзывают из рук. Передохнуть бы хотя бы минуту-другую. Увы, он не может позволить себе подобной роскоши.
Проклятая дымка! Как она мешает! В глазах двоится, что ли. Наконец с невероятным трудом уничтожен предпоследний "якорь". Еще один стебель, и он может покинуть это проклятое место.
Надо лишь успеть развязать на "палочке-выручалочке" хотя бы один узел, иначе ее не затянуть. Зубами - так быстрее.
Взгляд Бруна упал на небольшой лоскуток, вшитый в рукав комбинезона на уровне локтевого сустава. Этот треугольник, чуть больше обычной почтовой марки, был ничем иным, как листом кустарника, растущего на единственной планете Сириуса. Лишь раз в девять земных лет покрывался он коричнево-фиолетовым нарядом, цены которому, как оказалось впоследствии, не было. Нет, речь не шла о золоте или использовании листьев экзотического растения для изготовления украшений для взбалмошных модниц Земли. Эти треугольники, подобно сверхчуствительнейшему индикатору, меняли окраску в зависимости от уровня радиации окружающей среды.
Так вот, сейчас на локте лоскуток пульсировал почти черным. Это означало: без защитных средств и без существенного ущерба здоровью Брун может "прокантоваться" в роще не более трех-четырех минут. Но он, увлеченный мыслью об освобождении и борьбой с коварными стеблями, давно не глядел на индикатор, поэтому не знал, как давно возникло излучение. Поэтому надо торопиться вдвойне!
Прочь лиловый жгут! Боль в ноге, заметно, кстати, ослабевающая по мере удаления присосок, тоже не самое в данной ситуации смертельное. Он резко вскочил. Успел еще заметить кровожадный отросток с кусочком собственной плоти на конце. Насколько реально инфицирование раны? А-а, ему ныне не до подобных предосторожностей! Следует как можно оперативнее, сказал бы Командор, уносить подобру-поздорову ноги. Ведь от всепроникающей радиации не спасет ни одна, даже самая изощренная, прививка!
Наверное, на какое-то время он утратил способность ориентироваться во времени, ибо не мог точно определить, как долго стремглав несся по тропинке. Минуту, десять, час?
С трудом перевел дыхание. Оглянулся окрест. Туман, густо-розовые клубы которого остались позади, существовал не только в его воображении. Более того, отдельные пряди оного, будто повинуясь неведомой силе (ветра не наблюдалось), упорно ползли за Бруном, тупо его преследуя. Их на данный момент разделяли метров двести. Взглянул на локоть. Окраска чудодейственного листка изменилась, едва пульсируя зеленоватым. Слава богу, хоть уровень радиации снизился.
Внезапно туман, будто по чьей-то невидимой команде, начал угрожающе подниматься. Причем не отдельными рваными полосами, как это обычно бывает, а сразу всей однородной массой. Взору открылись уродливые деревья рощи, которая его чуть не погубила (значит, он пробежал не так уж много). Туман, поднявшись на высоту, незначительно превышающую рост Бруна, убыстрил темп "наступления".
Хлынул дождь. Потоки воды буквально низвергались вниз, неумолимо приближаясь к "без пяти минут младшему астронавигатору". Запершило в горле - воздух, чувствовалось сразу - был наэлектризован максимально. Листик с далекого Сириуса на рукаве алел капелькой крови - убедительное предупреждение: количество бэр, ионизирующих пространство, опасно возрастает.
- Туман и дождь - радиоактивны, - со злостью ударил кулаком о кулак Брун. - Предстоит спасаться от новой беды!
Он незаметно попятился назад. Нервы были на пределе. В любую секунду - прекрасно осознавал это - его могла подстерегать новая неприятная неожиданность, похлестче тех, которые уже произошли. Ими, похоже, буквально кишит окружающая действительность. Не слишком ли много испытаний для одного за столь короткий период?
И все же пасовать Брун не намерен. Как это ответил гордый грек самодовольному завоевателю-персу, который, желая ошеломить горстку воинов противника, передал угрожающее:
- Нас столь много, что если одновременно пустим стрелы, они сплошной тучей закроют солнце.
Последовавший ответ поразителен своей хладнокровностью и невозмутимостью, достойными настоящего мужчины:
- Что ж, значит, мы будем сражаться в тени!
Брун также будет сражаться, он тоже не дрогнет!
Стена опасного дождя, отрезая путь назад, шелестела уже в нескольких метрах. Индикатор уровня испепеляющей радиации неумолимо темнел. Тут не пятиться надо, а бежать, сломя голову. Выбирать направление не приходилось. Развернувшись на 180 градусов, Брун устремился по уже знакомой тропинке. Вот только куда?
Тр-рах! Брун так поначалу и не понял, почему на лбу наливается шишка, а сам он лежит, распростершись, подобно ковру, подготовленному к выбиванию, на земле.
Поднялся, осознавая всю опасность промедления, и с упорством греческого полководца двинулся вперед, дабы хоть на четверть метра очутиться дальше от коварного дождя. И снова чуть не свалился.
