- Монеты надо рубить под корень, тогда они хороши, - сказал я. - Успокойтесь, джентльмены. Я люблю эти чудные фрукты не меньше вашего. Мы еще насладимся ими!
Я нажал кнопку. На экране вспыхнули два новых варианта моей генетической формулы.
- Мы вынуждены пересмотреть соглашение с вами, Крен, - забил последний гвоздь Гопкинс. - Вы заграбастали слишком большую долю. Вам придется потесниться, Крен, дальше так не пойдет.
Я закурил сигару и забросил ноги на столик, за которым сидели директора. Гопкинс даже не повел носом, когда перед лицом у него возникла подошва моего ботинка. Он был готов на все.
- Что вы мне отрубили в деле папаши Эдельвейса? - пропыхтел я сквозь сигарный дым. - Кусочек плеча и левую руку. Можете снять еще пару пальцев в свою пользу, джентльмены.
Моя податливость примирила их с неполадками в технологической схеме. У Гопкинса глаза из стальных стали алюминиевыми - это был его способ улыбаться.
- Я пришлю Роуба с новым соглашением, - сказал он. - На той неделе наш завод посетят высокие гости: военная комиссия парламента. Господа из правительства хотят видеть, во что они вогнали миллиарды налогоплательщиков. Объяснение будете давать вы.
- Не сомневаюсь, что вы им задурите головы, док, - добавил Мак-Клой и расхохотался. - Что-что, а засорять мозги вы сейчас единственный мастер на земле.
- Они останутся довольны, - пообещал я.
В этот день лабораторию посетили Паркер и Роуб.
Паркер потребовал уплаты моего долга университету. Он разговаривал со мной совсем по-иному, чем в дни совместной работы. Я слушал его и не уставал удивляться: он был почти вежлив.
- Вы знаете, Крен, я никогда не верил в ваш успех, - признался он. - У вас все же чего-то не хватает, чтоб пробраться в нобелевские лауреаты. Но против очевидности я не иду, а очевидность - за вас. Ваша новая лаборатория шикарна. Вам повезло, Крен.
Я помучил Паркера. Я молчал и слушал, не глядя на него. Восемь лет этот человек был моим кошмаром, гонителем всего лучшего во мне. Я не раз подумывал бросить науку и заняться чисткой сапог - и все потому, что на свете существовал Ральф Фридрих Паркер. Один взгляд этого человека испепелял душу, одно слово иссушало любую свежую идею. Ныне, оглядываясь, я удивляюсь, как мне удалось вынести восемь лет в учреждении, где на всех комнатах лежала зловещая тень этой сварливой жабы - Паркера. И когда он снисходил до визита в подвал, где рядом с угольным бункером помещалась моя тогдашняя крохотная лабораторийка, у меня от страха перехватывало горло. Я опускал голову, молча выслушивал его выговоры. Он почему-то решил, что молчание мое от гордыни. Но сейчас я не удостаивал его словом именно от этого, от торжества, что больше он надо мной не властен, - я изводил и стегал его молчанием злее, чем руганью.
- Вы мало переменились, Крен, - заметил он, силясь улыбнуться. - Возвышение не сделало вас мягче. Как же мы поступим с тем должком?
В этот момент в лаборатории возник Роуб. Он влетел, неслышный и темный, растопырив похожие на крылья, заросшие волосами уши, раздувая синеватый широкий нос. У него радостно запылали глаза, когда он посмотрел на Паркера. Летучие мыши всегда остолбеневают в воздухе, когда видят жаб.
- Вам придется подождать, пока я закончу с этим господином, - сказал я Паркеру. - А вы, Роуб, присаживайтесь вот сюда. Я вижу у вас в руках новое соглашение? Давайте-ка его, Роуб.
Я положил соглашение на стол и принялся настраивать Электронный Создатель на мысли Роуба обо мне. Но проклятый соглядатай не отрывался от Паркера и думал лишь о нем.
- Роуб, вы глядите не туда и думаете не о том, - сказал я строго. - Вы написали какую-то чепуху, а не договор, Роуб.
