Бартон молчал, размышляя. Этот парень казался искренним. Во всяком случае, он был сильно возбужден сейчас, его дыхание стало частым и глубоким.
Наконец, Бартон сказал:
- Я не могу представить, чтобы кто-нибудь пошел на такие затраты сил и времени ради научного эксперимента и исторических исследований.
- Что вы знаете о времени! Оно тяжким грузом повисло в руках бессмертной расы! Вы были бы поражены, узнав, чем мы занимаемся, чтобы придать смысл своему бесконечному существованию. Кроме того, обладая властью над временем, мы не боимся приступать к самым головокружительным проектам. После смерти последнего жителя Земли мы готовились к Воскрешению несколько тысяч лет - хотя самая последняя стадия заняла всего один день.
- Ну, а вы? - спросил Бартон. - Что делаете вы? И почему?
- Я - единственный среди всей этой чудовищной расы, кто следует истинным принципам этики! Мне не нравится играть с вами как с марионетками, как с объектами для исследований, подобными лабораторным животным! Какими бы примитивными и жестокими вы ни казались, вы обладаете чувствами! Вы, в определенном смысле, являетесь... являетесь...
Незнакомец взмахнул рукой, словно пытался извлечь нужное слово из окружавшего их мрака.
- Мне придется использовать то слово, которым вы сами называете себя. Вы - люди, как и мы. И точно так же доисторические расы, примитивные существа, впервые начавшие использовать язык, тоже, как и вы, относятся к роду человеческому. И вы - наши предки. Насколько мне известно, я могу быть вашим прямым потомком. Весь мой народ мог произойти от вас.
- Сомневаюсь, - сказал Бартон, поморщившись. - У меня не было детей - во всяком случае, мне о них ничего не известно.
Он начал задавать вопросы, которых накопилось довольно много. Но человек внезапно прекратил разговор. Он поднес свой странный прибор ко лбу, словно напряженно прислушивался к чему-то. Вдруг он резко опустил стержень и прервал Бартона на середине фразы.
- Меня... у вас отсутствует термин для этого... ну, скажем, подслушивают. Они засекли мой ватан... Я полагаю, вы назвали бы это аурой. Они не знают, чей это ватан, но уверены, что он принадлежит этику. И через пять минут Они могут быть здесь. Я должен идти.
Бледная фигура выпрямилась, шагнула назад, почти сливаясь с окружающей тьмой. До Бартона долетел голос:
- И вам тоже пора отправляться.
- Куда вы хотите взять меня? - с удивлением спросил Бартон.
- Нет, я имел в виду другое. Вы должны умереть; они найдут только ваш труп. Я не могу взять вас с собой; это невозможно. Но если вы умерете, Они опять потеряют ваш след. И мы когда-нибудь встретимся снова. И тогда...
- Подождите! - воскликнул Бартон. - Кое-что мне непонятно. Почему Они не могут обнаружить меня? Ведь все эти установки для Воскрешения созданы Ими! Неужели они не знают, где находится мой персональный воскреситель... как вы его назвали... кокон?
Незнакомец снова негромко рассмеялся.
- Нет. Они обладали только визуальной записью населения Земли, без звукового сопровождения. И размещение воскрешаемых в коконах было случайным, так как Они решили расселить людей вдоль Реки примерно в хронологическом порядке, но с некоторой долей примеси случайных субъектов к базовому населению каждой области. К изучению индивидуальных личностей Они собирались приступить позже. Конечно, тогда Они не знали, что я буду противостоять Им. И что я выберу некоторых из их подопечных себе в помощники с целью уничтожить Проект. .. Нет, они не знают, где вы окажетесь - вы или любой другой человек, который проходит через предвоскресительный кокон.
Он снова шагнул к ложу Бартона и заговорил быстро, торопливо.
- Вы можете спросить, почему бы мне не настроить ваш воскреситель так, чтобы он перенес вас сразу к цели... к верховьям Реки. На самом деле, именно так я и поступил; погибнув в первый раз, вы должны были очнуться у самого первого грейлстоуна. .. Но ничего не получилось; я полагаю, что гигантопитеки убили вас. К несчастью, я не могу найти какой-нибудь предлог, чтобы добраться до вашего кокона; это запрещается всем, кроме тех, кто обладает надлежащими полномочиями... Они очень подозрительны; Они предполагают, что кто-то противодействует Проекту. Таким образом, в полярную зону вам придется добираться самому... Что касается других, то у меня никогда не было возможности изменить настройку их воскресителей. Они могут появиться у любого из прибрежных грейлстоунов - с вероятностью один к двадцати миллионам.
- Других? - переспросил Бартон. - Есть еще и другие? Но почему вы выбрали именно нас?
