Собственно, ничего не произошло, просто крыша этого подвального помещения исчезла, и яркое солнце ослепило глаза сквозь пластик защитного шлема. Леонид огляделся. Они стояли на просторном, открытом месте. Повсюду были заросли травы, виднелись отдельно стоящие высокие деревья.
– Какая-то глушь, – подумал Леонид. – Так нам ничего не понять…
– К сожалению, нам не удалось перейти на расстояние в пять лет. Прибор показывает интервал – пятьдесят лет… Вилли как-то смущенно признался в этом, извиняясь за сбой в работе своего детища.
– Ничего страшного, – произнес Леонид, – пятьдесят, так пятьдесят, и пошел дальше по полю.
– Зато место выбрано правильно, – продолжал он, – это Москва.
– Где она – эта Москва? – подумал Леонид, продолжая шагать. Ровное пространство заканчивалось, и начинался крутой косогор, на который он не без труда начал забираться. А повсюду высокая трава и кустарники. Склон был геометрически абсолютно ровным и, забравшись немного выше, он оглянулся. Напротив, за деревьями находился точно такой же склон, был он одинаковым по высоте и подобен этому. На нем просматривались ровные террасы, которые шли на равных расстояниях параллельно земле.
– Что-то это мне напоминает! – подумал Леонид, продолжая свое восхождение, оглядываясь по сторонам.
– Что-то непонятное, но очень и очень знакомое…
Теперь он находился на самой вершине холма, и внимание его привлекла вывеска или табличка внушительных размеров. Она висела немного в стороне на высокой штанге, и сейчас, когда деревья не заслоняли, он смог ее разглядеть. А на ее верху четко проглядывала надпись, которая была на русском языке. И тут Леонид понял все! "ТАБЛО" – вот что было написано на ней. А если соскоблить с этих холмов траву и землю, вырубить высокие деревья и оставить ровную площадку, место это превратится в обыкновенный стадион.
Вдруг что-то его схватило за ногу. Он был одет в прочные сапоги, но сквозь них почувствовал, как кто-то пытается разорвать пластик и добраться до ноги. Посмотрел вниз.
– Не бойся, Леонид, это крысы, – успокоил Вилли. Он, стоя рядом, пнул такое же серое создание. Этот комок отцепился от ноги и серым мячиком полетел на поле стадиона. А крыс становилось все больше, они уже кишели под ногами, норовя вцепиться.
– Ботинки прочные, нам ничего не грозит, главное, не упасть, – добавил Вилли. – Крысиный мир! Они лучше всего перенесли войну, и теперь планета принадлежит им.
Леонид стоял и оцепенело смотрел по сторонам. Вдалеке за верхней кромкой стадиона различались высокие строения, вернее то, что от них осталось – обвалившиеся стены домов без окон, без крыш, обрывки проводов, свисавших с покренившихся высоковольтных мачт, поросших вьющимися растениями, Все напоминало о той прошлой жизни. Он перевел взгляд на табло. На мгновение показалось, что в свете солнца электронные цифры показывают счет 1:0. Но, в чью пользу? Кто выиграл на этом стадионе на последнем матче той войны. Если есть победители? Где они и почему не играют на этом футбольном поле, не живут в тех домах? Ведь все должно иметь смысл!.. Победили крысы?
– Пора возвращаться, – сказал Вили, – канал неустойчив, как бы не задержаться здесь надолго или навсегда.
Он пнул ногой крысу, и та с диким визгом полетела вниз.
– А то придется питаться этими тварями… Леонид, ты ел когда-нибудь крыс? – и захохотал, повернув рычаг на переносном пульте, который держал в руках. Еще мгновение, и два человека в защитных костюмах оказались в лаборатории Вилли. "Кротовая нора" работала…
18
Они сразу же заметили Генри, который расположился в кресле, дожидаясь их. Вилли, как-то извиняясь, взглянул на него и улыбнулся:
– Вот, демонстрирую свою установку, – сказал он.
– Вилли, ты не должен покидать этого места. Если ты не вернешься, тебе уже никто не сможет помочь. Тем более, вы отправились туда вдвоем…
Вилли сконфузился и обещал больше этого не делать. Так ему и поверили. Чтобы Вилли периодически не проверял свое детище – такое было просто невозможно…
– Однако я смотрю, вы выбрали интересный маршрут, – воскликнул Генри, глядя на пульт управления. – Ну и как впечатления? Вы проверили наши тревоги?
– Мистер Генри, – Леонид ушел от прямого ответа, – мы опробовали установку, она работает, и это главное. Теперь можно будет сделать совместный проект…
– … правда, работает с некоторыми огрехами. Мы промахнулись почти на сорок пять лет, – перебил его Вилли.
