- Ну, для этого у вас куча времени, - сказала она. Не то, чтобы она против обыкновения хотела сказать ему неприятное - она просто констатировала то, что, по ее мнению, было фактом. К несчастью, Малженицер часто думал так же, но не сегодня. Известия от Марсианской экспедиции были слишком восхитительны, чтобы оставлять место таким сомнениям.
- Но это время придет! Вы сегодня слушали радио? Я буду им нужен, Теодора. Где еще они найдут эксперта по советской космической программе?
- Конечно, в Москве! Не в Афинах же.
- Но в Москве нет таких людей, которые могли бы им понравиться, - указал Малженицер.
- Без визы и вы им не понравитесь, - сказала она, но уже мягче. Покачала головой. - Все те же мечты, Воля. Если бы вы были нужны американцам, они приняли бы вас двадцать лет назад, когда вы сбежали из Союза. И вы не были бы полуголодным гидом в Греции, тем более в Афинах, о которых вы так мало знаете. - Однако она смягчилась - немцы или американцы, какая разница? В конце концов, для женщины, свободно говорящей на шести языках, все равно кого вести.
- Хорошо, мы поменяемся, - нехотя сказала она, -Я скажу Стратосу. Но в благодарность вы заплатите за мой кофе.
Стратос был раздосадован сменой назначений.
- Я сам распределяю гидов по группам! - кричал он, как и всегда. Но, как и всегда, оставил все как есть. Стратос недолюбливал Малженицера - по мнению последнего, из-за того, что Стратос всю жизнь состоял в коммунистической партии Греции и потому не мог питать приязни к русскому, сбежавшему со своей родины на загнивающий Запад. Тем не менее, по этой же причине Стратосу приходилось держать в штате хотя бы одного русскоязычного гида. Это был вопрос скорее политики, а не бизнеса. Даже если бы в агентстве сделали вид, что русских вообще не существует, на его финансовые дела это повлияло бы очень мало - за месяц туристов из России не набралось бы даже на автобус. Но директора беспокоили не презренные деньги. Поэтому Стратос смотрел сквозь пальцы на то, что Малженицер говорил по-немецки и английски с сильным акцентом, даже на то, что он вообще не был греком, для того лишь, чтобы, когда торговые представительства Киева и Ленинграда разрешали своим сотрудникам на несколько часов отлучиться, чтобы ознакомиться с историей и культурой древней
Греции, у них был бы во время тура безупречный (и, прежде всего, аполитичный) говорящий по-русски гид.
В этом отношении Малженицер подходил как нельзя лучше. Когда он сопровождал русских, всю злость и обиду на Советы, что жили в его сердце, он прятал за улыбкой. Он понимал, что если Стратос будет им недоволен, то он потеряет работу. А за этим почти наверняка последует еще худшее, потому что правительство Греции скорее всего перестанет смотреть сквозь пальцы на его нелегальное положение.
А в умении скрывать чувства Малженицер был весьма искушен, поскольку это тоже помогло выжить молодому человеку, который, по несчастью, попал в плен при немецком наступлении в 1942 году… и который оказался настолько глуп, что воспользовался лучшим, по его мнению, способом выбраться из нацистского лагеря для военнопленных.
Малженицеру никогда не везло с правительством. Русское правительство отправило его на войну, где он попал в плен. Немецкое сделало все, чтобы уничтожить его. Греческое терпело его только потому, что он изо всех сил старался держаться тише воды, ниже травы. Ему не нравилось ни одно из них. Поэтому, как считал Малженицер, он как нельзя лучше подходил на кандидатуру американского гражданина - он видел, что американцы никогда не соглашаются со своим правительством, что не мешает им каким-то образом оставаться свободными и богатыми.
Малженицер был уверен, что он очень подошел бы Соединенным Штатам Америки, если бы ему удалось убедить этого кретина в консульстве выдать ему визу.