- Вы все обладаете нужной аурой... не такой, как остальные. Поверьте мне, я знаю, что делаю; я выбрал верно,
- Но вы утверждаете, что пробудили меня... только меня одного... в этой камере, где находятся предвоскресительные коконы. Зачем? С какой целью?
- Надо было убедить вас, что Воскрешение не является каким-то сверхъестественным событием. Чтобы вы, как гончая, взяли след - след этиков. Я был прав? Конечно! А теперь дайте вашу руку.
Он наклонился и положил в ладонь Бартона крохотную капсулу.
- Проглотите это. Вы умрете мгновенно и окажетесь вне пределов их досягаемости - на время. И клетки вашего мозга в этом теле будут разрушены полностью, так что сканирование памяти ничего не даст. Поторопитесь! Я должен идти!
- А если я откажусь сделать это? - прошептал Бартон, превозмогая охватившую его слабость. - Что, если я позволю Им захватить меня?
- Вы сделаете то, что нужно, - спокойно сказал человек. - Я слежу за вашей аурой.
Бартон почти уже решил не принимать яд. Почему он должен выполнять приказы этого заносчивого типа? Потом он подумал, что не стоит, разозлившись на ладонь, отрезать палец. У него действительно не было выбора - или он должен играть в команде таинственного незнакомца, или отдаться в руки этиков.
- Хорошо, - с трудом выдохнул он. - Но почему вы не прикончите меня? Почему вы хотите, чтобы я сам сделал эту работу?
Человек тихо рассмеялся и произнес:
- Существуют некие правила игры - правила, пояснять которые я не могу, за недостатком времени. Но вы - умный человек и во многом разберетесь сами. Мы - этики. Мы можем дать жизнь, но мы не можем непосредственно ее отнять. Дело не в том, что мы не способны вообразить подобный акт.. .или не обладаем соответствующими возможностями... Просто это очень трудно сделать.
Резко повернувшись, незнакомец вышел из хижины. Бартон больше не колебался. Он сунул капсулу в рот и проглотил ее. Ослепительный свет вспыхнул перед ним...
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
И глаза его снова были полны светом восходящего солнца. Он успел бросить только один взгляд вокруг - и увидел свою чашу, стопку разноцветных покрывал и Германа Геринга.
Затем Бартона и Геринга схватили невысокие темнокожие люди с большими головами и кривыми ногами. В руках они держали копья и топоры из кремня. На них были наброшены покрывала, концы которых они завязывали вокруг своих толстых коротких шей. Ленты из кожи, несомненно - человеческой, пересекали их непропорционально огромные лбы, поддерживая массу длинных черных волос. Они походили на монголоидов и говорили на незнакомом Бартону языке.
В следующий момент на его голову была нахлобучена пустая чаша, руки связаны за спиной кожаными ремнями. Слепого и беспомощного, его погнали через равнину, подкалывая сзади каменными остриями копий. Где-то поблизости гремели барабаны и женские голоса выводили заунывное песнопение.
Он прошел три сотни шагов; потом его остановили. Грохот барабанов смолк, и женщины прекратили петь. Он ничего не слышал, кроме слабого гула крови в висках/ Что за чертовщина происходит здесь? Может быть, он является участником какой-то религиозной церемонии, требующей, чтобы предполагаемая жертва ничего не видела? Почему бы и нет? На Земле существовало множество культур, представители которых считали необходимым скрывать ритуал жертвоприношения от глаз тех, кто должен пролить свою кровь. Дух мертвого человека мог мстить его убийцам.
Но это племя уже должно знать, что здесь не существует духов. Или они считают воскресших как раз такими духами, что возвращаются в их землю с недобрыми намерениями и потому должны быть убиты вторично?
Геринг! Опять их перенесли вместе! К одному и тому же грейлстоуну. В первый раз это могло быть случайностью, очень маловероятной... Но три раза подряд? Нет, тут есть...
Первый удар, нанесенный по стенке чаши, прикрывавшей затылок, почти лишил его сознания. Он упал на колени, проваливаясь в огромное звенящее ничто; искры света мерцали перед его глазами, расплываясь в радужные круги. Он не почувствовал второго удара, но сразу пробудился в каком-то другом месте...
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
И рядом с ним был Герман Геринг.
- Похоже, наши души- близнецы, - произнес Геринг,- Повелители этого мира соединили нас нерасторжимым ярмом.
- Бык и осел в одной упряжке, - усмехнулся Бартон, предоставив немцу решать, чем он себя считает.
Вскоре они оба были заняты тем, что пытались представиться людям, населявшим данную местность. Позже Бартон выяснил, что тут жили, в основном, шумеры Древней или Классической эпохи, которые обитали в Месопотамии между 2500 и 2300 годами до новой эры. Мужчины этого народа брили головы (что было нелегко сделать с помощью лезвия из кремня), а женщины ходили обнаженными по пояс. Их невысокие коренастые тела и лица с выпученными глазами были, по мнению Бартона, довольно уродливы.
