Клас приподнялся и неожиданно для самого себя прижался лицом к широкой спине брата. Она чуть подрагивала, и это было жутко, жутко и непривычно. Юноша почувствовал, что его ноги связаны и сразу осознал, как болят совсем недавно развязанные руки.
- Эль, это ты меня развязал?.. А где же остальные?.. - рыдающий повернул к нему мокрое лицо и Клас подкрепил свои слова вопросительными жестами.
Старший брат кивнул, потом махнул рукой в сторону, туда, где поблескивал огонь и нестройно шумели сытые соплеменники.- Они оставили нас одних?.. Странно.
Эль тяжело вздохнул и принялся разрезать путы на ногах пленника. Когда Класа схватили и поволокли прочь от костра, Турн прогнал его обратно к костру, и у охотника хватило выдержки изобразить покорность. Под бдительными взорами Ма и старейшины мужской цепи, вскоре вернувшегося, Элю пришлось есть, смеяться, петь и даже шутить, но странное ощущение обреченности на свободу от этих людей помогло делать это естественно. Через некоторое время удалось довольно удачно изобразить усталость, тогда охотник отошел от костра и приготовил себе обычное спальное место, где, скрытый травой, он терпеливо выждал около часа. Потом осторожно отполз в темноту и отправился искать брата.
Это было нетрудно, Класа унесли недалеко, к тому же он сопел разбитым лицом на всю Степь. Эль помнил много драк среди Пожирателей Гусениц - все они, конечно, случались после удачной охоты. Но никогда Турн сам не отдавал приказаний связать и избить кого-либо. Иногда старик рассказывал о событиях, дошедших до него в пересказах других стариков, там говорилось о других племенах, о борьбе за охотничьи угодья, даже об убийствах...Эль никогда всерьез не задумывался о таких вещах, убийство человека из дроугого племени казалось ему столь же обычным делом, как и убийство хищника. Ведь другие люди, чужаки, должны и выглядеть как-то иначе, и вести себя не так, да и вообще никто никогда их не видел. Может быть, их, других, и не существует! Но Клас существовал, более того, он был единственным родным человеком, да еще таким, с которым можно было говорить обо всем, даже о недалекости Ма и Турна. А уж сам-то брат с удовольствием поговорил бы и о вещах посерьезнее, правда, этого Эль ему не позволял. Небо лучше не трогать.
Теперь с Класом что-то случилось, что-то такое, отчего племя перестало считать его своим. Наверное, для других он и правда стал чужаком, ведь они совсем перестали его понимать. Все, кроме Эля, который по прежнему видел перед собой брата, изменившегося, больного, но брата. Младшего, который сейчас более всего нуждается в его защите.
- Мы должны уйти. Ты и я, - подкрепил свои слова Эль энергичным тычками себе и брату в грудь. - Оставаться нельзя. Ма хочет, чтобы Турн убил тебя.
- Ма?.. - глаза Класа выражали не непонимание, а скорее страх понять. - Ма?.. Турн?..
- Идти! - старший брат уже встал и затопал ногами. Какая-то потревоженная мелочь зашуршала травой прочь.
- Идти... - повторил Клас и догадался. - Нельзя! Погибнем! Степь! - он вспомнил выученное слово, обозначавшее то ли мясо, то ли пищу назвал его, тоже тыкая себе и брату в грудь. - Мы погибнем в Степи, двое - это просто добыча!
В ответ Эль снова назвал Турна и замахнулся на Класа копьем. Некоторое время они стояли, молча глядя друг на друга, потом младший брат обнял старшего и забрал у него копье.
- Эль!.. - и он показал рукой в сторону костра.
- Один хочешь идти?.. Правильно Ма говорила, что тебе еще в детстве в голову личинка заползла.. Все там подъела, подчистую. - Эль немного устал, разговор двух глухих заставлял его напрягаться. - Копье тогда оставь, хорошая вещь, зачем выбрасывать... Дурак. Все, идем.
Он повернулся и решительно зашагал в Степь не разбирая дороги, да это и трудно было бы сделать в темноте. Класу оставалось только позавидовать смелости старшего брата и побежать за ним, высоко задирая ноги. Позади, у костра, кто-то затянул старую песню о девушке-охотнице, перепутал слова, раздался взрыв смеха...
