А Дяде снилась комета. Косматая звезда. Яркая точка на небе, с которой все и началось когда-то, очень давно. Так давно, что и сам Дядя перестал вести отсчет прошедших уже и не дней или месяцев, а лет и десятилетий…
…которую уже ночь подряд в небе над Городом висела злая хвостатая звезда, обещая беды и катастрофы до сих пор человечеству неведомые и ужасающие. Она появилась давно, и предсказавшие её появление астрономы еще месяцы назад разглядывали небесную странницу в телескопы, не придавая её появлению особого значения до тех пор, пока простым, невооруженным оптикой глазом каждый смог увидеть внушающую какой-то особый мистический трепет комету.
Подспудно вселяющуюся в души людей при виде небесного явления тревогу мало кто воспринимал всерьез, небось, не в средневековье живем, но и отделаться от смутных предчувствий было не так просто. Тем более, что следом за открытым для простого зрения появление на небе кометы пришли слухи.
Кто-то рассказывал о тщательно скрываемой властями катастрофе на нефтехимическом комбинате, расположенном на дальней окраине Города, волнуя слушателей ужасающими подробностями выброса смертоносных газов и приближающимся кошмарным ядовитым облаком. Но через несколько часов сплетню осмеяли жители окружающих нефтекомбинат кварталов. Они, как ни в чем ни бывало, приехали на работу и только тут узнали о своей горькой участи, уготованной им языкатыми сплетниками.
Но остановить прорыв человеческой фантазии уже было невозможно. Нелепые и зачастую вполне правдоподобные слухи множились в Городе, как круги на воде от единственного брошенного камня. И заговорили о прорыве канализации, отключении электричества, о жутких собаках-монстрах, сбившихся в стаи и пожирающих все, что встречалось им на пути. Обладающие более богатой фантазией придумывали "истинные происшествия" с участием таинственной бактериологической лаборатории, нелепых мутантов-зомби в темных глубоких подвалах старинных домов, с внезапной солнечной активностью и потоками жесткого излучения.
Прошло совсем немного времени и запутавшиеся, не знающие, кому и в какой мере верить обыватели испуганно вздрагивали, услышав по радио бодрый голос ведущего: "А теперь - последние новости из Города Катастроф…"
И все-таки, невзирая на панический испуг и нервные срывы отдельных горожан, Город продолжал жить в привычном ритме. По-прежнему ходили по улицам автобусы и трамваи, продолжало, как ни в чем ни бывало, функционировать метро, люди отсиживали положенные часы в конторах и выстаивали свои рабочие смены у станков, после работы ремонтировали бытовую аппаратуру, шили новые костюмы и пальто, покупали продукты, которых, как ни странно, в магазинах не стало ни меньше, ни больше.
Но подспудно, как-то мистически, кризис назревал; незаметно, капля за каплей, аккумулировался в людях страх, неуверенность в будущем, готовность верить в любое громко произнесенное слово; и в первую очередь это чувствовали не городские власти, не милицейские оперативные службы, которым по рангу положено было знать всё, что твориться в Городе, и даже не сами аборигены. Первыми просчитали этот кризис военные, и аккуратно, без паники и особой рекламы они свернули и перевели из Города в другие места унтер-офицерское училище, полдесятка складов военного имущества, в первую очередь - запасов продовольствия и горюче-смазочных материалов. Ну, и конечно, эвакуировали ту самую таинственную бактериологическую лабораторию, о которой так много говорилось в последние дни, но про которую достоверно мало кто из горожан знал. А вот до складов боеприпасов и оружия, тех самых, стратегических, длительного хранения резервов, руки у армейских хозяйственников не дошли.
И когда гром грянул, он показался каким-то невзрачным, тихим и неприлично спокойным. Вовсе не этого ожидали от ставшей уже привычной, но все равно напряженной, полной панических настроений и истерик атмосферы. Просто начался Исход. Без забитых машинами трасс на выезде из Города. Без штурма отходящих поездов, без захвата улетающих самолетов. Незаметный на первый взгляд… и на второй - тоже.
И сигналом для Исхода послужило исчезновение птиц. Все голуби, воробьи, вороны, да и более экзотические для Города птицы исчезли в одночасье с улиц и площадей, из дворов и городских скверов. Даже волнистые попугайчики и голосистые канарейки куда-то подевались из домашних клеток. Поначалу, кажется, на это и не обратили особого внимания, но тут кто-то вспомнил про странное поведение животных и птиц перед началом землетрясений…
Ну, в землетрясение, цунами, извержение вулканов и прочие бедствия не поверили и самые легковерные из обывателей. До любого из океанов пришлось бы лететь на скоростном авиалайнере из Города не меньше пяти часов, а до самых близких потухших вулканов - и того больше. Да и землетрясений за полторы тысячи лет городской истории здесь не было ни разу. Но… это был тот самый, первый, чаще всего незаметный комочек снега, с которого обычно и начинается сход лавины.
