- Совершенно верно, должен, - ответил мальчик. - Иначе ни я, ни кое-кто другой не смогли бы попасть сюда.
- Ты рассуждаешь как взрослый.
Мальчик был заметно польщен.
- Хотите знать, кто я на самом деле? Я совсем не Томми. Я - Том Маршалл, его отец. - Мальчик продолжал неподвижно сидеть в пыли, освещенный светом одинокого, недосягаемого фонаря, а ночной ветер легонько трепал ворот его рубашки и поднимал с земли прохладную пыль. - Да, я Том Маршалл - отец. Я знаю, вам трудно поверить в это, но это так. Я тоже боялся за Томми, как вы боитесь сейчас за своего Джима. Поэтому я пошел на эту сделку с детской площадкой. О, не думайте, что я один здесь такой. Есть и другие. Если вы повнимательнее вглядитесь в лица детей, то по выражению глаз сразу отличите нас от настоящих детей.
Андерхилл растерянно смотрел на мальчика.
- Шел бы ты домой, Томми.
- Вам хочется мне верить. Вам хочется, чтобы все это оказалось правдой. Я понял это в первый же день по вашим глазам, как только вы подошли к ограде. Если бы вы могли поменяться местами с Джимом, вы, не задумываясь, сделали бы это. Вам хочется спасти его от подобного детства, хочется, чтобы он поскорее стал взрослым и все это было бы уже позади.
- Какой отец не желает добра своему ребенку.
- А вы особенно. Ведь вы уже сейчас чувствуете каждый удар и пинок, который получит здесь Джим. Ладно, приходите завтра. Вы тоже сможете договориться.
- Поменяться местами с Джимом?
"Какая нелепая, неправдоподобная и вместе с тем странно успокаивающая мысль!"
- Что я должен сделать для этого?
- Твердо решить, что вы этого хотите.
Следующий свой вопрос мистер Андерхилл постарался задать как можно более безразличным тоном, так, чтобы он походил скорее на шутку, хотя в душе его поднималось негодование.
- Сколько это будет стоить?
- Ровным счетом ничего. Вам только надо будет приходить и играть на этой площадке.
- Весь день?
- И, разумеется, ходить в школу.
- И снова расти?
- Да, и снова расти. Приходите завтра в четыре.
- В это время я еще занят в конторе.
- Итак, до завтра, - сказал мальчик.
- Ты бы лучше шел домой, Томми.
- Меня зовут Том Маршалл, - ответил мальчик, продолжая сидеть в пыли.
Фонарь над детской площадкой погас.
Мистер Андерхилл и его сестра за завтраком молчали. Обычно он звонил из конторы и болтал с сестрой о разных делах, но сегодня он не сделал этого. Однако в половине второго, после ленча, к которому он почти не притронулся, мистер Андерхилл все же позвонил домой. Услышав голос Кэрол, он тут же положил трубку. Но через пять минут снова набрал номер.
- Это ты звонил, Чарли?
- Да, я, - ответил он.
- Мне показалось, что это ты, а потом ты почему-то положил трубку. Ты что-то хотел сказать, дорогой?
Кэрол снова вела себя благоразумно.
- Нет, я просто так.
- Эти два дня были просто ужасны, Чарли! Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю. Джим должен ходить на площадку и должен получить свою порцию пинков и побоев.
- Да, да, свою порцию.
Он снова увидел кровь, хищные лисьи морды и растерзанного зайчонка.
- Он должен уметь постоять за себя, - продолжала Кэрол, - и, если нужно, дать сдачи.
- Да, дать сдачи, - машинально повторял мистер Андерхилл.
- Я так и знала, что ты одумаешься.
- Да, одумаюсь, - повторял он. - Да, да, ты права. Иного выхода нет. Он должен быть принесен в жертву.
- Чарли, какие странные слова ты говоришь!
Мистер Андерхилл откашлялся.
- Итак, решено.
- Да.
"Интересно, как все это произойдет", - подумал он.
- Ну а в остальном дома все в порядке? - спросил он.
Он думал о квадратах и треугольниках, которые чертил в пыли мальчик, чье лицо было смутно знакомо.
