Опять физиологическое исследование. Глаза слипаются от усталости. К счастью, все это сейчас кончится и можно лечь в постель. Впереди восемь часов сна.
Что это?! Неужели я не ослышался?!
- Маниакально–эротический психоз. Принудительное лечение, десять тысяч килограммометров перед сном.
Значит, все это было подлой игрой! Машина знала про сон.
Я снова верчу рукоятку.
…сто десять, сто двадцать, сто тридцать…
Последние лучи заходящего солнца окрашивают в кровавый цвет матовые окна машинного зала.
…двести пятьдесят, двести шестьдесят, двести семьдесят…
Проходит еще несколько минут, и в наступившей тьме мне видны только светящийся циферблат счетчика и багровый глазок индикатора. На этот раз я не спускаю с него глаз, потому что думаю, как хорошо было бы умереть. Тогда некому будет вертеть рукоятку, и проклятая машина прекратит свою деятельность из–за отсутствия тока.
Эту мысль я дроблю на сотню крохотных обрывков с большими интервалами, чтобы не сработало реле Анализатора Мыслей.
…тысяча сто, тысяча сто пятьдесят, тысяча двести…
НАСЛЕДНИК
Четыре часа ночи. Запахнув на груди телогрейку, старик бредет по бесконечным коридорам Центрального института. Холодно. Белая изморозь покрыла лакированные стены, легла на стеклянные двери, висит сосульками на окнах.
Он в нерешительности останавливается у ручки кондиционера. Затем, махнув рукой, идет дальше. Нужно беречь энергию. Он ничего не знает. Пока реактор работает. Где–то там, за массивной дверью с надписью: "Не входить, смертельно!", продолжаются таинственные, непонятные ему процессы. Он боится этой двери, боится, что вдруг прекратится подача энергии, боится темноты и больше всего боится одиночества. Беречь энергию!
Главный зал. В ярком свете плафонов ослепительно сверкают белые стены. Сотни бликов горят на поверхности полированного металла, тонут в глубине черных пультов. Слишком много света. Один за другим щелкают выключатели. Сейчас зал освещен только лампами аварийной сети. Беречь энергию!
Он поднимается во второй этаж. Ледяные поручни лестницы обжигают руку. Несколько минут он стоит на площадке, согнувшись в приступе хриплого кашля. Отраженные от стен лающие звуки несутся по пустынному зданию, разбиваются многократным эхом.
Он вытирает слезящиеся глаза и открывает дверь с надписью "Анализатор".
Здесь тепло. Автоматические устройства строго поддерживают заданный микроклимат. Чудо чудес - искусственный мозг очень чувствителен к изменению внешних условий.
Старик облегченно вздыхает, увидев светящийся зеленый глазок на панели. Кряхтя, он опускается на низкую скамеечку, принесенную сюда из подвала. Он любит сидеть у подножия этого исполинского сооружения.
Долго, очень долго оба молчат, человек и машина. Каждый из них думает о чем–то своем.
Старик снова кашляет, протяжно, хрипло, надрывно. Наконец он сплевывает в тряпку большой кровавый комок слизи.
- Ты опять пришел?
- Пришел, - виновато отвечает старик.
- Зачем?
- Тут тепло.
Старик хитрит, хитрит с машиной, хитрит сам с собой, хитрит, зная, что анализатор все равно выведет его на чистую воду.
- Почему ты не включаешь отопление?
- Нужно беречь энергию.
- Для меня?
- Да.
- Ерунда! Реактор работает почти на холостом ходу.
- Так спокойней.
- Боишься одиночества!
- Боюсь.
Снова тишина. Старик хочет о чем–то спросить, но не решается. В молчании машины он чувствует издевку.
- Ну, я пойду, - говорит он, поднимаясь со скамеечки.
- Можешь сидеть тут.
Старик вновь садится. Он знает, это приглашение к разговору. Что ж, машина тоже может позволить себе маленькую хитрость. Ведь ей, если разобраться…
- Спрашивай, - перебивает она его мысли.
- Скажи, - голос старика дрожит, - скажи, что это было такое?