Люди уезжали по-тихому, не предупреждая соседей, не прихватывая с собой какого-то значимого имущества. Просто покупали билеты, садились на поезд с парой чемоданов в руках, как какие-нибудь курортники, уверенные в скором и благополучном возвращении домой. И исчезали на бескрайних просторах страны. Никто из них не пытался спрятаться, затеряться, просто люди переезжали с одного места жительства на другое, а то, что при этом не прихватывали со старого ни шкафов, ни кроватей, ни пылесосов, ни телевизоров, так ведь у каждого свои причуды, верно? Может, захотели начать новую жизнь и всё необходимое для нее закупить уже на новом месте? Тем более, что первоначально уезжали вовсе не бедные люди. В карманах у них соблазнительно для мелких воришек и всякого рода проходимцев-мошенников соблазнительно позвякивали желтенькие монетки разного достоинства.
Да, заботиться в первую очередь о себе все-таки более присуще людям состоятельным, владеющим в жизни ценностями не только духовными. А те, у кого ценностей материальных было не так много, не спешили с отъездом в неизвестность, понимая, что нигде их особо не ждут, и всюду будет сопровождать их обыденность и рутина "работа-дом-работа", ну, или, для особых счастливчиков, наоборот "дом-работа-дом", кому уж как повезло в жизни.
А комета тем временем всё увеличивалась и увеличивалась в размерах. Теперь уже по ночам легко можно было разглядеть на блеклом звездном небе и её распушившийся хвост, и даже невнятное, золотистое сияние, которое окутывало его. Астрономы и примкнувшие к ним специалисты других наук рассуждали о составе газов, входящих в хвост кометы и дающих такой пока еще непонятный желтоватый оттенок, а простые люди, кто со страхом, кто с замирающим от диковинного восторга сердцем, просто разглядывали необычное небесное явление. И никто не мог понять, какими еще новыми бедствиями, кроме ставших привычными пожаров, отключений электричества и водоснабжения от целых районов на сутки, а то и больше, непредсказуемого разгула подростковых банд и уличной преступности, инфляции и резкого подорожания всего и вся грозила Городу комета.
Но однажды, в предвечерние сумерки, когда большинство людей отдыхало и набиралось сил перед новым рабочим днем - ведь комета отнюдь не стала вместо горожан выпекать хлеб, развозить товары по магазинам, изготавливать бытовую технику, перегонять нефть в бензин - в сумерках на Город обрушились летучие мыши, про которых забыли уж и самые древние старики и старушки, родившиеся когда-то за городской чертой. Довольно редкие в пригородных лесах местные нетопыри в сравнении с пришельцами выглядели, как дворняжки рядом с породистыми догами. А эти - огромные, с почти полутораметровым размахом перепончатых крыльев - заполонили городские площади, проспекты, улицы и переулки. И резкий, звенящий крик летучих зверей на несколько вечерних и ночных часов стал новым кошмаром Города. Мыши метались между домами и деревьями, пищали, переговариваясь между собой, пугали редких и без того перепуганных прохожих, иной раз бились в стекла окон, принося панику в уютную квартирную безмятежность.
Но, казалось бы - повезло. Всего лишь вечер и ночь продолжалась эта вакханалия. На утро летучие мыши исчезли из Города, будто бы огромная стая перелетных птиц, передохнув немного на пути, снялась с места и улетела по своим, исконно птичьим делам. Только и осталось после нетопырей, что груды помета и нервное ожидание новых неприятностей. Ну, и еще пара десятков женских и даже мужских истерик с перепугу, вот и все беды, которые натворили мыши в Городе. Да, к тому же в ночь пребывания летучих мышей небо над Городом не почернело привычно в положенный час, а зыбко позеленело, будто в плохо настроенном ноктовизоре. И таким вот - бледно-зеленым, с едва заметными точками самых крупных звезд и ярким штрихом кометы, оставалось оно еще несколько ночей подряд, будто напоминая своим неестественным цветом о мышином нашествии.
Ночная зелень как-то незаметно рассосалась с небес, но истинным знамением разрослась почти до дюймового размера комета. И вот что странно, лишь над площадями и улицами Города можно было наблюдать её в таком колоссальном масштабе. А всего в километре-полутора от окружной дороги, вне городской черты, комета необъяснимым казалось бы образом превращалась в едва заметную среди звезд пылинку Вселенной. От большого ума, ну, или просто от нечего делать, ученые и не очень люди заговорили об атмосферной линзе, неизвестно как образовавшейся над Городом, о дифракции, рефракции и интерференции световых волн, но сути дела их умные слова не меняли: комета, казалось, уже открыто делала вид, что прилетела сюда из бездонных глубин космоса только ради Города и горожан.