- Да, - ответила сестра.
- Я только что подумал, Кэрол, - вдруг сказал он.
- О чем, милый?
- Я приеду сегодня в три, - он произносил слова медленно, словно человек, который с трудом перевел дыхание после сокрушительного удара под ложечку. - Мы пройдемся немного, ты, я и Джим. - Он закрыл глаза.
- Отлично, милый!
- Пройдемся до детской площадки, - добавил он и положил трубку.
Была уже настоящая осень, с резким ветром и холодами. За ночь деревья расцветились осенними красками и начали терять листву. Сухие листья кружились над головой мистера Андерхилла, когда он поднялся на крыльцо дома, где укрылись от ветра поджидавшие его Кэрол и маленький Джим.
- Здравствуй. - Брат и сестра, поприветствовав друг друга, обменялись поцелуями.
- Вот и папа, Джим.
- Здравствуй, Джимми.
Они улыбались, хотя у мистера Андерхилла душа холодела от страха при мысли о том, что его ждет.
Было почти четыре часа. Он взглянул на серое небо, грозившее дождем, похожее на застывшую лаву или пепел; влажный ветер дул в лицо. Когда они пошли, мистер Андерхилл крепко прижал к себе локоть сестры.
- Ты такой внимательный сегодня, Чарли, - улыбнулась она.
- Да, да, - рассеянно ответил он, думая о своем.
Вот и ворота детской площадки.
- Здравствуй, Чарли!
Высоко на верхушке гигантской горки стоял маленький Маршалл и махал им рукой, однако лицо его было серьезно.
- Подожди меня здесь, Кэрол, - сказал мистер Андерхилл. - Я скоро вернусь. Я только отведу туда Джимми.
- Хорошо, я подожду.
Он сжал ручонку сына.
- Идем, Джим. Держись крепко за папу.
По бетонным ступеням они спустились на площадку и остановились. Вот они, эти гигантские квадраты, "классики", чудовищные "крестики и нолики", какие-то цифры, треугольники и овалы, которые дети рисовали в этой неправдоподобной пыли.
Налетел ветер, и мистер Андерхилл поежился от холода; он еще крепче сжал ладошку сына и, обернувшись, посмотрел на сестру. "Прощай", - сказал он, ибо более не сомневался ни в чем. Он был на детской площадке, он знал, что она существует и что сейчас произойдет то, что должно произойти. Ради Джима он готов теперь на все, на все в этом ужасном мире. А сестра лишь засмеялась в ответ: "Что ты, Чарли, глупый!"
А потом они с Джимом побежали по пыльной площадке, по дну каменного моря, которое гнало, толкало, бросало их вперед. Вот он услышал, как закричал Джим: "Папа! Папа!", а дети окружили их, и мальчик на спусковой горке что-то кричал, а гигантские "классики", "крестики и нолики" кружились перед глазами. Страх сковал тело мистера Андерхилла, но он уже знал, что нужно делать, что должно быть сделано и чего следует ожидать.
В дальнем конце площадки в воздухе мелькнул футбольный мяч, со свистом проносились бейсбольные мячи, хлопали биты, мелькали кулаки. Дверь конторы управляющего была широко открыта, стол пуст, на стуле - никого, а под потолком горела одинокая лампочка.
Андерхилл споткнулся, зажмурил глаза и, издав вопль, упал на землю. Тело сжалось от острой боли, странные слова слетали с губ, все кружилось перед глазами.
- Ну вот и ты, Джим, - произнес чей-то голос.
А мистер Андерхилл, зажмурив глаза, визжа и вопя, уже взбирался по высокой металлической лестнице; в горле першило от крика.
Открыв глаза, он увидел, что сидит на самой верхушке отливающей свинцовой синевой горки не менее десяти тысяч футов высотой, а сзади на него напирают другие дети. Они толкают и бьют его, требуют, чтобы он спускался вниз, спускался вниз!
Он посмотрел вниз и далеко в конце площадки увидел человека в черном пальто. Он шел к воротам, а там стояла женщина и махала ему рукой. Потом мужчина и женщина стояли рядом и смотрели на него. Они махали и кричали:
- Не скучай, Джим, не скучай!
