Внезапно Артур Дент сообразил, что смотрит самому себе в рот, хотя прежде всего должен был обратить внимание на живую устрицу, которая беспомощно в этот рот погружалась.
Он с криком отпрянул, отводя глаза.
Когда он снова поднял голову, отвратительное видение улетучилось. В коридоре было темно, а некоторое время даже и тихо. Он остался наедине со своими мыслями. И мысли эти были весьма неприятные. Им не помешал бы вооруженный конвой.
Затем раздался низкий, гулкий скрип. Большой кусок стены отъехал в сторону, открыв обзор на еще один участок кромешной тьмы. Артур заглянул туда с не меньшей опаской, чем мышь в темную собачью будку.
Голос вновь заговорил с ним:
- Скажи мне, что это было совпадение, Дент. Только осмелься сказать мне, что это было совпадение!
- Это правда было совпадение, - поспешно выпалил Артур.
- Вранье! - зарычали в ответ.
- Это было… - повторил Артур, - …было…
- Если это совпадение, - взревел голос, - то я не Аграджаг!!!
- Видимо, - проговорил Артур, - вы будете утверждать, что вы Аграджаг.
- Да! - прошипел Аграджаг, словно тяжким усилием мысли проник в смысл запутанного силлогизма.
- Э-э, боюсь, все равно это было случайным совпадением, - сказал Артур.
- Ну-ка поди сюда и повтори! - взвыл голос в новом припадке ярости.
Артур вошел в дверь и повторил, что то было совпадение, точнее, почти повторил. На последних слогах его язык лишился чувств, ибо зажегся свет, озарив помещение, в которое Артур забрел.
То был Собор Ненависти.
То был плод сознания не просто искалеченного, но буквально согнутого в дугу.
Он был велик и ужасен.
В нем находилась Статуя.
К Статуе мы еще вернемся.
Просторный, невероятно просторный зал - точно внутренность выскобленной изнутри горы (так оно и было в действительности). Ошалелому Артуру померещилось, что стены головокружительно вращаются вокруг него.
Стены были черны.
Там, где черный уступал место другим цветам, наблюдатель немедленно сожалел об этом, поскольку эти цвета принадлежали к широкой глазо-резущей гамме от Инфра-Страшного до Ультра-Вампиретового. Среди них можно было распознать такие оттенки, как Желтая Похоть, Красный Гадмий, Синий Ультрауморин, Берлинская Кобра, Змеиная Лазурь, Гнусно-Лиловый номер 13 и Холерная Зелень.
Этими красками были раскрашены для заметности скульптурные украшения, а именно химеры, от которых стошнило бы самого Босха.
Все без исключения химеры пялились со стен, с колонн, с висячих контрфорсов, с хоров - пялились на Статую, до которой мы вскоре дойдем.
Хоть химеры и были таковы, что от них стошнило бы самого Босха, выражения их физиономий свидетельствовали, что при виде Статуи стошнило бы их самих (если б они имели желудки и прежде нашли кого-либо, кто не побоялся бы подать им обед).
Стены были облицованы мемориальными досками - в память о каждом из убиенных Артуром Дентом.
Некоторые из этих имен были подчеркнуты и отмечены звездочками. Так, корова, из чьего мяса была приготовлена говяжья отбивная, которую Артуру когда-то подали в одном ресторане, удостоилась лишь наимельчайшего петита, в то время как имя рыбы, которую Артур самолично выловил, а потом, решив, что она невкусная, выбросил недоеденной на помойку, было подчеркнуто двумя жирными линиями, а также уснащено тремя рядами звездочек и изображением окровавленного кинжала.
Но самым удручающим - помимо Статуи, к которой мы кругами да около подбираемся, - был тот несомненный факт, что все эти люди и существа были одним и тем же лицом.
И точно так же было несомненно, что это лицо, справедливо ли, несправедливо, было чрезвычайно уязвлено и разгневано.
Собственно, не будет преувеличением сказать, что подобного гнева Вселенная еще не видывала. То был гнев эпического размаха, жгучее, ослепительное пламя гнева, гнево-протуберанец, протянувшийся от края до края пространства и времени.
