- Кажется, все–таки легче перерыть всю пустыню и найти требуемые пески в готовом виде, чем составить их искусственно, - сознался однажды Павлик.
Но он упрямо сгибался снова над пробами песка, которые были разложены вокруг него в тарелочках, на блюдечках и просто на листах бумаги.
Галя и Прохор Иванович неустанно подготавливали эти пробы для Павлика. А тот, со страстным желанием добиться своего, комбинировал их, как средневековый алхимик.
- Ну хоть бы приблизительно! - мечтал он. - Хотя бы чуть–чуть зазвучали!
Но все смеси оказывались беззвучными.
- Природа, - сказал поучительно Прохор Иванович, - сколько сотен или там тысяч лет поработала тут в пустыне. И песка в ее распоряжении было побольше, чем у нас на столе. И всего–навсего только в одном месте пока поющие–то у нее получились. А ты хочешь, чтобы за несколько дней - раз–раз, и готово! Не бывает так…
Это было очень правильно, но малоутешительно.
* * *
Ответ на загадку пришел самым неожиданным образом.
Изучая как–то одну из порций свежего песка, доставленную Прохором Ивановичем, для того чтобы решить, к какой категории ее отнести и на какое блюдечко положить, Галя вдруг обнаружила, что эта порция отвечает всем признакам поющих песков.
Немедленно были отставлены все дела. Воодушевленные надеждой, исследователи принялись срочно озвучивать привезенный Прохором Ивановичем песок.
Быстро были проделаны все манипуляции, и вот Павлик, дрожащей рукой взяв щепоть, стал сыпать обработанный песок на пустой деревянный ящичек.
- Для резонанса, - пояснил он.
Все замерли.
Наступила такая тишина, что слышно было, как скрипнула песчинка, попавшая под сапог нетерпеливо двинувшего ногой дяди Прохора. И в этой тишине с тупым равнодушием глухо лилась струйка песка.
Брякнулась последняя песчинка, как хлебная крошка, отскочила в сторону.
- Все!
Все тяжело вздохнули. Павлик подошел к окну и распахнул его. Ворвавшийся ветер опрокидывал бумажки с песком, смешивал никому теперь не нужные пробы, гнал песчинки по столу.
- Или, - сказал Павлик твердо, тем тоном, каким говорят мужественные люди при постигшем их большом несчастье, - неверен способ озвучивания песков, который предложил нам Сибирцев по совету Ястребова, или… - он обвел глазами товарищей, - в составленном нами перечне признаков поющих песков нет самого главного. Того признака, который и делает их поющими.
ПРОФЕССОР ЯСТРЕБОВ
Утром Сибирцев посмотрел на отряд, выстроившийся у его стола, и сказал:
- С сего числа поступаете в распоряжение Петра Леонидовича. Познакомьтесь!
В углу кабинета сидел в кресле человек средних лет, с лысиной, идущей от лба, с черными густыми бровями. Он был в полном полевом снаряжении, но не в сапогах и бриджах, а в длинных измятых брюках и грубых ботинках. На левой его руке блестели часы с крупным циферблатом, застегнутые прямо поверх рукава рабочей куртки, а под целлулоидом планшета просвечивала карта с отметками цветным карандашом. Человек с интересом смотрел на отряд дяди Прохора сквозь золотые очки.
- Профессор Ястребов, Он пожал всем руки сильным, коротким "жимом", как это делают спортсмены.
- Может быть, пройдем к вам? - сказал он.
Они уселись на веранде, сгрудив плетеные кресла к круглому столу.
- Ваши материалы, - сказал Петр Леонидович, доставая из планшета отчет отряда, - очень меня заинтересовали. То, что вы не нашли типичного признака поющих песков, конечно, досадно. Но я думаю, что вы не зря проделали эту работу, - профессор Ястребов положил руку на тетрадь. - Тайна поющих песков еще не раскрыта, и всякая попытка ее разгадать очень важна. Тем более, - продолжал он, обводя живыми черными глазами своих слушателей, - тем более, что таких разгадок, - я лично в этом убежден, - может быть несколько. В этом, может быть, и заключается то расхождение во взглядах на поющие пески, которое существует у различных ученых, равно как и противоречивость самих наблюдений. А вы пробовали, - спросил он, - озвучивать ваши пески, те, что вы открыли в пустыне и привезли сюда?
- Пробовали, - ответил Павлик.
- Ну и что же?
- Они звучали.
- Но только плохо… - уточнила Галя.
- А как - плохо?
- Так, чуть–чуть. Едва слышно. Слабенький скрип… и все.
- А там, на бархане?
- Ну, там пели вовсю.
- Чем же вы это объясняете?
- Чем? - Павлик подумал. - Я полагаю, что способность звучания нам удалось восстановить только частично. Да и обстановка другая: там - целый бархан, а тут - пригоршня. Конечно, звук должен быть слабее.
