* * *
Переправа, переправа
Берег левый, берег правый.
Кто шагает дружно в ряд?
Пионерский наш отряд!
– Антонина Семеновна, а ну-ка немедленно прекратите безобразничать! Голос у меня крайне недовольный, но я чертовски рад тому, что лингвин мой после стольких суток молчания наконец-то дал о себе знать. Возможно, не все так плохо, она не слабеет и не умирает, как я совсем недавно себе нафантазировал. Голос, звучащий в моей голове, обиженно смолк, однако через некоторое время все-таки не выдержал и забубнил вновь:
– Я уточка, я маленькая уточка!
– Шагаю я по лужам, и мне никто не нужен!!!
– Антонина Семеновна, ну сколько можно? Имею я право наконец поспать или нет?
– Да ты только и занимаешься тем, что спишь!
– Ну, а чем, чем, спрашивается, мне еще заниматься? Из камеры, сами знаете, выбраться никакой возможности нет! – лично мне склока наша до чертиков напоминала "разборки" с тещей из той, можно сказать прошлой, жизни.
– Так ты хотя бы в миску свою заглянул для разнообразия, авось и подкинули что-то сердобольные тюремщики?
– Ой, да ладно, миска, как миска. Что я там не видел?
– А может и не видел чего. Поднимайся, кому говорят!
– А вот и не поднимусь! Мне и здесь хорошо!
Не знаю, что уж на меня нашло, но рогом уперся я знатно. Уверен, так и продолжал бы словесную пикировку в том же духе, если бы ноздри мои не уловили случайно некий не совсем привычный аромат, доносившийся как раз из того самого угла, в котором и обитала злополучная миска. Странно. Неужто и впрямь я умудрился проспать такое знаковое событие, как первый за полторы недели ужин? Или за две? Память в последнее время ведет себя как дорога, на ремонт которой городской совет не озаботился выделить средств: то выбоины в ней какие-то, то провалы… Так, ладно, отвлекаться не будем, а поползем-ка мы и правда к миске. Побалуем, так сказать, себя чем-нибудь этаким, суперзамечательным тюремным деликатесом, который, возможно, по вкусу будет напоминать не прокисшие помои, как в прошлый раз, а свежие.
Знаю, навряд ли кто из живущих в состоянии ощутить на себе весь тот водоворот чувств, тот экстаз, обуявший меня после того, как я осознал что же на самом деле находится в этом непримечательном с виду алюминиевом образчике кухонной утвари. А там, между прочим, было мясо!!! Еще там было яйцо, салат из морепродуктов, аккуратная горка кашицы, по вкусу напоминающей толченый картофель. Рядом, возле миски, обнаружилась целая краюха хлеба, двухлитровый бутыль минеральной воды и палка самой настоящей копченой колбасы. Сказать, что я был в шоке – значит ничего не сказать. Я так и сидел бы остаток вечности с раскрытым от удивления ртом, если бы Антонина Семеновна не спасла меня и на этот раз:
– Господи, да ешь ты уже наконец! Ну сколько можно стенку гипнотизировать? Давай: за маму, за папу, за бабушку, за дедушку…
И таки да, не скрою, я действительно начал есть. Ел, время от времени разбавляя паузы между чавканием короткими замечаниями типа: а что, если еда отравлена, и теперь я умру? А что, если в воду добавили какую-то сверхнавороченную сыворотку правды и я выболтаю все, что знаю и то, о чем даже не догадывался? Как вы тогда в глаза мне будете смотреть, а? Ну и прочий, прочий, прочий, прочий бред. Антонина Семеновна терпеливо помалкивала, понимая мое душевное состояние, не забывая при этом следить за пищеварительным трактом, стимулировать процесс переваривания пищи отвыкшим от подобной деятельности желудком. Короче: выполняла свою повседневную работу по уходу за телом незадачливого симбионта, беспрестанно попадающего в самые незаурядные ситуации.