Итак, пока его туристский автобус тяжело протискивался сквозь переполненные афинские улицы, Малженицер оценивающе рассматривал своих сегодняшних клиентов, не забывая, тем не менее, о своей работе. Он не преминул указать на Адрианову Арку и храм Зевса Олимпийского - или на то, что осталось от них за тысячелетие небрежения и пару десятков лет кислых дождей. Он показывал лучшие рестораны и кондитерские, самые модные торговые улицы. Он показывал пассажирам смену караула эвзонов, Парламент и прочие государственные здания. Но все время он обращался к каждому из сидящих в автобусе, пытаясь наметить свою жертву.
В первых трех рядах подходящих людей не было - там сидели австралийские туристы-походники. Нечего было взять и с сидящих в конце автобуса. Правда, все они были американцами, но с виду никому из них не было больше двадцати пяти, и уж конечно, ни один из них не казался человеком, имеющим хоть какой-нибудь вес в государственном департаменте.
К удивлению Малженицера, остальными американцами были три чернокожих пары. Малженицер изучающе разглядывал их, двигаясь по проходу между креслами, держась за поручни. Похоже, черные путешествовали вместе. Что ж, понятно. Может быть, Малженицер не слишком знал, чего ждать от них, поскольку с черными никогда много не общался. Эти были не из тех, кого увидишь в кино - с плейером, танцующих на ходу под джаз. Не похоже и на то, что они были бы способны кого-нибудь пристукнуть. Они были очень модно одеты, согласно стилю американских туристов в жаркой стране - все три женщины и один из мужчин были в шортах, все в солнцезащитных очках. Все равно - надежд на удачу было меньше, чем он надеялся. Из того немногого, что он знал, он мог предположить, что пользы от них ему будет мало. Возможно, это были дантисты или какие-нибудь церковные деятели, поскольку никакие другие чернокожие американцы, по его мнению, не были достаточно богаты, чтобы путешествовать по Греции. В любом случае, они не казались влиятельными в той области, в которой ему было нужно.
Не слишком многообещающая ситуация. Утреннее радостное настроение Малженицера медленно начало ухудшаться. И все же он не собирался отступать. Пока автобус, поскрипывая, поднимался вверх по холму к ступеням Парфенона, Малженицер курсировал по проходу. Ему следовало бы стоять у микрофона, и водитель, глядя в зеркало, удивленно взирал на его спину. Но Малженицер решил сделать то, что обычно оставлял на конец экскурсии. Он прошел по автобусу от сиденья к сиденью, спрашивая, в какой отель хотела бы вернуться каждая из пар, тщательно прислушиваясь к акценту на случай, если вдруг он проглядел удачу. Однако все было как прежде, но Бог нынешним утром все же благоволил ему.
Один из чернокожих хмуро читал "Интернэшнл геральд трибюн", раскрытый на заголовке, гласившем:
"ПРЕЗИДЕНТ ОДОБРЯЕТ ПЛАН СЛЕДУЮЩЕЙ ЭКСПЕДИЦИИ НА МАРС", а его супруга, обернувшись к сидевшей сзади нее другой чернокожей женщине, пожаловалась:
- Я не ожидаю доброжелательного отношения именно потому, что брат Джеффри заседает в Конгрессе, но все же я думаю, что здешнее посольство могло бы дать нам хотя бы компенсацию, как и всем американским гражданам в чужой стране, когда они теряют чемоданы с вещами при полете.
Брат конгрессмена!
Еще никогда Малженицер не был так близок к тому, кто обладал реальной властью в Америке - и как раз в тот день, когда американский президент объявил о начале новой марсианской программы! Как раз в тот день, когда это может оказаться наиболее кстати!
Владимир Малженицер вовсе не собирался предавать свою родину. Он даже-не думал, что сейчас именно это и делает. По мнению Малженицера, его страна сама предала его. Сначала она послала его, шестнадцатилетнего мальчишку, в Красную Армию, чтобы сражаться в Великой Отечественной войне против Адольфа Гитлера. Ну, это можно понять, и он безусловно это признавал. Гитлер двинул против СССР танки и самолеты, а также армии прекрасно обученных убийц, поэтому солдаты были жизненно необходимы. Юный Володя Малженицер был счастлив сражаться за родину. Если быть русским не было для этого достаточной причиной, то быть русским евреем - хотя и не считающим себя избранным, неверующим и даже необрезанным - это несомненно было причиной.
