А наверху, на площадке, все стоя приветствовали посланцев восхитительной эскадры - Талестра во главе, со своей мужественной мордахой; в боевых скафандрах астронавты не были похожи ни на Леса, ни на Валерана, они были грубее, более жизненными, менее породистыми, но, несомненно, она признала своих: бойцов, корсаров! Но когда сам Айрт Рег снял шлем скафандра, она поразилась странному контрасту между страстными, еще детскими губами и серыми холодными глазами, в которых проплывали тени звезд и облаков…
- Мне было довольно трудно обнаружить вас, - сказал он, обращаясь к Лесу, в котором без колебаний тотчас признал командира. - У меня не было ваших точных координат. Но этот колокол…
- Ага, так вы слышали колокол?
- Да, наверное, этому способствовали орбитальные вихри. Мы принимали звон на ультракоротких волнах.
- Это приспособление древних жителей Антигоны в форме щита.
- Да, они умели создавать. Но, учитывая искажения магнитных полей звезд Бездны Лебедя, вас, конечно же, было нелегко обнаружить!
- Спасибо вам, - сказал Лес. - Сожалею, что мы завлекли вас на эту планету…
А Талестра с глубоким сожалением думала, что это была вроде бы обычная встреча цивилизованных людей, что происходила она так, как могла происходить любая такая церемония в любом порту вселенной… в то время, как все они находились в аду, и ад этот только что завлек в свои сети Айрта и его чудесную эскадру…
- Это ничего, - отвечал между тем Айрт. - Рад, что оказался полезен вам. Но теперь надо подумать о сборах: мне кажется, что на этой планете не очень пригодные для жизни условия. Мои корабли к вашим услугам.
- Чтобы?..
- Чтобы переправить вас на Арктур, конечно же. Может быть, не на саму Сигму, с которой у меня… скажем, некоторые недоразумения, а на одну из ближайших планет.
- Несчастный! - крикнула Талестра. - Вы хотите взлететь! - И она, которая молодцом держалась на Уране, Гефестионе, Антигоне, потому что была храброй и потому что не хотела участвовать в панике, которая лишь стискивала зубы в пламени огнеметов и среди взрывов, та самая Талестра закрыла лицо руками и разрыдалась.
Конечно же, несколько "кузнечиков" последовали ее примеру. И возник беспорядок.
- Однако, - сказал Айрт. Он очень смутился. Девушка приникла к его плечу, и он растерялся, невольно обнимая эту статую с рыжей шевелюрой, этот источник вырвавшихся энергий с самыми различными и самыми бурными проявлениями. - Однако вы не должны так переживать. В конце концов, вы, командир, и вы, профессор, скажите ей, что в этом нет никакой тревоги…
- Есть! - взорвалась Талестра. - Вы разве не знали, что Антигону невозможно покинуть?!
- Однако приземлился я без всяких затруднений…
- Еще бы! Здесь очень приятно садиться, когда тебя засасывает бездна. Вот так здесь и оказалась тысяча кораблей! Но попробуйте взлететь! Это вопрос притяжения: ведь Антигона - гигантская разбушевавшаяся пиявка, вылезшая из какого-то ужасного места. Разве это не так?! Вы все, да скажите же ему!
И она в изнеможении умолкла среди дыма и слез, ее подавленные спутники отворачивались и ничего не отвечали.
- Я не думаю, что ситуация настолько безвыходна, - сказал Айрт. Освобожденный от прислонившейся к нему статуи, он вновь овладел присущим ему хладнокровием путешественника открытого космоса - он верил только в опыт и в вычисления. - Я знаю, что Бездна Лебедя - неустойчивое созвездие, но мне не раз приходилось садиться на его планеты. Я заправлялся на Евриале, на Марсиасе и на Антропосе. Я знаю, что все эти планеты пользуются дурной славой, - добавил он, заметив недоверие на окружавших его лицах, но мне часто приходится водить целые караваны эмигрантов, которым необходимо продовольствие и первая помощь, а получить их они могут только в пиратских портах…
- Сериал… - прошептала Талестра, ставшая вдруг очень внимательной. - Марсиас… Но ведь это соседние планеты! Вы говорите, что садились на них?