– Да, мы промахнулись, – сказал Генри. – Мы потеряли первого нашего гражданина в той войне. Ты уже рассказал Леониду?
– Пока еще нет, – ответил Вилли.
– Мы не смогли вернуть нашего лучшего агента. Он погиб, не справившись с заданием.
– Сожалею, – ответил Леонид.
– Да-да, – вмешался Вилли, – я никак не могу повторить тот интервал, и все время попадаю мимо… Тычусь, как слепая овца…
– Поэтому теперь дело за вами двоими, – сказал Генри, – а отсчет уже начался. И большая просьба, господа, не отправляйтесь никуда вдвоем с помощью этой установки. Это будут делать за вас другие, а вы нам нужны здесь…
– А как же ваша теория, мистер Генри – каждый ученый должен на себе проверить свое изобретение? – спросил Леонид.
– Вот решим нашу основную проблему, тогда наиграетесь, – и, кивнув на прощанье, Генри покинул помещение…
19
Писатель сидел на далеком диком берегу острова. Того места, где только пустынные пляжи заполняли все пространство вокруг и где не было никаких отелей. Эта часть не была застроена то ли за ненадобностью, то ли по какой-то иной причине. И он часто приходил сюда, где было пусто, и никто ему не мешал. Он тоже нашел свой остров и теперь искал самого себя. В последнее время он мучительно думал, что ему написать. И если там, в прошлой жизни, все получалось достаточно просто, и тема возникала перед его воспаленным воображением легко, и сюжеты разворачивались на бумаге, как само собой разумеющееся, то здесь… Эти потрясающие места и виды, удивительная жизнь без видимых проблем и тягот не давала ему пищи для борьбы и протеста, для бунта в душе и не рвалась из груди наружу. А писать он умел только по больному, и бить по тупому безразличию мысли и бессмысленной жизни. Когда из груди вынимаешь сердце, а из него еще сочатся остатки крови, такой яркой и чистой, окунаешь туда перо и пишешь. И пока она не кончается, делаешь это до последней капли. А потом уже все равно…
И теперь он, наконец, понял, что искал и что его мучило. Та безжалостная кинолента, та война, уничтожившая все на своем пути где-то миллионы лет впереди или всего в двух недолгих годах отсюда (от него и ото всех тех, кто жил здесь, работал и пытался что-то сделать). Это и была его тема и его книга, а люди, окружавшие, стали ее героями, остров – местом действия и арена для битвы над тупой бессмысленной войной, которую придумали "наверху", а переписывать и исправлять приходилось здесь, на острове, на этом пустынном пляже… Раньше он не писал на военные темы и, как многие современники, не описывал сцены насилия и убийств ради самих этих сцен. Но теперь, когда лодка была на краю, каждый должен был взять в руки весло и сделать гребок, который оттолкнет ее от опасной черты и не ввергнет в пучину безумия. Война – одно из самых печальных наследий и тяжелых пороков человечества, и не говорить об этом он не мог.
В последние дни на этот берег пришли люди. Какая-то техника выходила в море, и уже создавалось нечто, высоко поднимаясь над водой впечатляя своими размерами. А он, как хроникер истории цивилизации, пролистнув еще одну страницу, записывал следом за этой стройкой новые мысли и ощущения. В руках его была небольшая папка и ручка, а больше ничего и не нужно писателю, который не так давно превратил этот пустынный пляж в свой кабинет.
Он оглянулся по сторонам, собираясь с мыслями. Сейчас он искал слово, с которого начнет главу. Не хватало лишь какой-то мелочи, штриха, крошечной детали, и все оживет, заиграет, снова пустой лист бумаги начнет заполняться символами, наносимыми мелким стремительным почерком, увлекая события одно за другим, вслед за безумной фантазией.
– Или фантазией безумца? – поймал он себя на мысли.
– Там будет видно, – отмахнулся он, и снова, мучаясь и озираясь, стал искать, откуда ему списать – не хватало какой-то мелочи, детали…
А солнце уже высоко поднималось над горизонтом, ярко освещая остров.
– Всего одно слово, и можно будет начинать, – трепетало в душе.
Его внимание привлекла женщина, одиноко бредущая по берегу. Вид у нее был задумчивый, потерянный, словно она заблудилась на этом широком пляже. Завидев писателя, она медленно направилась к нему.
– Здравствуй, Юрий, – поздоровалась она.
– Здравствуй, Валери, – обрадовался он.
– Как твои дела? – спросила она, – работаешь?
– Пока лишь думаю.
– О чем?
– О чем написать!
– Пиши об этом, – и она показала на остров.
