Однако, до этого у планеты были нормальные генезис и геологическое развитие. Она была обитаема, и на ней сохранились остатки городов. Несколько ссыльных, которые были здесь до нас, расшифровали иероглифы, которые, как оказалось, относятся к галактической семантике. Эти надписи рассказывают о странных феноменах, носят отпечаток всех известных мифов. В определенные периоды "смежная бездна отверзается, поглощая жизнь". Однако (и это согласуется с законами кинетики), действие поглощения постоянно возрастает. Отсюда следует особенно соблазнительная и ужасная гипотеза: наступит момент, когда сначала это скопление звезд, а потом и вся метагалактика провалятся в ничто".
"…Нам не достанется ни букетов, ни лавровых венков. Мы просто подыхаем. Особенно непереносима жажда. Кожа стягивает виски, а мои десны похожи на края задубевшей кожи. Несколько хитрецов пытались торговать витаминами за золото. Но для чего здесь золото? Как бы там ни было, их потом нашли прямо-таки разодранными, обескровленными. Я потом понял, почему, когда увидел, как люди сами себе вскрывают вены, чтобы напиться… Эти мертвецы напоминают деревянные статуэтки, очень хрупкие. В смерти от обезвоживания тоже нет ничего хорошего…"
"…Господин архиепископ, я была глубоко верующей. Я старалась превратить мою жизнь в человеческое совершенство - в христианское бытие. Я решалась улететь из-за Клауса и детей, потому что именно они очень хотели спастись от Язвы. Ну, а я - я была ничтожна и скромна, мне хватало того, что я оставалась рядом с ними. А теперь я потеряла и детей, и Клауса.
Я не стану рассказывать вам, как они умерли, вас может стошнить. А все из-за воды. Прошел слух, что вода есть где-то во мраке с той стороны. Я даже не знаю, звал ли меня Клаус перед смертью. Дети пропали. Но мне удалось вытащить его тяжелый труп. Я так и сидела возле него, как привязанная собака, до тех пор, пока его не унесли, чтобы бросить в кратер потухшего вулкана к другим мертвецам…
И вот я одна.
…На Антигоне, в Бездне Лебедя. Та самая я, которая любила нашу деревню, озера с нарциссами вокруг, колокольню в тумане…
Нет, господин архиепископ, на Антигоне мы больше не верим в Бога".
"…Нас все больше и больше на этой проклятой планете. Корабли падают на нее, как мухи в огонь. Падают даже исправные - они больше не могут взлететь. Конечно, как и во всяком человеческом сообществе, которое обстоятельства застигли врасплох, здесь есть и свои герои и трусы, свои чистые душой и негодяи. Но невыносимые условия жизни на Антигоне, абсолютное отсутствие ресурсов, всеохватывающее отчаянье создают благоприятную почву для всяческих эксцессов. Мы живем в воронках от метеоритов и бросаем все новых мертвецов в жерла вулканов. Здесь, на плато, мы напрасно стараемся поддерживать нечто вроде порядка, запрещая, по крайней мере, убийства (но не самоубийства) и насилия. Но с каждым кораблем, который попадает к нам со своим минимальным запасом продовольствия, все барьеры рушатся.
А те, кто уходят на другую сторону равнины, больше не возвращаются…
А еще там, впереди, на склонах гор Смерти, появились какие-то банды, которые убивают, грабят, разрушают. Одной из них заправляет нечто вроде полуобезьяны-полупопугая. Они называют себя, не знаю почему, "глопатистами". Они очищают до нитки корабли и обращают вновь прибывших в отвратительное рабство. Повод: "обучить землян прекрасному галактическому языку". Прекрасному языку… Ах, если бы ты мог это услышать, певец и поэт Земли!
Не думай только, что я сошел с ума. Но, вообще-то, есть с чего".
