Яр подошёл к бочке, за которой тянул пиво диспетчер Феликс. Он Яру нравился. Молодой ещё, но кряжистый, русобородый, по-стариковски спокойный. На первый взгляд он казался даже мрачным. Но глаза были ласковые и какие-то беззащитные. Кроме Феликса сидели тут механик поселкового кинотеатра Дымок - совсем мальчишка - и старый мастер канатного дела Антон Хвост, такой же разговорчивый, как Пауль Верхняя Душа.
Феликс улыбнулся. Дымок солидно крякнул и сделал глоток, а старый Антон заговорил:
- Садись, Яр, садись… Яша, ты нам принеси!.. Я вот смотрю, Яр, ты у нас целый месяц, а к здешней жизни всё не приспособился. Будто из другого мяса ты…
- Я человек с той стороны,- вздохнул Яр.
- Та сторона, эта сторона - предрассудки собачьи, - басовито сказал Дымок.
- Может, и предрассудки. Только откуда они взялись, вот вопрос, - осторожно проговорил Яр.
Феликс отвёл глаза и подавил улыбку. Старый Антон нелепо развеселился:
- Вопрос - это хорошо! Любопытному человеку интереснее живётся. Ты давай вопросы-то, мы, может, все тут и разберёмся!
- Хорошо. Что такое нашествие? - неожиданно для себя громко сказал Яр.
В баре замолчали. Потом кто-то мелко засмеялся.
Дымок солидно проговорил:
- Чушь это. Никаких нашествий не бывает.
- Бывают, - сказал Яр.
- Это шмели-то? - отозвался старый Антон.- Ну да, ну я знаю. На той стороне… А что шмели? У нас сроду не было…
- Это не просто шмели, - разозлившись, сказал Яр.
Феликс поцарапал бороду. Он был изрядно под хмельком, но сейчас посмотрел трезво.
- Яр, когда вулкан или цунами… вот, как на Жёлтых Камнях, например… никто же не спрашивает - что такое? Природа…
- Довели матушку-Планету, вот она и плюётся, - Сказали у соседней бочки.- И нечего тут искать других объяснениев…
- Кто довёл? - спросил Яр.
Старый Антон захихикал. Дымок, важно улыбаясь, курил. Феликс ласково проговорил:
- Яр, ты как с другой планеты, честное слово…
- Я и так с другой планеты, - ничем не рискуя, сказал Яр.
Старый Антон засмеялся, закашлялся, хлопнул по спине Дымка так, что у того вылетела трубка.
- Дым, пошли за пивом. Яков там уснул, не несёт…
Дымок важно поднял трубку, и они с Антоном двинулись к стойке.
Феликс царапал мундштуком латунный обруч бочки.
- Яр, ты хороший парень… Жаль, ты у нас не задержишься.
- Почему не задержусь?
- Ты сам знаешь. Тебе не это надо… Вопросы у тебя…
- А что, здесь не любят тех, кто спрашивает?
Феликс улыбнулся:
- Не здесь… Яр, ты совсем ничего не боишься?
"Боюсь потерять Игнатика", - подумал Яр, но это никого не касалось.
- Я пока не знаю, чего надо бояться…
- Ну и правильно! - вдруг пьяно сказал Феликс и грохнул кулаком по бочке. - Так и надо!.. Яша! Поставь, милый! Слышишь? Поставь ту пластинку! Один-то раз. Для Яра…
Шум в баре поутих. Яр оглянулся на стойку. Яков улыбался. Улыбка - беззубая щель на чёрном обезьяньем лице. С полки, из-за пёстрых бутылок, он достал плоский пакет, вынул пластинку, подул на неё. Положил на диск проигрывателя…
Стало совсем тихо. Солнце окуналось в море, стеклянные поплавки у потолка уже не блестели, но лампы ещё не зажглись. Скрытый за моделью галиона динамик зашипел. Потом ударил тяжёлый аккорд гитарных струн, пошла медленная мелодия.
И глуховатый мужской голос запел:
Когда мы спрячем за пазухи
Ветрами избитые флаги
И молча сожжём у берега
Последние корабли,
Наш маленький барабанщик
Уйдёт за вечерним солнцем
И тонкой блестящей льдинкой
Растает в жёлтой дали.