Ему пришлось поневоле повернуться в мою сторону. К его лицу я уже привык за время работы в фирме "Эдельвейс и братья", но голос, так не походивший на его облик старого лохматого нетопыря, всегда меня поражал. Роуб заблеял, что соглашение составлено по форме, а про себя думал обо мне что-то яростное. Генетическая формула, записанная Электронным Создателем на основе его мыслей обо мне, даже на экране выглядела чудовищной.
- Вот вам чек, Паркер, - сказал я. - Надеюсь, наши взаимные расчеты завершены? А вы, Роуб, держите подписанное соглашение.
Паркер удалился, а Роуб вскочил. Он блеял так быстро, что последующие слова в воздухе перегоняли предыдущие и предложение становилось похожим на:
- Профессор человек за что? Пришел вам к он зачем?
Я это расшифровал так: "Что это за человек? Зачем он к вам пришел?"
- Разные люди ходят ко мне, - сказал я веско. - И по разным причинам, Роуб.
Он блеял все так же энергично и еще непонятней, а я переводил его выкрики на человеческий язык. На этот раз получилось более длинно:
- У него что-то подрывное в лице! Вы заметили, как он нехорошо улыбается? К этому человеку нужно присмотреться, понимаете, такая штука.
- Присмотреться к нему не мешает, - согласился я.
Роуб, еще шире растопырив похожие на крылья волосатые уши, торопливо унесся за Паркером, а я через полчаса отправил в питательные чаны две только что синтезированные зародышевые клетки моих новых двойников.
Вечером этого же дня я принимал у себя четвертого и пятого двойников. Они вошли вдвоем. Четвертый, от Мак-Клоя, был невысокий, быстренький хохотун; пятый, от Гопкинса, - замедленный, недоверчивый мужчина из тех, что себе на уме.
- Привет, привет! - еще на пороге развязно закричал Четвертый. - Здравствуйте, как поживаете? У меня великолепный план, профессор, пустяки, миллиончиков на двадцать, на больший кусок я не собираюсь вас облапоши… предложить вам участвовать.
- И напрасно, - попенял я, пожимая ему руку. - Большего прохвоста, шарлатана и лжеца, чем вы, в мире не существовало со времен археоптериксов и цератозавров.
- Ага, вы уже слышали обо мне! - сказал он бодро. - Тем лучше, тем лучше. Так вот, мы разворачиваем производство искусственных живых…
Я знаком остановил его и обратился к пятому двойнику. Тот ходил, осматриваясь, по лаборатории. Перед вводом Электронного Создателя он стоял, задрав голову, больше минуты.
- Вас, кажется, что-то заинтересовало? - спросил я. - Не могу ли быть вам полезным?
Он недоброжелательно поглядел на меня.
- Я должен раньше убедиться, что вы солидный человек, - проворчал он.
- Терпеть не могу несолидных людей. Я знал ловкача Эдельвейса, крупнейшая была фигура, старый хрыч, но и тот подох в ночлежке. Где гарантии, что вы крепче его?
- Вот что, друзья, - предложил я. - Сейчас я проведу вас в гостиницу, вы помоетесь, подкрепитесь, отдохнете после рождения, а там настанет время потолковать: с вами - о планах, а с вами - о гарантиях моей солидности.
Из гостиничного коридора до нас донеслась дикая брань, детский визг и старческий плач. Второй двойник, от О’Брайена, избивал двух других. Новые двойники остановились на пороге.
- Шагайте смелее! - подбодрил я их. - Ничего особенного - несколько паучков в банке. Уверен, вам здесь придется по душе. А к утру я подброшу вам для компании еще пару неплохих экземплярчиков.
Двойники от Паркера и Роуба народились на рассвете и явились ко мне один за другим. Паркеровское создание вошло задрав нос, не ответило на поклон и молча село у столика. Это был мужчина, похожий на статую римского императора. Он двигался, как гипсовый.
Для интереса я спросил, как его зовут и зачем он пришел.
- Уберите ноги! - процедил двойник от Паркера. - И помолчите. Не люблю, когда много болтают.
Затянувшееся наше молчание прервал седьмой двойник. Он подозрительно поглядел на нас с Шестым и кивнул на стену.
- Электронный Пускатель?