"…Как не стыдно свободному миру так относиться к нам! Нас оставляют умирать от голода и ужаса. И все время садятся новые звездолеты! Когда новенькие выходят наружу, они просто комичны… Они хотят улететь или все изменить! Как будто кто-нибудь их послушает! Существует целая группа - она окопалась в Красных или Крайних горах - которая состоит из арктурианского архангела (что лишний раз доказывает проницательность великих созвездий) и малолетних девчонок и мальчишек, которые охотятся, занимаются левитацией и пророчествами! Они роют какие-то шахты и призывают к сопротивлению. Я умер бы от смеха, если бы мне это удалось. В соседней песчаной норе два подростка, Орль и Анна, собираются присоединиться к одержимым. Еще немного - и все плато поднимется и двинется… Но я спокоен: Крайние горы находятся там, где начинается Антимир. И уже темно-фиолетовые сумерки надвигаются на плато Отчаянья, и уже кто-то видел, как по равнине проносятся эти огненно-песчаные смерчи, которые обволакивают людей. После них не остается даже костей…"
"Лаура, я пишу тебе при свете огромного яркого пламени, от горящего звездолета (еще одного) на склоне Мертвых гор. Кажется, нам послали помощь с Арктура - корабль-госпиталь последней модели. Их спектроскопы обнаружили нас. На корабле были запасы витаминов, медикаментов, воды… Особенно воды! Едва он успел сесть, как был взят приступом "глопатистами". Под предлогом, что они должны обучить арктурианских ангелов "прекрасному галактическому стилю", обезьяны и попугаи разрушили лаборатории, вылакали медицинский спирт и предали все огню. До сих пор слышно, как они орут нечто вроде гимна на языке, отдаленно напоминающий человеческий:
"Нельзя говорить "делать" -
Надо говорить "выполнять".
Ведь мы люди!
Нельзя говорить "объяснять" -
Надо говорить "осветить"!
Ведь мы люди!
А если это не так, То это бяка! Это бяка! Это бяка!"
Лаура, когда-то очень давно я утверждал, как и многие, что я художник. Я искал золотые вечные истины. Я твердо уверен, что теперь осталась лишь одна: когда в самом центре мрачной человеческой трагедии вырисовывается нечто грозное и тошнотворное, это значит, что Гамлет мертв, и звучат трубы Фортинбраса.
Это конец. Хоть бы он не затянулся! Думай иногда, что я любил тебя до самой смерти".
Корабль-госпиталь (порт приписки - Сигма, назначение - Антигона, командир - Ральф-Валеран Еврафриканский) догорал в огромном костре. Два черно-серых безумных существа: "настоящая Яга из сказки", - подумал Валеран позже - и нечто похожее на опухшего евнуха, подобрали раненого принца недалеко от обломков звездолета и связали его так туго, что он пришел в себя. Вокруг него валялись остатки ценнейших инструментов и оборудования, незаменимые медикаменты были втоптаны в грязь, медицинские андроиды сломаны. Твари обвязали Валерана веревкой вокруг талии и потащили за собой, не слишком о нем заботясь. В то же время - и это уверило его в том, что это обезьяноподобные - они не сочли нужным обыскать его, хотя карманный дезинтегратор выпирал у него из-под скафандра. Нужно было только изловчиться и вытащить его. Но он был очень слаб, потерял много крови и решил ждать, когда наступит благоприятный момент.
Продолжая тащить за собой, обе образины спустились в подземный ход какого-то очень древнего сооружения. Они беспрерывно и монотонно бормотали что-то о галактическом языке, о "трансляторах и исправителях". Тот, кто хотел быть хорошим транслятором, должен был познать все могущество Клопы или Глопы.
"Я вижу кошмарный сон, - подумал Валеран. - Я нахожусь в Бездне Лебедя, и какой-то клоп хочет обратить меня в рабство. Или он скажет, что я не знаю ни земного языка, ни галактического. И это повредит моей карьере на Арктуре".