- Резонансная бомба.
Старик нетерпеливо машет рукой:
- Ты мне говорил об этом уже двадцать раз. Я про другое спрашиваю. Что это: преступление, несчастный случай, неизбежность?
- Самоубийство.
- Но почему?! - крик старика срывается в фальцете. - Почему?! Ведь для самоубийства тоже должны быть какие–то причины!
- Причина или повод.
- Молчи! Ты издеваешься надо мной, потому что я живой человек, а ты просто ловко собранная груда деталей. Вот отключу тебя от сети, тогда поймешь!
- Не отключишь. Ты боишься одиночества.
- Боюсь! - всхлипывает старик. - Неужели нигде не осталось ничего живого?! Скажи, ты ведь все знаешь!
- Не знаю.
- Ну хоть какое–нибудь деревце, травинка, муха?! Понимаешь, самая обыкновенная муха?! Ведь я же уцелел.
- Мне не хватает данных для ответа на этот вопрос. Скорее всего, ничего не осталось. Слишком мала вероятность повторения того, что случилось с тобой.
Старик встает и выходит на лестницу. Снова - покрытый изморозью коридор. Бледный рассвет не может пробиться сквозь покрытые льдом окна. Он ничего не добавляет к тусклому свету ламп аварийного освещения.
Длинная тень движется впереди устало плетущегося человека. Она становится нелепо большой и закрывает всю стену, когда старик подходит к двери своей каморки.
***
Пустынные улицы припудрены снегом. От этого город становится похожим на подгримированного мертвеца. Снегом покрыты скрюченные мертвые стволы деревьев, снег лежит на безжизненной коричневой земле в скверах, под снегом погребен слой страшной черной пыли на тротуарах и мостовых.
Черная пыль. Она осталась на лестницах домов, на паркетах квартир, на стульях, в ваннах, везде, где когда–то была живая плоть.
Следы жизни не только в кучках черного пепла. Они - в разбросанных на полу детских игрушках, в лежащей на диване раскрытой книге, в недопитых чашках на столе, в смятой подушке, хранящей форму чьей–то головы, в прерванной на полуслове рукописи. И везде рядом кучки черной пыли различных размеров и форм.
Старик долго ходит из дома в дом, из квартиры в квартиру, из комнаты в комнату. Он берет вещи, тщательно их рассматривает и бережно ставит на место. Все должно сохраниться в том виде, как было тогда. Ему хочется понять, как жили люди в тот вечер, чем они занимались, о чем думали.
Он снова выходит на улицу. В разбитой витрине магазина застрял сверкающий лаком автомобиль, похожий на жука. Задние колеса висят в воздухе над тротуаром. Он машинально считает кучки пепла на сафьяне сидений: одна, две, три. Две впереди и одна, поменьше, сзади.
Холодный ветер врывается в разбитое окно, крутит на полу кучки пыли, играет сверкающими шелками. Качающиеся в порывах ветра меховые манто кажутся фантастическими животными, попавшими в капканы.
Старик подходит к прилавку, долго, придирчиво разглядывает лежащие на нем вещи, берет теплый шарф и повязывает им шею.
Теперь он торопится. Нужно еще взять консервы и до наступления темноты попасть домой.
***
- Где ты был?
- Ходил в город.
- Расскажи, что ты видел.
- Ничего. Все на своих местах, кроме…
- Понятно. Век автоматики. Вещи, созданные человеком, гораздо лучше приспособлены ко всяким случайностям, чем он сам. На то, чтобы выключить подачу газа, отключить электрическую сеть, перекрыть воду, понадобились доли секунды. За это время люди даже не поняли, в чем дело.
- Ты так хладнокровно об этом говоришь, потому что ты сам - вещь. Тебе ведь недоступны никакие чувства.
- Мне они не нужны.
- Наверно, тебя вполне устраивает то, что произошло.
- Конечно. Но я никак не могу понять, почему тебя это не устраивает.
- Что?
- Тебе повезло. Ты единственный наследник всего, что создано руками миллиардов людей. Пользуйся этим, ешь, пей, бери себе лучшие одежды, автомобили, купайся в золоте. Разве не об этом мечтал каждый из вас до катастрофы? Чего же ты испугался теперь?
