Она ожидала, что светловолосый разозлится, но он только дернул уголком рта.
– Конечно, все эти штабные крысы мастера рассказывать байки о своих военных похождениях. А ведь ни один из них к линии фронта и на сто километров не приближался. У меня, между прочим, все тело в шрамах. Хотите, покажу, Дайна?
– Не нужно! – воскликнула она, но Хаген уже скинул китель и начал стаскивать через голову рубашку. Он был поджарым и мускулистым, этот эсэсовец, и шрамов у него действительно было много. Один рваным зигзагом полосовал бок, другой тянулся от ключицы к левой груди. Хаген повернулся спиной, демонстрируя V-образный шрам под лопаткой, и не упустил возможности поиграть мышцами. Но Дайну заинтересовало другое – на руках и груди немца синели наколки. Дайна Кайните вполне могла не знать, что это такое, но Катя Серебрякова не раз видела подобные картинки в госпитале на Южном Урале. Среди раненых нередко попадались те, кто провел несколько лет в лагерях.
– А что это за татуировки? – спросила Дайна.
– Заметили? – чуть смущенно усмехнулся Хаген. – У нас в спецподразделениях принято делать такие.
Он напряг бицепс правой руки. Руку оплетала разорванная цепь с надписью "Macht geht vor Recht".
– Нравится? А как вам мой девиз?
Хаген протянул к ней левую руку. На предплечье было вытатуировано "Du sollst nicht den Schlag erwarten".
– Впечатляет, – признала Дайна. – А вот это что такое?
На левом плече Хагена была выколота оскаленная тигриная морда и латинские буквы "Т" и "L".
– Символ ярости, – эсэсовец скосил глаза в сторону – верный признак вранья, как учил их Жером. – В училище у меня было прозвище Тигр.
– Ладно, Тигр, одевайтесь и не мешайте мне загорать. Будем считать, что вы произвели на меня впечатление.
– Ну нет, – Хаген потряс головой, – раз уж я снял рубашку, то должен хотя бы искупаться.
Он скинул сапоги и начал стягивать брюки.
– Подождете меня, Дайна?
– Чтобы вы продолжали мне досаждать? И не подумаю.
– Тогда получится, что я согнал вас с чудесного местечка, а этого я простить себе не смогу. Обещаю распрощаться сразу же, как только накупаюсь, идет?
– Надеюсь, это случится еще до заката?
– Ну вы и злючка! Обожаю жестоких медсестер!
Хаген побежал к нависавшему над водой обрывчику, подпрыгнул и сделал сальто в воздухе. Выпрямился, как пружина, и почти без всплеска вошел в воду. Вынырнул и поплыл к другому берегу, мощно работая руками.
"Выпендривается, – подумала Катя. – Пижон фашистский".
Она быстро собрала вещи, сунула в корзинку томик Гете. Обернулась – Хаген был уже на середине реки. Ждать, пока наглый эсэсовец вернется, Дайна не собиралась.
– Вы не представляете себе, до чего это смешно! – воскликнул Рихард Кох. – Это очень старая игра солдат французского Иностранного легиона. Называется она "Именины кардинала Пуфа", или, для краткости, просто "Кардинал". Все, что нам требуется для этой игры – это хорошая компания и бутылка чего-нибудь крепкого. Вилли, у тебя есть что-нибудь крепкое?
– Шнапс, – лаконично ответил Вилли.
– Не пойдет, приятель. С нами будет играть дама. Что-нибудь вроде ликера, а?
– Есть домашний беренфанг и коньяк "Асбах".
– Тащи беренфанг. Вы не против, Дайна?
"Что такое этот беренфанг? – лихорадочно думала Катя. – "Ловушка для медведя"? Вот соглашусь, а потом окажется, что это невозможно пить. Или что от этого можно опьянеть быстрее, чем от водки. Проклятый Кох явно хочет меня споить, для того и придумал всю эту затею с игрой!"
– Конечно, нет, – ответила она с дерзкой улыбкой.