Из подземного хода они вышли на платформу розового гранита, по которой кружилась густая пылевая завеса. По ту сторону горы, у нее была странная форма, похожая на череп, простиралась равнина (или это было море?), мрачная и будто покрытая (покрытое?) перекатывающимися волнами… И вдруг посланец Сигмы с ужасом понял, что это была не равнина, не лес и не море, а просто масса живых существ, стиснутых так сильно, что они еще могли все вместе сесть, но не могли растянуться на земле, существ, которые так и жили, и умирали плечом к плечу… Это были они, потерпевшие кораблекрушение…
- Эт'от боли в'пят! - пробурчал один обезьяноподобный. - Н'знают! Надо говорить: "Скопление бяк!" Так говорит Глопа!
А его приятель прокаркал:
- Слава ему! Он чудо!
- А кто такой Глопа? - спросил Валеран.
Ответы прозвучали как хорошо заученный урок:
- Он говорит: "Я велик. Я прекрасен. Я образован. Я самый образованный. И самый умный. Я знаю все. И я не человек".
- Именно этого я и опасался, - с некоторой иронией согласился Валеран.
Ему почти удалось высвободить свою правую руку, и теперь она медленно тянулась к дезинтегратору. Но в этот момент охранники сильно потянули за веревку и, чтобы ускорить движение, опустились на четвереньки и побежали. Задние конечности были короче передних, и теперь по своему аллюру эти образины напоминали гиен… Валерану, у которого были крепко связаны лодыжки, стало трудно поспевать за ними, и он начал поливать их отборной руганью.
В таком порядке они и прибыли на окраину города в руинах, чьи колонны из розового порфира и арки из лиловатого песчаника еще сохраняли странную красоту. Гигантские здания, казалось, были построены великанами, однако и они постепенно затягивались песками. Или это были дюны, или обломки, которые засыпали их в течение веков? Этот покинутый город относился к тем временам, когда климат Антигоны был более мягким, а вода - менее редкой. Проспекты под легкими пористыми куполами переходили в площади и просторные залы. Валеран обратил внимание на то, что гигантские стены были расписаны с невероятной тонкостью, а стенные ниши, огромные, как капеллы, были украшены керамической плиткой, похожей на ту, что была обнаружена в XX веке на Земле, в развалинах Рас-эль-Шамры. Город книг, конечно же, это был город книг! Он спросил об этом своих охранников, которые ответили хором, изрыгая при этом ругательства:
- Н'да! - подтвердил при этом одутловатый, - но какой стиль! Литературно: это бяка. Должно быть ученейшим, что хорошо для слуха. Глопа-исправитель, он это исправляет. Очень трудно, много времени, но ему удается. Вы знаете, Глопа может все.
- Он знает древние идиомы Антигоны?
- Иди… что? Для чего знать? Чем меньше знаешь, тем лучше. Кто может судить Глопу? Для Глопы нет правил!
И монотонный псалом послышался снова:
"Он говорит, что это хорошо - и это хорошо.
Он говорит, что это бяка - и это бяка.
Никто не может поправить Глопу!
А он может все. У него есть все. Кроме идей".
Кошмар все разрастался. В одном из самых просторных залов Валеран с ужасом заметил широкие красные полосы, которые бороздили говорящие стены. В некоторых местах безжалостный инструмент "исправителя" обрушился на самые ценные строчки - прорехи зияли в научных текстах и в поэмах. Зал астрономии и зал Искусств, по словам охранников, пострадали больше других.
- Идея Глопы: разрушить бесполезное и бяку.
- Откуда он знает, что бесполезно? - спросил Валеран все с тем же холодным ужасом при виде этого преднамеренного разрушения памятников науки и красоты целой планеты.
Обезьяноподобные ответили хором:
- Все, что не от Глопы - бесполезно.
- А идиотов, которые пишут, которые рисуют, которые занимаются ваянием, их бросают в кратер!
- В кратер, в кратер идиотов!
- Некоторые плачут у этих стен, а другие смеются…
- В кратер, в кратер смехунов!
- Глопа знает все! Он может все! Потому что у него посадка трипода!