И вот однажды утром на Город упал туман. Он был вязким, как овсяный кисель, плотным и непроницаемым, как выкрашенная белесой краской стена. И в нем исчезали дома, улицы, автомобили, самолеты, поезда, люди. Впрочем, передвигаться по Городу туман не мешал, он будто расступался перед человеком, смыкаясь беспросветной завесой за его спиной. И тогда самые упертые из неверующих в худшее поняли, что наступает развязка.
Среди первых тихонько сбежавших из городского тумана и под его покровом были временный мэр, его заместители и их чиновное окружение. Погрузив в маленькие грузовички и личные авто всё возможное и невозможное имущество, чад и домочадцев, они рванулись по пустынной трассе из Города к столице, со скоростью убегающего от святой воды черта, ища спасения от неведомой, но оказавшейся так близко опасности. Следом, тоже особо никого не оповещая, даже собственное начальство в вышестоящих штабах и столице, уехали военные: комендант, командир спецбатальона, базировавшегося в городской черте, десятки все еще проживающих в Городе офицеров, военные связисты, призванные даже в случае ядерной войны не покидать свои посты, обеспечивая передачу данных от высшего командования исполнителям Армагеддона. Сбежали еще не успевшие сделать этого раньше пожарники и врачи, начальники коммунальных служб и ремонтники, управляющие заводов и фабрик…
И Город на какое время замер, прислушиваясь к своим опустевшим домам и улицам, присматриваясь к брошенным автомобилям, открытым дверям уже мало кому нужных магазинов, к потемневшему и посеревшему небу…
20
"…вертеп - место у нас известное, он почти на границе стоит жилых районов и моего, - рассказывал Дядя. - Хотя, границы в городе - вещь довольно условная, но тут как раз четко. До вертепа - жилой район бывшей промзоны, за вертепом - пустой. Сам-то по себе этот вертеп обыкновенный модуль из металлических листов, ангар, склад бывший. Его под питейное заведение один шустрый мужичонка приспособил, очень давно это было. Сейчас там уже шестой хозяин сменился, из них только двое вертеп по наследству получили. А новенький этот там надолго не задержится, чует мое сердце. Нет у него хватки, значит, кто-то другой доходное место под себя подгребет.
Доходность, конечно, специфическая. Кто из добытчиков через мой или соседский район возвращаются, непременно через вертепчик идут. После рейда напряжение снять, отпраздновать, что живой вернулся - святое дело. Значит, или хозяину, или тем, кто вокруг вертится, возможно первыми добычу перехватить, частенько - задешево, но и на свой страх и риск. Не всегда добытчики из рейдов безопасные игрушки волокут, бывает, что такими фокусами - ой-ёй-ёй…
Публика там собирается, прямо скажем, совсем не элитная даже по здешним меркам. В основном, голодранцы, за стаканчик бурды, что там вином называют, готовы последние штаны с себя или товарища снять. Где что украдут, тут же тащат в вертеп. Поговорку даже переиначили. "Что пропало, то в вертеп попало". Вот так теперь звучит.
Но, если, конечно, ты при деньгах, то и посадят за столик почище, и подадут жратву покачественнее. И вместо разведенного концентратом сока технического спирта нальют настоящей заводской водки. И девку там можно прикупить и тут же, на месте, попользовать. В картишки перекинуться без особых надежд на выигрыш, тоже можно. Вообщем, удобное для всех местных гуляк местечко.
Запрет на оружие там, как везде в жилых кварталах, строгий. Ничего снаружи на тебе быть не должно, а если где под одеждой спрячешь, то лучше с этим не попадаться, могут сразу убить, если убежать не успеешь. На ножи, кастеты и прочие прибамбасы из металла этот запрет не распространяется, так что поножовщина в вертепе - дело обычное…"
С собой Дядя решил взять Ворона и объявил об этом таким тоном, что даже у подполковника Голицына не нашлось аргументов в пользу собственной кандидатуры. Видимо, унтер-офицер на второй день знакомства сильно поразил хозяина района в импровизированном подземном тире, оборудованном хозяином района в спальном помещении бомбоубежища.
Разглядев в оружейке незнакомую, удивительно короткую штурмовую винтовку, которую Дядя звал то автоматом, то "калашом", Ворон с интересом попросил разрешения освоить и пристрелять новое для него оружие. И абориген, с легким удивлением и недоверием, но искренне согласился.
