- Хватит, господин следователь, не тратьте зря времени, – сказал он презрительно. – Все ясно. Вам не удастся обмануть меня этой фальшивкой, указал он на протокол, будто бы написанный рукой Анхело Альвареса. – Заберите ее прочь и можете дальше не уговаривать меня, все равно я ничего не скажу!
Следователь яростно взглянул на него. Видимо, он уже считал, что выиграл сложную игру, и поэтому теперь ему было особенно досадно.
- Это ваше последнее слово? – Спросил он еще.
- Последнее.
- Что ж, посмотрим. У нас есть еще некоторые средства, – угрожающе процедил следователь и нажал кнопку звонка, вызывая охрану. – Мы еще увидимся, Рамиро, – бросил следователь, когда Эрнана выводили.
Но почему‑то следователь не спешил с новым вызовом Эрнана Рамиро на допрос. Шли дни, – тоскливые, однообразные, заполненные тревожными и сбивчивыми мыслями. Да, следователь допустил ошибку в последний раз, когда угнетенный известием о неожиданной измене Альвареса, Эрнан действительно мог покориться. Следователь выдал себя, спрашивая Рамиро о месте тайника чертежей и записей! Если бы Анхело действительно все рассказал, то он сказал бы и об этом. Значит, протокол его допроса был фальшивкой, с помощью которой следователь хотел сломать сопротивление Эрнана!
Из этого ничего не вышло. Ладно. Но теперь, наверное, следователь попытается таким же образом повлиять на Анхело. Эрнан представлял себе, будто видел собственными глазами, как Альваресу тоже показывают протокол допроса его друга, как Анхело ошеломленно смотрит на протокол, написанный рукой Эрнана: ведь фалангистские шантажисты и прохиндеи умеют хорошо подделывать почерки, Эрнан уже убедился в этом. И теперь следователь вторично уже не сделает ошибки… А если Анхело поверит ложному протоколу и покорится?.. От одной мысли об этом Эрнан Рамиро срывался с места и начинал неистово бегать по узкой камере. Он готов был биться головой о стену, но что бы это дало? Тогда, у следователя, он засомневался в своем друге; разве не усомниться и Анхело в нем? И ничем, ничем он не может помочь делу, не может сообщить Анхело, он бессилен в этой проклятой каменной клетке!..
Следователь бросил в конце разговора угрожающую фразу о каких‑то других средствах. Что он имел в виду?.. Но неужели эти мерзавцы, убедившись, что Рамиро и Альварес ничего не скажут, решат сделать что‑то с Хуанитой… или маленьким Лорхе?.. Нет, нет, это невозможно, даже у бездушных убийц есть какие‑то остатки совести, существуют пределы, которых никто не может перейти! И все же, – что имел в виду следователь, говоря эти свои последние слова, которые звучали, как открытая угроза?..
Прошло еще несколько дней и несколько бессонных ночей. Наконец Эрнана Рамиро снова вызвали на допрос.
- Вы не передумали, Рамиро? Еще раз советую вам перестать упорствовать. И мы забудем все неприятности, – сказал ему следователь.
Инженер упрямо мотнул головой:
- Нет! Я ничего не скажу.
- Посмотрим, посмотрим, – почти сочувственно сказал следователь. И от этой неожиданной интонации, которая звучала здесь, в тюрьме, как насмешка, у Эрнана Рамиро похолодело в душе. Нет, нет, не может быть, этого не может быть, нет!
Но это было.
Следователь нажал кнопку звонка. Вошли два охранника. Следователь кивнул им на Эрнана. Охранники стали позади инженера и положили ему на плечи крепкие руки. Следователь позвонил еще раз.
Снова открылись двери. Эрнан Рамиро рванулся со стула, на котором сидел. Но тяжелые руки охранников удержали его на месте. Глухой стон, похожий на приглушенный плач, вырвался из груди Эрнана. Хуанита, моя Хуанита!..
Двое фалангистов в черных рубашках ввели в комнату Хуаниту. Видимо, ей самой трудно было идти, потому что они держали ее под руки. "Хуанита, что они сделали с тобой, моя любовь, мое счастье!.."