Свое наиболее полное воплощение этот гнев нашел в Статуе - главном экспонате этого музея кошмаров. То было скульптурное изображение Артура Дента. Причем весьма нелицеприятное. Пятьдесят футов в высоту - и в каждом дюйме из этих пятидесяти футов овеществлено ярое рвение оскорбить, высмеять, принизить. От крохотного прыщика на левой ноздре до мешковатого покроя халата - ни единого аспекта внешности Артура Дента скульптор не упустил, ни единой мелочи не преминул извратить и осмеять.
Артур был представлен в виде монстра, мерзкого, ненасытного, прожорливого великана, огнем, мечом и челюстями прокладывающего себе путь сквозь невинную Вселенную, которую олицетворяли его жертвы. Точнее, жертва, единая во многих лицах.
Каждая из тридцати рук, которыми снабдило Артура священное негодование скульптора, совершала свое, отдельное позорное деяние: одна разбивала череп кролику, другая давила муху, третья мяла в пальцах цветок, четвертая ловила в волосах блох… Что делают некоторые руки, Артур сначала даже и не понял.
Многочисленные ноги Статуи по большей части были заняты растаптыванием муравьев.
Закрыв руками лицо, Артур беспомощно замотал головой из стороны в сторону, сокрушаясь и дивясь безумным капризам мироздания.
Когда же он снова отвел руки от своих глаз, перед ним стоял тот самый не то человек, не то зверь - существо, в общем, - которое, если верить его словам, Артур и преследовал столь безжалостно из перерождения в перерождение.
- ХХХХХХррррррррфааааааааХХХХХХХХ! - молвил Аграджаг.
Он, то есть оно, то есть черт его знает что, походил на очень злобную, очень толстую, очень летучую мышь.
Переваливаясь с боку на бок, Аграджаг неспешно обошел вокруг Артура и ткнул ему в грудь своей кривой когтистой лапой.
- Послушайте… - запротестовал Артур.
- ХХХХХХррррррррфааааааааХХХХХХХХ! - привел свои аргументы Аграджаг, и Артур скрепя сердце согласился с ними на том основании, что несколько побаивался этого отвратительного пришельца с его неадекватной яростью и искалеченным телом.
Аграджаг был черный и пузатый, с морщинистой, точно старая шина, мордой.
Его перепончатые крылья походили на жалкие, изломанные ширмочки, но смотрелись куда более грозно, чем обычные мускулистые крылья здоровой летучей мыши. Должно быть, дело было в беспрецедентном упорстве, с каким дух Аграджага держался за жизнь наперекор всем бурям.
Раскрыв пасть, Аграджаг продемонстрировал поразительную коллекцию зубов.
Тут не нашлось бы двух одинаковых - все они, казалось, были позаимствованы у разных зверей, а на челюстях располагались под столь странными углами, что за Аграджага становилось страшно - складывалось впечатление, что если он вдруг решит что-то пожевать, то с первой же попытки откусит себе полморды и, возможно, глаз в придачу.
Каждый из трех его глаз был маленьким и налитым кровью, а на жизнь смотрел еще менее здраво, чем объевшаяся рыба с куста бузины.
- Я был на крикетном матче, - проревел он.
В данном контексте это заявление показалось столь фантастическим, что у Артура буквально перехватило дух.
- Да не в этом теле! - вскричало существо, срываясь на визг. - Не в этом! Это мое последнее тело. Мое последнее перерождение. Модель "Смерть-Артуру-Денту". Мой последний шанс. И черт возьми, сколько мне пришлось за этот шанс повоевать!
- Но…
- Я пошел на… - ревел Аграджаг, - на крикетный матч! У меня было слабое сердце, но что плохого, сказал я жене, может случиться со мной на крикетном матче? И вот сижу я спокойно на трибуне, смотрю игру, и что же?
Прямо передо мной словно из-под земли злокозненно появляются какие-то двое. И последнее, что невольно заметили мои глаза перед тем, как мое слабое сердце разорвалось, - это, что один из них - Артур Дент, а из его бороды торчит кроличья кость. И это совпадение?