Но недостаток красоты среди шумеров с успехом компенсировали самоанцы середины второго тысячелетия, составлявшие около тридцати процентов населения. Кроме того, десятая часть местных жителей состояла из людей разных народов и различных времен, из которых большинство относилось к двадцатому веку. Данное обстоятельство было вполне объяснимо, так как в двадцатом столетии появились на свет или умерли не менее четверти всех людей, когда-либо живших на земле. В распоряжении Бартона, конечно, не было статистических данных, но во время своих странствий он убедился, что представители двадцатого столетия рассеяны повсюду вдоль Реки в определенной пропорции - причем даже в большей, чем следовало ожидать. Эта грань речного мира и проводимого здесь эксперимента пока оставалась для него непостижимой. Какую цель преследовали этики, распределяя людей подобным образом?
У него накопилось уже немало вопросов. Нужно время, чтобы обдумать их; это невозможно сделать в периоды кратких остановок между посадками на Экспресс Самоубийства. Место, в котором он очутился, в отличие от многих других, обещало относительный мир и покой, необходимый для размышлений. И он решил пока задержаться здесь.
И, кроме того, тут был Герман Геринг. Бартон хотел понаблюдать процесс его покаяния, принявший такую странную форму.
Один из многих вопросов, которые Бартон не успел выяснить у Таинственного Пришельца (так он решил называть своего ночного гостя), касался Жвачки. Какое место занимала она в общей картине событий? Является ли использование наркотика обязательной частью Великого Проекта?
К несчастью, Геринг долго не продержался.
Кошмары вернулись к нему в первую же ночь. Он начал кричать, потом выскочил из хижины и помчался к Реке. Иногда он останавливался и молотил кулаками воздух, словно сражался или отмахивался от каких-то невидимых созданий; затем падал на землю и катался в траве, продолжая яростную схватку с осаждавшими его мозг видениями. Бартон следовал за ним до самого берега Реки. Очевидно, Геринг собирался броситься в воду и покончить, в очередной раз, счеты с жизнью. Но внезапно он застыл на мгновение, потом тело его сотрясла дрожь; он отвернулся от Реки и снова окаменел подобно статуе. Глаза его были широко раскрыты, но он не видел ничего; казалось, это застывший, полный ужаса взгляд обращен только внутрь. Какие чудовищные призраки терзали его душу? Кто мог сказать?
Дар речи покинул Геринга. Его губы двигались безостановочно и беззвучно в течение десяти дней, которые он еще прожил. Все попытки Бартона накормить его оставались бесполезными - челюсти немца оставались судорожно сжатыми. Бартон наблюдал, как высыхало его тело, таяла плоть, западали щеки - пока сквозь туго натяную кожу не проступили кости. На десятое утро он забился в конвульсиях, потом приподнялся и вскрикнул. Через мгновение он был мертв.
Бартон произвел вскрытие трупа с помощью кремневых лезвий и пилок из обсидиана. При первом же прикосновении каменного острия вздутый мочевой пузырь Геринга лопнул и моча хлынула в брюшную полость.
Бартон продолжал свою работу; он собирался вытащить зубы немца, прежде, чем похоронить тело. Зубы являлись предметом торговли - их нанизывали на тонкие прочные сухожилия глубоководных рыб; изготовленные таким образом ожерелья ценились весьма высоко. Скальпу Геринга также нашлось применение. От своих врагов - индейцев шауни, обитавших на противоположном берегу Реки, шумеры переняли обычай снимать скальп. Эта традиция существовала у них в более цивилизованном варианте: из сшитых вместе скальпов делались накидки, юбки и даже занавеси. Хотя рыночная цена скальпа была много ниже, чем зубов, за него тоже можно было кое-что выручить.
... Прозрение наступило в тот момент, когда Бартон, обливаясь потом, копал могилу, около большого валуна у подножия горы. Он разогнул уставшую спину, чтобы сделать голоток воды и взгляд его случайно остановился на лице Геринга. Голова, лишенная волос, спокойные, застывшие черты... словно у спящего! Какая-то дверца открылась в его сознании - и он вспомнил!
Когда он пробудился в том огромном пространстве, заполненном телами, вытянутыми в бесконечные ряды, он видел это лицо. Оно принадлежало юноше в соседнем ряду. Тогда у Геринга, как и у всех спящих, голова была полностью лишена волос. Бартон успел бросить только один взгляд на него - прежде, чем его заметили и усыпили люди в летающей лодке. Когда он снова встретил Геринга, прошло больше года после Воскрешения; он не узнал своего соседа по пантеону спящих в этом шумном толстом человеке с копной светлых волос.
Но теперь он все вспомнил.