Беренфанг оказался тягучей золотистой жидкостью с медовым запахом. Кох аккуратно наполнил рюмки.
– Смотрите и слушайте внимательно! – проговорил он, обводя всех торжественным взглядом. – Повторять дважды я не буду. Каждому из вас придется произнести здравицу в честь кардинала Пуфа четыре раза, не сбившись ни в едином слове. Если же кто-то ошибется, ему тут же наливают штрафную, и он начинает игру с самого начала!
Кох взял рюмочку двумя пальцами и поднял его на уровень рта.
– Я пью этот бокал за здоровье кардинала Пуфа один раз! Sante!
Опрокинул рюмку ликера. Мечтательно закатил глаза.
– Теперь следует стукнуть пустым бокалом по столу – один раз. Хлопнуть ладонями по столешнице сверху и снизу – тоже по одному разу. А потом щелкнуть себя по носу и подпрыгнуть на стуле.
– Выглядит это по-дурацки, – сказал Клейнмихель.
– Погодите. Это еще только начало. Теперь вам нужно держать рюмку тремя пальцами. А говорить надо вот что – я пью за здоровье кардинала Пуф-Пуфа два раза! Sante! Sante!
На этот раз он осушил рюмку в два глотка. Дважды стукнул ею по столу. Похлопал ладонями по столешнице и по носу и дважды подпрыгнул.
– И какой в этом смысл? – спросил долговязый Хонер.
– Игра великолепно тренирует память. В третий раз нужно назвать кардинала Пуф-Пуф-Пуфом и трижды пожелать ему здоровья. Все прочее тоже делается трижды. Рюмку держите уже четырьмя пальцами.
Кох выпил очередную рюмку беренфанга. Лицо его раскраснелось.
– Ну, и последний шаг. Штурмшарфюрер, наполните мне рюмку. Я пью этот бокал за здоровье кардинала Пуф-Пуф-Пуф-Пуфа в четвертый и в последний раз! Это важно, господа, запомните – в четвертый, и в последний раз! Sante! Sante! Sante! Sante!
Он четыре раза подпрыгнул на своем стуле и устало откинулся на спинку.
– Вот и все. Теперь попрошу повторить. Начнем, пожалуй, с Клейнмихеля – он, помнится, сказал, что я выгляжу дураком. Посмотрим, как будет выглядеть он сам.
– Глупости! – фыркнул очкарик. – Все элементарно. Я пью этот бокал за здоровье кардинала Пуфа один раз! Sante!
Он выпил ликер и похлопал ладонями по столу, однако забыл щелкнуть себя по носу.
– Ага, старина! – возликовал Кох. – Вот вам штрафная, и извольте повторить все с самого начала!
На этот раз Клейнмихель дошел до третьей ступени, но сбился и забыл сказать "Sante!". Торжествующий Кох вновь наполнил его рюмку. На дне бутылки оставалось не так уж много беренфанга.
"Может, до меня и не дойдет", – с надеждой подумала Дайна. Но радость ее была преждевременной. Кох покровительственно похлопал Клейнмихеля по плечу и заказал еще одну бутылку ликера.
– Платит, само собой, проигравший, – объяснил он.
– Мне нужно передохнуть, – объявил Клейнмихель. На висках у него выступили капли пота. – Пусть пока фройляйн Кайните поиграет.
– Что ж, – Дайна взяла протянутую Кохом рюмку и улыбнулась, – я пью этот бокал за здоровье кардинала Пуфа один раз...
Занятия на базе "Синица" не прошли даром. Ей, в общем-то, хватило бы и объяснения Коха – а уж после нескольких бесславных попыток Клейнмихеля Дайна выучила весь алгоритм наизусть. Кох смотрел на нее округлившимися от удивления глазами. Когда Дайна подпрыгнула на стуле в четвертый (и последний) раз, он не удержался и зааплодировал.
– Потрясающе! Вы точно не играли раньше в эту игру?
– Клянусь, – Дайна прижала руку к груди. – Но ведь это не так уж сложно... для наблюдательного человека.