- Да.
- И вам удавалось взлетать? Вы не лжете?
Он улыбнулся, и все вокруг как будто осветилось.
- Какой мне интерес?..
- Но тогда, - вмешался Валеран, - у вас какая-то особая тактика, которую мы не знаем?
- О, - сказал Айрт, - может быть… Когда мне нужно двигаться быстрее, я лечу через подпространство. Но ведь вы сами, - обратился он к Талестре, - научили меня этому. Вы и ваша подруга, конечно же…
После этого последнего ужина на Антигоне все они почувствовали себя страшно изможденными. "Кузнечики" засыпали прямо на земле, у ног Айрта и его астронавтов, которых они тотчас же восприняли как персонажей из легенды. Лес поднялся еще до рассвета, чтобы приготовить корабль к старту. Было решено использовать все исправные корабли, в том числе "Летающую Иглу". Безграничная надежда заполнила пещеры Красных гор.
Морозов подошел к выходу из центральной пещеры. Его изящный силуэт выделялся на фоне сиреневых сумерек. Он задумчиво смотрел на изменившееся небо - оно было светло-фиолетовым - с тех пор, как тучи отступили, как миражи исчезли… Он сказал, обращаясь ко всем и ни к кому в особенности:
- Чистое небо, прекрасная ночь, светлая и холодная, как на Земле… Так это возможно - такое обновление, такое освобождение…
В течение всего этого вечера Айрт и Талестра обменялись всего несколькими словами, имевшими отношение только к сборам, и оба были преувеличенно спокойными. Айрт украдкой рассматривал амазонку: она не была красавицей, но как привлекала ее огненная шевелюра, ее глаза, в которых можно было утонуть! За то время, что он ее видел, она успела поплакать, посмеяться, покричать, ведь это был живой человек! Не мертвая принцесса и не голос, принадлежавший неизвестно кому… Он пристально следил за ее рукой, и на фоне порфировой глыбы - она тоже была такой живой, с гибкими и загоревшими запястьями, она держала нож с костяной рукояткой и разделывала им факожира, нарезала водоросли, как будто вся ее жизнь прошла на охоте или в мясной лавке. Когда Морозов заговорил, она легко поднялась со своего места и танцующей походкой подошла к порогу. Огромные холодные звезды Лебедя сверкали в ночи, как неподвижные фонарики. Воздух казался кристально чистым.
- Мне страшно при мысли, что я буду с тоской вспоминать этот пейзаж, - сказала она. - Я не хочу этого…
- Где Виллис? - вполголоса спросил Анг'Ри.
- С детьми и ранеными, - отвечал Морозов.
Кто-то в темном углу пещеры спросил:
- Мы отправляемся завтра?
И Айрт ответил:
- Да, если вы будете готовы. Мы с командиром Кэрролом осмотрели "Иглу", она в хорошем состоянии. Я не могу сказать то же самое о корабле, который поведет принц Валерам. Ну да ладно! Броня выдержит, а двигатели работают нормально. Этого хватит, чтобы переправить людей на Сигму.
- Вы думаете лететь прямо на Сигму?
Он слегка нахмурился:
- Нет. Этим займется командор Кэррол. А я… у меня другие задачи.
Морозов неторопливо поднялся со своего места:
- Другие задачи… Так ты нам позволишь? Мы с "кузнечиками" сейчас покинем вас: они еще слишком молоды, а я уже слишком стар. А завтра нас ждет далекий путь. Это ведь последняя ночь на Антигоне…
- Это последняя ночь… - вздохнула вся пещера.
- Это последняя…
Анна снова опустила голову на плечо Орля. Жак, бывший Ночной, поднял сразу двух самых маленьких "кузнечиков". И все они тихо исчезли, один за другим, как тени. Талестра и Айрт остались одни в середине пещеры. Наверху, в скалах, часовые, выбранные из людей равнины, перекликались вполголоса. Мерцали светильники на стенах.
- Неплохо бы прогуляться, - сказал Айрт. - Я еще не успел толком рассмотреть Антигону.