Хуанита еле стояла на ногах. Разодранные рукава платья не прикрывали багровых кровоподтеков на ее нежных руках. На исхудалом лице застыло выражение страдания. Большие грустные глаза сначала будто не видели Эрнана. Однако вот в них вспыхнула радость. Хуанита пошатнулась, протянула вперед руки:
- Эрнан!
Она едва не упала. Фалангисты поддержали ее – и она повисла на их руках. Только большие глаза, глаза любимой Хуаниты как бы приблизились к Эрнану, они горели страстным чувством, они словно стремились перелить в Эрнана мужество и силу.
Словно сквозь вату, Эрнан Рамиро услышал размеренные слова следователя, обращенные к нему. Следователь говорил:
- Как видите, Рамиро, ваше упорство привело к тому, что мы вынуждены были арестовать вашу жену и узнать у нее о спрятанных вами чертежах и записях…
- Но я ничего, ничего им не сказала, Эрнан! – Воскликнула Хуанита.
- Да, могу подтвердить это, – сказал следователь. – Ваша жена отказалась говорить что‑либо о чертежах и записях, так как, очевидно, до сих пор находится под вашим влиянием, Рамиро. И вы видите собственными глазами, к чему это привело. Ведь мы со своей стороны вынуждены были, хотя очень сожалеем, принять некоторые меры воздействия на нее. Правда…
- Мерзавцы! Палачи! – Не сдержал возмущенного возгласа Эрнан Рамиро. – Вы мучили женщину, вы мучили ее! Да я… – Он снова рванулся со стула, и снова крепкие руки охранников остановили его. Капли пота выступили на лбу инженера.
- Правда, – продолжал следователь, будто и не слышал восклицания Рамиро, – это пока тоже не дало результатов. Но у нас есть время… и средства тоже… Так вот, Рамиро, вы можете выбирать: или скажете нам то, что мы требуем, или мы в конце концов узнаем обо всем сами от вашей жены. Предупреждаю вас, мы не остановимся, пока не получим нужных сведений. А вы, кажется, любите вашу жену…
- И потому не говори им ничего, Эрнан! Будь мужественным, Эрнан, не говори ничего! Умоляю тебя…
Рука одного из фалангистов грубо закрыла Хуаните рот.
"Любимая, родная Хуанита, разве же все эти чертежи и записи стоят твоих страданий?.. Зачем они мне, если я вижу, как эти палачи мучают тебя, моя жизнь, моя любовь, Хуанита?"
- Рамиро, я жду вашего ответа, – раздался сухой и холодный голос следователя.
Едва шевеля пересохшими губами, инженер прошептал:
- Я согласен… я скажу вам все… только отпустите ее…
- Эрнан! Ты не сделаешь этого! Эрнан!
Хуанита неожиданным рывком вырвалась из рук фалангистов и бросилась к мужу. Но она была слишком слаба. Сделав шаг, она упала бы на пол, если бы ее вновь не подхватили фалангисты. Но она все еще повторяла:
- Нет… ты не сделаешь этого, Эрнан… не сделаешь!..
Следователь махнул рукой. Фалангисты вывели Хуаниту из комнаты…
- Я ручаюсь вам, Рамиро, что мы сразу отпустит вашу жену, как только вы дадите нам нужные сведения, – сказал следователь, подвигая к себе бумагу. – Я слушаю вас, говорите!
И тогда Эрнан Рамиро покорился. Он рассказал обо всем – и о содержании своей работы, и о тайном месте в саду возле их дома, где он с Хуанитой и Альваресом закопали под магнолией чертежи и научные записи. Как мало все это значило для него сейчас, когда перед глазами стояло измученное, худое лицо любимой жены!..
Вернувшись в камеру, Эрнан Рамиро долго сидел на кровати, обхватив голову руками. Да, вот и закончилось все – борьба за то, чтобы не отдать в грязные лапы фалангистов свое изобретение, мечту всей жизни и его и Анхело Альвареса, результаты многолетнего упорного труда… Он подчинился, отдал все, чтобы спасти от пыток Хуаниту: разве мог Эрнан поступить иначе? Разве осудит его за это Анхело? О Хуанита, откуда у нее такая твердость, она выстояла и ни слова не сказала фалангистам, которые мучили ее, да еще и призвала мужа не сдаваться, – такая всегда тихая, ласковая Хуанита… Зато теперь все позади, всему конец…
Однако это был не конец.