- Слабее–то слабее, да тот ли?
Павлик снова переглянулся с Галей. Что имел в виду профессор? Прохор Иванович напряженно следил за разговором.
- Сделаем опыт, - распорядился Ястребов. - Прошу вас: все так, как всегда.
- Испытание озвучиванием? - переспросил Павлик.
- Да. Прохор Иванович! Сойдите, пожалуйста, в палисадник и принесите песку.
- Какого прикажете?
- Да особенно не трудитесь. Берите первый попавшийся. Пожалуй, лучше, если он будет помельче.
Поискав глазами, дядя Прохор "нагнулся, крякнул и поддел огромную груду песка. Прямо на лопате он подал его на стол. - Приступайте, - кивнул Ястребов студентам.
Те быстро и очень тщательно, волнуясь, как 'на экзамене, провели всю обработку. Прокипяченный в воде с примесью соляной кислоты песок высушили и прокатали на стеклянной доске. По углам доски Павлик положил для охлаждения стекла таблетки сухого льда: так рекомендовалось в инструкции.
- Теперь послушаем!
Профессор надавил пальцами кучку песка, насыпанную на деревянный стол. Раздался слабый скрип.
- Поющие! - воскликнули Галя и Павлик.
Прохор Иванович вопросительно смотрел на профессора.
- Теперь проделаем другой опыт, - сказал тот невозмутимо, словно и не замечая общего волнения. - Возьмем какую–нибудь пробу из тех, что вы уже испытывали. У вас они сохранились? Дайте взглянуть! Можно эту или, если хотите, вон ту.
В отобранных пробах был песок, который Павлик пытался составить искусственно, - печальный памятник их общей неудачи: наверняка никуда негодный.
Но студенты покорно принялись за обработку проб.
Ястребов взял в руки стеклянный лист и посмотрел его на свет.
- Надо заново протереть стекло. Оно запылилось. Вы после каждого раза вытираете стекло? - обратился он к Гале.
- Непременно! - подтвердил дядя Прохор. - Когда Галя, когда я. Давайте, я вам сейчас так отдраю…
Профессор усмехнулся, глядя, как крепкие руки дяди Прохора орудуют над стеклом.
- А что это у вас за тряпка? - спросил он.
Галя покраснела. Это была ее старая шелковая косынка. Настоящая тряпка куда–то запропастилась.
- Ну, ничего, - успокоительно заметил профессор, - повторим!
Петр Леонидович снова нажал пальцами на кучку песка, и, к изумлению всех, кроме него самого, песок заскрипел так же, как и в первом случае.
Они сделали еще несколько опытов, уже не спрашивая, сами, торопясь и волнуясь. Происходили чудеса! Мертвый песок из самых безнадежных, забракованных ими проб подавал сейчас явные признаки жизни. Правда, эти признаки были слабыми, едва ощутимыми, но все же голос песка слышался. Только крупный песок по–прежнему упрямо молчал.
- Вот так штука! - сказал, наконец, Прохор Иванович, бросая тряпку.
- Выходит, все пески поющие? - удивленно произнесла Галя.
Павлик морщил лоб, стараясь сообразить, что же тут такое происходит. Что они упустили или что нового внес в опыт профессор?
- Сейчас вы все поймете, - сказал Петр Леонидович.
Он ходил по веранде, изредка останавливаясь то перед одним, то перед другим своим слушателем.
- Вы пытались создавать поющие пески искусственно. Должен сообщить, у вас были уже предшественники. Вам, - с легким укором вставил профессор, обращаясь к Павлику, - надо бы об этом знать. Советский исследователь Рожко пробовал электризовать пески. И он добился, что они стали издавать звуки…
- Значит, секрет поющих песков разгадан? - не удержалась Галя.
- Дело обстоит не так просто, - возразил Ястребов. Он подошел к столу и потрогал пальцами раздавленную кучку песка. - Что наэлектризованные пески способны звучать, это доказано опытами Рожко. Но те ли это звуки, что издают поющие пески? Это еще вопрос. Те, кто слыхал "пенье" песков, в один голос утверждают, что их звучания очень богаты. Звук же наэлектризованных песков и беден оттенками и очень слабый.
- Интересно послушать, как звучат наэлектризованные пески! - сказала Галя. - Мы сравнили бы их с поющими. Ведь мы–то с ними хорошо знакомы.
Петр Леонидович рассмеялся:
- Да вы их только что слышали!
- Как? - девушка широко раскрыла глаза. - Сейчас?
- Ну, конечно, этот скрип, который вы только что слышали. Это и есть голос наэлектризованных песков. Он довольно противный, не правда ли?
Павлик не сводил глаз с профессора. Студент начинал понимать.
- Да кто же их наэлектризовал? - удивился дядя Прохор. Он даже оглянулся, словно ожидал увидеть того, кто это сделал.