Он закричал и, все поняв, в ужасе посмотрел на свои маленькие худые руки и на далекую землю внизу. Он уже чувствовал, как из носа сочится кровь, а мальчишка Маршалл вдруг очутился рядом.
- Привет! - выкрикнул он и изо всех сил ткнул его кулаком в лицо. - Всего каких-нибудь двенадцать лет, пустяки! - Рев площадки заглушил его голос.
"Двенадцать лет! - подумал мистер Андерхилл, чувствуя, как западня захлопнулась. - У детей свое чувство времени. Для них год все равно что десять. Значит, не двенадцать лет детства, а целое столетие, столетие этого кошмара!"
- Эй ты, спускайся вниз!
Сзади его обдавали запахами горчичных припарок и скипидарной мази, земляных орехов и жевательной резинки, запахами чернил, бечевы для бумажного змея, борного мыла, тыквенных масок, оставшихся от праздника "всех святых", и масок из папье-маше, запахами подсыхающих ссадин и болячек: его били, щипали и толкали вниз. Кулаки поднимались и опускались, он видел злые лисьи морды, а внизу у ограды мужчина и женщина махали ему рукой. Он закричал, он закрыл лицо руками, он почувствовал, как сочится из носа кровь, а его подталкивают все ближе и ближе к краю пропасти, за которой была пустота, ничто.
Нагнувшись вперед, вопя от страха и боли, он ринулся вниз, а за ним остальные - десятки тысяч чудовищ! За секунду до того, как он шлепнулся на землю, врезался в самую гущу барахтающихся тел, в голове пронеслась и тут же исчезла мысль: "Да ведь это же ад, сущий ад!"
И разве кто-либо из мальчишек, оказавшихся в этой чудовищной свалке у подножия горки, стал бы оспаривать это?
Чертово колесо
The Black Ferris, 1948
Переводчик: Р. Рыбкин
Как ветер октября, прилетели в городок аттракционы; будто из-за холодного озера, стуча костями в ночи, причитая, вздыхая, шепча над крышами балаганов в темном дожде, черные летучие мыши. Аттракционы поселились на месяц возле серого, неспокойного октябрьского озера под свинцовым небом, в черной непогоде гроз, бушующих все сильней.
Уже шла третья неделя месяца, был четверг, надвигались сумерки, когда на берегу озера появились в холодном ветре двое мальчишек.
- Ну-у, я не верю! - сказал Питер.
- Пошли, увидишь сам, - отозвался Хэнк.
Их путь по сырому коричневому песку грохочущего берега отмечали густые плевки. Мальчики бежали на безлюдную сейчас площадку, где разместились аттракционы. По-прежнему лил дождь. Никто сейчас на этой площадке возле шумящего озера не покупал билеты в черных облупившихся будках, никто не пытался выиграть соленый окорок у взвизгивающей рулетки, и никаких уродов, ни худых, ни толстых, не видно было на помостах. В проходе, рассекавшем площадку пополам, царило молчание, только брезент балаганов хлопал на ветру, похожий на огромные крылья доисторических чудовищ. В восемь вечера, может быть, вспыхнут мертвенно-белые огни, громко зазвучат голоса, над озером разнесется музыка. Но пока лишь слепой горбун сидел в одной из будок, чем-то напоминающей треснувшую фарфоровую чашку, из которой он не спеша отхлебывал какое-то ароматное питье.
- Вот, - прошептал Хэнк и показал рукой.
Перед ними безмолвно высилось темное "чертово колесо", огромное созвездие электрических лампочек на фоне затянутого облаками неба.
- Все равно не верю, - сказал Питер.
- Я своими глазами видел. Не знаю, как они это делают, но так все и произошло. Сам знаешь, какие они бывают, эти приезжие с аттракционами, - все чудные. Ну а эти еще чудней других.
Схватив Питера за руку, Хэнк потащил его к дереву неподалеку, и через минуту они сидели уже на толстых ветках, надежно укрытые от посторонних взглядов густой зеленой листвой.
Хэнк вдруг замер.
- Тсс! Мистер Куджер, директор - вон, смотри!
Невидимые, они впились в него глазами.