Но затем Верховное командование Красной Армии, следуя непонятно какой стратегии, бросило дивизию Малженицера - одну - против железного удара двух наступающих армий. Приказ был - выстоять любой ценой. Первому же советскому солдату, который посмеет отступить - пуля в лоб. Они не могли отступать. Они также не смогли выстоять против всесокрушающей мощи немецкого удара. Для солдат из дивизии, в которой был Малженицер, оставалось два пути. Можно было сдаться. Или умереть. Малженицер решил не умирать.
Чуть позже, обнаружив, что немецкий лагерь для военнопленных не лучше Освенцима, разве что не так эффективно уничтожает людей, он изрядно разуверился в том, что сделал правильный выбор.
Но затем в один зимний день, когда в будущем виделся только мучительный конец, в лагерь прибыла делегация. Они были одеты в форму, накормлены, важно расхаживали повсюду, щеголяя прекрасно сшитыми мундирами и офицерскими знаками. И они говорили по-русски! Они и были русскими. Эти люди прибыли из штаб-квартиры генерала Власова, и прибыли они с потрясающим известием.
- Храбрые русские солдаты! - призывали они. - Присоединяйтесь к нам! Мы создадим Русскую Освободительную Армию! Мы будем сражаться против предавших нас большевиков, пока не свергнем их порочный режим! Затем мы освободим нашу возлюбленную Россию!
Это звучало очень убедительно, чтобы не сказать великолепно.
Этот генерал Власов, как знал каждый солдат Красной Армии, не был ни хулиганом, ни троцкистом. Генерал Власов был награжден медалью самого Сталина за отвагу и искусство. В своей последней кампании он был взят в плен немцами, но ведь Малженицер и прочие заключенные лагеря тоже.
Поэтому юный Малженицер, уже почти девятнадцатилетний, вступил во власовскую армию, созданную из русских военнопленных и предназначенную сражаться на стороне Германии против своих братьев.
По крайней мере, его кормили. По крайней мере, он получил униформу взамен своих лохмотьев - еще тех, в которых он сдался, пусть даже это была немецкая форма. По крайней мере, по окончании войны Владимир Малженицер был все еще жив, и в этом он оказался счастливее двадцати миллионов своих соотечественников.
Но затем счастье от него отвернулось.
Когда Германия капитулировала, власовцам тоже пришлось капитулировать. Теперь удача повернулась лицом к немцам. Их согнали в лагерь для военнопленных и затем, через действительно очень короткий срок, через год или два, им позволили вернуться по домам. А власовцев погнали в Гулаг.
Вот так девятнадцатилетний Малженицер превратился в тридцатилетнего Малженицера прежде, чем хрущевская амнистия опустошила некоторые лагеря, и совершенно не готовый к этому Малженицер вновь оказался свободным человеком. Или свободным, как и каждый советский гражданин с позорной отметкой в паспорте.
Годы Гулага не пропали для Малженицера впустую. Очень рано он нашел полезного друга в лице пожилого человека по имени Костя Гершуни.
Костя был немолод, но силен, более того - он когда-то был ученым - ракетчиком. Он лично знал Циолковского. Ему даже разрешали выезжать за границу! Долгими лагерными ночами Костя с гордостью рассказывал жадно слушавшему. Малженицеру об этих замечательных днях. Ему было разрешено посетить только что образованное Берлинское Немецкое Ракетное общество. Он даже однажды пересекал Атлантический океан, чтобы побеседовать с американцем Годдардом на его полигоне для игрушечных ракет в Уорчестере, Массачусетс, США. Это были волшебные путешествия, рассказывал старик Малженицеру, улыбаясь сквозь слезы, но они стоили ему слишком дорого. Именно из-за этих связей с Западом он в числе первых попал в лагерь во время параноидальной сталинской чистки в 1930-х.