Винтовка оказалась простейшей в разборке, совершенно примитивной, на первый взгляд, но сделанной добротно, без изъянов, характерных для более сложной оружейной техники. А когда дело дошло до стрельбы…
Конечно, короткая "штурмовка" это тебе не родная снайперка, с которой прошел не одну тысячу верст и не один десяток боев. Но и тир - это не саванна или джунгли Индокитая, тут все проще и помешать может только собственная криворукость, ну, и иной раз количество зрителей. А посмотреть на неожиданное развлечение сошлись все, начиная с Дяди и заканчивая сильно хромающей Совой, видимо, рана её оказалась не такой уж поверхностной, как показалось с самого начала. Ну, а первой, как и рассчитывал в душе Алексей, прибежала, отвлекшись от кухонных обязанностей, легкая на ногу Жанетка.
Тем, как быстро он освоил неполную разборку-сборку автомата, Ворон заслужил одобрительный взгляд хозяина района, но про себя подумал, что задача-то была крайне несложная. Особенно, если учесть простоту конструкции "калаша". Ведь обращаться с незнакомым, иной раз, крайне экзотическим стрелковым оружием штурмовиков обучали специально. Мало ли в какой Бразилии или Новой Зеландии придется подхватить трофейный ствол. Ну, а потом унтер-офицеру потребовалось всего три выстрела, чтобы понять, как сильно ведет ствол вправо-вверх, и что нужно для компенсации этой особенности автомата.
Попросив Жанетку сбегать к дальней стене спального помещения, заложенной мешками с песком для пулеулавливания, этак метров за сто-сто двадцать от рубежа, и подвесить там с десяток поясных мишеней, Ворон уточнил у аборигена:
- Вот здесь, глянь… предохранитель, одиночные, автоматический, а между ними что?
- Отсекает короткую очередь на три патрона, - пояснил Дядя.
- И зачем это? - хмыкнул как бы про себя Алексей, устанавливая рычажок на автоматический огонь; ход спускового крючка для него перестал быть секретом уже после второго выстрела.
И уже после возвращения мулатки, Ворон стрелял по мишеням экономно, как когда-то учили, по два-три патрона. Стоя, с колена, лежа, потом - в простом движении, потом - в сложном зигзаге… Особенно разбежаться в подземелье, конечно, было негде, но чертовски приятно было слышать восхищенные ахи репортерши, смешки Совы, нарочитые рукоплескания Голицына, но самым чувственным для Ворона признанием оказались слова Жанетки: "Ну, ты и выдал…"
Впрочем, Алексей и сам всё делал с огромным удовольствием, припомнив, что не тренировался в стрельбе с самого момента загрузки в геликоптер при возвращении из рейда. Пяток пуль по ногам оборотня в "Черном доме" за серьезную работу Ворон никак не считал. И вот только здесь, в подземелье, натешился от души.
- Ай, красота! - оценил Дядя, когда штурмовик в хорошем темпе, но при этом вовсе не торопясь, закончил расстреливать сорокапатронный магазин и расположился за простым канцелярским столом, превращенным в оружейный для разборки и смазки автомата. - Но… вот только не говори мне, что у вас, там, так любой солдат может…
- Конечно, не любой, - удивленно пожал плечами Ворон. - В штурмовые батальоны любого и не возьмут…
Видимо, тогда Дядя и решил, что с ним пойдет наверх именно Алексей, хотя для себя результаты стрельбы Ворон оценил, как посредственные, все-таки в первый раз с новым, абсолютно незнакомым оружием добиться чего-то существенного, ну, хотя бы половины "смертельных" попаданий, было трудно. Но… "Повидаться надо с одним человечком, - туманно сказал тогда хозяин района. - И для вашей пользы тоже… человечек этот очень даже помочь может, надеюсь… а уж если не он, то кто же?.."
- У тебя с ним встреча назначена? - поинтересовался Голицын, казалось бы, просто так, для поддержания разговора.
- Учтите! - Дядя строго глянул на подполковника и Ворона. - В городе уже давно никто никому встреч не назначает. А уж чтобы к определенному времени… у добытчиков это вообще за скверную примету держат, если пообещаешь: "Буду там-то через такое-то время…". Убить не убьют, но обидятся на тебя за это сильно.
Немного помолчав, абориген, как бы подчеркивая свои только что произнесенные слова, добавил древнюю сентенцию:
- Знают двое - знает и свинья…
И эта, казалось бы до дыр затертая поговорка, прозвучала от Дяди, как гамлетовское "Быть или не быть?"
"Наверное, много здесь народу легло от засад, - подумал Ворон, неторопливо прохаживаясь по стволу автомата шомполом. - Ведь в пустом городе, подишь ты, как удобно залечь где-нибудь на чердаке со снайперкой и просто подождать, пока назначивший встречу придет в нужное место…"