И тут на всех накатился Гнев С Неба, подобный волне невидимого огня.
6
"Пора идти, маленькая."
- Дело ведь не в том, что для них восьмилапые - крохотные насекомые, так?
Элоиз стояла возле шатра запрокинув голову. Какие яркие, огромные звезды...
"Не в этом. Мы отвратительны для большинства людей. Это чувство лежит глубоко в их природе. Было нужно, чтобы ты это поняла и приняла."
- Ты ведь не думаешь, что стал противен мне?.. - девушка обернулась и посмотрела на Анзу.
"Надеюсь, что нет. Но ты идешь к людям и должна быть человеком, а не пауком."
- Это гадко, как они себя вели... Как тебе все это удалось?
"Я долго трудился. Кое-что получилось. Хотя их города и машины были не совсем такими. Пора идти. Забирайся на спину."
- У тебя еще не затянулись раны... Я смогу дойти сама."Ночью трава полна опасностей. Я смогу донести тебя."
- Где они, далеко?.. Мы не можем подождать до утра? - Элоиз взъерошила волосы, нахмурилась. Какие-то смутные предчувствия мучали ее.
"Мы на пути миграции одного из племен. Видимо, их охота была удачна и они остановились где-то неподалеку. Я слышал странный по силе сигнал примерно в одном дневном переходе отсюда. Человеческом переходе. Недавно это повторилось."
- Анза, я боюсь...
"Ты могла бы не говорить мне об этом, маленькая. Мы пойдем и посмотрим. Ты выйдешь к людям только если это будет безопасным. Возможно, на них напал патруль. Тогда мои планы будут разрушены."- Почему? Что сделает с ними патруль? - девушка не произнесла вслух последней мысли: "Их съедят?.."
"Патруль отберет лучших и отправит к городу. Остальные... Погибнут. У них все равно нет шансов выжить - люди в Степи вымирают. Глупо терять лучших из них."
Элоиз промолчала, задумчиво проведя пальцем по клыку восьмилапого.
"Прости. Ты видела, эти люди не такие как ты."- Как тот... Как Крафф...
"Нет. Крафф знаком с пауками. Он всего лишь боролся за власть для своего вида. Дикие люди не таковы. Ненависть к паукам спит в них."
- Они не знают о вас? - искренне удивилась Элоиз, для которой существование восьмилапых было так же естественно, как людей.
"Они потомки бежавших. Они постарались забыть и забыли, я говорил в городе с людьми Степи. Проиграв битву, побежденные ушли и забыли о поражении. Теперь они вымирают - это наказание за убитую память."
- Зачем они тебе, Анза?
"С последними из этих людей можно попробовать начать заново, иначе. Чтобы не было таких, как Крафф."
- Все это так сложно... Но в твоем сердце добро, я его слышу... - девушка закрыла глаза и прижалась к пауку. - И еще я слышу как болят твои лапы, как ноет клык... И как ты спешишь... У меня никого нет кроме тебя. Обещай, что ты меня не предашь.
"Обещаю, маленькая. Забирайся. Мы поговорим еще в пути."
Элоиз осторожно залезла на спину восьмилапого, опираясь на услужливо подставленную мохнатую лапу. Паук несколько секунд постоял на месте, как бы примериваясь к новому распределению веса на шесть оставшихся конечностей, чуть наклонился вперед и быстро побежал через ночную Степь.
7
Клас закричал и удивился, как долго длится его крик, какой длинный звук могут извлечь из себя его легкие и горло. Наконец воздух кончился, и тут юноша крепко зажал себе рот дрожащими руками, заставил организм дышать через нос, принудив себя замолчать. Тут же он услышал рядом с собой мощный, однотонный рев почти без эмоциональной окраски - это кричал Эль. Можно было разобрать и разноголосый хор от костра.Гнев С Неба жег сердце, леденил кровь, и от этого в жилах бущевал пар ужаса, вырываясь через голосовые связки бессмысленным криком, парализуя мозг Пожирателей Гусениц, и без того не слишком склонный к работе.
