- Нэй! - рванула в сторону, лишь бы не видеть, не слышать, не знать, вновь не осязать его ярость, не чувствовать боль, не в теле, а вне его, но такую, что лучше бы отцовскому палачу отдаться, чем еще раз через нее пройти.
Девушка рвалась вон, но тело еще слабо слушалось, и получилось лишь отползти, забиться в снег, в угол дома и молить, чтобы землянин больше никогда не приблизился к ней.
- Мама моя, - непроизвольно вырвалось у Ильи, когда он увидел, как оживший труп маневрирует по сугробу.
Семен же, увидев, как дрогнули ресницы девушки, дрогнул сам, и попытался обнять ее, но Фею рванула ужом прочь с любимым "нэй" на устах.
- Я рехнусь, - качнул головой, не зная радоваться ему или не мучиться, пойти да застрелится, смотрел на Фею, и видел ужас в ее глазах, обвинение и мольбу.
Тут на улицу вылетел весь состав промысловиков.
- Чего у вас? - деловито спросил Елыч, оглядев местность и не найдя трупа.
- Это у кого первоапрельские шутки первого декабря? - уперев в бока кулаки спросил Виктор.
- Вот, - ткнул в Ивана Петр.
- Она не шевелилась, лежала трупом! Вот Илью спросите! - заявил тот.
Фея смотрела на семейство землян, и вяло пыталась подняться, чувствуя себя больной и разбитой. Она понимала - началось истощение. Отсутствие энергетического и пищевого допинга и обилие стрессов начали процесс распада. Организм начал бунтовать и выдавать сбои.
Семен, видя, что Фее совсем плохо, позвал врача:
- Елыч, помоги ей!
Тот подошел, присел, заглядывая ей в глаза. Хотел пульс пощупать, да по лицу схлопотать не захотел. Пощелкал пальцами, привлекая внимание девушки, но та бестолково отмахивалась и, судя по взгляду, ничего не понимала.
- Ну, крантикус прострацикус, - выдал равнодушно. - На кой ты ее в дом притащил, Горец? Девчонка-то хилая, не сегодня - завтра к пращурам отправится. Зрачки, глянь. Мозговые процессы уже пошли. Считай труп. Блин, Горец, ну, не было печали, тебя кой-то леший в тайгу понес.
- Она выживет! - посерел Комогорцев, напуганный словами мужчины.
- Да не выходить нам ее. У меня ни аппаратуры, ни лекарств нужных нет.
- А какие надо?
- Леший знает, - пожал плечами Елыч. - Она вообще ненормальная какая-то…
- Никаких лекарств не надо, сами как-нибудь, травками отпоим, - заявил Илья, опасаясь, что на инопланетный организм местные эскулапы плохо подействуют, да еще обнаружат какую аномалию, спецорганам стукнут. Те заберут девчонку, исследовать начнут и замучают. Итак со здоровьем у нее ахово, как бы не добавить от незнания.
Семен с надеждой и благодарностью глянул на Степного.
- И то верно, дед Иван и не таких хворых вытягивал, - бросил как лозунг Самарин. Иван фыркнул:
- Ты-то откуда, что знаешь?
- Мне Горец говорил!
- Говорил, - передразнил его Виктор. - Молчал бы, щеня, и не пищал. Короче, мужики, берем Фею на поруки. До весны все равно отсюда не дернуться… и лучше живую девку иметь, чем снежную.
Иван молча сграбастал его и в дом пихнул. Дверь захлопнулась, послышалась возня и переругивание. Илья пошел разнимать мужиков, а Семен подхватил девушку на руки, не обращая внимания на ее сопротивление, прижал к себе крепко:
- Выхожу.
Бросил, как клятву дал, и в дом пошел.
Глава 20
- Петька, Прохорыча разбуди, пусть настой какой приготовит, - попросил друга, проходя мимо.
- Понял, сейчас сделаю.
Придержал двери, чтобы не захлопнулись.
- Помочь? - спросил Иван.
- Постель, - бросил Семен.
- Понял, - пошел вперед. Виктор проводил их взглядом, потрогал заплывающий глаз и пошел на кухню, разобиженный на всех. Илья начал пытать Елыча на предмет укрепляющих организм средств.