Но именно эта запись в протоколе сделала его жизнь в лагере сносной для старика. Когда в 1947, после окончания Великой Отечественной войны, вождь решил поддержать обретенный Советским Союзом блестящий статус супердержавы, это означало - готовьтесь к созданию ракетного оружия и космическим полетам. А основой для этого была ракетная техника и сопутствующие науки. Это освободило Костю Гершуни от отупляющего физического труда в тундре и привело его к новому назначению - помочь построить на пустом месте новый космический город Байконур. Поскольку Малженицер блестяще успевал по математике в школе, старик смог взять с собой своего младшего товарища.
Итак, за пару десятков лет со дня своего освобождения Малженицер медленно достиг почти почетного положения. Он никогда не был значительной фигурой в советской космической программе. С тех пор, как он помогал строить Байконур, его оставили работать здесь. Однажды он делал кое-какие расчеты для Шкловского. Он помогал рассчитывать орбиты для дюжины космонавтов. Ему доверили проверять программу отправки первого зонда "Венера" на Венеру - ему и многим другим потому, что проверяющих самих постоянно проверяли. В конце концов, ему даже разрешили присутствовать на заседании Международной Федерации по Космонавтике в Вене. Именно этого случая он и ждал. Он плюнул на пенсию и отправился в американское посольство просить убежища.
Американцы не приняли его.
Есть инструкции, сказали ему, у них связаны руки. Он признал то, что был в армии Власова, так ведь? А власовские армии были на самом деле нацистскими частями СС, разве не так? Что же, иммиграционные законы весьма строги. Никаких бывших нацистов или тех, кто служил в боевых частях нацистской партии, пуритански чистые Соединенные Штаты не принимают… разве что, конечно, какая-нибудь влиятельная персона действительно захочет дать ему гражданство - тогда к чертям все иммиграционные законы. Но никому не была нужна такая мелкая рыбешка как Малженицер. Уходите, сказали ему. Вы ведь еврей? Так попытайтесь уехать в Израиль, там должны принять вас.
Израиль принял его, но Малженицер обнаружил, что там не очень любят бывших эсэсовцев, даже если у них родителями были евреи.. Поэтому Малженицер счел за благо, когда ему удалось бежать в Грецию под прикрытием туристической визы.
С тех пор он там и остался.
В Греции не было работы для специалистов по космосу. С другой стороны у греков человеку, говорящему на нескольких языках, способных запомнить наизусть историю Золотого века Перикла и изложить ее туристам, можно было найти работу, хотя и не высокооплачиваемую. Так Малженицер стал туристским гидом. Он думал, что и умрет гидом. Пока не появились марсиане.
Уродливые, мерзкие твари, нежно думал Малженицер, вряд ли разумные, невзрачные животные размером с терьера, с телом тюленя и паучьими лапками - что за дело?
Это же марсиане!
Они, как ничто со времен первых шагов человека по поверхности Луны, вдохнули жизнь в заглохшее было освоение космоса. Теперь же президент Соединенных Штатов с определенностью заявил - это как раз было в газете, - что будет отправлена еще одна марсианская экспедиция! Самое большее через несколько лет еще один флот космических кораблей поднимется на орбиту с выжженной площадки на мысе Канаверал…
И они унесут - может быть, унесут - Владимира Малженицера из Афин.
На древних неровных камнях площади на вершине Акрополя Малженицер собрал всю паству - точь-в-точь как апостол Павел однажды на Ареопаге, что был как раз напротив.
