Европейские путешественники немало потрудились над изучением Памирского плоскогорья. После Марко Поло мы встречаем здесь в более поздние времена и англичан - Форсайта, Дугласа, Бидьюфа, Йонгхесбенда и знаменитого Гордона, погибшего в области Верхнего Нила; и русских - Федченко, Скобелева, Пржевальского, Громбчевского, генерала Певцова, князя Голицына, братьев Грум-Гржимайло; и французов - д'Оверня, Бонвало, Капю, Папена, Брейтеля, Блана, Ридгвея, О'Коннора, Дютрей де Рена, Жозефа Мартена, Гренара, Эдуарда Блана; и шведа - доктора Свен-Гедина. Благодаря этим исследователям, Крыша мира приоткрылась, будто ее коснулась рука Хромого беса и все увидели, какие под ней кроются тайны.
Теперь известно, что Памир образуют многочисленные ложбины и пологие склоны, находящиеся на высоте более трех тысяч метров; что над ними возвышаются пики Гурумди и Кауфмана, высотою в двадцать две тысячи футов, и вершина Тагарма, в двадцать семь тысяч футов; что с этой вершины на запад течет река Оксус или Амударья, а на восток - Тарим. Известно, наконец, что ее склоны составлены главным образом из первичных горных пород, перемежающихся со сланцами и кварцем, красным песчаником вторичной эпохи и наносной глинисто-песчаной почвой, так называемым лессом, которым изобилуют в Центральной Азии четвертичные отложения.
Чтобы провести рельсовый путь по этому плоскогорью, строителям Великой Трансазиатской магистрали пришлось преодолеть почти невероятные трудности. Это был вызов, брошенный природе человеческим гением, и победа осталась за человеком. На этих отлогих проходах, называемых киргизами "бель", были сооружены виадуки, мосты, насыпи, траншеи и тоннели. Здесь только и видишь
крутые повороты и спуски, требующие сильных локомотивов. В разных местах установлены особые машины, подтягивающие поезда на канатах. Одним словом, тут потребовался геркулесов труд, перед которым меркнут работы американских инженеров в проходах Сьерра-Невады и Скалистых гор.
Эта безотрадная местность производит гнетущее впечатление, и оно еще более усиливается по мере того, как поезд, следуя по причудливым изгибам стальной колеи, достигает головокружительных высот. Ни сел, ни деревушек. Ничего, кроме редких хижин, где памирец ведет одинокое существование со своей семьей, своими лошадьми, стадами яков или "кутаров", то есть быков с лошадиными хвостами, мелких овец с очень густой шерстью.
Линька этих животных - естественное следствие климатических условий. Они периодически меняют зимний мех на летний. То же самое бывает и с собаками - их шерсть выгорает от жгучего летнего солнца.
Поднимаясь по этим проходам, видишь иногда в туманной дали неясные очертания плоскогорья. Унылый пейзаж оживляют только небольшие группы берез и кусты можжевельника - основные виды древесной растительности Памира. На бугристых равнинах растут в изобилии тамариск и полынь, а по краям впадин, наполненных соленой водой, - осока и карликовое губоцветное растение, которое киргизы называют "терскенн".
Майор перечисляет и некоторые виды зверей довольно разнообразной фауны Верхнего Памира. Приходится даже следить, чтобы на площадку вагона не вскочило ненароком какое-нибудь млекопитающее - медведь или пантера, - которые не имеют права на проезд ни в первом, ни во втором классе.
Легко вообразить, какие раздавались крики, когда представители семейства кошачьих вдруг выскакивали к рельсам с явно недобрыми намерениями.
Было выпущено несколько револьверных зарядов - не столько из необходимости, сколько для успокоения пассажиров. Днем на наших глазах ловкий выстрел сразил наповал огромную пантеру в ту самую минуту, когда она собиралась прыгнуть на подножку третьего вагона.
- Прими мой дар, Маргарита, - воскликнул господин Катерна, повторяя реплику Буридана супруге дофина, а вовсе не французской королеве, как неправильно сказано в знаменитой "Нельской башне".