Повинуясь внезапному импульсу, Клас ударил брата прямо в кричащий рот. Эль повалился навзничь, продолжая кричать, но тут же закашлялся, поперхнулся кровью, выгнулся дугой, тяжело перевернулся и замолчал, вжался в траву. Изгой ослабил дрожащие ноги, упал на колени и постарался разобрать происходящее у костра, все так же зажимая себе губы. Стало чуть легче.
Гнев С Неба приходил к племени и раньше, старики передавали предание об этом из уст в уста в течении поколений. Оставаясь реальной, опасность размылась, приобретя расплывчатые формы страшной сказки. Люди свято соблюдали принятые предками обычаи: ходить отдельными цепями, спать далеко друг от друга, не позволять приближаться беременным женщинам, но послабления наступали одно за другим. Детская цепь слилась с женской, шалашики на ночь сооружались все ближе... И уж совсем без мер предосторожности обходился праздник Гусеницы. Боги не должны были приходить после счастливой охоты!.. И вот теперь оказалось, что это правило выдумали сами люди.
Клас видел метавшихся у костра соплеменников, хоть и бывших, но попрежнему родных, многие пытались отползти прочь, но мало кто смог заставить себя замолчать. А ведь это только первый шаг, боги слышат не крик человеческий, а ужас перед собой. Что эже стало с теми, кто уже отошел ко сну, укрывшись в темноте Степи?.. Никто не должен был уйти достаточно далеко, чтобы не быть разбуженным криками.
Юноша попробовал прислушаться к иным звукам, идущим не со стороны костра, и ему это сразу удалось. Орали охотники справа от Класа, визг женской цепи слышался откуда-то из-за костра. Ненароком глаза выхватили фигуру Ма - старуха, пошатываясь, пробежала мимо костра. Кажется, она зажимала рот руками... Нет, одной рукой, второй старейшина волокла кого-то. Стефи? Клас вспомнил несколько точек, проплывавших накануне в небе - значит, они не привиделись ему. Должен ли он был поднять тревогу?.. Но как? Соплеменники перестали его понимать. Они изгнали его. Они хотели его убить.
Изгой попытался высмотреть фигурку Сойлы, и ему показалось, что он смог ее увидеть бьющейся на траве в истеричных конвульсиях. Ноги немного окрепли, вообще переносить страх становилось все легче и Клас поднялся, намереваясь идти на помощь, но на спину неожиданно свалилась огромная тяжесть. Юноша упал, готовясь умереть, и только на земле понял, что это Эль. Старший брат стонал сквозь оскаленные, плотно сжатые зубы и показывал на какие-то тени слева от костра.
Два существа, одно ближе, другое подальше, шевеля огромным количеством лап, приближались к костру. "Боги, которые пауки! Пауки, которые вовсе не боги!" - пронеслось в голове Класа, руки зашарили по траве в поисках оброненного копья. Эль зажмурил глаза и крепко вцепился в брата, так крепко, что юноша сразу понял - ужасныхъ насекомых, в два раза крупнее степного паука-шатровика, видит только он. Остальные видят богов.
Подтверждение этому распластанный в темноте изгой увидел, когда пауки приблизились к костру вплотную: бьющиеся в припадке ужаса у огня люди падали на колени и простирали с мольбой руки. Кого они просят о пощаде?.. Хищников?.. Класу безумно хотелось броситься в бой, тело окрепло, ужас совсем отступил, но за костром появилось еще несколько теней и он понял всю бесполезность сражения. Так вот кого боялись Пожиратели Гусениц, так вот о ком говорили старые сказки! Об огромных многолапых насекомых, мерзких и обликом, и образом жизни.
Вот только как же они научились летать?.. Откуда эта волна ужаса, превращающая охотников в безвольных жертв? Клас различал уже огромные клыки, в отблесках костра заблестели толстые нити паутины. Никого не спасти, все племя оказалось в одном месте, от каждого идет волна страха - юноша даже чувствовал эти потоки - значит, остается только позаботиться о себе и брате.