Мистер Куджер, человек лет тридцати пяти, прошел прямо под их деревом. На нем был светлый наглаженный костюм, в петлице розовела гвоздика, из-под коричневого котелка блестели напомаженные волосы. Три недели тому назад, когда аттракционы прибыли в городок, он, приветствуя жителей, почти беспрерывно размахивал этим котелком и нажимал на клаксон своего блестящего красного "форда".
Вот мистер Куджер кивнул и что-то сказал маленькому слепому горбуну. Горбун неуклюже, на ощупь, запер мистера Куджера в черной корзине и послал ее стремительно ввысь, в сгущающиеся сумерки. Мотор выл и жужжал.
- Смотри! - прошептал Хэнк. - "Чертово колесо" крутится неправильно! Назад, а не вперед!
- Ну и что из этого?
- Смотри хорошенько!
Двадцать пять раз прокрутилось огромное черное колесо. Потом слепой горбун, протянув вперед бледные руки, на ощупь выключил мотор. Чуть покачиваясь, колесо замедлило ход и остановилось.
Черная корзина открылась, и из нее выпрыгнул мальчишка лет десяти. Петляя между балаганами и аттракционами в шепоте ветра, он быстро зашагал прочь.
Питер едва не сорвался с ветки, его взгляд метался по "чертову колесу".
- Куда же девался мистер Куджер?
Хэнк ткнул его торжествующе в бок:
- А еще мне не верил! Теперь убедился?
- Что он задумал?
- Скорей за ним!
Хэнк камнем упал с дерева, и еще до того, как ноги его коснулись земли, он уже мчался вслед за десятилетним мальчиком.
Во всех окнах белого дома миссис Фоли, стоявшего у оврага, в тени огромных каштанов, горел свет. Кто-то играл на рояле. За занавесками, в тепле дома, двигались силуэты. Дождь все шел, унылый, неотвратимый, бесконечный.
- До костей промок, - пожаловался Питер, сидя в кустах. - Будто из шланга окатили. Сколько нам еще ждать?
- Тише! - прошипел Хэнк из-за завесы дождя.
Следуя за мальчиком от самого "чертова колеса", они пересекли весь городок, и темные улицы привели их к дому миссис Фоли, на край оврага. И сейчас в теплой столовой дома незнакомый мальчик обедал, уписывая за обе щеки сочные отбивные из барашка и картофельное пюре.
- Я знаю, как его зовут, - торопливо зашептал Хэнк. - Мама на днях о нем говорила. Она сказала: "Ты, наверное, слышал, Хэнк, про сироту, который будет жить теперь у миссис Фоли? Его зовут Джозеф Пайкс, недели две назад он пришел к миссис Фоли прямо с улицы и рассказал, что он сирота, бродяжничает, и спросил, не найдется ли ему чего-нибудь поесть, и с тех пор их с миссис Фоли водой не разольешь". Это мне рассказала мама. - Хэнк замолчал, не отрывая взгляда от запотевшего изнутри окна. С носа его падали капли. Он стиснул локоть Питера, сжавшегося от холода. - Он мне сразу не понравился. Пит, еще в первый раз, как я его увидел. Он… злой какой-то.
- Я боюсь, - захныкал, уже не стесняясь товарища, Питер. - Мне холодно, я хочу есть, и я не понимаю, что здесь делается.
- Ой, ну и туп же ты! - И Хэнк с презрительной гримасой досадливо тряхнул головой. - Соображать надо! Аттракционы приехали три недели назад. И примерно тогда же к миссис Фоли заявился этот противный сиротка. А ее собственный сын умер когда-то ночью, зимой, давным-давно, и она с тех пор так и не утешилась, а тут вдруг появился противный сиротка и стал к ней подлизываться!
- О-ох, - почти простонал, трясясь, Питер.
- Пойдем!
Дружным шагом они подошли к парадному и застучали в дверь молотком с львиной мордой.
Не сразу, но дверь отворилась, и наружу выглянула миссис Фоли.
- Входите, вы совсем промокли, - сказала она, и они вошли в переднюю. - Что вам нужно, дети? - спросила, наклонившись к ним, эта высокая дама. Ее полную грудь закрывали кружева, лицо у нее было худое и бледное, волосы седые. - Ведь ты Генри Уолтерсон, не так ли?