Фея чуть не плакала, чувствуя, что ее крепко обнимают мужские руки, и чьи?! Семена! И его и-цы совсем близко, и будто в насмешку над ней, манит, вот только коснись.
Возьми, - говорила сейти.
Возьму, а он умрет, - сопротивлялась женщина.
Он землянин. Агрессивный дикарь. Не ты его, так он тебя, - говорил разум.
Не могу. Его не могу, - каялась душа.
Он обнимает тебя! Он опозорил тебя! Смой бесчестие его кровью, - говорил долг.
А руки продолжали отталкивать, требуя свободы, а значит жизни ему.
- Тише, успокойся, - шептал Семен, с трудом удерживая Фею. Положил на расправленную Иваном постель, начал расшнуровывать мокасины, успокаивая, уговаривая девушку не волноваться. А шнуровка не поддается, хоть рви!
- Сам справишься? Пойду за раскладушкой, кому-то здесь ночевать придется, присматривать, и ясно, не Витьке, - сказал Иван. Семен кивнул:
- Иди. Прохорыча поторопи. А присматривать я за ней буду, - начал искать застежки на рукавах комбинезона.
Иван с пониманием глянул на товарища и вышел.
- Оставь меня! - требовала Эя, отмахиваясь от Семена, который как назло не мог найти застежек.
Бросил это дело, выставил ладони:
- Все! Не трогаю. Успокойся.
Фея затихла, испытывающее смотрела на мужчину и напоминала себе: не верь, будь настороже.
Но где сил взять, как восстановиться, как с истощением справиться?
Пальцы нащупали мэ-гоцо, и замерли, задев другую цепочку: сейкап!
Благодарю, Модраш!
Тяжело дыша, приподнялась и дрожащими руками открыла сапфир. Сыпнула на ладонь пыльцу не жалея. Слизнула.
Семен увидев порошок, кулаки сжал, глаза прикрыв: наркоша.
Надо же ему было вляпаться, связаться с наркоманкой и ночной бабочкой. Вот она, судьба. Терпеть таких не мог, сроду не связывался. И напоролся, на то с чем боролся.
Покосился на нее: все? Приняла - полегчало?
Он дурак переживал, а у нее обычная ломка.
Девушку заколотило. Она попыталась закрыть тайник, но промахивалась.
- Я помогу, - сказал мужчина. Забрал кулон, глянул внутрь: ничего припасла. До весны не хватит, но на месяц спокойно. Завернул крышечку, отпустил сапфир, глядя на девушку: красивая ведь, молодая. Мечта, а не женщина. Зачем же себя губит? - Все можно исправить, кроме смерти, - заметил. И решил для себя, что исполнит обещание, выходит ее, вытащит со дна. - Я тебя вылечу. От наркоты отучу. И никаких клиентов. Ни Витька, ни Ильи. Не дам, поняла? Жить со мной станешь. Принуждать не стану. Пальцем не захочешь, не трону. Но и продавать себя не дам. Меха там, цацки - не проблема, получишь. Я тебя на ноги поставлю. И жить по-человечьи заставлю.
Говорил, как рубил.
Эйфия покосилась на него с подозрением: взгляд как у отца, холодный, тяжелый, голос-то твердый, тон безапелляционный. Что он сказал? Что придумал?
- Уходи. Уйди! - взмолилась.
Семен встал, вытащил из шкафа рубаху, что вчера ей приготовил, кинул Фее:
- Переодевайся. У нас в сапогах да в нарядах спать не принято.
Эя с тоской посмотрела на него:
- Оставь ты меня в покое. Что ты ко мне пристал? Что тебе надо? Какое мне дело, в чем вы ходите? Хоть в шкуры рядитесь,мне-то что? - скинула рубаху на пол одним движением.
Семен поднял ее, положил на руки девушке. Та опять скинула. Он вновь поднял.
Эя зажмурилась, смиряясь, оставила одежду.
- Нет. Переоденься, - показал жестами, свою рубаху выставил, как пример.
Девушка начала злиться:
- Я не тэн, клетчатое носить! - выкинула рубаху ему под ноги. Семен уставился на нее, набрался терпения, поднял и шагнул к девушке, решив переодеть ее силой. Но та видно по его лицу поняла, что он ее бить будет, закрылась руками и зашептала умоляюще. - Не унижай меня, прошу. Не надо, я не смогу после этого жить. Лучше сэн-сэш.
