Я сразу понял, что с ними нельзя быть искренним. И великан Мак-Клой, и карлик О’Брайен, и железный сухарь Гопкинс были одинаково мне чужды. Их возмутила бы, если не рассмешила, великая страсть, поддерживающая меня восемь тяжких лет. Высокие мотивы моей работы могли им показаться лишь подозрительными, результаты ее - ниспровержением основ. Я внутренне съежился, когда Гопкинс кольнул меня страшными глазами, и еле удержался, чтобы не убежать. Я крикнул на себя в душе: "Помни, это твой последний шанс! Ты, кажется, считаешь их скверными людьми? Тебе остается приподлиться к уровню их подлости - проделай это с достоинством!"
Я сел в кресло и закинул ногу за ногу.
- Скажите, джентльмены, - промямлил я, - кто из вас Эдельвейс, а кто - братья?
Мак-Клой и О’Брайен разом ответили:
- Эдельвейс - это я.
Гопкинс хмуро добавил:
- А братья - я. Почему вас это интересует?
- Как бы вам объяснить? М-м!.. Я предпочитаю иметь дело с солидными людьми. Фирма "Эдельвейс и братья", конечно, всемирно… Короче, я не желал бы, чтобы мое открытие попало в недружественные руки.
Я значительно сжал губы и холодно посмотрел на них. Мак-Клой ударил кулаком по столу и захохотал.
- Вот мошенник! Он подозревает, что мы левые. Признайтесь, док, такого проходимца, как вы, еще не существовало со времен потопа! Как, по-вашему, ребята, он сукин сын?
- Очень, очень стоящий человек! - прохихикал О’Брайен, излучив морщинками серое личико. - Говорю вам, он не хуже своего родственника Карпера смог бы нокаутировать великого Джойса. Думаю, мы сработаемся.
- Я могу удовлетворить ваше любопытство, - проговорил ледяным тоном Гопкинс. - Старый дурак Эдельвейс закончил свою грешную жизнь в ночлежном доме. Не думайте, что мы что-либо имеем против него: он был волк как волк, пожалуй, даже зубастей других. Состояние его поделили Мак-Клой и О’Брайен. Что до братьев, то Джим повесился на сорок четвертой минуте биржевой паники 28 сентября 1995 года, а Джек пустил себе пулю в лоб часом позже. Их акции достались мне. Мы решили не менять название нашей заслуженной фирмы.
- Отлично! - объявил я, закуривая сигарету. - Можете держать себя свободно. Вижу, что не ошибся, считая вас серьезными дельцами. Нам остается договориться о пустяках - сколько миллиардов вы вложите в наше…
…Четыре миллиона киловатт? - ужаснулся Мак-Клой. - В жизни не слыхал большей чепухи! Вы послушайте его, ребята! Он требует миллионов киловатт на обслуживание одного автомата.
- И химического завода площадью в две тысячи гектаров, - добавил я. - Не забывайте, что мой аппарат займется производством людей.
Мак-Клой энергично выругался.
- Я тоже занимался производством людей - и не без успеха, поверьте: две черноглазые дочки и четыре голубоглазых сына - вот мое сальдо за девятнадцать лет супружеской жизни. Но мне не понадобилась для этого постель в две тысячи гектаров. И потребности в электроэнергии я не ощущал, скорее - наоборот: ни разу не забывал выключить лампочку!
Я со скукой пожал плечами.
- Не собираюсь подвергать сомнению качество ваших детей. Но между вашими и моими, машинными, есть разница. Я буду выпускать людей в массовом масштабе, на конвейере, и притом с заранее заданными свойствами. Надеюсь вы не собираетесь оспаривать, что ваше крохотное семейное производство не больше чем работа вслепую. Вы заранее не знаете даже, кто получится, мальчик или девочка, не говоря уж о таких важнейших элементах, как цвет волос и глаз, влечения и рост, приспособленность к жизни, политические взгляды и прочее. Средневековая кустарщина, Мак-Клой, просто не понимаю, как в наш век поточного машинного производства вы, признанный мастер современной индустрии, осмеливаетесь хвастаться жалкой ручной работой. И вообще, я обращаю ваше внимание, джентльмены, на то, что мои машинные создания представляют собой материализованную мысль, получившую на заводе человекоподобное оформление. В наш век материалистического безбожия это тоже кое-чего стоит.