Эх, до чего же мало надо человеку для счастья! После ужина камера уже не казалась мне склепом, последним пристанищем, из которого нет возврата в мир живущих. Тюремщики не забыли обо мне, тюремщики помнили, а значит – все-таки есть шанс выбраться из этой передряги и начать новую жизнь, далекую как от политики, так и от прочих опасных для здоровья вещей. Да, было у меня время все переосмыслить, было. Я уже не тот Илья, сломя голову кидающийся в любую сомнительную авантюру. Я другой. Илья, для которого нет ничего важнее, чем повседневная обыденность. Илья, который выпьет с утра чашку кофе в своей уютной двухкомнатной квартире, а потом пойдет в офис, отработает рабочий день от звонка до звонка, зная, что к вечеру обязательно вернется домой. Илья, у которого будет жена и возможно даже дети. Почему-то в своих фантазиях в роли жены я представлял себе именно Эльвианору, и, признаться, картинка мне эта очень нравилась. Сам не пойму, как она умудрилась в моих глазах за столь короткий период времени превратиться из тупой блондинки в милую, такую желанную и ласковую Эльви? Чудеса – да и только.
– Ну и где ты здесь офис найдешь? Не говоря уже о квартире и чашке кофе? – Антонина Семеновна, как назло, опять все испортила. Ну вот, уже и помечтать даже нельзя!
– Между прочим подслушивать чужие мысли нехорошо!
– Да как же их не подслушивать, коли они из тебя прут, как вода из сломанного бачка унитаза! Тоже мне, остепенился он! Был бы нормальным – сидел бы у себя дома, а не мотался по космосу в поисках приключений на свою…
– Антонина Семеновна!!!
Господи, ну до чего же достала меня эта старая занудливая карга! Сегодня я как никогда понимал почему все разумные существа во Вселенной после внедрении в их мозг самки лингвина тотчас же спешили покончить жизнь самоубийством. Один лишь я, прожженный пройдоха, прошедший школу выживания со своей тещей, был все еще жив и даже не бился пока головою о стены.
Спать, спать, срочно спать. Завтра будет новый день, а мне нужны свежие силы. Пропустив мимо ушей очередной поток брани, смешанной с патетическими выкриками о моей черной неблагодарности, я заставил себя принять удобную позу, закрыть глаза и расслабиться.
Глава 7
– Иди ко мне, милый! Да! Да! Да! Я вся твоя!!! – губы Эльвианоры совсем близко, я тянусь к ним, желая ощутить их сладостный вкус, но натыкаюсь на что-то мохнатое, влажное, пахнущее потовыделениями настолько сильно, что марево сна не выдерживает, распадается на отдельные сегменты, а затем и исчезает вовсе, оставив меня наедине с тоскливой действительностью.
– Махама? Ты-то как здесь оказалась?
– Махама спасать Илья. – Голос у Махамы звучит несколько иначе, проскальзывают в нем какие-то странные, новые нотки, и я с ужасом осознаю вдруг, что солоноватый привкус на губах, возможно, возник не из ниоткуда и не просто так, а… да ну, глупость какая!
– Хорошо, спасать так спасать. Я и сам не против. – Притворившись, как будто происходящее в порядке вещей, я торопливо поднялся и сделал несколько робких шагов по камере. Ай да Антонина Семеновна, ай да молодец! Благодаря ее стараниям, а так же плотному ужину, чувствовал я себя сегодня просто отлично.
– Нам сюда. Махама вперед, Илья бежать за Махама. Илья понимать?
Чего уж тут не понять? Я утвердительно киваю, и Махама вихрем вырывается из дверного проема, несется дальше, на бегу выдергивая из притороченного к спине чехла внушительных размеров тесак. Я спешу следом, мимоходом удивляясь, что глаза мои прекрасно видят, хотя коридор освещен достаточно сильно двумя рядами похожих на люминесцентные ламп. Почему это, кстати? По идее, после продолжительного нахождения в полной темноте, им нужно какое-то время для того, чтобы привыкнуть к свету. Меняется организм, Антонина Семеновна настраивает его словно рояль, улучшает, делает своего симбионта наиболее приспособленным к среде обитания? Что ж, вполне возможно. При случае, надо будет обязательно спросить ее об этом.