У Семена руки опустились. Выкинул рубашку к чертям.
- Ладно, успокойся… И что же ты за человек, а? Ведь дитя дитем, а во взрослые игры играешь.
В комнату Иван вошел с раскладушкой, и Прохорыч с кружкой настоя.
Девушка ладони от глаз убрала, на них уставилась. Иван улыбнуться ей попытался, но в ответ получил давящий взгляд:
- Плохо? - спросил товарища.
- Хуже нет.
- Покормить ее надобно, - заявил старик, поставил горячую кружку на подоконник. - Суди сам Сема: Петро, когда о ней байку принес? А сколь она до того плутала? А сейчас какой день пошел? Вчерась стакан настоя мяты с медом, да сегодня хлеба кусок и все. Тут любую скрутит. Истощена девка.
Колмогорцев нахмурился: как же он сам о том не подумал?
- Обед уже готов, я принесу, - предложил Иван.
Фея переводила настороженный взгляд с одного землянина на другого, и чудилось ей, что затевают они какое-то издевательство. Но это у них не пройдет, благодаря помощи Модраш и пыльце ей уже лучше и силы противостоять найдутся.
Иван вышел. Прохорыч на Семена глянул:
- Заработал ты себе паря знатную язву.
- С чего ты это решил?
- Так глаза у меня Сема на месте. Твоя найденка тебя заботой крутит. Для себя ты ее приметил, а она вона, как вода сквозь пальцы ускользает.
- Не ускользнет.
- Это как Бог даст. Барышня-то, хоть куда, конечно, что глазищи, что косища, не чета кралям нонешным под мужиков бритым. Ране-то волос бабы не стригли, а почто? Сила в нем, жизнь. И краса. Опять же, привлекательность…
Семен на Фею покосился: с привлекательностью у нее более чем хорошо. Хоть отбавляй. А вот на счет силы да жизни, куда как плохо.
- … Так я к тому, Сема, что к красе той еще бы здоровьица не мешало бы. А у нее его пшик. Заграницей-то оно подпорчено. Опять же, нужна тебе маята-то? Кто их знает, заграничных? А вильнет хвостом по весне?
- До весны еще как до Луны.
- То и плохо. Я ж тебя знаю - привяжешься, потом не отдерешь. Она к своим упорхнет, а ты здеся печалься.
- Далеко заглядываешь, Прохорыч. Мне бы в завтра заглянуть, куда там, в будущий год.
- Ну, да, ну, да, - вздохнул, на девушку с сомнением глянув. И пошел. А Семен начал отвар остужать, помня, что утром случилось. Пока стоял, ветер изображал, Эйфия лежала спокойно, а как к ней с кружкой пошел, села, отодвинулась, приготовившись, если что посудину ногой выбить, чтобы руки о горячее опять не покалечить.
- Остыл, - показал, сообразив, чего она испугалась. - Пей, - протянул.
Эя с сомнением на жидкость глянула: яд пожилой землянин не подмешал? Смотрел он странно, неласково. Может из-за сына?
Семен на ладонь себе отвара капнул, показывая девушке: негорячо.
Фея успокоилась: правда яда нет. Запах привлекательный, хоть и с горчинкой. Пальчики потянула и забоялась к кружке прикасаться: знает она теперь этих землян - не одним так другим уморят. Семен настаивать не стал: боишься - не трогай, так напою. К губам ей кружку поднес.
Девушка на него насторожено глянула, на жидкость в кружке, опять на него, и решилась, не углядев в лице мужчины ничего каверзного. Глотнула отвара, сообразила, что негорячо, и забрала, все выпила.
На том лояльность землян к Эе и кончилась.
Иван в комнату зашел с тарелкой, попытался девушке отдать. Та только запах услышала, отвернулась, невольно скривившись: опять трупный яд?
- Гречка с тушенкой. Чего? - не понял ее мимики мужчина. Тарелку к ней - она от нее, он влево - она вправо, он вправо - она влево, и смотрит, будто ей не кашу предлагают, а навоз.
Семену смотреть на глупую игру в догонялки с пищей надоело. Отобрал тарелку у Ивана, ложку взял, перемешал, остужая на всякий случай, и Фее как маленькой предлагает, ложку с кушаньем тянет.