- Да, - выдохнул Артур.
- Ах, совпаденьице? - завопило существо, болезненно всплеснув своими изломанными крыльями и слегка оцарапав себе правую щеку каким-то особенно кривым клыком. При ближайшем рассмотрении (до которого Артур предпочел бы не доводить дела), выяснилось, что вся морда Аграджага облеплена рваными полосками черного пластыря.
Артур нервно попятился. Схватился за бороду. В ужасе обнаружил в ней все ту же кроличью кость. Вырвал ее из бороды и отшвырнул подальше.
- Послушайте, - сказал он, - ведь это просто судьба над вами издевается. И надо мной. Над нами. Это чистая игра случая.
- Что ты, Дент, имеешь против меня? - прошипело существо, решительно ковыляя к нему.
- Ничего, - упорствовал Артур, - честно, ничего.
Аграджаг уставился на него круглыми, как пуговицы, глазами:
- Странная у тебя манера обращаться с теми, против кого ничего не имеешь. Только и делаешь, что их убиваешь. Я назвал бы это чрезвычайно оригинальным стилем социального взаимодействия. А еще я назвал бы это ложью!
- Но послушайте же, - не сдавался Артур, - мне очень стыдно. Это было ужасное недоразумение. Мне вообще-то пора. У вас есть часы? Мне нужно заняться спасением Вселенной. - С такими словами Артур все дальше пятился от Аграджага.
А Аграджаг следовал за ним.
- Однажды, - хрипел он, - однажды я решил капитулировать - больше не соваться в круг перерождений. Я хотел остаться в астрале. И что же?
Артур некрасиво замотал головой, выражая тем самым, что он не знает продолжения и знать не хочет. Он пятился бы и дальше, если б не уперся спиной в холодный черный камень, путем невообразимых геркулесовых усилий превращенный в гротесковое подобие его шлепанцев. Он покосился на свою собственную изуродованную сарказмом фигуру, что нависала над ним башней, гадая, каким загадочным делом занимается последняя из тридцати рук.
- И что же? Меня насильно выволокли назад в материальный мир, - продолжал Аграджаг, - в обличье растения, именуемого петуния. Причем в горшке. Это веселенькое и коротенькое перерождение началось с того, что горшок со мной оказался, безо всякой опоры, на высоте трехсот миль от поверхности весьма зловещей планеты. Не очень-то прочное положение для горшка с петунией, скажете вы. И будете правы. Это перерождение завершилось недолгое время спустя, тремястами милями ниже. Ударом о свежий труп кашалота, осмелюсь добавить. То был мой павший брат по духу.
Аграджаг воззрился на Артура с обновленной ненавистью.
- По дороге вниз, - прошипел он, - я невольно заметил белый звездолет. Нестерпимо помпезный. А в иллюминаторе этого помпезного звездолета - сытую рожу Артура Дента. СОВПАДЕНЬИЦЕ?!
- ДА! - завопил Артур.
Вновь покосившись на Статую, он сообразил, что загадочная рука в своей бессмысленной жестокости способствовала рождению горшка с петунией. Так просто и не догадаешься.
- Мне надо идти, - упорствовал Артур.
- Еще поспеешь уйти, - заявил Аграджаг, - только сперва я тебя убью. СПЕРВА.
- Вы знаете, лучше не надо, - стал объяснять Артур, взбираясь на гладкий мысок своего каменного шлепанца, - потому что я, понимаете ли, должен спасти Вселенную. Мне необходимо отыскать Серебряную Перекладину, вот в чем вся штука. А у покойника это вряд ли получится.
- Спасти Вселенную? - презрительно процедил Аграджаг. - Надо было раньше об этом думать, а не объявлять мне вендетту! Только один пример! Помнишь Бету Ставромулоса? Помнишь, как стоило тебе там появиться, и кто-то…
- Я в жизни там не был, - возразил Артур.