На следующий день Эрнана Рамиро вновь привели на допрос. Следователь враждебно взглянул на него из‑под густых бровей и сказал:
- Я вижу, Рамиро, что вы и дальше считаете возможным водить нас за нос.
Эрнан смотрел на него, ничего не понимая. В чем дело? Ведь он сказал все, ничего не скрыл.
- Вы осмелились дать мне неверные сведения о месте тайника чертежей и записей, – продолжал следователь. – Мы перерыли едва ли не весь сад и ничего не нашли.
- Чертежи и записи закопаны под магнолией, как я и сказал вам, – подтвердил Эрнан.
- Не врите! Там ничего нет. Скажете вы, наконец, где вы их спрятали?
- Клянусь, что они там. Я сам закопал их под магнолию! Может, вы в чем‑то ошиблись, не там искали…
- Не говорите чепухи, Рамиро! Не вам учить нас искать! Во всем саду не осталось сантиметра не перекопанной земли. Говорите, где чертежи и записи?
Эрнан молчал. Его сжатые пальцы побелели. Что он мог сказать? Теперь он понимал: чертежей и записей нету под магнолией, где он их тогда закопал, потому что Хуанита после его ареста перепрятала их. Это было единственное объяснение. Зачем она сделала это? Неизвестно. Но сказать об этом следователю означало бы подвергнуть ее новым страданиям, новым страшным допросам. И Эрнан молчал.
- Значит, не хотите отвечать? – Угрожающе заметил следователь. – Ну что ж, мы спросим об этом вашу жену, Рамиро.
- Нет! Не делайте этого! Я расскажу все. Я напишу все заново, ничего не скрою! Только оставьте Хуаниту, оставьте!
Однако следователь равнодушно махнул рукой:
- Нам нужны чертежи и записи. Возобновляя, вы можете что‑то скрыть. А нам нужно все. Скажете, где вы их спрятали?
Эрнан беспомощно опустил голову. Следователь позвонил.
- Уведите его, – сказал он охранникам. И бросил Эрнану напоследок: – Вы сами виноваты, Рамиро, в том, что мы вынуждены дальше допрашивать вашу жену. Но мы узнаем, обо всем узнаем, уверяю вас!
5. Отчаяние и пустота
О том, что произошло потом, Эрнан Рамиро узнал значительно позже, в концентрационном лагере, куда его в конце концов перевели после года пребывания в тюрьме. Следователь ошибся, он ни о чем не узнал!
Странными, запутанными путями достигают к отрезанным от мира пожизненно заключенным людям вести! Кружным путем – от одного к другому и третьему – путешествуют эти вести, пока не дойдут до того, кто годами ждет их, может, лучше было бы этому человеку совсем не знать ничего, чтобы не разорвалось на куски его сердце, чтобы неописуемая боль не рассекла его душу…
Следователь ошибся. Хуанита не сказала ничего даже на допросе третьей степени, когда ее пытали безжалостные фалангистские звери. Она не выдержала мучений, она умерла во время очередного допроса, шепча побелевшими губами
- Эрнан… Лорхе…
Умер и Анхело Альварес, который еще в следственной тюрьме заболел туберкулезом. Переведенный в концентрационный лагерь, он скончался в течение двух месяцев. А маленький Лорхе?..
После ареста Хуаниты его отдали в детский дом, созданного фалангистской полицией для надлежащего, с ее точки зрения, воспитания детей государственных преступников и пожизненно заключенных. Это воспитание было таким заботливым, что маленький Лорхе, привыкший к ласкам нежной матери, увял от муштры фалангистских опекунов, как хрупкий цветок, лишенный света и влаги. Его не стало через полгода. А впрочем, разве не такой же была судьба подавляющего большинства детей, которые попадали в эти дома?..