Клас завертелся под обмякшим телом Эля, высвободился, привстал. Картина была ужасной - пауки, сноровисто шевеля лапами, обматывали паутиной вопящих людей, и тут же, вытягивая крепкую нить, спешили к следующему. Можно было рассмотреть уже шестерых восьмилапых, и возможно, это были еще не все. Слезы покатились по щекам... Погибнут все. И Ма, и Сойла, и бедняга Стефи... Юноша нащупал наконец копье, с огромным трудом взвалил на себя куда более крепкого брата и побрел, покачиваясь, в темноту. Позади продолжали страшно кричать, но он не оборачивался.
8
Патруль, пролетавший над этим участком Степи согласно новой маршрутной карте, обнаружил диких людей почти перед самым закатом. Командиру Диткусу хотелось бы опуститься немедленно и совершить облаву, после которой можно было бы сразу и возвращаться к привычному образу жизни в маленьком городе, но воздушный поток, в котором они оказались, был слишком широк. На то, чтобы покинуть его, пришлось потратить слишком много времени, наполненные газом шары отнесло далеко в сторону, в результате предводителю пришлось решать нелегкую задачу.
Идти пешком, рискуя тем, что люди их заметили и покинули место стоянки, или же снова поднимать шары в воздух и лететь ночью, что предполагало опасную посадку в темноте? Диткус решился на пеший переход - он заметил тушу огромной Гусеницы, возле которой пировали люди. Охотник не уйдет от такой богатой добычи, будь то человек, скорпион или смертоносец. И командир патруля оказался прав.
Давно уже не выпадало такой удачи - целое племя! Да еще на ровном как стол участке Степи, где укрыться будет просто невозможно. Патрульные веселились всю дорогу, испытывая блаженство от одного только предвкушения охоты, за которой последует пиршество. Человечина в этих местах редкость, не то что в городе...
Исполнение плана оказалось на удивление простым: люди никуда не ушли, сопротивляться гипнотическим ударам ужаса не умели, и даже более того - никто не пытался убежать! Племя чуть ли не помогало опутывать себя паутиной и на всю операцию ушло не более часа времени. Теперь Диткус медленно ходил кругами вокруг собранных вместе людей и рассматривал их.
Мелкие экземпляры, да и не слишком мясные. Самцов, достойных быть отправленными в город для улучшения постоянно портящейся людской породы и вовсе кажется нет. Очень мало детей. Очень мало стариков. Общее число схваченных - семьдесят три, вот только кажется есть несколько мертвых, не выдержавших ужаса.
Пауки уже не посылали на людей импульсы страха, и теперь те могли их рассмотреть - настолько, насколько позволял разгоравшийся рассвет. Изумление, досада, и снова ужас - вот, что читалось на лицах. Диткус приказал достать из толпы мертвых: ни к чему, чтобы пища пропадала, патрульные голодны. Тут же он послал подчиненным еще один импульс, с дополнительным распоряжением взять также и стариков. "Вам еще придется испугаться по настоящему, дикие люди, прямо сейчас, когда вы увидите нашу трапезу" - подумалось командиру. Сойла дико закричала, когда к ней прикоснулась мохнатая лапа, но ее лишь отодвинули в сторону, чтобы дотянуться до Ма. Старуха завыла, прикусив губу до крови, запричитала что-то, обращаясь к паукам, но понять ее было невозможно. За ней, связанный той же нитью, поволокся Стефи, бессмысленно пытаясь зацепиться торчащей из-под паутины рукой за соседей. Впрочем, мальчика паук тут же отделил и положил обратно с некоторой даже бережностью. Потом смертоносцы так же аккуратно изъяли четырех погибших от ужаса и других стариков, в том числе и Турна.
- Что нам делать?.. Это боги, Турн?.. Ведь они как пауки, ты нам не говорил! Что они с тобой сделают? - обращались к старейшине связанные охотники, но ответом им было молчание. Старик просто не знал, что сказать.