Да и мог ли первый комик лучше выразить свое восхищение метким выстрелом, которым мы обязаны были нашему величественному монголу?
- Какая твердая рука и какой острый глаз! - говорю я майору Нольтицу.
Он окидывает Фарускиара подозрительным взглядом.
Памирская фауна, как я уже сказал, довольно разнообразна. Здесь водятся еще волки, лисы, бродят стадами "архары" - крупные дикие бараны с изящно изогнутыми рогами. Высоко в небе парят орлы и коршуны, а среди клубов белого пара, которые оставляет позади себя наш локомотив, кружат стаи воронов, голубей и желтых трясогузок.
День проходит без происшествий. В шесть часов вечера пересекли границу, сделав в общей сложности за четыре дня - от УзунАда - около двух тысяч трехсот километров. Еще двести пятьдесят километров - и будет Кашгар. Хотя мы уже находимся на территории китайского Туркестана, но только в Кашгаре перейдем в ведение китайской администрации.
После обеда, около девяти часов, все разошлись по своим местам с надеждой, скажем лучше - с уверенностью, что эта ночь будет такой же спокойной, как и предыдущая.
Но вышло совсем иначе.
В течение двух или трех часов поезд на быстром ходу спускался со склонов Памирского плоскогорья, а потом пошел с обычной скоростью по горизонтальному пути.
Около часа ночи меня разбудили громкие крики. В ту же минуту проснулся и майор Нольтиц.
Что случилось?
Пассажиров охватила тревога, которую вызывает обычно даже малейшее дорожное происшествие.
- В чем дело? Почему кричат? - со страхом спрашивал на своем языке каждый путешественник.
Первое, что пришло в голову, - мы подверглись нападению. Я подумал о Ки Цзане, монгольском разбойнике, встречи с которым так легкомысленно пожелал… в интересах репортерской хроники.
Поезд резко затормозил и остановился.
Попов с озабоченным видом выходит из багажного вагона.
- Что произошло? - спрашиваю я.
- Неприятная история.
- Что-нибудь серьезное?
- Нет, оборвалась сцепка, и два последних вагона остались позади.
Несколько пассажиров, в том числе и я, выходят из вагона.
При свете фонаря легко убедиться, что обрыв сцепки произошел не от злого умысла. Но как бы то ни было, два последних вагона - траурный и хвостовой, оторвались от состава. Когда это случилось и в каком месте?.. Этого никто не знает.
Трудно даже представить, какой шум подняли монгольские стражники, приставленные к телу мандарина Иен Лу!
Оставалось лишь одно: дать задний ход.
В сущности, ничего нет проще? Но Фарускиар ведет себя в этих обстоятельствах довольно странно: он настойчиво требует, чтобы приступили к делу не теряя ни минуты. И тут я впервые услыхал, что монгол хорошо говорит по-русски.
В конце концов спорить не о чем. Все понимают, что нужно идти задним ходом для соединения с отцепившимися вагонами.
Лишь немецкий барон пытается протестовать. Снова задержка!.. Опять опоздание!.. Жертвовать драгоценным временем ради какогото мандарина, да к тому же мертвого!..
Но его упреки пропускают мимо ушей.
А сэр Фрэнсис Травельян только презрительно пожимает плечами, и кажется, что с уст его вот-вот сорвутся слова:
"Что за администрация!.. Что за подвижной состав!.. Ну разве могло бы такое случиться на англо-индийских железных дорогах!"
Майор Нольтиц, как и я, поражен странным вмешательством господина Фарускиара. Этот всегда невозмутимый, бесстрастный монгол, с таким холодным взглядом из-под неподвижных век, мечется теперь из стороны в сторону, охваченный какой-то непонятной тревогой, с которой, по-видимому, он не в силах совладать. Его спутник встревожен ничуть не меньше.
Но почему их так интересуют отцепившиеся вагоны? Ведь там у них нет никакого багажа. Может быть, испытывают пиетет перед покойным мандарином Иен Лу? Не потому ли они так упорно наблюдали в Душаке за траурным вагоном? Что бы там ни было, но, майор, кажется, их в чем-то подозревает!
Как только мы вернулись на свои места, поезд двинулся задним ходом. Немецкий барон снова пытается возражать, но Фарускиар кидает на него такой свирепый взгляд, что он немедленно замолкает и уходит ворчать в свой угол.
Прошло больше часа. На востоке уже занималась заря, когда в километре от поезда были замечены потерянные вагоны.
Наблюдая за торжественной процедурой сцепки, мы с майором Нольтицем обратили внимание, что Фарускиар и Гангир обменялись несколькими фразами с тремя монгольскими стражниками. Впрочем, тут нечему удивляться - ведь они соотечественники!
Все расходятся по своим вагонам. Поезд трогается и набирает скорость, чтобы хоть отчасти наверстать потерянное время.
И все-таки в столицу китайского Туркестана мы прибываем с большим опозданием - в половине пятого утра.
ГЛАВА XVI
Восточный Туркестан, или Кашгария, является как бы продолжением русского Туркестана. Вот что писала газета "Нувель Ревю":
"Центральная Азия лишь тогда станет великой страною, когда русская администрация распространит свое влияние на Тибет или когда русские овладеют Кашгаром".
Наполовину это уже сделано. Рельсовый путь, проложенный через Памир, соединил две железные дороги. Столица Кашгарии теперь как русская, так и китайская. Славянская и желтая расы пришли в тесное соприкосновение и живут в полном согласии. Долго ли они будут добрыми соседями? Представляю другим строить прогнозы на будущее, я же довольствуюсь настоящим.
В Кашгаре мы простоим шесть с половиной часов. На этот раз железнодорожная компания не пожалела времени путешественников. Я успею осмотреть город, даже при условии, что не меньше часа отнимут всякие формальности. Говорят, что русские и китайские таможенники стоят друг друга, когда дело касается проверки бумаг и паспортов. Такая же мелочная требовательность, такие же придирки. Как грозно звучит в устах китайского чиновника формула: "Трепещи и повинуйся!", сопровождающая акт подписания документа на право пребывания в пределах Поднебесной империи!
Итак, я должен трепетать и повиноваться китайским пограничным властям. Невольно вспоминаю страхи и опасения Кинко. Ему и в самом деле может не поздоровиться, если проверять будут не только пассажиров, но и тюки и ящики в багажном вагоне.
Когда мы подъезжали к Кашгару, майор Нольтиц сказал мне:
- Не думайте, что китайский Туркестан сильно отличается от русского. Мы еще не на земле пагод, ямыней, джонок, драконов, разноцветных фонариков и фарфоровых башен. Кашгар, так же как Мерв, Бухара и Самарканд, прежде всего - двойной город. Вообще города Центральной Азии походят на двойные звезды - с тем лишь различием, что они не вращаются один вокруг другого.
Замечание майора вполне справедливо. Теперь уже не то время, когда в Кашгарии царствовал эмир, когда монархия Якуб-бека была так сильна в туркестанской провинции, что даже китайцы, если они хотели жить спокойно, отрекались от религии Будды и Конфуция и переходили в магометанство. Сейчас, в конце века, мы уже не находим прежней восточной косморамы, прежних любопытных нравов, а от шедевров азиатского искусства сохранились только воспоминания или развалины. Железные дороги, проложенные через разные - страны, постепенно приведут их к одному общему уровню и сотрут "особые приметы". И тогда между народами установится равенство, а может быть, братство.
По правде сказать, Кашгар уже не столица Кашгарии, а всего лишь промежуточная станция на Великой Трансазиатской магистрали - место соединения русских и китайских рельсовых путей, точка, которую пересекает железная лента длиною почти в три тысячи километров, считая от Каспия до этого города, чтобы протянуться дальше, без малого еще на четыре тысячи километров, до самой столицы Поднебесной империи.
Отправляюсь осматривать город. Новый называется Янги-Шар; старый - в трех с половиной милях - Кашгар. Воспользуюсь случаем посетить оба города и расскажу, что представляет собой и тот и другой.