- Создатель, - поправил я.
- Значит, так, - возбужденно зашептал Седьмой, присаживаясь ко мне: - Это дело легко организовать. До сих пор интриговали против отдельных государств и правительств, но мы с вами не станем кусочничать. У меня имеется небольшой, хорошо скатанный заговорчик против земного шара, сообразили? Мы выбираем тихий вечерок, нажимаем кнопку этого Пускателя и пускаем мир под откос. Бум, бах, трах - здорово, правда?
Я прибавил этих двух к пятерым прежним…
…посетили меня во вторник. В просторной лаборатории стало тесно от сборища важных господ. Я усадил их в кресла и прочитал лекцию о целях и методах нашего производства. Я хорошо подготовился к встрече - Электронный Создатель был налажен на одновременную запись двадцати схем. На этот раз я фиксировал все их мысли: и то, что им взбредало в голову обо мне, и то, что они думали о себе. Мне надоело воспроизводить карикатуру на себя. Я хотел проверить, так ли они издевательски окарикатуривают себя, как проделывают это со мною.
На голубом экране одна за другой вспыхивали генетические формулы - все такие же яркие, переплетенные, ласкающие глаз цветовой симфонией линий и пятен. Я не дал обмануть себя кажущейся приятностью. Я знал, что за нарядной внешностью скрывается неприглядная сущность. Я не торопясь обводил взглядом лица моих слушателей - вежливые, грубые, миловидные, уродливые, молодые, старые, замкнутые, надменные, веселые. Лица были как лица - разные. Но глаза у всех были одинаковы - холодно внимательные, отстраняющие, недобрые глаза. Я понимал, что думают обо мне посетители. Они думали обо мне скверное. С этим ничего нельзя было поделать. Но я не был уверен, нет, я не был уверен, что и к себе они относятся лучше! Если они и не ненавидели себя, то понимали свою истинную цену - теперь я знал, что она невысока: много за себя они не дадут. А я еще хотел при помощи их мыслей о себе улучшить все человечество!
Боже, как я был слеп!
Когда погасла последняя генетическая формула и Электронный Создатель приступил к следующей операции - монтировке зародышевых клеток, я в удобном месте прервал лекцию.
- Теперь пройдемся по цеху, господа. Познакомимся на месте с условиями выращивания людей.
В суматохе выхода ко мне пробрались директора компании. Они ликовали.
- Док, я растерялся! - рявкнул громовым шепотом Мак-Клой. - Я не подберу для вас эпитета. Боже, как вы их провели за нос! Вы им продали флакон испорченного воздуха за водородную бомбу! Даже старик Эдельвейс этого не умел.
- Вам надо поставить при жизни памятник! - ликовал О’Брайен. - Я завтра же открою подписку на вашу конную статую. Вы будете в тоге, с саблей на боку и пулеметом в руках - шедевр скульптуры, говорю вам!
- Засоряйте и дальше им мозги перспективами нашего производства, но не заикайтесь о сроке выпуска первой партии искусственных людей, - посоветовал Гопкинс. - Перспективы поражают воображение, а за неисполнение сроков отвечают перед судом. Вам понятна разница, Крен?
В одном из коридоров я повстречал Роуба. В лабораторию его не пустили, но он перехватил нас по дороге. Уши его торчали перпендикулярно к голове. Он был в диком возбуждении.
- Профессор, людей круг блестящий такой вас у собрался как? - проблеял он.
Я тут же перевел это на более привычный мне язык: "Как собрался у вас такой блестящий круг людей, профессор?"
- Разве вы не слыхали, Роуб? Нам оказала честь специальная комиссия парламента.
У него заходили ноздри и захлопали уши. В мутных его глазах запылал зеленый огонек. Он блеял еще торопливей, а я расшифровывал:
- Никогда я не видел столь важных господ! Какие они все разные!
- Да, - сказал я. - Все они разные, Роуб. Одни высокие, другие низенькие. Худой шагает рядом с толстым. Неясно одно - почему они такие разные? По-вашему, это случайно?
Он чуть не задохнулся от открывшихся ему величественных перспектив.
- Вы думаете, Крен?.. Признайтесь, вы думаете?..