Семерым восьмилапым досталось как раз по человеку. Конечно, пища была неравноценной, мертвый человек, пусть и не успевший остыть, по сравнению с живым не такое уж и лакомство. Пауки встали полукругом и застыли. Люди не слышали их разговора, который можно было бы охарактеризовать как короткий спор. Вообще-то, общение шести почти равных по возрасту и положению смертоносцев могло бы и затянуться, но Диткус, выслушав каждого, принял решение единолично. Себе он выбрал среднее - живого, но тощего старика-самца. Это был Турн.После этого пауки приступили к трапезе. Женщины завыли, закрывая глаза, многи охотники поступили так же, визжали дети. Пожирание мертвых тел не привлекало особого внимания по сравнению с тем, что происходило с еще живыми.
Ближе всех к Сойе оказался Турн, за ним лежала Ма. Прежде всего пауки спеленали своих жертв еще крепче, до полной неподвижности, как это делали шатровики с мухами, потом последовали укусы - в ногу стерпевшему старику и в бок его завизжавшей соседке. Смертоносцы вспрыснули в тела пищеварительный фермент, который стал распространяться под кожей, размягчая ткани, превращая их в легкое для усвоения желе. Строгое дозирование позволило ввести ровно такую дозу, чтобы не убить жертву, а лишь приготовить к употреблению часть его тела, но совершенно неопытный патрульный, которому досталась Ма, отчего-то укусил ее в левый бок. Старуха покричала с минуту и умерла.
Турн почувствовал, как его нога превратилась в неподвластный ему кусок мяса. Это произошло постепенно, жгучее, едкое страдание распространялась от раны вверх, до самого паха. Вскоре послышалось сосущее чавканье и, приподняв голову, старейшина встретился взглядом с глазами паука, сосредоточенно пожиравшего свою пищу. Боль была сильной, но терпимой, нервы просто не полностью успели отмереть, но отвращение... Старик бессильно уронил голову и его стошнило. Почти сразу же это произошло и со многими соплеменниками. Омерзительно было все - способ, зрелище, звуки, сама суть происходящего.
- Они пожрут нас всех! Они вот так пожрут нас всех! - вдруг зашлась криком Тина, ее тело забилось в конвульсиях. - Не хочу, не хочу, нет, нет, нет!!.
Малыш Стэфи прижал лицо к плечу Сойлы, и ей до слез захотелось его погладить. Мальчик тихо всхлипывал, но паутина держала крепко. Девушка не могла отвести взглядя от пожирающего Турна паука, в ход пошла уже вторая нога. Еще немного, и весь старик скроется в этом гнусном, мерзком мешковатом брюхе, и тогда... Тогда наступит очередь других.
Сойла закрыла глаза и попыталась не дышать - это был единственный доступный ей способ самоубийства.
Ничего не вышло. Жадно хватая ртом воздух она открыла глаза и, когда темные круги перед глазами исчезли, увидела чистое, голубое небо Степи. Солнце было уже высоко, последний день племени Пожирателей Гусениц начался.
А пауки вдруг забеспокоились.
Глава пятая.
1
Эль шагал широко, почти не глядя под ноги, свободно размахивая пустыми руками. Поспешавший за ним брат не мог себя заставить вот так же отрешиться ото всего, принять неизбежность смерти и забыть страх. То и дело Клас поводил копьем над травой, отшатывался от неожиданного шуршания, подскакивал, наступая на неровности.Племя изгнало его, а потом погибло. Боги спустились с небес и оказались огромными пауками, наверное, они пожрут всех. И Сойлу. Тольо Степь не изменилась со вчерашнего дня, оставаясь все такой же злой и опасной, да еще брат по прежнему верен себе, все такой же храбрый и сильный. Впрочем нет, Эль тоже изменился: говорит на непонятном Класу языке. Правда, на самом-то деле на непонятном языке говорит не брат, а он сам, но какая в сущности разница...
- А главное, Эль совсем перестал шутить, - произнес юноша вслух и не смог сдержать смеха: да как же брату шутить, если его нельзя понять!
Бывший шутник оглянулся с изумлением, потом робко улыбнулся. Кто знает этого Класа, что он там такого веселого сказал? А жаль, что совсем нельзя поговорить.
- Жрать хочешь, братуха? - Эль вспомнил, что на поясе у него узелок с жареным мясом Гусеницы, предусмотрительно захваченный накануне побега. Побега, который то ли состоялся, то ли нет...