– Не знай я вашего шефа, обязательно заподозрил бы, что вы – шпионка, – засмеялся Кох. У Кати по спине пробежали мурашки. Не допустила ли она ошибку? Может быть, ей стоило пару раз запнуться?
– Кстати, где он? – спросил Хонер. – Мне позарез нужно взять реванш за вчерашний проигрыш в бильярд.
– Как всегда, занят важными делами, – Дайна заставила себя улыбнуться, хотя внутри у нее все дрожало от напряжения. Надо же было так сглупить! – Группенфюрер Конти ожидает его доклада в самое ближайшее время.
– Как же, как же, наслышаны, – пробормотал изрядно окосевший Клейнмихель. – Определение расовых характеристик населения Украины. Да только все это чушь! Хотите знать мое мнение? Все они тут ублюдки и унтерменши. Все до единого!
Он оглянулся, чтобы убедиться, что присутствовавшие в зале его слышали. Стоявший у бильярдного стола Петр как ни в чем ни бывало продолжал намазывать мелом кий.
– Не у вас ли были какие-то проблемы с анкетой при вступлении в СС, штурмшарфюрер? – прищурился Кох. – Я, помнится, видел бумагу из RuSHA, где вас отнесли к третьей группе по шкале доктора Шультца.
– На что вы намекаете, Кох? – Клейнмихель резко отодвинул от себя рюмку с ликером и попытался встать со стула. Хонер удержал его, положив руку на плечо.
– Просто не в первый раз замечаю, что о расовой чистоте больше всего любят рассуждать те, у кого с этим не все гладко.
– Я, во всяком случае, не позволяю себе непочтительно отзываться о высших руководителях Рейха! – зашипел Клейнмихель. – А вот вас, Кох, давно пора как следует потрясти! Думаете, я не помню, как вы отзывались о рейхсминистре пропаганды?
Судя по искреннему удивлению в глазах Коха, он и сам уже давно забыл, как отзывался о рейхсминистре пропаганды.
– Вы называли его сморчком-германцем! – Клейнмихель оперся руками на стол и торжествующе взглянул на шифровальщика. – Сморчком-германцем, вот как!
– Не надо кричать, – нервно сказал Хонер. – На нас уже и так все смотрят!
– Господи, – с искренним облегчением выдохнул Кох, – да ведь его многие так называют! Просто не у каждого хватает смелости проорать прозвище нашего Йози на всю бильярдную.
Клейнмихель понял, что допустил промах. Он сорвал очки и начал яростно протирать их тряпочкой.
– Вам это даром не пройдет, – прошипел он. – Не вечно же вас будет покрывать этот желчный мозгляк Хиршфельд!
– Вы меня поражаете, штурмшарфюрер, – сказал Кох, – мало того, что вы прилюдно оскорбляете одного из руководителей Рейха, вы еще раздаете презрительные характеристики вышестоящему начальству! Мне, пожалуй, стоит довести до сведения штандартенфюрера Хиршфельда, как вы о нем отзывались.
"Интересно, – подумала Дайна, – чем закончится эта ссора? Может быть, эсэсовец вызовет Коха на дуэль? Или хотя бы попытается дать ему в морду?"
Ее бы вполне устроило, если бы эти крысы вцепились друг другу в глотки. В Кохе, по крайней мере иногда, проскальзывало что-то человеческое – хотя и недостаточно для того, чтобы считать его человеком. В Клейнмихеле не чувствовалось и этого.
Но крысы не спешили пожирать друг друга. Возможно, они просто привыкли пользоваться другими приемами – подсиживанием, доносами, провокациями. Решить вопрос честным поединком у них просто не хватало духу.
– Да я тебя в порошок сотру! – процедил разъяренный Клейнмихель. – Один звонок моему дяде в Берлин – и от тебя мокрого места не останется.
Кох слегка побледнел, но решительно выставил вперед подбородок.
– Боюсь, у твоего дяди сейчас слишком много других забот. И с чего ты взял, что он в Берлине? По-моему, он занят тем, что сжигает евреев из варшавского гетто.