Вижу распростертое на полу тело. Охранник, с виду похожий на человека. Слегка жирноват, правда, и чертами лица напоминает Симониуса, но это скорее от сидячего образа жизни. Однако меня интересует не его скромная личность, а висящая на боку кобура. Магнитная защелка поддается легко, и вот у меня уже в руке увесистый пистолет с непропорционально коротким дулом. От оружия веет уверенностью и силой – как раз те два качества, которых сейчас так не хватает! Махама уже ждет в конце коридора с видом крайне неодобрительным. Повторяет: "Илья бежать за Махама" и снова срывается с места. Я спешу за ней, хотя чертовски хочется остановиться хоть на минуту, чтобы исследовать свое приобретение.
Еще одни двери. На вид практически прозрачные, но что-то мне подсказывает, что с ними справится не так-то легко даже при помощи динамита. Моей сообщнице однако динамит не нужен: она роется у себя в кармане и извлекает на свет божий чей-то отрубленный палец. Прикладывает его к замку двери, и та лениво отъезжает в сторону. Только сейчас замечаю, что за ней было настоящее кровавое побоище. Трупы. Штук двенадцать. Лежат вповалку там, где их застала смерть. На полу лужи крови, отрубленные конечности. На все это дело стараюсь не смотреть – просто мазнул взглядом и побежал себе дальше.
Новый коридор, на этот раз более короткий, чем первый, по сторонам металлические двери камер, как и в предыдущем. И все-таки что-то мне подсказывает, что это не совсем тюрьма. Точнее – не обычная, к которой мы все привыкли, с тысячами заключенных, столовыми, мастерскими и прочими прелестями тюремного быта, а этакая мини-тюремка для вип-персон. Уж очень тут все какое-то игрушечное что ли. Последний рывок – и вот мы уже упираемся в двери лифта. Здесь никакого пропуска не требуется – просто жми себе на нужный этаж и едь. Сейчас на табло высвечиваются какие-то непонятные символы со знаком "минус", и я понимаю, что мы, в общем-то, находимся где-то глубоко-глубоко внизу. Коготь Махамы замирает напротив одной из кнопок, она как будто раздумывает: стоит ее нажимать или нет.
– Что там?
– Опасно. Птачиков слишком много.
Не знаю уж кто такие "птачики", но шестое чувство подсказывает мне, что друг другу мы не очень понравимся. А потому начинаю вертеть в руках пистолет, силясь разобраться в его конструкции. Спускового крючка нет, предохранителя – тоже. Рукоятка абсолютно голая, без выступов. Зато хоть прицельная мушка на стволе имеется, уже какая-никакая, но радость.
– Затвор передерни, тупица, – слышится в голове раздраженный голос Антонины Семеновны, и я понимаю, что она права: верхняя часть оружия действительно снабжена искомым предметом. Не удивительно, что я сразу его не заметил – очень уж хорошо он вписывается в конструкцию. – Ручной пульсатор марки "ПР-21К", оружие ближнего радиуса действия, стреляет кратковременными энергетическими импульсами, радиус гарантированного поражения цели от нуля до стадвадцатисеми метров, максимальная дальность действия: шестьсот метров. Затвор, расположенный в верхней части оружия, играет роль предохранителя. Выстрел производится при нажатии на датчик, вмонтированный в верхней части рукоятки. Заряд батареи рассчитан на четыреста двадцать выстрелов.
– Антонина Семеновна, и откуда вы только все это знаете?
– Тебе прямо сейчас ответить или может ты все-таки заткнешься и передернешь, наконец, этот долбанный затвор?
– Хорошо-хорошо, молчу.
Затвор передергивается с тихим щелчком. Ну вот, оружие готово к бою. Махама бросает короткий взгляд в мою сторону и решается-таки нажать на злополучную кнопку. Лифт несется наверх с бешенной скоростью, проходит буквально несколько мгновений, и створки его начинают раскрываться. По какой-то неясной причине время теперь словно застывает, замораживается. Сладкой патокой текут секунды, позволяя неторопливо и взвешенно оценивать ситуацию.