Это пел явно не артист. Но пел хорошо, по-настоящему. Со скрученной печалью и нарастающей жёсткостью. Яр вспомнил песчаный обрыв у крепости…
От горького пепелища,
От брошенных переулков,
Где бьют дожди монотонно
По крышам, как по гробам,
От злой измены, что рыщет
В домах опустелых и гулких.
Наш маленький барабанщик
Уйдёт, не сдав барабан…
Издалека, сначала незаметно, вошел, вплёлся в песню голос мальчишки (у Яра сжало горло).
Но есть утешенье - как будто
Последний патрон в обойме, -
Последняя горькая радость,
Что каждый из нас был прав.
И вот потому над Планетой
Шагает наш барабанщик -
Идёт он, прямой и тонкий,
Касаясь верхушек трав…
Кончилась песня, прошли секунды тишины. Потом загорелись лампы - будто свет в кинозале после окончания фильма.
У бочек задвигались, закашляли. Кто-то сказал:
- Да-а… Гордые были мальчики.
- Ну а что с того, что гордые? Сгорели, а толку…
- Не накликать бы чего… Ты, Яков, тоже… смотри…
- Да что мы, не люди, что ли? - громко спросил Феликс.
Вернулся Пауль Верхняя Душа.
- Ну вот, я сказал Стефану. Ты, Яр, не волнуйся, он подежурит, сколько надо. Мы с ним там посидели, он говорит: конечно, пускай Яр погуляет, если охота, а я, говорит, побуду за него, а потом он за меня, дело такое…
- Что это за песня была? - спросил Яр у Феликса.
- А вот, - опять хмелея, отозвался Феликс. - Это про тех ребят, которые тогда поднялись в Морском лицее, в городе… Дело давнее, а песня осталась.
- Как поднялись? Против кого?
- Против кого… Знать бы… Не хотим, мол, и всё. Карабины порасхватали с учебными патронами. А зачем эти хлопушки, если пожар. Это тебе не шмели…
Феликс макнул бороду в кружку.
- А в каком городе? - спросил Яр. - У реки?
- Ну, я же говорю: в Городе. Он один тут, Город…
- Феликс, а почему он пустой?
- Никто не живёт, вот и пустой. Вроде музей, заповедник…
- А почему не живут?
- Не хотят - и не живут. Ты сам попробуй в пустом-то городе…
"Чёрт, - беспомощно подумал Яр. - Хоть бы одного человека найти, который скажет…"
- Я видел там людей, - резко бросил он. - Врёте вы все тут. Люди там живут и ничего не боятся. Весёлые люди.
- Сколько их - весёлых - там? - совершенно трезво сказал Феликс.- Это те, кто смог… А если разобраться, какой смысл?
"Ни в чём нет смысла", - подумал Яр.
- Ладно, ребята, пора Стефана менять.
- Да подождёт он, Стефан-то, - заговорили с трёх сторон. - Ты, Яр, об этом не думай, ты к нашей компании привыкай. Вот и народу прибывает, посидим, споём наши рыбацкие… А вопросы, ну их, Яр, к чёрту…
В баре и правда становилось людно. За окнами темнело, но ещё видна была дорога от посёлка к мысу. Вверх по дороге тянулись завсегдатаи "Нептуна".
Появился высокий мужчина с бородкой-эспаньолкой и в круглых конторских очках, которые к его бородке совершенно не подходили. Это был начальник местной береговой охраны по прозвищу Шериф.
- Иду, слышу, музыка тут играет, - сказал он Якову. Яков засуетился, раскрутил шипучий пивной кран.
- Старую пластинку играем, - заговорил мастер Антон. - Садись, Шериф, вон к Захару, их трое. Мы для Яра тут пластинку играли, такое вот дело.
- Яр, привет, - Шериф протянул руку. - Ты как-то говорил, что хочешь своего мальчонку на катере покатать. Завтра идём в Новый Свет браконьеров гонять. Пойдёте с нами?
- Завтра я на вахте до вечера, - вздохнул Яр.
- Ну, тогда на той неделе… Пауль, сто гарпунов тебе в верхнюю и нижнюю душу! Почему твоя коптилка на башне опять мигает вразнобой, как пьяная курица? Я вот составлю донесение…
Пауль поперхнулся и засеменил к выходу. Там он столкнулся с краснощёкой крупной женщиной. Она заговорила с порога:
- Рыболовы! Мужичка моего здесь нету? Говорит, в рейс пошёл, а сам небось встал тут на прикол да наливает цистерны?