- Стоит! Стоит! - любовно поскрипывал О’Брайен, не отрывая от меня восхищенных глаз. От него исходил сладковатый запах восторга. - Это кощунство, Мак-Клой, сравнивать своих неудачных личных деток с конвейерными созданиями нашей компании. Даже Джон, самый сильный из ваших сыновей, не простоял бы и двух раундов против Джойса. Что до меня, то я требую, чтобы профессор Крен придал человекоподобным свое личное подобие. Вы меня понимаете, Гопкинс? А вы, Мак-Клой? Хи-хи-хе! По десяти в ряд Крены шагают из ворот завода - один к одному красавцы и силачи. Огромная колонна, не иссякающая ни днем ни ночью, - и все на ринг, на ринг! Вот это будет зрелище, говорю вам! Такого кулачного боя человечество не видывало.
Я посмотрел на Гопкинса. Решение зависело от него. Гопкинс уперся гвоздями глаз в стол. Мне показалось, что дерево прогибается под его взглядом: Гопкинс передвигал мысли с усилием, как рычаги. Если бы у меня нашелся радиоскоп, я различил бы в его голове скрип приближающихся и отодвигаемых мыслей. Наконец Гопкинс заговорил:
- Предложение заманчивое, конечно. Но откуда взять такую уйму денег? Мы трое со всеми потрохами не стоим и половины того, что вы запросили для одного себя.
О’Брайен вскочил и, махая ручонками, быстро заверещал:
- Не так, Гопкинс! Как вы все близоруки, джентльмены! Выпустим две тонны акций, пусть их раскупают рабочие нашей компании - вот вам и денежки!
- Нет, тут требуется что-нибудь посолиднее. Я вижу лишь одну возможность - военное министерство.
- Военное?.. - пискнул О’Брайен. - А ведь в самом деле, Гопкинс, великолепная мысль!
- Сногсшибательно! - загрохотал Мак-Клой. - Такого проныры, как вы, Гопкинс, мир не видывал! Я настаиваю, чтобы док в своих человекоподобных оподобил вас.
- Поручите это дело мне, - сказал Гопкинс, вставая. - Я имею в виду переговоры с военными. Их, конечно, заинтересует конвейерная армия солдат с заранее заданными свойствами. Сейчас я из своего кабинета кое с кем потолкую в столице.
* * *
Пока Гопкинс вызывал столицу, мы мирно покуривали. Я старался не показать волнения тем двум. Я непрерывно волнуюсь с того дня, как понял, что у меня нет иного выхода, кроме как завязать опасную игру с этими двуногими. Пока я сидел у них на спине, - а не в пасти, это было уже хорошо. Я усмехнулся, вспомнив, как они запротестовали, когда я объявил, что меньше, чем на половине доходов, не примирюсь. Мак-Клой подскочил до потолка: "Вы бандит, док, зачем вам такая прорва денег?" Я отрезал: "Собираюсь скупить фирму "Эдельвейс и братья"". Я отвлек их от существа проблемы. Только так и надо с ними держаться. Пусть они займутся вырыванием денег у меня из глотки, у них не останется времени совать носы в технологию. Я буду проводить эту линию неукоснительно - заставлю их с боем добиваться того, что мне абсолютно не нужно. Я гордился своим коварством - с такими людьми иначе нельзя.
- Долго же он там! - пропищал О’Брайен. - Поверьте, я никогда так не волновался.
- Дышите глубже и разводите руками в такт вздоха, - строго сказал я.
- Приседайте, когда одолевает волнение.
- Вы невероятный человек, Крен! - сказал он восторженно. - В жизни не встречал такой выдержки! Неужели вас не тревожит…
- Меня тревожит одно: успеем ли мы сегодня оформить финансовое соглашение? Драгоценные минуты тратятся на телефонную болтовню, в то время как мы могли…
Мак-Клой поспешил успокоить меня:
- Сейчас мы позовем Пьера Роуба, и он так быстро приведет вас в форму, что вы и ахнуть не успеете. В мире еще не существовало мерзавцев, равных Роубу.
- Пьером мы гордимся, - подтвердил О’Брайен. - Ни одна из конкурирующих фирм пока не сумела обзавестись таким сотрудником.
- Роуб - ваш адвокат?
- Нет, наш доносчик. Главный клеветник нашей фирмы.
Я понятия не имел, что подобные должности введены официально. Мак-Клой поглядел на меня и загрохотал. О’Брайен тоненько дребезжал.