Да, действительно, "птачиков" слишком много. И никакие это не "птачики" вовсе, а самые обыкновенные охранники в темно-синей униформе. Я успеваю разглядеть даже эмблему вставшего на задние лапы четвероногого животного на правой стороне груди одного из них и поразиться красоте неведомого хищника: кристальной белизны мех, оскаленная пасть с рядами острых, как иглы, клыков, на лапах – темные подпалины. Чем-то хищник весьма напоминает мне снежного барса.
Охранников на самом деле около тридцати, рассредоточены они на расстоянии около пятнадцати метров, причем двое засели за рычагами управления какого-то аппарата довольно устрашающего вида. Что это за аппарат – разглядеть я уже не успеваю, поскольку время вновь начинает свой бег теперь уже с привычной для меня скоростью.
Огонь открывается сразу, без предупреждения, причем целятся преимущественно в Махаму. Не знаю уж какими доводами они руководствуются, но именно эта их одержимость дает мне возможность безнаказанно выскользнуть из лифта и сместиться с линии огня чуть влево, под прикрытие одной из колонн то ли поддерживающих потолок здания, то ли установленных с чисто декоративной целью. Торопливо делаю несколько выстрелов и, как водится, мажу. Нет, так дело не пойдет. Успокоиться надо. Успокоиться. От притока адреналина дрожат руки, отчего дуло пистолета "рыскает" непозволительно сильно. Мимоходом успеваю подумать, что оружие мне досталось не абы какое, а очень даже приличное, скорострельность у него – дай Бог каждому. Как пулемет строчит, если палец с рукоятки вовремя не убрать. Даже не знаю теперь – хорошо это или плохо, ибо расход зарядов идет бешенный. Так, что там говорила Антонина Семеновна насчет батареи? Правильно, рассчитана на четыреста двадцать выстрелов. А потому мазать нельзя. Нельзя мазать – и точка. Высовываюсь из-за колонны и, невзирая на все свои правильные рассуждения, высаживаю длинную очередь в сторону охранников, которые даже присесть не подумали – так и стояли себе в полный рост, надеясь на преимущество в живой силе и плотность собственного огня. Зря они так, между прочим. Не понимают, что крыса, загнанная в угол, способна весьма, весьма на многое, особенно если учесть, что у нее есть стимул жить.
Ай да я, ай да молодец! Шестерых срезал как минимум. А ведь это только начало, дорогие мои товарищи! Первая победа окрыляет, придает дополнительных сил и, соответственно, уверенности. Руки мои уже не дрожат, палец давит на рукоять, в недрах которой расположен невидимый датчик, вполне уверенно. Так, словно пистолет этот не недавний "найденыш", а старый боевой товарищ, переживший со мной немало жизненных неурядиц. Падают четверо. Затем, с небольшим интервалом, еще один. Итак: одиннадцать ноль в пользу гостей.
Очень удачно, кстати, что вестибюль, в который привез нас лифт, весьма просторен и пуст, у самого входа разве что что-то вроде конторки, огороженной невысокой оградкой из серого синтетического материала. Спрятаться, по большому счету, негде. Колонны, за одной из которых я прячусь – не в счет, выстроились в ряд они, параллельно стене с лифтами, словно почетный караул. Колоннам плевать, что хозяева их гибнут один за другим на абсолютно открытом месте.
В горячке боя я почему-то совершенно забыл о своей спасительнице. А зря: выглянув в очередной раз, я понял, почему до сих пор оставался жив. Как Махама умудрилась преодолеть разделяющее ее с врагами пространство под градом выстрелов – непонятно. Да что там непонятно – непостижимо! Сейчас она носилась между ними, словно мохнатая коричневая молния, раздавая удары налево и направо гигантским окровавленным тесаком. По-моему, она даже получала удовольствие от процесса, поскольку на физиономии ее то и дело появлялась блуждающая улыбка.