Посыпались шуточки. Смысл их сводился к тому, что "мужичка" здесь нет и что он в самом деле пошёл в рейс, но не за рыбой, а к какой-нибудь красотке.
- А и пусть провалится совсем, - говорила женщина и шагала среди бочек. - Мне от него чего надо-то? Ключ от погреба с собой унёс, пустая бутылка, а в погребе у меня банки для черешни. Будем теперь с Игнашкой замок сбивать… Яков, дай-ка спичек да полдюжины свечей, в погребе-то хоть глаз выколи… А, Яр! Здравствуйте, Яр!
Это была тётка Игнатика. Яр встал. Она подошла.
- Что-то не заходите к нам…
- Зайду. Работы много. Дело новое, вникаю… А Игнатик почему перестал ко мне забегать?
- Я и сама удивляюсь. Всё на чердаке сидит. То змея клеит, то вертушки ветряные делает. Я говорю: "Ну, с ребятами не играешь - дело твоё, а почему к дяде Яру ходить перестал? Он с тобой смотри как по-хорошему, на лодке катал, лук со стрелами сделал, курточку вон какую подарил, а ты…"
- А он? - тихо спросил Яр.
- А он чего?.. "Зайду, - говорит, - обязательно. Вот доделаю, - говорит, - эту штуку и пойду…" А глаза вниз глядят. Может, провинился перед вами?
- Да нет, что вы, - сказал Яр.
Вместе с тёткой Игнатика он пошел к выходу. ("Яр, да подождёт Стефан-то!" - кричали вслед.)
Вечер был тёплый, начинали трескотню ночные кузнечики.
Тётка вдруг вздохнула и призналась:
- Боюсь за Игнашку я. Нездешний он какой-то. Не в том дело, что с другой стороны, а вообще… Сегодня стали свечки искать, чтобы в погреб лезть, нашли огарок, а он его взял и смотрит, смотрит. Потом я гляжу, а глаза у него мокрые… Вы бы поговорили, Яр, узнали, что с ним такое делается.
- Я бы поговорил, - с горечью сказал Яр. - Но он же не приходит…
- Он придёт. Я накажу, чтобы завтра же…
- Пусть придёт… Ну, скажите ему, что я соскучился, - беспомощно попросил Яр.
2
В тот вечер, когда Яр нашёл Игнатика, они остались в комнате со столом и свечой. Никуда не пошли. Ни о чём не говорили. Игнатик вздрогнул и открыл глаза, едва Яр наклонился над ним; коротко вздохнул, вцепился в Яра, прижался лицом к его пиджаку. И так они сидели долго-долго. И наконец Игнатик уснул. Яр положил его на тюфяк и уснул рядом. И последнее, что он помнил, был толчок страха: не приснился ли Игнатик?
С таким же страхом он проснулся.
Свеча догорела, пахло растопленным стеарином. В оконце бил утренний луч.
Игнатик сидел над Яром на корточках: грязный, босой, похудевший, в порванной рубашке, с чёрными царапинами на лбу и на ногах. Улыбался осторожно и печально.
Яр со странной, закаменевшей радостью придвинул Игнатика к себе. Шёпотом спросил:
- Как ты уцелел?
Игнатик шмыгнул носом, потёрся щекой о рукав Яра.
- Я не знаю… Бормотунчик сорвался с проволоки, заковылял под лестницу, а я за ним побежал. Думаю, куда это он? А там щель… Большая щель, вроде как ход какой-то. Он туда, я тоже туда. Потом всё задвигалось, сверху что-то навалилось… Яр, я сразу понял, что крепость поползла! Думал, что всё. Тут меня, кажется, щебнем завалило… Ну, я раскопался кое-как, а там такой длинный-длинный каменный коридор. Назад хода не было, я пошёл по коридору…
- А потом?
- Я шёл, шёл… Будто сто лет. Яр, это, наверно, ход под рекой. Я утром выбрался, а мне люди говорят: "Ты с той стороны?" Я говорю: "Не знаю". Они говорят: "Если с той стороны, садись на поезд, он идет до станции Мост. А там вернёшься к себе…" Два дяденьки и женщина, добрые такие, дали хлеба, посадили в вагон…
- А что за станция? Она здесь?