Мир, когда‑то такой широкий, полный мечтаний, стремлений, смелых порывов и надежд, стал теперь для заключенного номер 467517, бывшего инженера Эрнана Рамиро, пустым. Была колючая проволока лагеря, были стены барака, была бессмысленна работа в каменоломне, которая одурманивала сознание. И больше ничего. Пустота в душе и сердце. Так проходили месяцы, серые, однообразные, так прошел год, полтора. Иногда заключенный номер 467517 невольно вспоминал жестокие, крайне бессердечные слова, которые сказал следователь, сообщая ему о переводе в концентрационный лагерь:
- Вы упрямы, Рамиро. Но не менее упрямы и мы. Вы отказались дать нам нужные сведения. Это ваше дело. Мы могли бы покончить с вами. Но не делаем этого. В концентрационном лагере у вас будет время все хорошо обдумать. Мы не потревожим вас напоминаниями, мы терпеливые. Здравый смысл подскажет вам наконец, что нет резона оказывать дальнейшее сопротивление. Мы сильнее. Сила в наших руках. Лагерь и его каменоломни подтвердят вам это. И когда они помогут вам понять, что лучше подчиниться, сообщите нам. Мы будем ждать, хотя бы это тянулось и десятки лет.
"Лучше покориться", – сказал следователь… Видимо, действительно, лучше было бы покориться, только тогда, с самого начала. А теперь – зачем ему все это, что казалось когда‑то таким привлекательным, важным, дорогим? Зачем и сама жизнь?.. Потеряно все: любимая Хуанита, маленький Лорхе, верный друг Анхело, исчезли без следа все научные записи, все чертежи… Пустота, сплошная пустота! Чем мог бы он заполнить ее даже в том случае, если бы подчинился, пошел на службу кровавым пройдохам–фалангистам? Ведь теперь ему все равно, ничто не сможет захватить его, зажечь, как тогда, раньше… ничто, кроме, возможно, мести палачам. Но для этого надо было бы вырваться отсюда, из‑за колючих проволочных заграждений концлагеря. Но разве это возможно?..
6. Дело Рамиро закрыто
Так называемое "дело инженера Эрнана Рамиро" тем временем лежало на полках управления полиции вместе с сотнями и тысячами других "дел". Оно было закрыто и передано в архив только тогда, когда полиция получила от администрации концлагеря короткий рапорт, в котором говорилось:
Сообщаем, что заключенный номер 467517 погиб при перевозке партии рабочей силы из нашего лагеря к новым каменоломням на острове Сан–Карло. Морской транспорт уже выходил из гавани, когда вдруг в воду свалился небрежно закрепленный якорь, потянув цепь за собой. Тяжелая цепь, разматываясь, сбила за борт заключенного номер 467517, находившегося поблизости. Транспорт был немедленно остановлен, но найти потерпевшего не удалось. Очевидно, он был ранен или убит ударом якорной цепи и сразу же утонул, о чем и сообщаем.
Этот рапорт был подшит в папку, которая называлась "Дело инженера Эрнана Рамиро". На самой же папке появилась размашистая надпись красным карандашом:
Дело закрыть, передать в государственный архив. Заключенного номер 467517 (он же инженер Эрнан Рамиро) считать умершим.
…В рапортах и делах государственной иберийской полиции не нашло своего отражения маленькое и совсем незначительное событие, имевшее место через две недели после перевозки партии заключенных на морском транспорте к новым каменоломням на острове Сан–Карло. Это, возможно, действительно не стоящее внимания полиции событие заключалась в том, что поздно вечером к маленькому дому на окраине городка Карданува, где жила старая тетка Хуаниты, подошел невысокий человек в плаще с поднятым воротником, в глубоко надвинутой шляпе. Мужчина оглянулся, убедился, что вблизи никого нет, осторожно постучал в окно.
Через минуту окно отворилось, и из него выглянула старая женщина, которая недоверчиво и робко вглядывалась в темноту. Мужчина молча сдвинул шляпу назад и сказал всего несколько слов. Старая женщина вскрикнула от неожиданности и всплеснула руками. Мужчина сделал знак предостережения и двинулся к дверям дома.
Он пробыл там около часа – и за это время в окне маленького дома только на несколько минут зажегся свет, который затем снова погас. Через час человек вышел из дома, так же подняв воротник плаща и глубоко надвинув шляпу. Походка его была неуверенной, он покачивался, словно был немного пьян или потрясен какой‑то неожиданной поразившей его вестью.