Что за пародия на передвижение? Перед ним, сколько видит глаз, никакой преграды. А между тем, сделать еще хотя бы шаг не удавалось.
Силовое поле неизвестной природы?
Возможно, он такого поворота событий не исключает. И, тем не менее… Брун рванул влево и побежал, уже не испытывая ни малейшего стыда за подобное малодушие. Метров через двадцать с еще одной шишкой на голове распластался на земле.
Повернул назад, повторил маневр, но уже не на такой скорости - на плечах у него отнюдь не боксерская груша. Бесполезно. Наткнулся на ту же невидимую преграду.
Выйдя победителем из предыдущих пертурбаций, умереть от радиации вовсе не хотелось. Он не должен погибнуть, несмотря на то, что в данный момент чувствует себя диким зверем, попавшим в хитроумную западню. Был бы с ним гиповир, он бы аннигилировал этот дожде-тумано-желеподобный студень - и дело с концом. Увы, рассчитывать приходилось лишь на собственные руки, ноги и кочан капусты, в просторечии именуемый башкой.
На локоть левой руки Брун уже не смотрел - боялся. Но краешком глаза, сам того не желая, заметил: цвет лоскутка стал траурно-черным. Еще немного и ему уже никто и ничего не поможет - количество альфа-, бета- и гамма-излучения превысит все мыслимые и немыслимые нормы.
Что-то фатальное чувствовалось в этом дожде. "Неумолим, как расплата", - искоркой мелькнуло где-то в подсознании. Оба полушария, казалось, дымили от напряжения, стремясь в последний момент определить, где она, спасительная нить Ариадны?
Ясно, как божий день: решение не должно быть тривиальным. Чем туже затянут узел противоречий, тем парадоксальнее путь к выходу. Нашла же решение мать младенца, схваченного крокодилом, из известной притчи. Кровожадное животное на вопрос глубоко несчастной женщины "Будет ли проглочен мальчик?" глубокомысленно изрекло:
- Если ты сама угадаешь ответ, отпущу ребенка целым и невредимым.
Женщина тут же нашлась:
- Ты его съешь!
Крокодил задумался:
- Как же мне быть? Если я отпущу младенца, значит, ты не угадала. Следовательно, я должен этим маленьким капризным стервецом пообедать.
- Не торопись, - сказала мать. - В действительности, чтобы не нарушить слова, ты должен вернуть мне сына.
- Почему? - удивился крокодил.
- Ибо, если ты его съешь, то значит, я угадала и по условиям пари должна получить мальчика обратно.
У бедной рептилии от неожиданности (женщина ведь тоже была права) отвисла массивная челюсть. Да так, что он упустил младенца, которого счастливая мать тут же подхватила на руки и унесла.
Вот и Бруну надо действовать не по шаблону. Иными словами, в его ситуации логичнее броситься навстречу опасности, а не пытаться избегнуть ее.
Брун - все-таки нервы не из титанового сплава! - раза три глубоко-преглубоко вдохнул-выдохнул показавшийся таким сладким воздух и очертя голову бросился вперед. В этот раз долго бежать не пришлось - от стены неумолимо надвигавшегося ливне-тумана его отделяли считанные метры. Преодолев их буквально в два прыжка, "без пяти минут младший астронавигатор" окунулся… нет, не в потоки воды из разверзшихся небесных хлябей, а, словно переступив некую черту, разделяющую два мира - сухой и мокрый, - в солнечные лучи. Лить перестало, словно кто-то там, наверху, выключил водопроводный кран.
И, о мистика в квадрате! Ни фантасмагоричной рощи, ни тропинки и в помине не было: как будто они ему привиделись. Сколько хватало взора, до самого горизонта, тянулись желтые пески. В зените раскаленной сковородкой повисло солнце, немилосердно нагревающее все вокруг. Уже через пяток минут Бруну страшно захотелось пить. Увы и ах! На колодец в этой пустыне рассчитывать вряд ли приходилось.
Неужели ему уготована смерть от жажды? Если ему не изменяет память, в древности существовала подобная "изящная" пытка.
Но за какие грехи она выпадает на его долю?
Незримая стена… Может, она исчезла? Брун обернулся, чтобы проверить свою гипотезу. Сделав шаг, замер. Со все сторон его окружала пылающая нестерпимым жаром пустыня без конца и края.
И он, как перст, посреди нее!
Дилемма не для слабонервных: что лучше - идти, медленно умирая, или сразу бухнуться - и по капельке отдавать богу душу?
Прошло не менее получаса в поисках ответа на столь сакраментальный вопрос.
Какой смысл мучить себя, преодолевая под раскочегарившимся не на шутку и безжалостным светилом метр за метром, если финал предопределен заранее?
Он ясно представил себе эту нетривиальную картину. Пересыхает в горле. Шершавым, как рашпиль, становится язык. Начинает резать в глазах - от обезвоживания организма, от мелких пылинок, проникающих под веки. Мутится рассудок. Брун в беспамятстве срывает с себя одежду, надеясь таким иллюзорным способом хоть немного охладить перегревшееся тело. И лишь усугубляет мучения - теперь солнце жжет уже непосредственно обнаженную кожу. Бред, мучительная агония и - крышка.