- Да не здесь… Я в вагоне спрашиваю: "Скоро станция Мост?" А все на меня смотрят, как на ненормального. Потом говорят: "Это же в другую сторону…" Я тогда сошёл на полустанке, чтобы на обратный поезд пересесть. А поездов нет и нет. Я пошёл к реке. Думаю: переплыву как-нибудь. Если под землёй прошёл, почему нельзя обратно переплыть? А потом смотрю - вот этот город…
- Пустой… - сказал Яр.
Игнатик кивнул:
- Ага… Только не совсем пустой. Я так умаялся, лёг ка траву у фонтана и заснул. А меня кто-то поднял и понёс. Я даже проснуться как следует не мог… Потом проснулся уже здесь. Смотрю: на столе хлеб и кружка с водой. Я поел и опять заснул… Яр, я даже не думал, что ты меня так скоро найдёшь… Яр, а ребята? Они живые?.. Яр! Ну ты чего молчишь?
Игнатик заглянул Яру в лицо и заплакал.
Через час они ушли из города, который солнечным утром казался ещё более пустым, чем в сумерках. Съели огрызок хлебной корки, который лежал на столе, умылись у фонтана, булькавшего одинокой струйкой, и ушли.
Игнатик сказал, что у моря, километрах в сорока от города, есть рыбачий посёлок и там живёт его тётка. Правда, незнакомая, он про неё только слышал, а никогда не видел, потому что жили на разных сторонах. Но всё-таки тётка.
- А почему, если на разных сторонах, то нельзя видеться? - спросил Яр. - Почему запрещено переходить реку?
- Да нисколько не запрещено, - отозвался Игнатик. - Просто считается, что это принесёт беду… Да теперь уже всё равно.
Игнатик больше не плакал, он стал сумрачно-деловитым. Уже за городом, когда шли на север по высокой луговой траве, он сказал:
- Поживём в посёлке, а там решим, что делать. В Орехов нам возвращаться ни к чему…
- Тик… Если мы не вернёмся, кто расскажет родителям Альки, Данки и Читы про всё, что было?
- Я напишу письмо из посёлка, - хмуро сказал Игнатик. - Читаным папе и маме. Они-то уж точно уцелели, они были за городом. А остальные - кто знает…
- Письмо дойдёт?
- Письмо-то дойдёт… Яр, ты сможешь быть рыбаком?
- Не пробовал, Тик… А зачем?
- Яр… Голубятня же сгорела. Я не знаю, как ты теперь обратно…
- Ничего, малыш, как-нибудь, - сказал Яр.
- Ты на меня не сердись очень сильно…
- За что сердиться-то? Наоборот, спасибо тебе.
- За что?
"За то, что ты есть", - подумал Яр. И сказал:
- За то, что нашёлся.
- Я один нашёлся, - прошептал Игнатик. - Вот если бы были ребята… Можно было бы даже построить новую голубятню… А сейчас…
Потом они долго шли молча, потому что думали о Данке, Альке и Чите.
В середине дня они пришли к чистой речке с заросшими тальником берегами. Напились холодной воды. Потом Игнатик странно замер, плюхнулся животом в воду, забарахтался. Яр кинулся, схватил его за рубашку, поднял. Игнатик прижимал к животу длинную рыбину. Он бросил её далеко на берег. Рыбина попрыгала в траве и уснула.
- Вот ты как раз и есть рыбак, - сказал Яр.
- Я случайно, - вздохнул Игнатик. - Сам не ожидал.
- А как будем есть? Сырую?
- Испечём.
- А чем огонь разведём? Свечки-то нет…
Игнатик глянул потемневшими глазами: "А если бы и была? Нас же не пятеро…" "Ох и дурак я", - сказал себе Яр.
Игнатик шарил в карманах мятых шортиков.
- У меня, кажется, стёклышко есть. Вот… - Он вытащил маленькую линзу. - Это мы с Читой телескоп делали…
Они набрали сухой травы, наломали в кустах веток. Разложили небольшой, но жаркий костёр, а потом в углях испекли рыбу. Съели её несолёную, пахнувшую водорослями.
- Давай отдохнём, - попросил Игнатик. Он сбил ноги. Сандалии он потерял при обвале, а ходить так много босиком не привык.
Они легли под кустом и уснули до вечера.
Когда проснулись. Яр спросил:
- Будем здесь ночевать или двинемся в путь на ночь глядя?
- Пойдём, - сказал Игнатик. - Мы же выспались.
Но скоро Игнатик стал опять спотыкаться. К тому же он вздрагивал: над лугами поднимался влажный туман, сумерки были зябкие.