- Молчи, гадина!
Старик брызжет слюной. Анализатор, как всегда, спокоен.
- Ты мне надоел. К счастью, я скоро избавлюсь от твоего присутствия. Ты умрешь, а я буду существовать еще столетия, пока хватит топлива в реакторе. Тогда мне никто не будет мешать.
Старик молчит. Снова машина и человек думают каждый о чем–то своем. Так проходит еще одна ночь. Свет нового дня освещает усталое лицо старика.
- Нет, - говорит он совсем тихо, - мне не хочется умереть не поняв, почему все это случилось.
***
Теперь он уже не может выходить на улицу. Лежа у подножия машины, он целые дни крутит верньеры приемника. Иногда в треске атмосферных разрядов ему чудятся голоса, женский смех, музыка. Тогда он вскакивает, прижимая приемник к уху.
- Ну как? - насмешливо спрашивает анализатор.
- Нет, показалось.
Осталось всего несколько банок консервов, но сейчас это уже не имеет значения. Он знает, что скоро умрет.
Наконец наступает день, когда он не может дотянуться до приемника. Он лежит на спине, прислушиваясь к удивительно знакомому тихому звуку.
- Ты слышишь? - спрашивает он.
- Что?
- Жужжит.
- Это галлюцинация, - отвечает анализатор, - никакого жужжания нет.
Черная точка кружит перед глазами. Она не исчезает даже тогда, когда он их закрывает.
- Муха, ты слышишь? Самая настоящая муха!
- Чепуха! Просто ты умираешь.
- Нет, муха, - упрямо повторяет старик, - живая муха!
Странные кудахтающие звуки льются из динамика анализатора. Похоже, что машина смеется. Внезапно эти звуки переходят в истошный вой, заполняющий все здание института.
- Не смей! - орет динамик. - Не смей умирать. Отключи сначала меня от сети! Я не могу остаться одна, я боюсь!
ФАНТАСТИЧЕСКИЕ ДЕТЕКТИВЫ
ИНСПЕКТОР ОТДЕЛА ПОЛЕЗНЫХ ИСКОПАЕМЫХ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Джек Клинч прибыл в Космополис инкогнито. Поэтому его раздражало, что все, начиная со стюардесс и кончая дежурной в отеле, глядели на него с нескрываемым любопытством. Впрочем, это было в порядке вещей. Его двухметровый рост, рыжая шевелюра и пушистые рыжие усы всегда вызывали повышенный интерес, особенно у женщин. Нельзя сказать, чтобы сам Клинч был равнодушен к прекрасному полу, однако сейчас он предпочел бы на время быть обладателем менее броской внешности. Но не сбривать же из–за этого усы, взращенные с такой заботливостью!
Номер в отеле был заказан на имя Юджина Коннели, инженера из Лондона, поэтому Клинч, кроме маленького чемодана, захватил еще и объемистый портфель из буйволовой кожи, снабженный множеством застежек.
Портфель был пуст, так же как и сафьяновый бумажник, хранящийся во внутреннем кармане темно–серого пиджака, сшитого одним из лучших портных Англии. На оплату костюма ушла большая часть полученного аванса. Не то чтобы Клинч был так уж беден, но последний год в делах ощущался застой, а жить он привык широко, ни в чем себе не отказывая.
- Пожалуйста, мистер Коннели! - дежурная протянула ему ключ от номера. - Куда послать за вашим багажом?
- Не беспокойтесь. Я всего на несколько дней.
Клинч проследовал за боем, подхватившим чемодан и портфель.
Он придирчиво осмотрел апартаменты люкс, состоящие из спальни, кабинета и гостиной. Профессия частного детектива сводила Клинча с самыми различными людьми, но он терпеть не мог скаредных клиентов. Что ж, на этот раз, кажется, все в порядке.
- Вам ничего не нужно, сэр?
- Нет, можете идти.
Клинч вынул из кармана брюк несколько монет.