Ненормальные, - глянула на мужчин, отодвинулась. Семен ложку в кашу бросил, тарелку на табурет грохнул:
- Кроме гречки есть что?
- Борщ.
- Неси… Хотя сами спустимся. Ожила. Дойдет, - бросил с недовольством в голосе. Иван удивленно на него покосился и плечами пожал: мне-то что.
- Упадет - тебе ловить.
- Не упадет, - буркнул мрачнея. Дозу приняла, до ночи скакать будет, - глянул на девушку. И кивнул ей, на выход приглашая. Та замотала головой: не пойду.
- Вставай, сказал, - грозно приказал Семен. Фея сжалась, испуганно уставившись на него. Поднялась и как под конвоем на кухню пошла.
- О, пришла в себя, личико порозовело, - порадовался Илья ее появлению, улыбнулся подбадривающе.
- Что с "трупа" возьмешь? Сейчас лежит, а через минуту ходит. "Розовеет", - кинул Виктор, и опять суп хлебать.
- Дурной ты Витек, - качнул головой Прохорыч.
Семен суп налил, остудил, перед девушкой поставил. Себе каши положил, сел напротив Феи. Та в суп смотри и не двигается. Капризничает?
И задумался. Прав Прохорыч: по самым скромным подсчетам девчонка дней пять голодала, значит, сметала бы уже все без разбора, а она только к хлебу и прикасалась. Выходит не в капризах дело, другое здесь что-то.
- Ты кушай. Борщ знатный, - заверил ее Илья, пример показал.
Эя с тоской на него посмотрела: в кого вы меня превратить хотите?
- Потому вы и агрессивны, что продукты распада себе подобных употребляете. Сами убиваете, сами кушаете, яд готовите и травитесь, а потом удивляетесь.
Илья выслушал:
- Не нравится, - понял.
- Ишь, цаца. То она не хочет, это не будет, - проворчал Виктор.
- Может она борщ не любит, - вступился за девушку Петя.
- И все остальное, - парировал тот.
Семен встал. Залез в шкаф за банкой зеленого горошка, открыл, на тарелку высыпал и перед Феей поставил.
- Думаешь, она вегетарианка? - задумался Илья. - Скорей всего.
Эйфия оглядела зеленые шарики и смущенно улыбнулась Семену:
- Эллимор.
И принялась пальчиками горошек брать, есть.
Семен про ложку уже промолчал, обрадованный, что хоть одну проблему решил. Сел успокоенный, кушать начал.
- Ну, графиня, блин, - фыркнул Виктор.
- Ты как догадался, что она вегетарианка? - спросил Степной Комогорцева. Тот плечами пожал: какая разница?
- А чем потом кормить будем? - озаботился Иван, поглядывая на то, как бодро девушка горошек сметает. - Голодная, смотри. Горошка там банок десять. Елыча, между прочим.
- Да. Очень он его уважает, - поддакнул Прохорыч.
- Кукуруза есть, - сказал Петр. - Мне мать дала. Отвариваешь с солью - вкуснотища получается.
- А еще трава под снегом есть, шишки и кора, - не сдержал ядовитого выпада Виктор, но на него внимания не обратили.
- Крупа есть, - начал соображать Степной. - Без молока каши варить не проблема.
- Кто же ей отдельно готовить станет? Я лично кошеварам к графиням не нанимался, - влез опять Виктор.
- Я буду, - бросил Семен.
- И я.
- Кто дежурит, тот и сладит, а кому только языком чесать да гадости балакать, тот пусть собой занимается. Без него обойдемся, - постановил Иван, недобро глянув на Витька. Тот ответил тем же пламенным взглядом, прищурив подбитый глаз, но промолчал.
Фея горошек доела, с довольной улыбкой всем за столом чуть подбородком кивнула:
- Эллимор!
- Во, гляньте! Совсем другое дело, - заулыбался Петр. - Сыта и прямо светится.
- Чем сыта-то? Воздухом? - глянул на него старик. - Баловство то, а не пища. С гороха вашего баночного да кукурузы через месяц ноги протянешь.
- Завтра если пурга уляжется и охота удастся, пельменей сляпаем, а ей варенников с картошкой, - выдвинул предложение парень.