- Этот храм Парфенон, - пробубнил он, - был построен великим художником Фидием две тысячи пятьсот лет назад. Он жестоко пострадал до время освободительной войны против турок. Затем он был ограблен… пострадал еще больше, - быстро поправил он себя. Он говорил не с немцами или русскими - кое-кому могло не понравиться упоминание о лорде Элджине как о грабителе, - когда многие наиболее ценные фрагменты скульптур были увезены в различные музеи мира. Весь этот мрамор был добыт из горы, которую вы можете увидеть у меня за спиной, и доставлены сюда. Мраморные блоки складывали без известкового раствора, способом, который применялся в течение многих столетий. Почему этот храм зовется Парфеноном? Потому что он был посвящен богине Афине Партенос, что значит - девственница. А почему холм, на котором мы сейчас стоим, зовется Акрополь? Потому что по-гречески это означает высокое место. Это была самая высокая точка древних Афин. Теперь, - закончил он, - у вас есть сорок пять минут чтобы побродить, пофотографировать, может, выпить прохладительного напитка в кабачке у подножья лестницы. Встретимся в автобусе… - обычная лекция еще не была закончена. Он по обыкновению умолял не опаздывать и путал, что автобус уедет без тех, кто опоздает. Но туристы попались опытные, - эту страницу инструкций они знали не хуже его, и группа начала рассасываться.
Это было на руку Малженицеру. Он не спускал глаз с одной из трех пар. Когда они повернулись и зашагали прочь, он ловко встал у них на пути, улыбнулся и обратился к чернокожему брату конгрессмена:
- Не хотите ли пройтись вместе со мной? Здесь наверху есть несколько особенно удачных точек для фотографирования - может, вы хотите, чтобы я щелкнул вас всех вшестером?
Конечно, они хотели.
Среди вещей, которые Малженицер знал очень хорошо, было умение очаровать туристов - это приносило чаевые. Он прочел им свою лучшую лекцию за всю свою карьеру - о Фидии и огромной исчезнувшей статуе, о разрушенном сооружении, которое когда-то было воротами, через которые выходили к Парфенону - об Ареопаге. Ареопаг - вот ключевая точка. Он подвел их к этому моменту с изяществом.
- Именно с этого камня, - показал он, - апостол Петр проповедовал к афинянам, и с этого же камня был проклят за преступление Орест. Вы знаете, почему Ареопаг так называется? Это может быть переведено как "Холм бога войны". Марсов Холм. Возможно, - сказал он, сверкнув глазами, - какой-нибудь богатый американец купит его и увезет в Штаты, поскольку Америка вне всякого сомнения имеет сейчас право на все, что связано с Марсом! О, я действительно в восторге от ваших ученых! Я сам много лет работал на советскую космическую программу прежде, чем мне удалось бежать. Я участвовал в расчетах многих посадок, в расчете марсианской орбиты… Можно сказать, что я, - резко добавил он , - что я практически был в свое время главным специалистом по исследованию Марса. Но теперь…
Он улыбнулся, пожал плечами и перешел к следующим прославленным памятникам Греции. Но он знал, что привлек их интерес.
К тому времени, когда автобус был готов к отправке, он успел обменяться с ними соболезнованиями по поводу недостатков неряшливых приспособленцев-дипломатов, служащих в американском посольстве. Он поразил их кратким курсом истории советских, немецких и американских космических исследований. Он выяснил, что высокий, неприступный человек по фамилии Байард -юрист; полный, с дурацкой маленькой бородкой и почти белой женой - бизнесмен, занимающийся недвижимостью. А человек по имени Тэтчер, слава Богу, действительно был братом конгрессмена от Иллинойса! И еще он получил приглашение - слегка прохладное - посетить их в отеле и выпить с ними сегодня вечером.
Когда тур закончился, сердце Малженицера пело. Наконец-то Америка стала для него возможной! Какими бы марсиане ни были мерзкими и жалкими, они послужили его целям. Американцы хотят высадить на Марс свою следующую экспедицию, и теперь, когда у него нашелся возможный союзник и помощник, он сможет еще в этом поучаствовать!
В отеле Джорджетта Тэтчер заявила мужу:
- Я не хочу связываться с этим человеком, Джеффри. Может, он шпион или еще что-нибудь такое.