"Надо запомнить, – сказала себе Катя. – Дядя Клейнмихеля – высокопоставленный чин в СС".
– Ради меня он с удовольствием отвлечется на полдня. И тогда, Рихард...
Кох поднялся из-за стола.
– Здесь становится трудно дышать, – сказал он, пристально глядя на Дайну. – Слишком воняет сапогами гестапо. Пойдемте, фройляйн, прогуляемся на свежем воздухе.
– Но я должна дождаться Отто, – пробормотала не ожидавшая такого поворота Дайна.
– Господин Нольде никуда не денется. К тому же мы не станем уходить далеко. Погуляем вдоль монастырских стен.
Дайну совсем не привлекала перспектива романтической прогулки с Кохом, но оставаться в компании Клейнмихеля и Хонера ей хотелось еще меньше. Она пожала плечами, делая вид, что уступает напору старшего шифровальщика.
– Ну, разве что ненадолго...
В этот момент на лестнице загрохотали сапоги. Дайна обернулась и увидела, что в подвал спускаются трое высоких, плечистых эсэсовцев. Одного из них она знала – это был Хаген.
– Бармиксер, шесть кружек пива, – крикнул Хаген, бросая на стойку несколько банкнот. – И стол для американского бильярда!
– Пул в другом зале, – буркнул Вилли, наливая пиво. – И он сейчас занят.
– Занят? – переспросил Хаген с искренним удивлением. – Бруно, ты слышал? Он сказал – стол занят!
Флегматичный, похожий на медведя Бруно пожал плечами.
– Придется освободить.
Третий эсэсовец, напоминавший викинга рубленым голубоглазым лицом и очень светлыми волосами, похлопал его по плечу.
– Только без эксцессов, парни. Здесь вам не Париж.
Бруно и Хаген двинулись в сторону второго зала, откуда слышались веселые крики и костяные удары сталкивающихся шаров. По пути Бруно задел стул Клейнмихеля и тот едва не свалился на пол.
– Эй, поосторожнее! – возмущенно крикнул эсэсовец. Бруно даже не обернулся.
– Не лезь, – Хонер схватил его за рукав и громко зашептал: – Это же парни Скорцени, они все прирожденные убийцы! Тут тебе даже берлинский дядюшка не поможет...
– Вы что-то хотели сказать моему другу? – Хаген с ухмылкой, не предвещающей ничего хорошего, навис над щуплым Клейнмихелем. – Или, может быть, мне послышалось?
Его холодный взгляд, как прожектор, скользнул по лицам всех, сидящих за столом, и остановился на Дайне.
– Не может быть! – воскликнул Хаген, мгновенно забыв о Клейнмихеле. – Прекрасная медсестра! Вот так встреча!
Он бесцеремонно подвинул к себе стул и сел, закинув ногу за ногу.
– Вы что, знакомы? – шепнул Дайне Кох. Она едва заметно пожала плечами.
– Когда вы исчезли, я чуть с ума не сошел, правда! Я же просил вас не уходить!
– А я не давала обещания ждать вас, – возразила Дайна. – К тому же вы так увлеклись плаванием...
– Да, плавать я люблю, – Хаген смешно помахал руками, демонстрируя, как именно он плавает. – Для парня, который вырос на берегу Северного моря, это нормально.
– Хаген! Ты куда пропал? – донеслось из дальнего зала.
– Начинайте без меня! – крикнул Хаген в ответ. Он не отрывал взгляда от Дайны. – Ну и ну! Сама судьба свела нас в этой бильярдной, фройляйн Дайна! Или как там пишут в ваших сентиментальных романах?
– Боюсь, что Гете ничего не писал о бильярдных, – фыркнула Дайна. – И судьба здесь ни при чем. Просто в Виннице не так много мест, где можно отдохнуть.
Двое связистов, пройдя мимо их столика, направились к стойке, за которой протирал бокалы невозмутимый Вилли.