Интересно, сколько можно выдержать в этом пекле? Как долго прошагать по дюнам? Не очень много - факт, не требующий доказательств.
Если… Если только оазис, что замаячил вдали, - не мираж, как он решил сразу, а действительно дарованное свыше спасение.
II
Бум, б-ум, б-у-ум! Что за странные "бумкающие" звуки? Где он их слышал? Или это только так кажется? Брун силился вспомнить хоть что-то, но голова буквально раскалывалась на части от дикой мигрени, так что пришлось отставить любые попытки хоть как-то активизировать мыслительный процесс.
Бум, бу-м, б-у-у-м! Каждый последующий удар невидимого гонга, казалось, рассыпался в воздухе на тысячи мелких, но чрезвычайно острых, осколков. И те - по отдельности - безжалостными осами впивались в его мозг. Кто автор подобной пытки и до каких пор она будет продолжаться?
- Пришелец! - целительным бальзамом пролился откуда-то сверху мягкий голос. - Открой глаза! Тебе уже лучше…
"Раз говорящий знает, что мне лучше, то он или ясновидец или бог, - подумал Брун. - Или же отъявленный наглец". Однако неожиданному совету все-таки последовал. С трудом разлепил будто склеенные веки, отметив заодно, что тело ноет, словно по нему протопало стадо гиппопотамов. Пошевелив рукой, сквозь пелену тумана разглядел собственные пальцы.
Растерянно оглянулся вокруг: неужели снова померещилось? Тогда точно ему прямая дорога к психиатру. Кто с ним только что пытался заговорить?
Незаметный постороннему вздох слетел с его губ, когда увидел - сначала не совсем отчетливо - фигурку женщины или девушки, опустившейся на одно колени перед ним. Наглухо закрытое длинное платье, множество украшений в собранных в тугой узел волосах, массивные браслеты, судя по всему, из слоновьей кости, - на запястьях. Это да плюс смуглая кожа лица подтверждали: он еще не дома, приключения продолжаются.
- Выпей! - незнакомка дружелюбно улыбнулась, слегка обнажив два ряда ослепительно белых зубов, и протянула сосуд необычной конфигурации (впоследствии он узнает, что подобную утварь изготавливают из скорлупы орехов одной из разновидностей пальм).
"Что это? Уж не соляная и азотная кислота?" - пришла в голову шальная мысль.
Будто угадав сомнения Бруна, девушка успокоила:
- Не бойся! Напиток придаст сил.
Буквально с каждым глотком он чувствовал, как к нему действительно возвращается былая энергия. Осушив сосуд до дна, поставил его рядом на траву (куда девалась пустыня?) и благодарно улыбнулся темнокожей красавице.
- Тиа! - раздался вдруг повелительный и с нотками плохо скрываемого раздражения призыв.
Брун определил (в глазах прояснилось), что шел он с той стороны, откуда еще недавно доносились так досаждавшее ему "бумканье".
- Иду! - моментально вскочила на ноги девушка, подхватила "пиалу", как он окрестил емкость, из которой пил, и - только пыль поднялась.
"Без пяти минут младший астронавигатор", осторожно оглядываясь, сначала сел, как будто не веря в чудесное спасение, а потом встал.
Валялся он, как оказалось, под огромных размеров деревом: в высоту гигант достигал никак не меньше двух десятков метров. Диаметр ствола был - Брун не поверил собственным глазам! - всего раза в три меньше. Белые цветы, величиною с блюдце, тут и там свисали на длинных плодоножках. "Любопытно было бы увидеть, какие на этом гиганте "плоды", - отряхнул приставшие травинки с комбинезона.
То ли от слабости, то ли от витающего в воздухе медового аромата у Бруна закружилась голова.
- Не страшно! - успокоил он себя. - Ей ведь, бедной, столько сегодня досталось.
Бум, б-ум, б-у-ум! Только теперь он разглядел людей, сбившихся в кучу малу, которые о чем-то переговаривающихся, отчаянно жестикулируя. Единственный сидящий на каком-то возвышении мужчина - повязка закрывала не только нижнюю часть лица, но и лоб, оставляя открытыми лишь глаза - время от времени, как заведенный, ударял в расписанный всеми мыслимыми и немыслимыми красками барабан. Рядом, опершись на его плечо, стояла та, кого, если он верно сориентировался, звали Тиа.
Странная публика при каждом ударе в мало интеллектуальный инструмент вздымала кверху руки, сжимавшие копья, и корчилась в неком подобии танца (кино, что ли, снимают?). Главный, судя по тому, что он находился в центре, вдруг что-то выкрикнул. "Барабанщик" что есть силы грохнул в бок своего нехитрого "орудия производства".
Люди неожиданно расступились, и взору невольного свидетеля предстал юноша лет восемнадцати.