С каждым мгновением количество охранников таяло. Я же, уяснив, что от помощи моей будет теперь больше вреда чем пользы, ибо ненароком попасть по Махаме на раз плюнуть, сосредоточил теперь весь свой огонь на парочке в той самой громоздкой хреновине, напоминающей смесь зенитной установки с этаким мини-трактором. Сравнение это, естественно, весьма условное, ибо у "трактора" никаких колес не было. Кабины тоже. Точнее была – но абсолютно прозрачная, как будто стеклянная. Непрозрачным оставалось лишь невысокое основание, на которое крепилась кабина с устрашающего вида многоствольной пушкой. Причем конструкция вся эта как бы парила в воздухе на расстоянии примерно тридцати сантиметров от пола, начисто опровергая мои представления о незыблемости закона всемирного тяготения Ньютона.
Сосредоточить-то я свой огонь сосредоточил, но вот толку от него не было никакого. Количество зарядов в моем оружии таяло, а вид кабины ничуть не видоизменился. Видоизменились только рожи сидевших в ней охранников, теперь прямо-таки пышущие нездоровым злорадством. Мне вот сейчас кажется или срочно надо делать ноги куда подальше, пока эта штука не начала выплевывать в мою сторону металлическую начинку из спаренных жерл орудий?
Ага, кажется, держи карман шире! Я едва успел упасть на пол, когда шибануло так, что барабанные перепонки в ушах чуть не лопнули от страшного грохота, а колонна, за которой я только что имел удовольствие прятаться, превратилась в каменную труху вперемешку с крупными булыжниками. Один из них попал мне по затылку, заставив сознание плыть. Ноги же сделались какими-то непослушными, ватными. "Откатиться в сторону пока эта дрянь не выпустила новую порцию!" – пришла в голову весьма своевременная мысль, и я тотчас же занялся ее воплощением в реальность.
Да, видимо не мой, все-таки, день сегодня. А как здорово-то все начиналось! Громовые звуки выстрелов следовали один за другим, причем те двое уродов, похоже, намеренно промахивались, стараясь продлить себе веселье. Не беспокоили их ни предсмертные крики товарищей, с которыми расправлялась Махама, ни что-либо еще, кроме моей ползающей в пыли фигуры, время от времени делающей неловкие кульбиты. Когда очередная взрывная волна отбросила мое тело в сторону, здорово припечатав при этом спиной к каменному крошеву, и пришло ясное осознание того, что новый выстрел будет последним, я ощутил вдруг, как чьи-то сильные руки сначала обхватывают меня за талию, а потом поднимают в воздух. Мгновение невесомости – и вот туловище мое уже перекинуто животом вниз через могучее плечо самки прака, а затем… затем начинается нечто такое, что и словами-то человеческими описать трудно. Хаотичные прыжки, звуки выстрелов, пол, то уходящий куда-то вниз, то приближающийся вновь. Голова моя болтается на шее так, словно я китайский болванчик на лобовом стекле, уходящей от погони "тойоты". Звон разбитого стекла, поток свежего воздуха – и вот мы уже на улице. Махама не останавливается – несется вскачь, словно боевая лошадь. Впрочем, я ее понимаю, ведь та хреновина наверняка выберется из здания вслед за нами. Ощущаю, как мы делаем несколько поворотов, ломимся сквозь какие-то кусты. Где-то вдали уже слышится вой сирен. Быстрее надо двигаться, быстрее! Скорость Махамы явно недостаточна для того, чтобы уйти из ловушки, в которую превращается этот район города. Понаставляют патрулей на каждом углу, перекроют сектор, а потом будут планомерно прочесывать его до тех пор, пока не отыщут беглецов, доставивших им столько неприятностей.
– Махама, так дело не пойдет, стой!
– Почему? – Самка прака дышит с присвистом, похоже, ей уже очень нелегко дается этот кросс.
– Нам нужен какой-то транспорт. Попутку что ли какую поймать? Я не знаю!!!