Человек шел и шел, не глядя вокруг, погруженный в тяжелые мысли. Он даже не заметил, когда вышел на одну из центральных улиц. Только сигнал автобуса который обгонял его, вернул, видимо, человека к действительности. Тогда он оглянулся, словно вспоминая, где он.
Было уже довольно поздно, на малолюдной улице горели кое–где фонари. Мужчина подошел к одному из них, и еще раз оглянулся. Вблизи никого не было. Тогда он вынул из кармана конверт, раскрыл его и медленно, слово за словом еще раз перечитал письмо. Вот что было написано в нем:
Мой дорогой, мой единственный Эрнан, у меня нет возможности посоветоваться с тобой, но я знаю, конечно, что ты одобришь сделанное мной. Нет сомнения, что они будут искать чертежи и записи. Ты, конечно, не скажешь, где они спрятаны, и Анхело также не скажет. Будь уверен, что и я не выдам нашей тайны! Но мы спрятали эти бумаги слишком поспешно, их могут найти под магнолией. Поэтому я перепрятала их. Теперь они закопаны в соседнем саду, возле левого угла беседки, которая видна из окна лаборатории. Там ты их и найдешь, когда вернешься. Я верю и знаю, что эти люди, какими бы они бездушными и жестокими ни были, не причинит тебе вреда, потому что надеются использовать твой талант в своих целях. Ты вернешься, Эрнан, и перепрятанные мною бумаги помогут тебе закончить работу. Не думай о нас с Лорхе: у нас хватит терпения дождаться тебя! Ты вернешься, Эрнан, вернешься, хотя я и не знаю, когда это произойдет…
Дорогой мой, что бы ни случилось, помни о том, как любила и любит тебя твоя Хуанита и как она страстно хочет, чтобы ты завершил свою работу. Никому и никогда твоя Хуанита не откроет тайника, чертежи и записи будут ждать тебя, когда бы ты не вернулся! Ах, дорогой мой, как я счастлива, что могу сохранить их для тебя! Целую тебя крепко и верю в тебя, верю, что ты закончит свою работу, которой мы так гордились, мой Эрнан!
Твоя Хуанита.
Мужчина отвел влажные глаза от письма и посмотрел вдаль. Одинокие фонари не в состоянии были разогнать ночную тьму, запоздавшие прохожие спешили куда‑то по улице. Их ждали уютные дома, семьи – жены и дети, которые любили их. Мужчина стоял у фонаря. Ему некуда было идти. Его никто не ожидал. Он был один, в одиночестве со своими мыслями, со своей грустью – и с этим письмом в руках, письмом от Хуаниты, которая до последней минуты верила, что ее Эрнан вернется. От Хуаниты, которая отдала жизнь для того, чтобы Эрнан закончил свою работу, которой она гордилась вместе с ним… Хуанита!
Мужчина в плаще с поднятым воротником тряхнул головой. Он вдруг почувствовал, что ему жарко, и снял шляпу. В его каштановых волосах ясно выделялась широкая седая прядь. Мужчина спрятал письмо в карман и пошел вдоль улицы, в ночную темноту, в неизвестное будущее, к работе во имя той, которая в последнем своем письме призывала его победить…
* * *
Валенто Клаудо замолчал. Алесь широко раскрытыми глазами смотрел на него, на его выразительное доброе лицо, на котором сейчас была необычайная грусть и глубокое волнение.
- Значит, Эрнан Рамиро спасся? – Спросил наконец Алесь. – Но как?
- Разве это имеет значение, парень? Спасся – и все. Только знает об этом лишь несколько человек. Теперь в том числе и ты, – задумчиво ответил Валенто Клаудо.
- И его называют Седым Капитаном? – Не унимался возбужденный Алесь. – Из‑за того что седая прядь в волосах, да? И он закончил свою работу, построил этот чудесный "Люцифер"? Значит, именно "Люцифер" он задумал когда‑то построить, работая с Анхело Альваресом? И ему помогли те чертежи, которые сохранила для него Хуанита? Да, Валенто? Ну скажи, наконец, да? Какай удивительный человек! Как нужно его уважать, у меня просто слов нет, чтобы выразить свое восхищение! Валенто, говори, что же дальше, говори!
Валенто Клаудо поднялся. Он посмотрел прямо в глаза юноше, как бы желая прочитать его мысли. А потом коротко сказал: