Раздалось шипение, словно брызнули водой на раскаленное железо, и булькающий вопль. Но миссис Дженнингс хлестала и хлестала пламенем, а потом перестала и поглядела вниз на дрожащую, втягивающуюся внутрь себя ундину.
– Довольно! – сказала она. – В следующий раз ты будешь выполнять приказания своей госпожи без промедления! Во имя…
Ундина словно впиталась в землю, оставив ее сухой.
Когда она исчезла, миссис Дженнингс жестом пригласила нас с Джедсоном войти в ее круг и кинжалом рассекла наши круги, выпуская нас. Серафим легко прыгнул из своего кружка и принялся тереться о ее ноги, громко мурлыча. Она же повторила набор бессмысленных слов и звонко хлопнула в ладоши.
Ударил ветер, раздался рев. Стенки палатки прогибались и хлопали. Я услышал журчание воды и треск огня, а сквозь них – бегущие шаги. Миссис Дженнингс смотрела то сюда, то туда, и там, где ее взгляд падал на стенку палатки, брезент становился прозрачным, и я успевал мельком увидеть какую-то бешеную свистопляску.
Затем все оборвалось с ошеломляющей внезапностью.
От тишины у нас зазвенело в ушах. Палатка исчезла. Мы стояли во дворе перед моим главным складом.
Да, он был передо мной! Целый и невредимый, без малейших повреждений от огня или от воды. Я кинулся бегом в ворота, чтобы посмотреть с улицы на магазин. И увидел его таким же, каким он был. Витрины блестели в солнечных лучах, один угол украшала эмблема Ротари-клуба, а на крыше красовалась моя двусторонняя вывеска:
АРЧИБАЛЬД ФРЭЗЕР
СТРОИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ И ПОДРЯДЫ
Вскоре из ворот вышел Джедсон и потрогал меня за плечо.
– Почему ты льешь слезы, Арчи?
У меня глаза на лоб полезли: я ведь даже не заметил.
В понедельник утром дела шли заведенным порядком, и я решил, что все уладилось и мои несчастья остались позади. Но я поторопился с выводами.
Сначала нельзя было заметить ничего скольконибудь определенного – просто обычные неполадки, мелкие неприятности, которые случаются у кого угодно и мешают двигаться по накатанной колее. Но их ждешь и приписываешь случайности. Но ни одна не стоила внимания, если бы… если бы они не накладывались друг на друга почти непрерывно.
В любом предприятии, если оно солидно, общая сумма убытков из-за непредвиденных случайностей за год должна составлять какой-то определенный процент всех расходов. И в смете его учитываешь заранее. Но в моем предприятии количество происшествий и мелких трудностей возросло настолько, что это заметно съедало прибыль.
Как– то утром два моих фургона вдруг перестали заводиться. Причину отыскать не удалось, и я вынужден был отправить их в мастерскую и взять напрокат фургон, так как остался всего с одним. Мы все доставили вовремя, но мне пришлось уплатить за грузовик, по счетам мастерской и сверхурочные шоферам, так что день оказался просто убыточным.
А на следующее утро я готовился заключить контракт с клиентом, которого уговаривал два года. Контракт был на мелкие работы, но в будущем он мог привести к крупным заказам, поскольку клиент этот владел большим количеством доходной недвижимости – парочкой жилых домов, полдесятком разных магазинов, а также множеством пригодных для застройки участков по всему городу. Ему постоянно требовались ремонтные работы, а нередко он что-нибудь строил. Если бы он остался доволен мной, то я мог бы рассчитывать на постоянные заказы и быструю их оплату – с такими клиентами стоит иметь дело и при невысокой прибыли.
Мы стояли в торговом зале у дверей моего кабинета и беседовали, оговорив уже почти все. Шагах в трех от нас высилась аккуратная пирамида банок с солнцестойкой краской. Клянусь, ни он, ни я к ней не прикасались, однако пирамида внезапно рухнула с грохотом, от которого можно было оглохнуть.
Но хуже того: с одной из банок слетела крышка, и моего потенциального клиента обдало красной краской. Он так охнул, что я испугался, как бы он не упал в обморок, и увел его в кабинет, где тщетно пытался почистить его костюм носовым платком, стараясь его успокоить.
Он был в жутком состоянии и физически, и душевно.
– Фрэзер! – крикнул он в бешенстве. – Вы должны уволить продавца, который опрокинул банки! Вы только посмотрите на меня! Я за этот костюм заплатил восемьдесят пять долларов, а что от него осталось?
– Не будем торопиться, – сказал я мягко, стараясь держать себя в руках. Я никого увольнять не стану по капризу клиента, не люблю, когда мне предъявляют такие ультиматумы. – Никто к ним не подходил.
– Так, по-вашему, я их опрокинул?
– Вовсе нет. Ничего подобного. – Я выпрямился, вытер руки, подошел к письменному столу и достал чековую книжку.
– Значит, вы!
– Не думаю, – ответил я терпеливо. – Сколько, вы сказали, стоил ваш костюм?
– А что?
– Хочу выписать вам чек на эту сумму.
Я считал, что так будет справедливо. Конечно, виноватым я себя не считал, но это произошло с ним в моем магазине и не по его вине.
– Так легко вы не отделаетесь! – ответил он нелогично. – Меня не деньги интересуют… – Он нахлобучил шляпу на голову и злобно продефилировал к двери. Его репутация была мне хорошо известна, и я знал, что больше его не увижу.
Вот о какого рода неприятностях я говорил. Конечно, банки могли установить небрежно, и все произошло случайно. Но тут мог быть замешан и полтергейст.
Несчастные случайности сами себя не подстраивают.
Два дня спустя ко мне пришел Дитворт по поводу Билла и его гонорара. Меня с утра до вечера преследовали мелкие неприятности, и во мне закипало раздражение. Как раз перед его приходом каменщики ушли с одной моей стройки, потому что какой-то олух мелом начертил на десятке кирпичей какие-то дурацкие знаки.
"Это вуду!" – объявили они и отказались прикасаться к заклятым кирпичам. Так что я был не в настроении разглагольствовать с мистером Дитвортом. По-моему, я обошелся с ним довольно-таки резко.
– Позвольте, мистер Фрэзер, пожелать вам доброго утра, – начал он очень любезно, – не могли бы вы уделить мне минуту-другую?
– Ну, десять минут, пожалуй, – ответил я, взглянув на свои часы.
Он поставил свой дипломат около ножки стула и извлек какие-то бумаги.
– Если так, то я сразу перейду к делу. Дело касается претензий доктора Бидла. Мы с вами люди благожелательные и, думаю, придем к соглашению, устраивающему всех.
– У Бидла ко мне не может быть никаких претензий.
– Я прекрасно понимаю вашу точку зрения! – Он кивнул. – Бесспорно, в письменном контракте ничто не обязывает вас ему заплатить. Но ведь есть неоговоренные контракты, которые столь же обязательны, как и занесенные на бумагу.
– Не понял. Я все свои сделки оформляю в письменном виде.
– Безусловно, – согласился он. – Потому что вы бизнесмен. Но в некоторых профессиях положение иное. Если вы обратитесь к дантисту и попросите его удалить больной зуб, то, когда он его удалит, вы будете обязаны уплатить ему гонорар, пусть даже прежде о гонораре речи не было…
– Совершенно верно, – перебил я, – но ничего общего это с Биллом не имеет. Он ведь зуба, так сказать, не удалил.
– В каком-то смысле – удалил, – настаивал Дитворт, – Он хочет, чтобы ему уплатили за предварительный осмотр, то есть за услугу, оказанную вам до подписания контракта.
– Но гонорар за эту услугу не упоминался!
– Вот тут-то и возникает подразумевающееся обстоятельство, мистер Фрэзер. Вы сказали доктору Бидлу, что беседовали со мной. И он совершенно обоснованно предположил, что я объяснил вам правила нашей ассоциации касательно выплаты гонораров…
– Но я в ассоциацию не вступил!
– Знаю, знаю. Я сообщил это остальным членам правления, но они настаивают, что дело должно быть улажено. Лично я не считаю, что вся вина лежит на вас, но войдите в наше положение. Мы не сможем принять вас в ассоциацию, пока это дело не будет улажено… с учетом прав доктора Билла.
– Но почему вы убеждены, что я собираюсь вступить в ассоциацию?
Он принял огорченный вид.
– Я не ожидал, что вы займете такую позицию, мистер Фрэзер. Ассоциация нуждается в людях вашего калибра. Но вступить в нее – значит соблюсти ваши собственные интересы, мистер Фрэзер. Вскоре получить помощь квалифицированного чародея, не состоя в ассоциации, будет очень и очень трудно. Мы хотим помочь вам. Пожалуйста, не осложняйте нам эту задачу.
Я встал.
– Боюсь, вам придется предъявить мне иск, а там пусть решает суд, мистер Дитворт. Иного разумного выхода я не вижу.
– Мне очень жаль, – сказал он, покачивая головой. – Это может вам помешать, когда вы попытаетесь вступить в ассоциацию.
– Пусть так, – ответил я резко и выпроводил его.
Едва он ушел, я устроил нагоняй секретарше за то, что она не занималась тем, что я поручил ей накануне, и мне пришлось извиниться. Некоторое время я выпускал пары, расхаживая взад и вперед, хотя работы было навалом. Но я нервничал: эти мелкие неприятности – а я не упомянул и половины их – довели меня до белого каления, и нахальные требования Дитворта послужили последней каплей, полностью выведя меня из себя. Конечно, своим иском он ничего не добьется – это было бы уж слишком, – но крови попортит мне много. Говорят, в Китае есть такая пытка: на голову жертвы каждые несколько минут падает капля воды.
Вот что я чувствовал.
В конце концов я позвонил Джедсону и пригласил его пообедать со мной.
После обеда мне стало легче. Джедсон меня как всегда успокоил, и, просто рассказав ему о том, что мне досаждало, я сумел выбросить из головы почти все эти неприятности. Когда я допил вторую чашку кофе и выкурил сигарету, меня уже можно было бы почти без опаски пригласить на дипломатический прием.
Мы неторопливо пошли ко мне, разговаривая против обыкновения о его делах, а не о моих. Оказалось, что блондинке – белой колдунье из Джерси-Сити – удалось-таки синтезировать пусть не одежду, а обувь.
Было лишь одно "но": пока она изготовила больше восьмиста левых туфель – и ни единой правой!
Мы обсуждали возможную причину такой неудачи, как вдруг Джедсон воскликнул: – Взгляни-ка, Арчи! Тобой начали интересоваться фотографы!
Я повернул голову. На тротуаре прямо напротив моего магазина стоял какой-то типчик и целился фотокамерой.
Я посмотрел на него повнимательней.
– Джо! Это тот самый подонок, про которого я тебе говорил, ну который приходил ко мне и с которого все началось!
– Ты уверен? – спросил Джедсон, понизив голос.
– Абсолютно.
Сомнений быть не могло. Мы были на той же стороне улицы и всего в нескольких шагах от него. Тот самый рэкетир, который пытался навязать мне "защиту" – та же средиземноморская внешность, тот же броский костюм.
– Надо его сцапать! – шепнул Джедсон.
Но я и сам сообразил. Прыгнул на него, ухватил за воротник и брюки, и, прежде чем он опомнился, поволок его через улицу, толкая перед собой. Не знаю уж, как нас не сбили, но я от бешенства ничего не замечал.
Джедсон бежал за нами.
Дверь в мой кабинет была открыта. Я поднажал, и мерзавец, перелетев через порог, растянулся на полу.
Джедсон вбежал следом за мной, и я запер дверь на засов.
Джедсон кинулся к письменному столу, рывком открыл средний ящик, порылся в хламе, который всегда накапливается в таких местах, и нашел, что искал – синий плотницкий карандаш. Во мгновение ока он очутился возле гангстера, который еще толком не опомнился, начертил на полу вокруг него круг, чуть не споткнувшись о собственные ноги от спешки, но успел замкнуть крут сложной загогулиной.
Наш непрошеный гость завизжал, увидев, что делает Джо, и попытался выскочить из круга, но было поздно.
Джедсон запечатал круг, так что он отлетел от черты, будто ударившись о стеклянную стену, и свалился на колени. В этой позе он принялся сыпать ругательствами на языке, который я счел итальянским, хотя, по-моему, он пользовался черными словами и других языков – английскими, это уж точно.
Да, "красноречия" ему было не занимать.
Джедсон взял сигарету, закурил и протянул пачку мне.
– Давай-ка сядем, Арчи, и отдохнем, пока наш приятель не созреет до делового разговора.
Я сел, и мы несколько минут покуривали под непрекращающийся град ругательств. Наконец Джедсон вздернул бровь и сказал: – А тебе не кажется, что ты уже повторяешься?
Тот поперхнулся и замолчал, сверкая злобными глазками.
– Ну, – продолжал Джедсон, – что ты можешь сказать в свое оправдание?
Тот проворчал что-то неразборчивое, а затем буркнул: – Требую адвоката!
Джедсон усмехнулся.
– Ты не понимаешь своего положения, – сказал он. – Тебя никто не арестовывал, и мы плевать хотели на твои гражданские права. Вот возьмем сотворим под тобой колодец и крышку захлопнем.
Тот, хоть и был смуглым, побледнел очень заметно.
– Да-да, – продолжал Джедсон. – Мы на это вполне способны, а может, на что-нибудь и похуже. Понимаешь, ты нам не нравишься. Конечно, – добавил он задумчиво, – мы можем и просто передать тебя полиции. Сердце у меня мягкое.
Наш пленник насупился.
– А, так тебе и это не по вкусу? Отпечатки пальчиков? – Джедсон вскочил и встал прямо перед ним почти вплотную к кругу. – Ну хватит! – рявкнул он. – Отвечай и не ври! Для чего ты делал снимки?
Тот что– то пробормотал, но я не расслышал, а Джедсон только отмахнулся.
– Не пори чушь, мы же не дети! Кто тебя послал?
Но тот от ужаса вообще замолчал.
– Очень хорошо! – Джедсон повернулся ко мне. – У тебя не найдется воска или пластилина?
– А замазка не подойдет? – спросил я.
– Самое оно!
Я сбегал на склад, где у меня хранились материалы для вставки стекол, и вернулся с пятифунтовой банкой замазки. Джедсон вскрыл ее, зачерпнул горсть, сел за стол, смочил замазку льняным маслом и стал разминать ее пока она не стала мягкой. Наш пленник следил за ним с видимым страхом.
– Ну вот! – объявил наконец Джедсон, шмякнул ком на промокательную бумагу и начал что-то лепить.
Мало– помалу под его пальцами возникла куколка дюймов десять высотой. Ни на что и ни на кого в общем-то не похожая. Джедсон скульптор не ахти какой, однако он то и дело переводил взгляд с фигурки на человека в кругу и обратно, точно ваятель, лепящий с натуры глиняную модель будущей статуи. И я видел, как возрастает ужас, охвативший его натурщика.
– Ну вот! – объявил Джедсон, еще раз взглянув на своего подневольного натурщика. – Безобразна, прямо как ты! Зачем ты снимал?
Тот не ответил, а только попятился в круге, скорчив еще более злобную рожу.
– Отвечай! – приказал Джедсон и крутнул ступню куколки, зажав ее между большим и указательным пальцами. Та же ступня нашего пленника дернулась и резко повернулась. Он рухнул на пол с громким воплем.
– Ты собирался наложить чары, так?
В первый раз тот ответил членораздельно.
– Нет, мистер, не я!
– Не ты? Так-так. Значит, ты мальчик на посылках. А кто чародей?
– Не знаю… О-ох! Господи! – Он принялся растирать левую икру. {Джедсон всадил перо ручки куколке в ногу.) – Я не знаю. Правда не знаю! Не надо! Пожалуйста…
– Может, и не знаешь, – с неохотой признал Джедсон. – Но тебе известно, от кого ты получаешь приказы и кто еще состоит в вашей шайке. Давай выкладывай!
Тот раскачивался, пряча лицо в ладонях.
– Я боюсь, мистер, – простонал он. – Не заставляйте меня, ну пожалуйста!
Джедсон снова кольнул куколку ручкой, наш пленник подпрыгнул, задрожал, но на этот раз промолчал с угрюмой решимостью.
– Ладно, – сказал Джедсон, – раз ты настаиваешь… – Он затянулся сигаретой, а затем поднес тлеющий кончик к лицу куколки. Человек в круге попытался отдернуть голову, вскинул руки, чтобы защитить лицо, но тщетно. Я увидел, как краснеет кожа, как вздуваются пузыри. Мне стало плохо, и, хотя эта крыса у меня никакого сочувствия не вызывала, я собрался попросить Джедсона перестать, но в эту секунду он сам убрал сигарету от лица куклы.
– Ну, будешь говорить? – спросил он, и тот кивнул, а по его обожженным щекам катились слезы.
Казалось, он вот-вот потеряет сознание.
– Ну-ка, без глупостей! – добавил Джедсон и кончиком пальца ударил куколку по лицу.
Я услышал звук пощечины, и голова нашего пленника дернулась как от удара, но это его словно подбодрило.
– Ладно, Арчи, садись записывать. А ты, приятель, говори все, что знаешь. Со всеми подробностями. А если память начнет тебе изменять, подумай, понравится ли тебе, если я прижму сигарету к глазам куколки.
Ну, он начал говорить, вернее, выкладывать все. Он, казалось, совсем пал духом и даже как будто находил облегчение в словах, останавливаясь только, чтобы утереть глаза или высморкаться. А Джедсон помогал ему вопросами, когда он начинал путаться.
Кроме него самого, насколько ему было известно, в шайке состояло еще пятеро, и действовали они так, как мы и предполагали. Они рассчитывали взимать поборы со всех, кто в нашей части города был так или иначе связан с чародейством – с чародеев и их клиентов одинаково. Никакой защиты они предложить не могли – только против собственных бесчинств. Кто его босс?
Он сказал нам. Его босс – самый главный? Нет, но кто главный, ему неизвестно. И больше он ничего не может сказать, даже если мы сожжем его заживо. Да, его босс на кого-то работает, только он не знает на кого. А организация большая, в этом он уверен. Его выписали из одного города на Востоке, чтобы он помог наладить этот рэкет.
Сам он чародей? Да упаси Бог! А его босс? Нет. Он уверен, что нет. Всем таким распоряжался кто-то наверху. Больше он ничего не знает, можно ему уйти?
Джедсон продолжал его расспрашивать, и он добавил кое-какие подробности, в большинстве незначительные, но я записал и их. В заключение он сказал, что к нам обоим вроде бы намечено применить особые меры, потому что мы успешно исправили последствия первого "урока".
Наконец Джедсон кончил его допрашивать и сказал:
– Я тебя отпущу, но лучше уберись из города. Чтоб я тебя больше тут не видел! Но очень далеко не уезжай, ты можешь мне еще понадобиться. Видишь? – Он поднял куколку и начал осторожно сжимать ее в поясе. Бедняга тут же захрипел, словно его затянули в смирительную рубашку. – Не забывай, я доберусь до тебя, едва захочу. – Он раздвинул пальцы, и его жертва охнула, переводя дух. – Твое альтер эго, то есть, по-твоему, куклу, я уберу в безопасное место под холодное железо. Когда я тебя позову, ты почувствуешь вот такую боль… – Он ущипнул плечо куколки, и бедняга взвизгнул. – Так сразу звони мне, где бы ты ни был.
Джедсон достал из нагрудного кармана перочинный ножик, рассек круг в трех местах, затер разрывы и скомандовал: – А теперь убирайся!
Я думал, тот сбежит, едва выйдя на свободу, но ошибся. Он нерешительно переступил черту и немного постоял, весь дрожа. Потом спотыкаясь побрел к двери. На пороге остановился и посмотрел на нас глазами, полными страха. И мольбы. Он как будто хотел что-то сказать, но передумал, повернулся и вышел за дверь.
Я посмотрел на Джедсона. Он взял мои записи и проглядел их.
– Не знаю, – задумчиво пробормотал мой друг, – что лучше: прямо передать его признания в Бюро Береженого Бизнеса и пусть они сами разбираются с этим делом, или продолжать действовать самостоятельно, Такой соблазн!
Но меня в ту минуту мучило другое.
– Джо, – сказал я, – ну зачем ты его обжег?