- Вы! - сказал Петр Леонидович, останавливаясь прямо против него. - Вы, Прохор Иванович! Кому же больше?
- Я?!
- Ну да! Вы! - Ястребов с восхищением посмотрел на короткие, мускулистые руки дяди Прохора. - Вы так усиленно терли стекло старой шелковой косынкой, которая у вас вместо тряпки, что оно не могло не наэлектризоваться. А от стекла зарядились уже и песчинки.
Это было интересное и неожиданное объяснение.
- Я даже думаю, - продолжал профессор, - что удачное озвучивание песков этим способом и в некоторых других случаях объясняется, возможно, тем же самым - электризацией. Более того: перевозка песка в стеклянных бутылках тоже должна вызывать электризацию. Вы представляете, какое там получается трение при встряхивании песчинок! Вот к какому выводу приводят ваши опыты, дорогие друзья!
- Так вы считаете, - сказал Павлик серьезным тоном, - что настоящие поющие пески "поют" не в результате их электризации?
- Нельзя утверждать столь безапелляционно, - ответил Ястребов. - Я лично считаю, что могут быть и, наверное, есть в природе такие пески, звучание которых объясняется их электризацией. Почему бы им не быть! Но что звучание песков всегда вызывается электризацией и только электризацией, с этим я не согласен. Во всяком случае те поющие пески, что я исследовал здесь в пустыне, явно другого происхождения.
- Почему вы так думаете?
- Я специально проверял их. Я взял поющий песок, омертвил его, то–есть перемешивал, пересыпал и тряс до тех пор, пока он перестал звучать, а затем наэлектризовал. И сравнил звук, который он издает, с "пеньем" такой же порции свежего песка, взятого прямо с бархана. Огромная разница!
- А что же мы будем делать теперь? - спросил Павлик.
- Теперь? - весело объявил Ястребов. - Теперь мы будем работать вместе, если вы не возражаете!
ТАЙНА БАРХАНА № 1
Снова вместо уютного коттеджа палатка в песках. Рядом еще две такие же палатки и четвертая, побольше, - лаборатория. Поодаль стоит закрытый фургон на колесах, - здесь производятся самые тонкие и самые сложные исследования.
Тот же знакомый бархан. Только подножье его несколько расплылось от движения песка и один рог чуть изменил свою форму, в остальном - милый, добрый, родной бархан. Сколько воспоминаний связано с днями, проведенными у его подножья, сейчас истоптанного множеством следов!.. Все так же поет он и играет, если взобраться на его вершину и дотронуться до чуткой его поверхности. В одном месте, правда, песок слежался, стал крепким, как снежный наст, когда его хватит мороз после оттепели, и уже не звучит. Но там, где песок рыхл и нежен, он, едва начав струиться, начинает свои музыкальные рулады.
- А сорбирующее действие? - спрашивает Петр Леонидович. - Про сорбирующее действие вы забыли?
Сорбирующее… Конечно, песок, особенно мелкий, должен обладать сорбирующим действием. И опилки, и угольная пыль, если они долго лежат на одном месте, впитывают газ, удерживают его в мельчайших порах. Почему бы не впитывать газы и пескам! Ведь это тоже пористая масса, взять, к примеру, тот же бархан.
Студент долго думает, рассеянно глядя на бархан, такой мирный сейчас и теплый под лучами утреннего солнца, и, наконец, говорит:
- Но ведь всё пески обладают этой способностью. По крайней мере, все пески одинаковой структуры.
- Значит, дело не в песках…
- А в чем же?
- В газе! В том газе, который они собирают.
- Но ведь и газ один. - Павлик оглядывает яркосинее небо и желтоватые всхолмленные дали. - Воздух здесь, в пустыне, одинаков.
- В атмосфере - да. А в песке - это еще нужно посмотреть.
И они принимаются смотреть. Газоанализаторы в фургоне–лаборатории не отдыхают ни минуты. Опыт за опытом, проба за пробой… Все аккуратнейшим образом фиксируется в толстенной тетради. Павлик уже не тот Павлик: он сидит за лабораторным столом, пока не начинает ломить спину, а в глазах рябить от стеклянных трубок и банок с цветными реактивами. Он теперь понимает, что ключ к загадке не закопан просто в песке и его найдет не случайный счастливец, а упорный искатель. Наука требует труда настойчивого, усидчивого, самоотверженного… И смелой мысли! Юноша с восхищением следит за тем, как свободно то одну, то другую идею выдвигает Ястребов и как систематически прослеживает ее до конца.