Талестра встала, потянулась и вздрогнула от ночной прохлады. Он мгновенно набросил на ее острые плечики свою космическую куртку, как будто эта проклятая планета со своими ловушками превратилась в Землю с ее старинными обычаями…
- А где Лес? - спросила девушка нерешительным голосом.
- Он должен быть на борту "Летающей Иглы"…
- Да, как всегда, - прошептала она с полузакрытыми глазами. - Объясните мне: вы в космосе все такие? Для вас в целом мире существует только это: дом, корабль, товарищи, космос?.. В самом деле, ничего другого?
- Нет, - сказал Айрт, улыбнувшись. - Есть совсем новые миры, совсем другие, есть новые зори. Есть небо, которое отражается в ваших глазах такого странного оттенка…
- Я знаю, - сказала Талестра и продолжила: - "Задумчивая, как раза, и живая, как фиалка…"
- Что вы сказали?!
Он резко остановился, схватил ее за загоревшее гибкое запястье. Талестра рассмеялась, губы ее были похожи на лепестки розы:
- Вам знакомы эти стихи? Они принадлежат древнему земному поэту по имени Данте…
- Я знаю. Кто-то мне о нем говорил.
- Пойдемте, - сказала она. - Мы посмотрим сейчас на путь в рай, который открывается перед нами…
И она побежала по платформе, с которой уже убрали дезинтеграторы. Здесь царила великая тишина, было еще темнее, чем в пещере, и девушка инстинктивно взяла Айрта за руку. Однако мало-помалу глаза их привыкли. Звезды с каким-то хрустальным блеском, оранжевое, как будто затухающее свечение солнца Лебедя производили величественное впечатление. Черные и зубчатые верхушки скал казались отпечатанными на фоне бледного диска. По всей поверхности массива светились входы в пещеры, озаренные изнутри огнем светильников: беглецы с равнины праздновали свою последнюю ночь на Антигоне.
Айрт несколько минут всматривался в эти огни:
- Как будто окна земного дома, который зовет нас… родного дома. Если я когда-нибудь увижу его, я вспомню эти огни.
- Я тоже.
Какую-то секунду они смотрели друг на друга, такие молодые и уже с такими печальными глазами. Потом Талестра неожиданно потянулась к нему, он наклонился, и их губы встретились. Лес был далеко, да и существовал ли он в какой-либо другой ипостаси, кроме обычного чистого разума борющегося ангела! Их странствие подходило к концу, он прилетит на Сигму, к тем, кого любит. Валеран тоже казался погруженным в раздиравшие его противоречия. Да и Астрид была мертва. А они сейчас выбирались из бездны, их поджидала абсолютная неизвестность, а губы их были обветренными, солеными от слез, упрямо сжатыми… И был это, скорее, не любовный поцелуй, а братское объятие, отчаянное какое-то… Айрту казалось, что он обнимает свою планетку, а Талестре - что саму жизнь.
В разгар этого поцелуя их застало чье-то незаметное появление, чей-то тихий, немного хриплый голос, который произнес:
- Талестра, Лес Кэррол тебя зовет.
Она исчезла, не сказав ни слова, как тень в свете звезды Лебедя, и они оказались лицом к лицу. В лучезарной ночи Айрт узнал ту, о которой он только мечтал, которая оказалась еще более совершенной - посеребренный овал лица, силуэт гибкой лианы, глаза цвета загадочного кристалла и белизна снега и бездны… Сердце его сжалось так. Что хотелось крикнуть…
- Вас зовут Виллис, да? - сказал он, потому что надо же было что-то говорить.
- Да.
- Та, которая сказала: "двигатели выдержат"?
- Мне кажется… да. Я так сказала.