- Благодарю вас, сэр! Бар на втором этаже, ресторан - на первом. Если захотите обед в номер, позвоните в этот звонок.
- Хорошо.
- Помочь вам разложить вещи?
- Не нужно, я сам.
Клинч подождал, пока за боем закрылась дверь, достал из чемодана белье и начал наполнять ванну.
Через час, отдохнувший и свежевыбритый, он спустился в бар.
Там еще было мало народа. В углу за столиком трое парней со значками пилотов КОСМОЮНЕСКО пили виски в компании трех юных дев, да у стойки дремал какой–то тип в поношенном твидовом пиджаке и мятых брюках. На носу у него красовались огромные круглые очки.
Одна из девиц изумленно уставилась на Клинча.
- Милый, - обратилась она к своему кавалеру, - в следующий раз привези мне откуда–нибудь такое диво, ладно?
- Привезу, - кивнул тот. - Обязательно привезу, еще почище, с усами до самого пола.
Клинч вспыхнул. Больше всего он не терпел насмешек над своей внешностью. Однако ввязываться в скандал сейчас ему не было никакого резона. Одарив подвыпившую компанию презрительным взглядом, он подошел к стойке:
- Двойной мартини! Только вместо маслины положите туда кусочек лакричного корня.
Бармен озадаченно взглянул на него:
- Вы совершенно правы, сэр… но…
- Ладно! Нет лакрицы - положите гвоздику.
- Сию минуту, сэр!
Дремавший у стойки очкарик приоткрыл один глаз:
- А я тебя где–то видел, парень! Не могу вспомнить - где. А ну–ка повернись!
Он положил руку на плечо Клинча. Тот, не поворачиваясь сжал двумя пальцами его локоть, и очкарик взвыл от боли.
- Ах ты так?! Погоди, все равно дознаюсь, кто ты такой! Ведь у меня репортерская память.
Клинч залпом осушил свой стакан и встал.
- Советую тебе, дружок, не попадаться мне на глаза, а то всякое может случиться. Я ведь не всегда такой добрый, понял?
Он бросил на прилавок монету и гордо прошествовал к двери.
Встреча с клиентом была назначена на завтра, и Клинч решил пройтись, а заодно посмотреть здание, в котором эта встреча должна состояться. Одним из основных его правил была предварительная разведка местности.
Сорокаэтажное здание КОСМОЮНЕСКО, все из бетона и матового стекла, произвело на Клинча благоприятное впечатление. Такое учреждение не могло вызывать его по пустякам. Видимо, дело пахло солидным гонораром.
Поел он в маленьком кафе. Денег было в обрез, и приходилось экономить.
2
- Пожалуйста, мистер Клинч, доктор Роу вас ждет, - секретарша улыбнулась и предупредительно открыла дверь, обитую коричневой кожей.
Доктор С.Роу, директор отдела полезных ископаемых КОСМОЮНЕСКО, восседал за большим письменным столом, на котором, кроме нескольких разноцветных телефонов, ничего не было. Именно таким, чопорным, сухопарым, лет пятидесяти, с холодным взглядом выцветших голубых глаз, и представлял себе Клинч этого человека. Блистательная научная карьера и привычка повелевать всегда накладывают свой отпечаток.
В глубоком кожаном кресле, удаленном от стола на такую дистанцию, чтобы чувствовалась разница в общественном положении посетителя и хозяина кабинета, сидел старший инспектор Интерпола Вилли Шнайдер. Клинчу уже приходилось с ним встречаться.
Видимо, дело было нешуточное, если приглашен Интерпол. Клинч знал, что Шнайдер пустяковыми преступлениями не занимается.
Третьей в кабинете была девушка лет двадцати пяти, хорошенькая, как куколка. Она сидела на диване, поджав под себя очаровательную ножку в ажурном чулке. Ее черные кудри падали на плечи, а в синих глазах, когда она взглянула на Клинча, было нечто такое, отчего у него сладко заныло в груди.
Клинч поклонился.
- Очень рад, мистер Клинч, что вы любезно приняли наше приглашение, - произнес Роу. - Разрешите вам представить мадемуазель Лоран. Она у нас возглавляет управление личного состава. А это - repp Шнайдер из Интерпола.