Встав из–за лабораторного стола, Павлик бродит по пескам, заложив руки в карманы и хмуря брови. Энергичная складка появляется возле рта на лице, недавно еще сохранявшем так много детского. Сейчас Павлика уже ничем не удивишь. Скажи ему, что, ничего не поделаешь, приходится отказаться от гипотезы, на проверку которой были затрачены дни напряженного труда, или, наоборот, в новых выяснившихся обстоятельствах потребуются дополнительные сложные опыты, - он подумает, поразмыслит и, убедившись, что так оно и есть, только кивнет головой и сожмет губы. С этого момента он будет думать уже только над тем, как лучше поставить новые опыты или поскорее и самым убедительным способом проверить новую гипотезу. Руководитель работ Петр Леонидович никогда не отдавал всей симпатии одной какой–нибудь версии, подбирая к ней факты, как это случается иной раз с нетерпеливыми и увлекающимися исследователями. Он старался подойти к явлению с разных сторон. Недостатка в гипотезах у профессора Ястребова не было.
И вот теперь сорбция… Ничего как будто нового. Явление давно известное. Более того: некоторые исследователи высказывали мысль о том, что звучание поющих песков вызывается, возможно, газами, заключенными между песчинками. Но что это за газы? Этого никто не знал, даже те ученые, что выдвинули самую гипотезу. В науке о поющих песках накапливались разнообразные факты, но не было объединяющей их теории. Вернее, теорий было почти столько же, сколько и фактов. Павлик теперь знал о поющих песках многое, очень многое, кроме разве самого главного - отчего они поют.
Если уж "подозревать" газы, то тогда возможно, что и при перевозке поющих песков в запечатанной бутылке главную роль в каких–то случаях играло не трение песчинок о стекло бутылки, а пробка - самая обыкновенная пробка. Благодаря пробке газированные пески и сохраняли способность звучания.
Но студент понимал, что Ястребов, думая о сорбции, имел в виду не общеизвестные истины. Их научный руководитель не говорил обычно ничего зря.
Этот намек на состав газа - что он означает?.. Песок может впитывать разные газы из воздуха не одинаково, а с некоторым предпочтением: тогда в бархане, в порах между песчинками, окажется другое соотношение азота и кислорода, чем в атмосферном воздухе. Это имел в виду профессор?.. Но ведь, кроме азота и кислорода, в атмосфере есть еще гелий! Ничтожная доля его, всего полтысячной процента, содержится в воздухе, которым мы дышим. Вдруг песок собирает гелий, аккумулирует его из атмосферы, - такое открытие может иметь огромное практическое значение. У Павлика захватывает дух… Но прочесть на лице профессора его мысли трудно.
Ястребов никогда не говорит о конечной своей, самой потаенной мысли, когда выдвигает очередную идею. Он не хочет навязывать своим помощникам готового решения, сковывать их мысль. Он предлагает гипотезу и требует объективной ее проверки. Сколько заблуждений, говорит часто он, удерживалось в науке из–за предвзятого мнения, когда исследователь, страстно желавший увидеть то, что ему хотелось, не замечал убедительных фактов, опровергавших его теорию.
Если песок сорбирует газы, впитывает их, то накопленные газы, вырываясь затем из своих тесных убежищ, - когда песок ворошат, - могут производить звуки. Но почему один песок собирает газы, а другой нет? Это зависит от структуры бархана, формы и размера песчинок. Чем они мельче, тем лучше должны впитывать воздух. Но дело не только в этом! Иначе секрет поющих песков был бы слишком прост и они встречались бы гораздо чаще.
В самый разгар этих раздумий пришло известие о том, что найдено новое место, где поют пески. Столько людей пересекало теперь пустыню, что ничего удивительного в этом открытии не было. Ястребов откомандировал на место двух девушек–лаборанток, которые работали вместе с ним. Им вменялось в обязанность установить, такие же это пески или другого типа.
Павлик и Галя остались одни. Вот когда они узнали, что значит жаркие дни в пустыне!.. Спасибо Прохору Ивановичу, - тот помогал в работе сколько мог.
Анализаторы - приборы, в которых газ путешествует по стеклянным трубкам от одного сосуда с реактивами к другому, - давали сбивчивые показания. Иногда они свидетельствовали как будто бы о присутствии в песках газа, не входящего в обычный состав воздуха. В одном из сосудов прозрачная жидкость окрашивалась в еле заметный бледно–голубой цвет. Он был так слаб, что казался просто хрустальным отблеском. Но если песок был неосторожно пересыпан из совка, которым его брали с бархана, или просто полежал минут двадцать на открытом воздухе, отблеска уже не замечалось, а сам песок терял голос. Правда, на самом бархане и переворошенный песок спустя некоторое время снова начинал звучать.
Три посылки банок раствора с призраком газа, как назвал его Павлик, в штаб экспедиции не помогли делу. Примесь газа оказалась такой ничтожной, что и там, в лаборатории, оснащенной лучше, чем их фургон на колесах, химики не смогли поймать его и определить.
Так шли дни, в поисках и разочарованиях.