Я все же овладел собой.
- Люблю специалистов своего дела, - сказал я. - Так вы утверждаете, этот Роуб?..
- Да, утверждаю! - радостно закричал Мак-Клой. - Вы будете целовать его руки, док, когда узнаете старину Пьера поближе. Он и на вас напишет поклеп, не сомневайтесь. У этого человека фантастические способности. Покажите ему молча язык, и он докажет, что вы собираетесь взорвать Дом правительства. Достаточно поглядеть на Роуба, чтобы коленки у вас затряслись и мучительно захотелось признаться в чем-нибудь страшном. Сейчас вы это испытаете! - Он снял трубку телефона и распорядился: - Роуба - поскорее!
- Роуба мы нашли не сразу, - продолжал О’Брайен. - Когда мы прибрали к рукам наследие папаши Эдельвейса, встал вопрос: кого из сотрудников приставят… вы понимаете, Крен? И вот тут мы услыхали, что некоего Роуба прогоняют с десятого места за доносы и полную неспособность к чему-либо иному. "Стоп! - сказал Гопкинс. - Уверен, что это нужный нам парень!" Ровно через неделю после появления у нас Роуб донес куда следует, что мы продались врагам нашего государства и расширяем производство, чтобы неизбежная в последующем безработица стала безысходней. С этой минуты участь Пьера Роуба была решена. Мы удвоили ему жалование и приблизили к себе. В мире теперь нет сил, которые принудили бы нас расстаться с Пьером.
- А не благоразумней ли наоборот - прогнать Роуба ко всем?..
О’Брайен ужаснулся.
- Какая наивность, Крен! Это ведь свой доносчик. На него надо молиться как на святого!
- Что значит - свой? Он ведь доносит на вас!
- Ну и что? Кто-нибудь обязательно будет доносить, без этого нельзя. От каждой фирмы должно исходить установленное количество порочащей информации - таков закон. А так неудобно, если не знаешь, кто из твоих ребят и что именно доносит! Роуб же заменяет один целый полк информаторов. Из него изливается столь мощный поток порочащих сведений, что в других клеветниках больше нет нужды. Любимое его изречение о себе: "Роуб шерстью чувствует врага". И в самом деле, когда он видит незнакомого, у него встают дыбом волосы.
- Можно подумать, что вы описываете работу кибернетической машины! - заметил я.
- А что вы думаете? - загремел Мак-Клой. - Наука навета нуждается в автоматизации. Я узнал, что Министерство дознаний недавно заказало двенадцать электронных мозгов повышенной скорости - каждый для обработки пяти миллионов доносов в час! Масштаб, не правда ли, док?
В комнату, раздувая ноздри широкого, как мастерок, носа, вошел Роуб. Я собирался возражать Мак-Клою, но запнулся, ошеломленный. Роуб бросил настороженный взгляд в пустой угол комнаты, поглядел налево, и лишь потом обернулся ко мне. Я впоследствии узнал, что его волнует пустота. "То, чего нет, подозрительней того, что есть" - эту мысль я слыхал от него не раз. Но в тот момент меня поразила не философия Роуба, а его облик. В его морщинистом лице, сработанном из синеватого воска, не было ничего живого. Он уперся мутными, как холодец, гляделками и зашевелил оттопыренными ушами. Больше всего он напоминал огромную взъерошенную летучую мышь. Но это впечатление исчезало, когда он раскрывал рот. Он не говорил, а блеял. К тому же он так торопливо выбрасывал из себя слова, что они, сшибаясь, создавали невразумительный гул.
- Я вас слушаю, джентльмены! - быстро-быстро заблеял он. - Я готов к услугам, джентльмены, понимаете, какая штука.
- Поглядите на посетителя, Роуб, - приказал Мак-Клой. - Что вы открываете в его лице?
Роуб так жадно впился в меня, словно хотел сожрать живьем.
- Ничего сногсшибательного! Десять процентов невразумительного, сорок процентов инфантильности, остальное - нормальная тупость пополам с пижонством, понимаете, такая… Стандартное лицо. В последнее время за такие лица уже не арестовывают.
Мак-Клой шумно ликовал:
- Нет, каково, док? С одного взгляда понял, что вы гениальны. Слушайте, Роуб, вас нужно четвертовать.
- Стараюсь, шеф! - Роуб поклонился. - Вы преувеличиваете мои скромные способности, такая штука.