Он хотел бы крикнуть, не таясь, что в самые тяжелые минуты его жизни она была для него надеждой и мечтой, была ближе, чем любовница или сестра… Но лицом к лицу с Виллис он был не космическим корсаром, единственным землянином, напавшим на Язву с открытым забралом, а просто юношей, который на мрачном астероиде устраивался на травке, чтобы наблюдать за кометами. А тут еще Талестра! Которой он не нужен, которая смеялась над ним, и которую Виллис застала в объятиях…
А Виллис смотрела на него, испытывая при этом ужасное разочарование. В течение долгих ночей, когда они с Талестрой вели "Скорпион", ей иногда казалось, что она говорит с Хеллом, только с молодым Хеллом, который жил до всех этих унижений, ужасов и смертей. Как будто это было близкое ей существо, которому она могла стать близкой подругой. Но это оказалось миражом, за исключением формы, правильных черт лица, вылепленных пространством… Нет, ничего не напоминало Хелла в этом незнакомом юноше (хотя у всех у них были общие черты и часто тот же нежный и горький изгиб рта). Да, оба они были астронавтами, оба искали одинаковой славы и подвергались тем же опасностям. Но у этого отсутствовала подавляющая суровость и изысканность Хелла, ему не пришлось столько выстрадать, и она не была нужна ему. Талестра… Что ж, она охотно уступала его Талестре.
Небо становилось светлее, воздух - холоднее.
Она сказала:
- Вот и рассвет.
26
Виллис продолжает свой рассказ:
А что было потом?.. А потом был отлет среди вихрей, бурь, огненных смерчей, как будто в последнюю секунду Антигона решила нас победить и удержать со своим обычным коварством. Четырех линейных кораблей, самого "Скорпиона" и "Летающей Иглы" едва хватило для полной эвакуации. Однако, большая часть мутантов поднялась на "Скорпион".
Как только поднялся последний корабль, нырнув затем в подпространство, адская тишина и густой мрак опустились на планету. Не было ни преследования, ни орбитальных бурь, и мне кажется, что Талестра пожалела об этом. Устроившись в носовой части корабля вместе с Айртом, она понемногу подпевала другим (у Талестры нет голоса, но почти идеальное чувство ритма), которые затянули гимн "Скорпиона":
Приведем в порядок все системы!
И к черту страх!
Мы решили все проблемы
С дезинтегратором в руках!
"Кузнечики" покрывали своими воплями хор корсаров. Орль и Анна целовались, а Гейнц прижимал к себе какую-то молодую "колонистку"…
А ребенок - Родившийся-из-земли-Антигоны, которого прозвали сокращенно Риза, спал на коленях вдовы Клауса, которая потеряла свою веру в бога на плато Отчаяния.
Я же кончила тем, что устроилась в узком лестничном проходе, на той же ступеньке, где я уже как-то сидела, но только на другом корабле, в течение другой ночи, казавшейся мне теперь страшно далекой… Казалось, что прошли века с тех пор, как мы попали на Антигону. Мы спустились в ад, а теперь возвращались из него. Но вдруг мне показалось, что я оставила в этом аду часть моей души. Счастливы те, кто могут забыть свои страдания и страдания других!
В колеблющемся полумраке я не без удивления обнаружила Ральфа-Валерана с его высокомерной элегантностью, ледяным отблеском глаз цвета небесного камня и свежим запасом наркотика, которым он меня тут же решил щедро угостить. Чтобы доставить ему удовольствие, я попробовала затянуться черным дымом и тотчас закашлялась. Он отобрал у меня благоухающую сигарку.
- Нет, Виллис, - сказал он, - не старайтесь жульничать, вы на это не способны. К тому же никакой наркотик не подействовал бы на вас. Оставим другим те слабости, которые нам не нужны. Морозову - его ангелов и демонов, которых он не узнает, когда встречает. Талестре - прекрасного корсара, которым она забавляется, чтобы насолить Лесу, Лесу, который только о том и мечтает, как бы снова оказаться на Сигме с ее роскошью и ловушками, от которой он бежал каких-то пять лет назад. Оставим же…
- Вас так огорчило, что Талестра предпочла корсара?
Он посмотрел на меня в упор: его суровые глаза улыбались под слишком длинными ресницами.