Я ответил уклончиво:
- Все мы что-нибудь думаем, Роуб. Человеку свойственно размышлять, хотя в наше время это не совсем безопасно. Но я говорю не о шатких предположениях мысли, а о твердых, так сказать, физических фактах. Приглядитесь к тем двоим, Роуб. Разве вас не поражает их походка?
Я ткнул пальцем в переднюю пару. Как нарочно, один был высок и массивен, другой худ и изящен. Они шли вдоль линии чанов и мирно беседовали.
- Правильно, сэр! - зашептал Роуб. - Боже, как правильно! Этот огромный вдавливает ботинки в пол, как в тесто. Он не ходит, а попирает ногами землю. Он ненавидит нашу землю - все ясно как дважды два!.. А второй - крадется и перебирает ножками, как пальцами. О, этот еще хуже, в тысячу раз хуже! Я их разоблачил с единого взгляда, такая штука! Нет, ребятки, вы сосунки, не вам обмануть Роуба…
Он хотел умчаться вперед, но я задержал его.
- Не слыхали, как дела у Паркера? Помните того ученого, с кем я вас познакомил неделю назад?
- Как же, отлично помню - высокий, важный мужчина, тонкие губы, зеленые глаза, один глаз более выпуклый, чем другой… С Паркером все в порядке, профессор. Паркер признался, что подложил две атомные бомбы под систему высшего образования в нашей стране, но не успел взорвать, так как попал в тюрьму. Я забыл сказать, что Паркера вскоре после визита к вам арестовали. Однако я покорнейше прошу меня…
Я присоединился к гостям, и мы около часа провели на заводе, потом прошли в ресторан. За легким обедом на шесть перемен с девятью сортами вина я сообщил собравшимся радостную новость:
- В конце недели, господа, состоится первое ознакомление с первыми образцами производства нашей фирмы. Я надеюсь, все, кто сегодня почтил нас присутствием, не откажутся выступить в роли экспертов и ценителей. Вам будет продемонстрировано с полсотни бравых парней самой высокой кондиции.
- Слишком много образцов, Крен, - попенял мне один из гостей. - Для конвейерной продукции это не подойдет. Армия заинтересована в одном-двух, не более, но отработанных до пуговицы типах солдата.
Я успокоил его:
- Вы сами отберете понравившиеся вам образцы, а мы запустим их в массовое производство. Думаю, армия останется довольна. Итак, в следующее воскресенье, господа.
Гости мне аплодировали, а после их ухода директора компании устроили скандал. Железный сухарь Гопкинс орал, как перепившийся золотарь. Даже О’Брайен казался подавленным.
- Что такое, Крен? - негодовал Гопкинс. - Вы, оказывается, запустили в ход технологические линии, а мы об этом ничего не знаем. Кем вы нас считаете, профессор? Раньше я посмотрю на этих парней, а потом кто-то другой. Пусть комиссия выбирает, кто ей нужен, но кого им показать - будем решать мы.
- Это буду решать я один, - сказал я. - Не забывайте, что в соглашении стоит пункт о том, что технологические вопросы находятся в моей личной компетенции. За продукцию, поставляемую нашим человекопроизводящим конвейером, отвечаю я. Вы занимаетесь представительством, рекламой, финансами, вообще - внешними связями. Вы не забыли этого пункта, джентльмены?
- Мы разорвем соглашение! - бушевал Гопкинс. В этот момент он походил на нормального человека, умеющего раздражаться и огорчаться не хуже других. - Водите за нос кого угодно, но не нас, Крен! Мы вычеркнем этот пункт, слышите вы!
Я улыбнулся ему в лицо.
- В договоре есть и второй пункт, - напомнил я. - Если между директорами и изобретателем возникнут непреодолимые разногласия, директора вправе выставить его за дверь, а изобретатель вправе привести в негодность Электронный Создатель. Не кажется ли вам, что пришло время воспользоваться этой важной оговоркой?
Гопкинс, ошеломленный, молча глядел на Мак-Клоя и О’Брайена. Я точно рассчитал удар. Гопкинс, остывая, на глазах осухаривался. Теперь это снова была бесчувственная неторопливая машина для изготовления денег. С ним опять можно было толковать по-деловому.