- …кто-то попытался тебя убить, а ты пригнулся. Как ты думаешь, кого поразила пуля? Ты что сказал?
- В жизни там не был, на этой Старо… Старму… - повторил Артур. - И не понимаю, о чем вы толкуете. Мне пора.
Аграджаг буквально обмер:
- Как это не был? Ты - виновник моей тамошней смерти, как и всех остальных. Меня, случайного прохожего… - И затрясся мелкой дрожью.
- Я вообще о таком месте не слышал, - настаивал Артур. - И никто никогда не пытался меня убить. То есть никто, кроме вас. Может, мне еще предстоит туда попасть?
Аграджаг стоял, медленно хлопая глазами, точно олицетворение застывшего ужаса перед логикой.
- Ты не был… и даже не знаешь, что такое Бета Ставромулоса… все еще не знаешь? - прошептал он.
- Нет, - сказал Артур, - я вообще в первый раз слышу, что есть такая. Безусловно, никогда там не был и не собираюсь.
- О, ты туда все равно попадешь, - пробормотал Аграджаг со слезами в голосе, - попадешь как миленький. О священный вакуум! - Заковыляв прочь, он с тоской оглядел стены своего колоссального Собора Ненависти. - Я залучил тебя сюда слишком рано! - И разрыдался, вопя сквозь плач: - Слишком рано, о вакуум и все его гады!
Внезапно Аграджаг встрепенулся и уставил на Артура свой злобный, исполненный ненависти глаз.
- Я все равно тебя убью! - взревел он. - Даже если это логически невероятно! Все равно попробую, вакуум меня заарктурь! Я взорву эту гору! - взвизгнул он. - Посмотрим, Дент, как ты тогда запоешь!
Превозмогая боль во всем теле, он медленно заковылял к небольшому черному жертвенному алтарю. Теперь он вопил столь яростно, что действительно буквально раздирал свое лицо клыками.
Соскочив со своего шлепанца, Артур побежал наперерез полоумному… нет, на три четверти безумному… существу, чтобы задержать его.
Прыгнув на этого злосчастного нетопыря, он с силой толкнул его на алтарь.
Аграджаг издал новый вопль, засучил конечностями, уставил на Артура одичалые глаза.
- Знаешь, что ты натворил? - прохрипел он, борясь с болью. - Ты просто взял да убил меня опять. Что тебе от меня нужно? Кровушки выпить?
После недолгих конвульсий он задрожал всем телом, а потом обмяк, в последний миг нажав большую красную кнопку на алтаре.
Артура охватил панический ужас: вначале из-за совершенного убийства, а потом из-за того, что по коридорам разнесся деловитый вой сирен и звон колоколов. Видимо, то был сигнал тревоги. Артур закрутил головой, озирая помещение.
Похоже, выйти можно было лишь через дверь, в которую он вошел. Стремглав он понесся к ней, отшвырнув свою противную сумку из искусственного леопарда.
Не помня себя, Артур мчался наудачу по лабиринту, то и дело шарахаясь от безумных воплей клаксонов и сирен, мигающих и переливающихся светильников.
И вдруг, завернув за очередной угол, он увидел прямо перед собой свет.
Этот свет не мерцал и не переливался. То было солнце.
19
Хотя выше было сказано, что из всех жителей нашей Галактики лишь земляне додумались сделать из истории Криккита игру (крикет), чем немало уронили себя в глазах общественного мнения, это замечание относится лишь к нашей Галактике, более того, лишь к нашему трехмерному миру. В квазимногомерных мирах (то есть превзошедших наш по количеству измерений) никакое развлечение не считается зазорным. И уже биллионы лет, или как там у них подобный срок называется, тамошние жители играют в своеобразную игру, именуемую броккийским ультра-крикетом.
"Будем смотреть на вещи прямо: это грязная игра (сообщает по этому поводу "Путеводитель"), но всякий, кто бывал в квазимногомерных мирах, знает, что народ там тоже грязный и дикий, истые язычники, по которым ядерные заряды плачут. На счастье квазимногомерцев и к нашему сожалению, никто еще не изобрел способа запускать крылатые ракеты под прямым углом к реальности".