- Вы заметили это, девушка? Ага! Я все забываю, что вы тоже, исключительно по-сестрински, заняты "Скорпионом". Но я не хотел бы вас огорчать. Виллис, такое мученье с нами: полуземлянами, полубездомными… Нет, это не так уж романтично, как вы думаете: сказка "Избранная Дама и Демон". Жил-был бедный земной принц, который потерял свою душу и поверил, что сможет найти ее в песках Антигоны. Эта история принадлежит будущему. Если будут существовать Антигона и души. Да, вы правы, это меня огорчает. Я знаю, что из себя представляет Айрт и что - Талестра. Учитывая, что они слишком похожи, что они оба молоды, привлекательны, стремительны, безответственны и лживы - космос! Сколько эпитетов! - они могут только ранить друг друга. И прошу вас верить, что это будет не царапина, но хорошие удары когтями или ножом, от Талестры всего можно ждать! К тому же я считаю, что она, прежде всего, обманывает себя. Но я не сказал бы этого об Айрте.
- Он обманывает других?
- Нет, он играет, и это еще хуже. Он играет в проклятых героев, покинутых, отмеченных судьбой. Но эта его маска быстро прилипает к лицу. Ведь не зря различают знаки фатальности. Однажды эта перекошенная маска, это лицо приговоренного к смерти станет его лицом… Что скажет тогда Талестра? Она ведь не любит ни побежденных, ни их дух…
- Она почувствовала это в вас, да?
Он ничего не ответил и только моргнул несколько раз, и мне стало стыдно за мою жестокость. Между тем он продолжал:
- Из архангела и демона Талестра выберет архангела. В крайнем случае, она могла бы выбрать и другого демона, но только не проклятого.
- Значит, для вас Айрт проклят?
- Он ведь все сделал для этого, разве не так?
- Где, в космосе?
- И на Антигоне.
Наши реплики скрещивались, как две шпаги.
- Но послушайте, - сказала я, почувствовав слабость противника и немного размякнув в душе, - я ведь говорю так не потому, что обожаю Талестру. Я часто нахожу ее еще более невыносимой, чем другие женщины. Но вы несправедливы к ней, потому что не поняли всю ее сверхъестественность: ведь так редко встречаешь существо, которое умеет любить до абсурда и невзирая на измены! Она идет прямо вперед, как лунатик, и даже если бы она встретила на своем пути бездну, вполне возможно, что она перешагнула бы ее, не заметив. Мы вот много говорим об исключительных способностях мутантов, а если это как раз одна из них? Такая страсть, о которой другие только мечтают? Слепая любовь ко всему миру - слепая, глупая и мучительная, как это бывает в Детстве? Античная Земля приписывала любви черты ребенка. У него были завязаны глаза, а в руках он держал лук со стрелой…
Валеран слушал меня с неослабным, почти мучительным вниманием, и, пока я подыскивала слова, у меня создалось впечатление, что я бьюсь в ночи и против ночи. А он начал подравнивать кончики своих сигарок с помощью стилета явно земного происхождения, одного из тех украшенных чернью старинных предметов из золота и стали, который приносил смерть неисчислимое количество раз. Потом он неожиданно поднял голову и спросил:
- Вы считаете, что она любит… Айрта?
И тут я соврала.
И тут я показала себя - к тому же, это было бесполезно - больше женщиной, чем мутанткой. Но я обнаружила рядом с собой большую опасность, и это может служить мне каким-то оправданием: мне казалось, Айрт был самым слабым. Слепым, безоружным и так мало уверенным в себе!
Однако я не соврала, сказав:
- Вы сошли с ума. Талестра никогда не любила никого, кроме Леса…
Я опустила глаза и увидела: своим стилетом Борджиа Валеран порезал руку до кости. И ничего при этом не почувствовал…
А внизу все так же дико орали:
Пусть молодой Арктур молчит
И пусть замрут все старые планеты…
Огни Земли о мести нам кричат,
И отомстить за льды кровавые Урана
Нас зовут кометы!
- Но, - сказал Валеран, - он не сознает…
- А разве в любви надо все сознавать и обдумывать?
- Вы сами никогда не обдумывали?
- Нет. Я любила Хелла - вот и все.
- Да, но вы - Виллис.
Он не хотел, он не мог мне верить!