- Вы ничего не поделаете с этим бессовестным сутягой, Гопкинс! - прогремел Мак-Клой. - Нам понадобилось десять лет, чтобы свалить старину Эдельвейса. Не сомневаюсь, что док прикончил бы его за десять минут.
О’Брайен согласно закивал головой.
- Мы у него в руках, Гопкинс, надо смотреть на вещи здраво. Скажу открыто, профессор, даже с вашим знаменитым противником Джойсом вы не расправились так свирепо, как с нами троими. Я видел Джойса: он пришел в себя на другой день. Когда мы оправимся от вашего нокаута, я даже боюсь загадывать! Нет, вы не довольствуетесь сознанием, что хотя и не все, но многое можете, вам непременно нужно наносить практические удары!
- В воскресенье вы забудете об этом ударе, - утешил я пророка абстрактной всевозможности. - Ручаюсь, вам будет весело в воскресенье.
- Итак, до воскресенья, - сказали они одинаковыми голосами.
О’Брайен, однако, прибежал ко мне на второй день. Он чуть не плакал.
Дело было серьезное.
Пьер Роуб потерпел катастрофу. Его разнесло в щепы на пустом месте.
- Вы помните тех двух - высокого и маленького? - торопливо пищал О’Брайен. - Они всюду ходили вдвоем и на других смотрели вот так… неужели не помните? Боже мой, Крен, вы не знаете, кто они такие? Маленький - Дик! Да, Дик, единственный Дик, сын президента. Дик председательствует в сорока трех компаниях и держит у себя в кармане еще семьдесят шесть независимых фирм, он стоит больше своего великого отца ровно на четыреста восемьдесят девять миллионов - круглых миллиончиков, сэр! А второй, здоровила, - наклонитесь ближе, Крен! - Джонни Поппер. Да, да, великий Поппер, вы угадали, самый знаменитый из политических деятелей. И на этих достойнейших людей наш безрассудный Роуб… Вот что получается, когда взамен величественной возможности все сделать увлекаются мелочным пошлым делом!
- Роуб накатал донос? Ха-ха!
- Не вижу ничего смешного, профессор. Я лично в голом факте… гм… доклада в уважаемое учреждение еще не открываю преступления, нет, Крен, не открываю! Но в чем он их обвинил - вот подлинное безумие! Сегодня за ним пришли двое. Он вырывался и кричал на весь "Эдельвейс": "Я вам покажу, не на таковского напали! Я притяну Министерство общественного дознания к уголовному суду. Вы у меня наплачетесь!" У меня сердце разрывалось, я не мог слышать его горестных воплей. Такого сотрудника потерять!
- Вам теперь будет трудновато, О’Брайен. Министерство общественного дознания постарается заменить провалившегося Роуба и не доложит, кто вместо него.
- Роуба заменить невозможно, этот гений клеветы незаменим.
- Одного гения заменят десятками талантов - сойдет.
- Откуда у вас такой цинизм, Крен? Даже мысль о том, что кто-то претендует заменить титана, мне глубоко противна. Жить под тайным взглядом лишенных фантазий механизированных сексотов - ужасно, ужасно, Крен!
- А вы сами замените Роуба, - посоветовал я.
Он окаменел с выпученными глазами, потом сделал движение, словно заглатывал что-то, засевшее в глотке.
- Вы шутите, Крен?
- Ничуть. Я уверен, у вас неплохо получится. Но надо поторопиться, чтоб не перебежали дорогу. Там теперь такой конкурс претендентов!
Он вскочил. Глаза его блудливо бегали. Только природная воспитанность не давала ему опрометью кинуться в дверь, размахивая руками и восторженно вопя. У него даже не очень дрожал голос.
- Я подумаю, Крен, над вашим советом, я подумаю. Нет, честное слово, у вас удивительно мощная мысль, железные логические мускулы, профессор!
Он засеменил к двери, потом вдруг вернулся и со слезами на глазах потряс мою руку. Нервы его не выдержали.
- И можете быть спокойны, Крен! - воскликнул он с горячей благодарностью. - На вас я…