- Роуб, - запищал О’Брайен, - заготовьте проект соглашения о вступлении профессора Крена в совет директоров компании "Эдельвейс и братья". Он будет одним из братьев.
- Оговорить долю участия, джентльмены?
Мак-Клой и О’Брайен поспешно сказали одинаковыми голосами:
- Долю участия пока не оговаривайте!
Появившийся в дверях Гопкинс знаком приказал Роубу убираться. На сером лице Гопкинса подрагивало что-то отдаленно напоминающее улыбку, глаза посветлели. Он торжественно положил ноги на стол.
- Все в порядке, ребята! Парни из Военного министерства страшно заинтересовались нашими живыми игрушками. В расходах рекомендуется не жаться и времени зря не терять. Теперь о сути. Ваши претензии, профессор, больше чем неисполнимы - они недопустимы. Наши окончательные условия: вы входите в компанию на правах некоторой части старика Эдельвейса и получаете…
…совершенной автоматики. Тысяча двести сорок чанов, каждый размером с трехэтажный дом, обслуживаются одной кибернетической машиной. В чанах первичная зародышевая клеточка, произведенная Электронным Создателем, проходит все стадии эмбрионального роста, пока в конце химического конвейера белковое образование из нескольких молекул не превратится во взрослого живого человека. В последнем чане новосотворенный человек очищается от технологической грязи, посторонних белковых включений и заусениц, затем неторопливо двигается к выходу, бреется или завивается в парикмахерской и получает одежду, соответствующую классу технологической обработки. В одной из серий питательных чанов человекоподобное новообразование подвергается действию психических стимуляторов. Именно здесь наши искусственные люди приобретают все навыки, знания и стремления, необходимые для функционирования в обществе.
При полностью освоенном производственном процессе от записи генетической формулы до выхода из ворот завода искусственного парня с сигаретой во рту или кокетливой девушки с модной сумкой пройдет не более пятнадцати часов. Завод спроектирован из расчета, что в каждом чане находится не более одного изготавливаемого существа, то есть на производство одновременно тысячи двухсот сорока людей. Грубо говоря, мы рассчитываем вырабатывать около полумиллиона людей в год. Возможно, однако, запустить в чан сразу двух существ. Природа показывает нам пример, временами радуя родителей близнецами и тройняшками. Если чаны перевести на выработку близнецов, то производительность завода поднимется до миллиона человекоголов в год. Впрочем, я увлекся. Это уже дело инженеров с политиками, а не ученого.
На Электронном Создателе я должен остановиться подробней. Он составляет суть изобретения. Сказать о нем, что это искусственный мозг неслыханной мощности - значит ничего о нем не сказать. Он, конечно, мозг, ибо может молниеносно разрешать задачи любой трудности. В этом свойстве он еще не отличается от любой другой логической машины. Создатель - творец зародышевых клеток. На вводе он перерабатывает полученную информацию в генетическую формулу заданного существа, подбирает нужную комбинацию нуклеиновых кислот и спаивает их в микроскопическую живую клеточку, готовую для развития в чанах. Природа для создания новой жизни не придумала ничего лучшего, чем непосредственное воздействие одной родительской клетки на другую. Мой Электронный Создатель не нуждается в телесном слиянии с партнером, не требует ласковых слов, страстных объяснений, нежных взглядов. Он ограничивается связью по радио. Все совершается в полном молчании: пакет электромагнитных волн - готово, ваша генетическая формула воспроизведена, начинается копирование родителей. Да, копирование, а не дележка свойств - от отца серые глаза, от матери остренький носик… Как часто отец, не находя ничего своего в ребенке, гневно обвиняет жену в измене. От детей, произведенный Электронным Создателем, не отречется ни один из отцов. Зеркало, самооживляющее появившееся в нем изображение, - вот что такое мой аппарат. И он будет копировать только лучшее: умниц и красавцев, гениев разума и доброты - вот его назначение! Люди, великолепные, как боги, - на меньшем я не помирюсь, нет!
Он возвышается надо мною. Он огромен, как небоскреб. В его недрах клокочут миллионы киловатт - он в три раза мощнее всех остальных цехов завода, вместе взятых. Моя лаборатория лишь щелка ввода в его электронное нутро. Высокая решетка справа от стола - замаскированный фильтр приема. И когда посетитель садится в кресло, я незаметно нажимаю кнопку…