– Об этом… Боюсь, об этом захотят читать только динозавры, – засмеялся он, уклонившись от прямого ответа, потом спросил:
– Как твои дела Валери, как лаборатория, твои опыты?
– Очень интересно! – встрепенулась она, очнувшись от своих мыслей. – Мне дали в помощь настоящих ученых, я им в дочери гожусь, а они слушают меня, открыв рты, как будто я мать Мария! Специально для меня привезли целый корабль с крысами и другими зверушками… В общем, здорово,… работаю,…как никогда!
– Давно не видела Леонида? Как он там? Я в последнее время совсем его потерял.
Улыбка медленно сошла с ее лица.
– Я тоже потеряла… Давно потеряла…
Писатель внимательно заглянул в ее задумчивые глаза и мягко произнес:
– Наверное, много работы, от него теперь зависит многое. Зависит все!..
Валери подумала и коротко ответила:
– Наверное. Я пойду, Юрий, увидимся, – и медленно побрела по пляжу, просеивая босыми пальцами ног горячий песок. А Юрий, провожая ее взглядом, подумал:
– Вот чего не хватало в этой главе, на этой чертовой войне и этом острове. Таких печальных зеленых глаз. А значит, жизнь продолжается…
И теперь слова одно за другим легко ложились на белый пустой лист бумаги.
Леонид успел лишь поздороваться с Юрием на бегу и на лодке поплыл к сооружению, поднимающемуся из воды. А Вилли, словно тень, следовал повсюду рядом. Его черная бандана развевалась на ветру, и он походил то ли на пирата, то ли на рокера, который сейчас вынет свою электрогитару и взорвет децибелами остров.
Леонид и Вилли несколько месяцев провозились с совместной моделью "кротовой норы". Им помогали, корабли с Большой Земли привозили материалы и оборудование, которое понадобится для большой установки. Но пока все хранилось в специальном ангаре, а эти двое бились над их детищем в лаборатории. Прошло полгода с момента прибытия на остров нашей троицы, а значит, и там, наверху, прошли те же полгода – время шло параллельно. Генри с волнением поглядывал на календарь и на этих двух фанатов, но они убеждали, что сначала нужно в "пробирке" получить желаемый результат, и только потом строить рабочую станцию. "Пробирка" представляла собой малютку в несколько метров высотой и напоминала первые компьютеры, которые когда-то заполняли целые комнаты. Теперь никаких проводов, торчащих во все стороны, и "рабочего беспорядка". У Леонида был другой стиль работы, и Вилли уважительно, но, порой с раздражением терпел своего коллегу. Ему нужен был полет фантазии, внешний "комфорт". Поэтому он постоянно что-то перекладывал, изменял. Так, сталкиваясь лбами, они создали совместную модель "кротовой норы" – "Червоточины", как еще ее иногда называли. И первым же пробным полетом было перемещение в ту самую точку на карте и во времени, где мы потеряли навсегда доктора Вудли…
Теперь Генри был спокоен, обнимая своего агента. Война еще не началась – если никто не убит и пока не стреляют, значит, есть шанс. И время есть… Немного, но все же. А значит можно все поправить, изменить… "Червоточина" работала.
Вудли шел по городу и нес в руках чемодан. Снова ленивое сонное утро, знакомый город, горы, виднеющиеся вдалеке. Его забрали отсюда несколькими мгновениями ранее, чем все произошло. Потом остров, инструктаж – и снова сюда.
– Неужели можно все вернуть, второй раз пройти по известному маршруту и, повторив его, исправить ошибку, расставив все по своим местам? – думал он.
– Но тогда нужно будет поверить в этот остров и дьявольскую машину времени? Какая-то ерунда!
Но одно не давало покоя:
– А если все это правда! Где же тот другой Вудли, который побывал здесь, не вернулся, а потом его накрыло волной огня и пепла? Ведь тогда его забрали раньше! На мгновение, но раньше!
От мысли такой ему стало не по себе.
– Но почему его не забрали позже? Хотя, как такое было возможно? Разве оттуда можно забрать, разве ОТТУДА возвращаются? Тогда, где же ты есть, Вудли, – здесь ты или сидишь обугленный на стуле кафе той набережной?
Он шагал и напряженно соображал:
– Вот он, живой, в полном здравии и сознании шагает по улице, чего же еще? Чертовщина какая-то!
А мозги уже начинали плавиться от этих мыслей. Извилины сворачивались невероятным клубком, потом распрямлялись, просясь в привычное состояние, снова изгибались, и по ним проходил ток невероятного напряжения. Но, подходя к цели, он успокоился, и сознание заработало привычно и четко.
– Пожалуй, об этом нужно подумать еще… как-нибудь потом.
Он уверенным шагом приблизился к большому зданию и вошел в проходную.