Могут ли их воскресители, расположенные так близко друг к другу, действовать синхронно? Если это действительно так, примерное совпадение во времени его смерти и смерти Геринга означало, что они оба пробудятся около одного и того же грейлстоуна. Геринг как-то пошутил, что их души, по воле владык речного мира, стали близнецами; возможно, он был не так уж далек от истины.
Бартон продолжал копать, проклиная одновременно и тяжелую работу, и свою неосведомленность; у него накопилось много вопросов и мало ответов. Если улыбнется удача и ему удастся заполучить в свои руки еще одного агента, то он выжмет из этика информацию любыми методами.
Следующие три месяца Бартон был занят изучением удивительного общества, в котором он очутился. Его поражал новый язык, сформировавшийся в результате смешения самоанского с древним шумерским. Так как шумеры были более многочисленны, их речь вначале доминировала, но это оказалось пирровой победой. В результате взаимной диффузии языков появился жаргон - с простейшим синтаксисом и до предела упрощенной системой склонений. Из грамматики было выброшено понятие рода; слова - синкопированы; глагольные формы - сведены к настоящему времени, которое использовалось также и для указания будущего. Прошедшее время определялось с помощью наречий. Сложные словесные конструкции были заменены простыми выражениями, понятными и шумерам, и самоанцам, хотя на первый взгляд они казались неуклюжими и нелепыми. Многие слова самоанского языка - с несколько измененным произношением - вытеснили из обихода шумерские слова.
Такие упрощенные наречия возникали в долине повсеместно. Бартон полагал, что если этики собирались записать и сохранить все человеческие языки, им стоило поторопиться. Исконные, чистые языки умирали - или, вернее, видоизменялись. Но, судя по тому, что было ему известно, Они уже завершили эту работу.
Иногда по вечерам, когда Бартон мог спокойно насладиться одной из превосходных сигар, что безотказно поставляла его чаша, он пытался проанализировать ситуацию. Кому должен он доверять - этикам или этому Отступнику, Таинственному Пришельцу? Или лгала и та, и другая сторона?
Почему Пришелец нуждался в нем, почему хотел, чтобы он затормозил ход гигантского всепланетного механизма? И разве мог Бартон, ничтожное человеческое существо, так ограниченное в своих возможностях, гонимое и преследуемое по всей долине, помочь чем-нибудь Отступнику?
Одно было несомненным. Вряд ли Пришелец заинтересовался бы Бартоном, если бы не нуждался в нем. Отступник хотел, чтобы Бартон попал в Башню на северном полюсе.
Но почему?
Бартону потребовалось две недели, чтобы придумать единственное правдоподобное объяснение.
Пришелец утверждал, что он, подобно другим этикам, не способен сам лишить жизни человеческое существо. Но он мог со спокойной совестью предложить грязную работу другому - о чем свидетельствовала капсула с ядом, которую он вручил Бартону. Итак, он хотел, чтобы Бартон попал в Замок с определенной целью. Он хотел, чтобы Бартон убивал - убивал для него! Он собирался выпустить тигра на свой народ, открыть потайной лаз для наемного убийцы!
Но убийца потребует платы. Что мог предложить Пришелец в качестве таковой?
Бартон глубоко затянулся и отхлебнул глоток крепчайшего бурбона. Ну что ж, отлично. Пришелец желает использовать его. Но пусть он поостережется. Бартон тоже хочет использовать его.
К исходу третьего месяца Бартон решил, что пора размышлений закончилась. Наступило время трогаться в путь.
Решение пришло к нему импульсивно. Он купался у берега и, внезапно развернувшись, поплыл на середину Реки. Затем нырнул и пошел вниз, все глубже и глубже - так глубоко, чтобы тело, подчиняясь инстинктивной тяге к жизни, не смогло предать его. В последний момент он подумал, что рыбы съедят его плоть и кости лягут в придонный ил на глубине тысячи футов. Так будет лучше. Он не хотел, чтобы тело его попало в руки этиков. Если Пришелец сказал правду, только полный распад клеток мозга может предохранить его память от сканирования; иначе все, что он видел и слышал, станет доступно Их приборам.
В течение следующих семи лет удача сопутствовала ему. Как ему казалось, агентам этиков ни разу не удалось напасть на его след. Таинственный союзник Бартона не давал о себе знать; возможно, он тоже не мог разыскать его. Это представлялось Бартону наиболее вероятным; порой даже он сам не имел представления, в какой части долины находится, как далеко или близко от верховьев Реки и центра в Туманном Замке. Он двигался, двигался, двигался, не останавливаясь нигде дольше трех-четырех дней. И однажды он понял, что, должно быть, установил своеобразный рекорд. Смерть, неразлучная спутница, стала его второй натурой.
Если его подсчеты были верны, он садился в Экспресс Самоубийства семьсот семьдесят семь раз.