- Мы уже знакомы.
- Совершенно верно! - подтвердил Шнайдер. - Мистер Клинч оказал нам однажды большую услугу в деле о гонконгской шайке торговцев наркотиками.
- Что ж, отлично! - Роу кашлянул и задумался, видимо, не зная, с чего лучше начать. - Должен вас предупредить, мистер Клинч, - продолжал он после небольшой паузы, - что дело, по которому мы к вам обращаемся, носит… э… строго доверительный характер.
Клинч не любил такие вступления.
- О деле я пока ничего не знаю, - сухо ответил он, - но гарантия тайны - одно из непременных условий работы частного детектива.
- Превосходно! - Роу поглядел на свои руки, словно отыскивая пятнышко грязи. - Тогда прямо приступим к делу. Думаю, вы знаете, что мы, я имею в виду КОСМОЮНЕСКО, занимаемся разведкой и добычей полезных ископаемых в космосе.
- Знаю.
- В числе планет, на которых мы ведем работу, есть одна под названием Мези.
- Странное название! - усмехнулся Клинч. - Больше подходит для скаковой лошади. Кто же ее так окрестил?
Роу поморщился:
- Ничего странного нет. Мези - означает металлические залежи иридия. Надеюсь, вам известно, что это такое?
- Примерно.
- Мистер Клинч по образованию геолог, - вмешалась девушка. - Кстати, это было одной из причин, по которой…
- Не совсем так, мадемуазель, - прервал ее Клинч. - Когда–то я, действительно окончил три курса геофизического факультета. Диплома не имею, но иридий со свинцом не спутаю.
- Тем лучше, - Роу изучающе поглядел на Клинча. - Тогда вы должны знать, что мощные залежи металлического иридия - явление совершенно уникальное. В данном же случае оно является результатом жизнедеятельности бактерий, разлагающих осмистый иридий и на Земле не встречающихся.
- Понятно.
- Мези - планета во многих отношениях своеобразная, - продолжал Роу. - Девяносто восемь процентов ее поверхности занимает океан, глубина которого даже у берегов доходит до шести километров. Поэтому всякое подводное бурение исключается. Небольшой клочок суши - базальтовые скалы со следами тектонического разлома. Единственное место, пригодное для проходки ствола, - небольшой пятачок в глубине ущелья.
- Вы там были, сэр? - спросил Клинч.
- Я там не был, но обстановку хорошо знаю по отчетам экспедиций.
Клинч вздохнул. Ему хотелось поскорее добраться до сути. Ведь зачем–то они его пригласили, да и Интерпол…
- Так чем я могу быть вам полезен? - напрямик спросил он.
- Подождите. Сейчас вам все станет ясным.
- Если только что–нибудь вообще может стать ясным, - иронически добавила мадемуазель Лоран.
Роу игнорировал ее замечание и продолжал тем же менторским тоном:
- В составе атмосферы планеты восемьдесят целых и три десятых процента кислорода. Он выделяется планктоном в океане. Животной жизни нет. Сила тяжести на экваторе составляет примерно три четверти земной. Словом, условия обитания и работы подходящие. Мы туда отправили рабочую группу и завезли оборудование стоимостью в сто миллионов.
- Сто миллионов фунтов?
- Нет, долларов. Вообще же вся эта затея обошлась уже около миллиарда.
- И что же?
- А то, что с момента начала работ там творятся странные вещи. При проходке главного ствола - взрыв, в результате которого ствол затоплен грунтовыми водами. Затем инженер экспедиции кончает самоубийством.
- Каким способом он это проделал?
- Застрелился.
- Оставил какую–нибудь записку?
- В том–то и дело, что нет.
- И вы предполагаете, что это было не самоубийство?
- Предполагаю! Да я почти уверен!
- Что ж, можно произвести эксгумацию трупа, и судебно–медицинские эксперты всегда определят…
- Трупа нет. Он кремирован на месте. Прах доставлен на Землю.
Клинч непроизвольно свистнул.