Валеран вдруг почувствовал, что его так и тянет рассмеяться. Только этих бредовых сцен из Кафки и не хватало в этом аду! Но новый Круг становился все шире, проспекты сходились перед огромным зданием, похожим на храм, с алтарем и длинными скамейками по бокам. Купола здесь обрушились, и в оранжевых сумерках необъятного бледного солнца этот кошмарный мир испускал свой собственный красноватый, вернее, кровавый свет…
На скамьях, установленных когда-то для гигантов, сейчас развалились обезьяноподобные фигуры, одетые в новенькие скафандры астронавтов и увешанные драгоценностями. На верхушке мачты в самой середине зала болталось нечто абсолютно невероятное, что Валеран сначала принял за надутые бычьи кишки. В этот момент, упав ничком на пол, его охранники завопили:
- Глопа один знает все! Это самый умный транслятор. Он не понимает, он разъясняет! Глопа - единственный судья Глопы!
- Он никогда ничему не учился, но знает все!
- И те, кто в этом сомневается, умирают!
- Смертью…
- Мед-лен-ной!
Легкий порыв ветра из пустыни повернул похожий на надувной шар предмет на мачте, и Ральф содрогнулся: это была надутая кожа женщины, коричневая и блестящая, с массой завитушек на голове.
Зрелище было таким реалистичным, что он опустил глаза. Но тут же другое малопривлекательное зрелище возникло перед ним: на возвышении сидело нечто, похожее на серовато-розовый гриб. Абсолютно нечеловеческое, ростом с кенгуру. Трехлапая часть его туловища покоилась на алтаре. Оно закудахтало и залопотало:
- Аудиенция открыта.
Подобие Яги взобралось на скамью и нацепило попону из черного пластика. Оно объявило:
- Слава Глопе! Дама Атенагора Бюветт против своего неизвестного убийцы.
Крики негодования раздались в зале: на скамейках зачирикали, захрюкали, затрубили. У Ральфа было странное впечатление, будто он видит это все откуда-то со стороны. Будто это был пустенький и потом забытый фильм. Однако, веревка все еще стягивала его левую руку, а поврежденный скафандр начал терять герметичность. Ему было жарко. Очень жарко. Рядом с ним на скамье из красивого синего корунда обезьяна-охранник размахивала мохнатыми руками, провозглашая, что "никогда еще такое тяжкое преступление не задевало тонкие и нежные чувства на Антигоне, и что убийца дамы Атенагоры - самого светлого ума из представительниц ее пола - действовал с невиданной жестокостью, под сильным воздействием своего "горикэ". Ральф теперь понял, что это была не обезьяна, а двупалая мохнатая моллинезия с Марса, макреллюс вульгарис. "Да они же здесь все безумные, - констатировал он, - с их "вегетативным кормлением" и "гориками"… Это наркотик, что ли?" У него по-прежнему было странное впечатление, что он присутствует на просмотре старого фильма…
- Несомненно, он убил ее тропом, - протявкал публичный обвинитель. Как жаль, что марсианские рыбы говорят. - Какое ужасное оружие - риторическая фигура, метафора, литота, и не будем также забывать об инверсии, которая обычно совсем не та, что на Шератане! Это ведь совсем не научненькие орудия, а ужасно садистские, так же, как и синтаксис и даже грамматика (см. Кодекс Глопы, Год I, Антигона). Тем более, что они все запрещены для употребления землянам, особенно литераторам и философам, которые являются…
Гриб наверху надулся. Его лицо-диск, обтянутое розоватой кожей с четырьмя щелями, без подбородка, выражало дурацкое удовлетворение. Он прокудахтал на разных языках:
- Интердит. Ферботен. Нельзя.
- Слава Глопе! - воскликнула говорящая рыба, размахивая плавниками. - И подумать только, не будучи довольным тем, что совершил это трусливое нападение на ее личность, он не оставил в покое даже ее посмертную чувствительность! Он ее… я дрожу при мысли, что должен сказать это… эту соратницу великого Зизи, эту жрицу Аномалии Шератана… он даже по отношению к ее оболочке совершил преступление: он надул ее! Я содрогаюсь - и сладкий пот орошает мое двадцать второе щупальце!
- О-о-о… о-о-ох!