- Молодец, - похвалил его Илья. - Голова.
Буб-бу-бу, ду-ду-ду, - с блаженной улыбкой слушала землян Эйфия, разморенная от сытости и хоть минутного, но покоя.
- Ты глянь, Сем, сейчас шлепнется девка, - бросил Прохорыч, заметив состояние Феи. Семен дернулся к ней, девушка тут же встрепенулась, посмотрела чуть удивленно: что такое?
- Ну, блин, кино, - бросил Виктор. - `Семеро мужиков и одна вегетарианка'. Может, еще распределите обязанности кому каши на воде варить, кому нос ей утирать, кому памперсы менять?
- Зато от скуки дуреть некогда будет, - заметил Илья.
- Гляди от другого не одурей, - уставился на него мужчина.
- Среди нас один озабоченный, - парировал Иван.
- Скажешь, ты про это не думал? - скривился тот. - Может ты монах? Или этот, в гареме, которому на баб ровно?
- Евнух, - подсказал Петр.
- Вот. Он самый.
Семен встал, тарелки опустевшие за собой и Феей сгреб, и бросил между прочим, но так, что тему тут же закрыли, а Витек язык прикусил:
- Кто ее тронет "самым" и станет. Лично кастрирую.
И каждый знал: с него станется.
Глава 21
К ночи Семен постель себе готовил и увидел, что Илья с Феей жестами о чем-то беседуют. Он ей что-то доказывает, она ему. Мимо распахнутых дверей прошли, мужчину не заметив и не иначе к Степному в комнату.
Семен вышел, рыкнул разозлившись: не по-русски объяснял?!
- Куда?
Оба обернулись, уставились на него, будто впервые видят.
- Да мы ко мне, поговорить, Семен.
- Места поговорить мало? Обязательно в комнате уединятся?
До Степного дошло: ревнует Колмогорцев.
- Зря ты это, Семен. Заявляю во всеуслышание - никаких притязаний к этой очаровательной девушке кроме сугубо научного интереса не имею.
- Ты может и нет… Научный работник нашелся.
- Сем…
- Нет, я сказал. Здесь говорите.
- Ну и глупо. Все равно ведь не усмотришь. Завтра на охоту пойдешь, кому за ней присматривать доверишь? Тут Семен, либо доверяешь, либо нет, а стращать да пасти бесполезно.
- Не пойду.
- Что "не пойду"?
- Завтра на охоту не пойду.
- А-а… послезавтра пойдешь, какая разница?
- Большая, - огрызнулся из упрямства. - Здесь говорите, я сказал.
И обратно пошел постель стелить.
Фея недоуменно на Степного посмотрела, тот ей унылую рожицу скорчил и руками развел, в сторону комнаты Колмогорцева указал. Девушка нахмурилась не понимая, причем тут комната и Семен, если они с Ильей заниматься дальше решили? И разве младший брат старшему указ?
Сильно ей нужно во всем, что происходит разобраться, понимание обрести, чтобы до кого-нибудь достучаться и выход из положения найти пока пыльца в сейкапе еще есть. Конечно, Монти скажет, что она в сейфере была, и понятно просмотрев съемку аварии, Констант сообразит, что она жива и ее куда-то унесло, ясно, что отца поднимет, поиск организует. Только в зону вероятного падения сейфера Земля никак не вписывается, чуть дальше она. Значит, здесь ее искать не будут и нужно как-то самой на связь со своими выходить, стучать в эфир или искать базы здесь. А как, если ни речи землян не понимает, не обычаев не знает, ни местности, ни населенных пунктов. Флэтонцы местные ей понятно тоже сигнализировать не могут, потому что понятия о ее прибытии не имеют. Получается замкнутый круг, из которого два выхода, один не для нее - по кругу бегать, а другой как раз вариант: изучить землян, их язык и технические возможности, а потом по не заметным им указаниям, оставленным флэтонцами, своих найти или соорудить рацию, гуэдо починить, в конце концов. Там нужно-то всего чип поменять. Но где его взять и из чего спаять?
Илья бы смог наверняка, объясни ему, что нужно для этого, только пака она ему элементарного доступно донести не могла и его не понимала.
- Мы Семена не тревожим. Причем тут он?