– Стой! – окликнул его сонный охранник, но Вудли, не обращая на него внимания, прошел мимо. Он уверенно двигался вперед по длинному коридору, пока не попал в большое помещение. Посмотрел на часы, висящие на стене. Время – 09.00. И снова в его сознании возникли те часы – на набережной! Тогда на них было 10.00, а потом яркая вспышка и конец!..
На мгновение остановился и закрыл глаза, постепенно приходя в себя.
– В себя, – мелькнуло в голове, – где ты есть Вудли? Где ты есть?
Наконец, сконцентрировался и огляделся. Посреди зала висела большая табличка – "ТИШИНА. ЭФИР". Увидев какого-то человека в конце большой студии, он быстро направился к нему. Дальше все было просто и привычно.
– Стойте-стойте! – какая-то женщина бросилась ему наперерез, но ее остановил окрик человека.
– Вудли, дорогой! – радостно встал тот навстречу агенту. Хотел было обнять, но Вудли, схватив его за шиворот, ткнул носом в монитор компьютера. Люди вокруг вскочили и бросились к нему. Человек неуклюже плюхнулся на стол, Вудли достал пистолет и выстрелил в голову жертве.
– Передай привет своему папаше! – беззлобно произнес он. Потом вынул маленький автомат и спокойно навел на оцепеневших людей.
– Малой кровью, – вспомнил он наставление Генри. – Задание должно быть выполнено малой кровью.
А люди замерли и в ужасе на него смотрели. Он улыбнулся, отбросил в сторону свое, теперь уже ненужное оружие, и уверенным шагом направился к выходу – задание было выполнено!
Потом шел по городу и смотрел по сторонам: на машины, пешеходов, на дорогу, где светофоры методично пропускали людской поток куда-то вниз, к морю. Улицы заполнялись нарядными горожанами. Вот уютное кафе в самом конце набережной. И снова в голове застучало:
– Если бы его не забрали отсюда, он снова бы сидел здесь, в это самое время! Они отменили того Вудли. Отменили его встречу, изменили маршрут, и сегодня он прошел другим путем. Но, где же тот Вудли?
На часах было 09.50 часов, а знакомый бармен нес ему чашечку кофе. Бармен не помнил его – он видел его впервые. Они отменили и этого бармена и тот отрезок времени, пустив все по иному руслу!
Он сидел на открытой веранде, смотрел на море, на набережную, на корабль, который стоял у причала. Люди в красивых нарядах проходили мимо, никуда не торопясь. И вдруг перед глазами возникла страшная картина. Он помнил ее, она снова восстала из памяти, а может быть, возникла наяву?
…Море вставало стеной, и над ним поднималось яркое облако, как огромный огненный шар, как восход неизвестного солнца над этой планетой. Оно поднимало яркий диск над морем, освещая немыслимым блеском небо и горы, и набережную, потом на мгновение исчезло. И сколько длилось то мгновение – не знал никто, а те, кто знал, уже никому не расскажут. Потом сумасшедший огонь устремился от ослепительной точки во все стороны, и теперь уже ничто не могло воспротивиться этому блеску и дьявольскому жару из преисподней.
Вудли сидел и заворожено смотрел, а память рисовала страшную картину пережитого. Он вспоминал! Еще секунды… Внезапно рядом возникло лицо связного. Вудли вскочил и бросился к нему. Через мгновение эти двое – единственные на набережной, в этой стране, на всей планете оказались вдалеке, в миллионах годах отсюда, и толща времени теперь надежно защищала их. Шестьдесят пять миллионов лет позади того кошмара. А спустя долю секунды горное озеро закипело, опрокинув горячую чашу на город, на зеленые склоны и далекий безумный мир где-то там, "наверху"…
Потом он пришел в себя. На часах было 10.00. Тогда его забрали отсюда именно в эту секунду, а тот Вудли остался на набережной навсегда. Сейчас ему даже казалось, что видит его. Захотелось протянуть ему руку, помочь, выдернуть его из той ловушки, но все было тщетно. И в это мгновение время словно разорвалось на части. Теперь тот Вудли находился в каком-то другом, параллельном мире. А в этом мире все изменилось, когда он вошел на телестудию и сделал выстрел. Тогда все и пошло другим путем…
Связной появился вовремя и как всегда ниоткуда:
– Пойдем? – коротко с улыбкой произнес тот. Вудли неспешно допил кофе, положил на стол монетку, потом задумчиво бросил последний взгляд на море и горы, на набережную, на маленький бар, откуда слышались звуки телевизора, на часы, висевшие напротив, на столик, за которым сидел, на пустую чашечку кофе и тихо произнес:
– Пойдем.