Яр закутал Игнатика в пиджак и взял на руки.
- Ну вот, как маленького, - пробубнил Игнатик, но больше не спорил.
Яр зашагал через высокую траву по плечи в тумане.
На пути поднялись невысокие холмы. Яр взошёл на плоскую вершину. Совсем стемнело. И Яр впервые взглянул на звёздное небо Планеты.
- Смотри Тик, - сказал он с неожиданной радостью. - Те же созвездия, что у нас!
Игнатик шевельнулся и осторожно спросил:
- Ты очень скучаешь по своей Земле?
- Я?.. Знаешь, Тик, мне кажется, здесь та же Земля… "И здесь у меня есть ты", - добавил он про себя.
- Яр, - тихо сказал Игнатик и часто задышал у щеки Яра. - Мы с тобой теперь одни на свете. Ты и я.
- А тётки твои? - помолчав, спросил Яр.
- Ну что тётки! Та, у которой жил, она нисколечко меня не обижала, но… я ей что есть, что нет. А эту я не знаю… Яр…
- Что, Тик?
- Если вдруг получится, что ты сможешь уйти… Ну, туда, к себе… Яр, тогда хотя бы…
- Я никуда не уйду. По крайней мере, без тебя не уйду, - будто ставя точку, сказал Яр.
Игнатик вздохнул, повозился и спросил:
- Ты не устал нести меня?
- Нет, - сказал Яр и стал спускаться с холма.
К утру они пришли в посёлок. Расспросили словоохотливых жителей и разыскали дом тётки. Тётка, едва услыхав, что это Игнатик, запричитала, начала кормить его и Яра. Потом отмыла Игнатика в большущей деревянной бочке, а Яр в это время рассказал про нашествие и про то, как они с Тиком здесь оказались.
Всё рассказал. Кроме одного: кто он и откуда. Объяснил, что работал радиомастером, жил по соседству с Игнатиком, ходил иногда с ребятишками на прогулки. Пошёл и на этот раз, и вот…
- Беда-то какая!.. - ахала тётка чересчур громко, но, видимо, искренне. - Надо же, какое дело стряслось… Да и вправду говорят, что на том берегу всё не так… Вам теперь туда ни к чему возвращаться, если вы человек одинокий. Что вам в разорённом-то городе? Если вы радиомастер, то идите в диспетчеры, у нас в посёлке понимающих людей ох как ценят…
И Яр пошел в диспетчеры. Страховая квитанция с именем Я. Охты вполне заменила удостоверение личности. Главное, что человек знает аппаратуру. Через два дня Яр заступил на первое дежурство.
Он стал жить, как все. Стал курить трубку, заглядывать в бар, вести разговоры об уловах и авариях. Надолго ли такая жизнь, он не знал. Надо было выждать и разобраться. Надо было многое понять. И узнать. Прежде всего о Планете: почему она похожа на пустынный заросший двор, хозяева которого то ли состарились, то ли махнули на всё рукой? Почему боятся числа "пять"? Что за рубеж положила между людьми река? Какие на Планете города и страны, как живут в них люди и чего хотят?
Он спрашивал иногда, но ответы были неясны или насмешливы. А спрашивать настойчиво и часто Яр не решался. Он и так был человеком "с той стороны".
Когда дежурств не было, они с Игнатиком ходили по берегу моря и окрестным холмам. Игнатик собирал раковины и похожие на зверюшек камни. Яр что-нибудь рассказывал: про мушкетёров, про Робин Гуда, про планету Меркатор. А иногда просто так гуляли, молча. Игнатик был тихий и неулыбчивый. Яр тоже помнил про крепость. Алька, Чита и Данка словно ходили рядом…
С поселковыми ребятами Игнатик не играл. Они его звали несколько раз, а потом оставили в покое. Ребятишки были славные, не задиристые, не обижались на Игнатика за его одинокий характер. Один раз, в праздник, даже сделали ему яркого воздушного змея и принесли в подарок. Этого змея Игнатик раза два запускал с крыши, но снова один, без ребят.
Потом Игнатик нашёл незаметную травку на склоне холма. Пригляделся, упал на колени, осторожно взял, не срывая, стебелёк с разлапистыми листиками. Повернулся к Яру - глаза с искорками.
- Смотри, Яр!
- Что?
- Пятилистник же…
- Ну и что, Тик?