На одной из противоположных скамеек повернулась лицом к обвинителю, заколыхалась и начала издавать какие-то звуки широкая лунообразная физиономия. "Аналог адвоката", - подумал Валеран.
- Да будет мне позволено - по получении всех необходимых полномочий - мне, смиренному пауку-туче с Дабиха… - Это вовсе не лицо виднеется над барьером, это его живот. Но где же его лицо?.. - заявить: принимая во внимание, что юстиция должна опираться на минимум логики, во всяком случае, в том, что касается временных условий, я вынужден указать почтенному обвинителю, что как бы там ни было, события происходили не в таком порядке, как он утверждает. Во-первых, тропы. Чтобы их применять, надо иметь о них представление. А учитывая то, что даже восхитительный Глопа их не знает, как же вы хотите, чтобы какой-то примитивный землянин имел о них малейшее представление?!
- Возражаю! - пропищала моллинезия. - Нельзя говорить: "Глопа не знает!"
- Глопа знает все! - прокудахтала ассамблея.
- Учить тропы?! - засуетился паук. - Такая работенка ниже глопатического достоинства!
- Глопа никогда не работает! Глопа никогда не работает!
- Ему достаточно заставить работать других. Он презирает все, кроме своей священной особы!
- Возражение отклоняется! - объявил грибообразный. - Да будет так!
И он обмахнулся одной из своих конечностей.
Паук продолжал:
- Прояснив первый пункт, я перехожу ко второму, который непосредственно касается деликатных и местно-планетарных чувствительнейших эмоций аудитории. Обвиняемый высадился на Антигоне с опозданием, я хочу сказать, что восхитительная дама Бюветт была УЖЕ НАДУТА И СО ВКУСОМ ПОВЕШЕНА ПОД СВОДОМ, где все мы имеем возможность ощутить ее присутствие. Но, так как ни у кого из землян нет способности путешествовать во времени (каким бы глопским оно ни было!), следует вывод: этот человек не мог, каким бы ни было его пристрастие к "горикэ" и уровень его вторичной безграмотности, участвовать в этом женоубийстве!
- НАДУТА! - просвистел обвинитель. - Какое простонародное выражение! Надо говорить: "лишена оболочки", или "расширена", или еще…
- А я вот не упрекаю почтенного обвинителя в том, что он, не принимая во внимание галактическую чувствительность каждого из присутствующих, упомянул свое двадцать третье щупальце!
- Мое двадцать второе! - публичный обвинитель зашатался. - У меня их только двадцать два, клянусь его священным глопством! А что касается двадцать третьего…
- Все знают, - прервал адвокат с уничтожающим презрением, - для чего оно вам служит! К тому же пот сладкий… Невозможно говорить дальше на тему этой дегустативной непристойности. Я еще удивляюсь, как это три четверти аудитории не упали в обморок! Поэтому перед лицом грозящего нам всеобщего и специфического упадочка силушек, я предлагаю просто оправдать обвиняемого… Благодарите! - пробулькал он в адрес Валерана.
Внизу послышались топот и щелканье когтей.
- Во имя хаоса! Еще никогда не приходилось мне произносить такую убедительненькую защитительную речь! Поблагодарите высокий суд за то, что он распорядился о прекращении дела из-за отсутствия состава преступления у неизвестного преступника.
- А кто преступник? - Валеран медленно приходил в себя после замысловатых упражнений в своем перегретом скафандре.
- Да вы же!
- Я?! Но вы сошли с ума. Какой же я преступник? Я отвергаю вашу пародию на правосудие.
- Зачем же отвергать? - проскрежетал прокурор, рухнув в свое кресло. - Естественно, вас не надуют. Вас просто бросят в кратер. У нас так принято, и это вполне законно. Каждый обвиняемый автоматически приговаривается к смерти. Все остальное является собственным развлечением восхитительного…
- Кого?
- Глопы. Конечно же, дама Бюветт была надута давно, при спуске с Крайних гор. К тому же и взять-то с нее было нечего, и толку никакого. Но Глопе это нравится: чем достойнее землянин, тем с большим удовольствием его раздирают в клочья… в ничто. Но это не значит…