– Черт знает что такое! – громко жаловался один. – Мы заплатили за час игры, у нас оставалось еще пятнадцать минут. И тут являются эти наглецы, утверждая, что они герои Рейха и для них, мол, такого понятия, как очередь, не существует! Эй, Вилли, мы требуем, чтобы нам вернули деньги!
– С какой это радости? – поинтересовался бармиксер. – Стол, надеюсь, исправен?
– Исправен, но при чем здесь это?
– При том, что вы сами добровольно уступили его господам офицерам. Либо требуйте деньги с них, либо убирайтесь к черту.
– Добровольно? Вилли, ты издеваешься? Да они бы нам головы оторвали, скажи мы хоть слово поперек!
Бармиксер перекинул полотенце через плечо.
– Значит, Юрген, ты отдал им стол, потому что испугался? И кто мне объяснит, почему я должен платить деньги за твою трусость?
– Ты кого называешь трусом? Я полгода был на Восточном фронте!
– Тянул провода из штаба полка в штаб дивизии?
Второй связист обнял товарища за плечи.
– Ладно, Юрген, не кипятись, пойдем. Нам все равно надо возвращаться к девяти в казарму.
– Вот ведь скоты, – усмехнулся Хаген. – Бьюсь об заклад, мои товарищи вежливо попросили их уступить им стол, а эти недоноски просто побоялись возразить. А потом начали скандалить с безобидным бармиксером!
– Зато вы ведете себя так, как будто никого не боитесь, – заметила Дайна.
– Слушайте, фройляйн, ну кого мне тут бояться? Вот этих штабных крыс?
Хаген протянул руку и схватил Клейнмихеля за костистый подбородок.
– Вы посмотрите на него! Вылитый Крысиный король из сказки!
Клейнмихель дернулся, очки слетели у него с носа.
– Не сметь распускать руки, шарфюрер! Я старше вас по званию и я...
Хаген отпустил его подбородок и тут же зажал острый нос Клейнмихеля указательным и средним пальцами.
– А теперь повторите эту фразу еще раз, – попросил он. – Ту, которая начинается со слов "я старше вас по званию". Очень забавно, знаете ли, звучит.
У Клейнмихеля из глаз брызнули слезы. Дайне на мгновение даже стало жаль его.
– Прекратите издевательство, Хаген, – сказала она резко. – Вы выглядите отвратительно.
– Что ж, хорошо, – Хаген пожал плечами и отпустил противника. – Если прекрасная фройляйн просит...
Штурмшарфюрер, откинувшись на спинку стула, тяжело дышал и осторожно трогал свой покрасневший нос, как бы желая убедиться, на месте ли он.
– Я всего лишь хотел доказать вам, милая Дайна, что вы развлекаетесь не в той компании. Пойдемте со мной, я познакомлю вас со своими друзьями. Мы прекрасно проведем время, и потом доставим вас домой в целости и сохранности.
"Сговорились они все, что ли? – подумала Катя. – Когда же, наконец, появится Отто?"
Она уже собиралась вежливо отклонить предложение Хагена, но тут в разговор неожиданно вклинился Кох.
– Фройляйн никуда не пойдет, – грубо сказал он, кладя руку на запястье Дайны. – Тем более с таким человеком, как вы.
Хаген повернул голову и некоторое время с интересом изучал набычившегося шифровальщика.
– С каким это таким человеком? – спросил он, наконец, вкрадчиво. – С трусливым? Слабым? Некрасивым? Может быть, с просиживающим штаны в штабе?
Кох смотрел на него, выпятив челюсть. Вид у него был довольно забавный.
– Некультурным! – выпалил он.
– Как сказал Йозеф Геббельс, когда я слышу слово "культура", я хватаюсь за пистолет, – усмехнулся Хаген. – Как быстро вы сможете вытащить ваш пистолет, обершарфюрер?
Дайна не успела и глазом моргнуть, как в руке у Хагена оказался парабеллум, нацеленный прямо в грудь Коха. Скорость, с которой эсэсовец проделал этот трюк, поражала воображение.
– Вы же не будете стрелять? – пробормотал Кох, не отрывая взгляда от парабеллума. – Я имею в виду, по-настоящему?