Хэнк кивнул, глядя испуганно в столовую; незнакомый мальчик оторвался от еды и через открытую дверь тоже посмотрел на них.
- Можно нам поговорить с вами наедине, мэм?
Похоже было, что эти слова несколько удивили миссис Фоли; Хэнк между тем, прокравшись на цыпочках к двери в столовую, тихонько притворил ее и после этого прошептал:
- Мы хотим предупредить вас кое о чем - об этом мальчике, который у вас, о сироте.
В передней повеяло холодом. Миссис Фоли как будто стала еще выше.
- В чем дело?
- Он приехал с аттракционами, и никакой он не мальчик, а взрослый, и он придумал жить у вас, пока не узнает, где у вас лежат деньги, а когда узнает, то как-нибудь ночью убежит с ними, и тогда люди начнут его разыскивать, но ведь они будут разыскивать десятилетнего мальчика, и даже если взрослый, которого зовут мистер Куджер, окажется совсем рядом, им и в голову не придет, что он и есть тот мальчик, который украл деньги! - почти прокричал Хэнк.
- О чем ты говоришь? - сухо спросила миссис Фоли, повысив голос.
- Об аттракционах, о "чертовом колесе" и этом приезжем, мистере Куджере! "Чертово колесо" крутится назад, и я не знаю как, но мистер Куджер от этого становится все моложе, моложе и превращается наконец в мальчика и приходит к вам, но этому мальчику нельзя доверять, ведь когда ваши деньги будут у него в руках, он снова сядет в "чертово колесо", но теперь оно будет вертеться вперед, и он опять станет взрослым, а мальчика уже не будет!
- Спокойной ночи, Генри Уолтерсон, и никогда больше не приходи сюда! - крикнула миссис Фоли.
Дверь за Питером и Хэнком захлопнулась. Они опять были под дождем.
- Ну и дурак же ты! - фыркнул Питер. - Что придумал! А если он все слышал, если придет и убьет нас, когда мы будем спать, сегодня же ночью, чтобы мы никому больше не проболтались?
- Он этого не сделает, - сказал Хэнк.
- Не сделает? - Питер схватил Хэнка за плечо. - Смотри!
В большом, выступающем фонарем окне столовой тюлевая занавеска была сдвинута в сторону. В ореоле розового света стоял и грозил им кулаком маленький сирота.
Но длилось это одно мгновенье, а потом занавеска закрыла окно. Полило как из ведра. Медленно, чтобы не поскользнуться, Питер и Хэнк побрели сквозь ливень и темноту домой.
За ужином отец посмотрел на Хэнка и сказал:
- Будет чудо, если ты не заболеешь воспалением легких. Ну и вымок же ты! Кстати, что там за история с аттракционами?
Поглядывая на окна, дребезжащие под порывами ветра и дробью капель, Хэнк ковырял вилкой пюре.
- Знаешь мистера Куджера, хозяина аттракционов, пап?
- С розовой гвоздикой в петлице?
- Он самый! - Хэнк поднял голову. - Значит, ты его видел?
- Он остановился на нашей улице, в пансионе миссис О'Лири, его комната выходит окнами во двор. А что?
- Просто так, - ответил, краснея, Хэнк.
После ужина Хэнк позвонил по телефону Питеру. Питера на другом конце провода терзал кашель.
- Послушай, Пит! - сказал Хэнк. - Я все понял до конца. Этот несчастненький сиротка, Джозеф Пайкс, заранее хорошо продумал, что ему делать, когда он завладеет деньгами миссис Фоли.
- И что же он придумал?
- Он будет околачиваться у нас в городке под видом хозяина аттракционов, будет жить в пансионе миссис О'Лири. И никто на него не подумает. Все будут искать мальчика-воришку, а воришка будто сквозь землю провалился. Зато хозяин аттракционов будет спокойненько повсюду разгуливать. И никому в голову не придет, что это его рук дело. А если аттракционы сразу снимутся с места, все очень удивятся и могут что-нибудь заподозрить.