Вот еще одно доказательство того факта, что редколлегия "Путеводителя" готова нанять любого случайного человека, который не постесняется зайти без приглашения и тут же засесть за компиляторство и плагиаторство. Особенно если этот самый случайный человек зайдет в редакцию днем, когда большинство штатных сотрудников отсутствуют.
Сделаем, кстати, фундаментальное заявление:
История "Путеводителя "Автостопом по Галактике"" - это целая эпопея об идеализме и борьбе, отчаянии и рвении, успехах и провалах, а также беспрецедентно долгих обеденных перерывах.
Сведения о младенчестве "Путеводителя", наряду с основным корпусом его финансовых документов, ныне потеряны во мгле времен.
Другие весьма занимательные гипотезы о местонахождении этих утерянных сокровищ будут приведены несколько ниже.
Однако почти во всех дошедших до нас сказаниях упоминается редактор-основатель Брыссер Фруутмыс.
С их слов, Брыссер Фруутмыс основал "Путеводитель", сформулировал фундаментальные принципы этого издания (а именно идеализм и честность) и вылетел в трубу.
Засим последовали долгие годы нищенского существования и поисков себя: Брыссер то бросался за советом к друзьям, то сидел в темных комнатах - на полу телом, в противозаконном состоянии сознания - душой, подумывал о том и о сем, раскидывал мозгами и поигрывал мускулами… пока судьба не свела его с монахами вундрунского Ордена Святого Обеда (они проповедуют, что день жизни человека может служить символом его духовной жизни; а поскольку серединой, кульминацией дня является обед, то Обед следует: а) рассматривать как средоточие духовной жизни человека и б) вкушать в наиуютнейших ресторанах).
Вдохновленный этой встречей, Брыссер заново основал "Путеводитель", заново сформулировал фундаментальные принципы идеализма и честности, а также адрес, по которому их следует незамедлительно послать, и привел "Путеводитель" к его первому великому коммерческому успеху.
Также он начал развивать концепцию того самого общередакционного обеденного перерыва, которой впоследствии было суждено сыграть ключевую роль в истории "Путеводителя", ибо это означало, что основной массив работы выполнялся руками безвестных прохожих, которые, забредая днем в пустынные кабинеты, обнаруживали какое-нибудь стоящее задание.
Вскоре после этого "Путеводитель" перешел в руки издательского дома "Мегадодо" с Беты Малой Медведицы, что обеспечило издание очень солидной финансовой базой и позволило четвертому редактору. Лигу Лури-Младшему, расширить обеденные перерывы до столь грандиозных масштабов, что на их фоне все усилия нынешних редакторов с их практикой проводить благотворительные обеденные перерывы на деньги спонсоров кажутся какими-то жалкими сандвичами.
Собственно, Лиг так и не подал формального прошения об отставке с редакторского поста - просто однажды поздно утром он покинул редакцию и больше не вернулся. Хотя с того момента миновало уже столетие с гаком, широкие массы сотрудников "Путеводителя" еще питают романтическую надежду, что он всего лишь отправился за круассанами и еще вернется, чтобы добросовестно поработать до вечера.
И потому все главные редакторы после Лига Лури-Младшего именуются "И.О. Главного редактора", а стол Лига сохраняется в том же виде, каким он его оставил. Прибавилась лишь маленькая табличка: "Лиг Лури-Мл., редактор. Пропал без вести. Вероятно, обедает".
Некоторые злые и корыстные языки намекают, что Лиг действительно погиб, а уложил его в могилу первый смелый эксперимент "Путеводителя" в области альтернативной бухгалтерии. Знают об этом немногие, да и те держат язык за зубами. А всякий, кто просто обращает внимание на любопытное, ровно-ничего-не-означающее, чистой-воды-совпадение в истории бухгалтерии "Путеводителя" (а именно, что на какую бы планету этот отдел ни переносили, очень скоро эта планета гибла в огне войны или от какого-то стихийного бедствия), рискует попасть под суд за клевету.