Двойной город окружает неказистая земляная стена, отнюдь не располагающая в его пользу. Архитектурные памятники отсутствуют, потому что простые дома и дворцы построены из одинакового материала. Ничего, кроме глины, которая даже не обожжена! А из высохшей на солнце грязи не выведешь правильных линий, чистых профилей и изящных скульптурных украшений. Архитектурное искусство требует камня или мрамора, а их как раз и нет в китайском Туркестане.
Маленькая, быстро катящаяся коляска доставила нас с майором до Кашгара, имеющего три мили в окружности. Омывает его двумя рукавами, через которые перекинуты два моста, Кызылсу, что значит "Красная река". Но в действительности она скорее желтая, чем красная. Если вам захочется увидеть какие-нибудь интересные развалины, то нужно отойти за городскую черту, где высятся остатки старой крепости, насчитывающей либо пятьсот, либо две тысячи лет, в зависимости от воображения того или иного археолога. Но что совершенно достоверно - Кашгар был взят приступом и разрушен Тамерланом. И вообще следует признать: без устрашающих подвигов этого хромоногого завоевателя история Центральной Азии была бы удивительно однообразной. Правда, в более позднюю эпоху ему: пытались подражать свирепые султаны, вроде Уали-Тулла-хана, который в 1857 году велел задушить Шлагинтвейта, крупного ученого и отважного исследователя Азиатского материка. Памятник, установленный в его честь, украшают две бронзовые доски от Парижского и Санкт-Петербургского географических обществ.
Кашгар - важный торговый центр, в котором почти вся торговля сосредоточена в руках русских купцов. Хотанские шелка, хлопок, войлок, шерстяные ковры, сукна - вот главные предметы здешнего рынка, и вывозятся они даже за пределы Кашгарии - на север восточного Туркестана, между Ташкентом и Кульджей.
Настроение сэра Фрэнсиса Травельяна, судя по тому, что говорит мне майор Нольтиц, может еще больше ухудшиться. В самом деле, в 1873 году из Кашмира в Кашгар, через Хотан и Яркенд, было направлено английское посольство во главе с Чепменом и Гордоном. Англичане тогда еще надеялись овладеть местным рынком. Но русские железные дороги соединились не с индийскими, а с китайскими рельсовыми путями, благодаря чему английское влияние уступило место русскому.
Население Кашгара смешанное. Немало здесь и китайцев - ремесленников, носильщиков и слуг. Нам с майором Нольтицем не так посчастливилось, как Чепмену и Гордону. Когда они прибыли в кашгарскую столицу, ее шумные улицы были заполнены войсками эмира. Нет больше ни конных "джигитов", ни пеших "сарбазов". Исчезли и великолепные корпуса "тайфурши", вооруженные и обученные на китайский лад, и отряды копьеносцев, и лучники-калмыки с огромными пятифутовыми луками, и "тигры" - стрелки с размалеванными щитами и фитильными ружьями. Исчезли все живописные воины кашгарской армии, а вместе с ними и эмир!
В девять часов вечера мы вернулись в Янги-Шар. И на одной из улиц, ведущих к крепости, увидели супругов Катерна перед труппой дервишей-музыкантов. Они были в радостном возбуждении.
Слово "дервиш" равнозначно слову "нищий", а нищий в этой стране - законченное проявление тунеядства. Но какие смешные жесты, какие странные позы во время игры на длиннострунной гитаре, какие акробатические приемы в танцах, которыми они сопровождают исполнение своих песен и сказаний, как нельзя более светского содержания!
Инстинкт актера проснулся в нашем комике. Он не может устоять на месте, это выше его сил! И вот, с бесшабашностью старого матроса и с энтузиазмом прирожденного комедианта, господин Катерна подражает этим жестам, позам, телодвижениям, и уже приближается минута, когда он примет участие в пляске кривляющихся дервишей.
- Э, господин Клодиус, видите, не так уж трудно повторить упражнения этих молодцов!.. Напишите оперетку из восточного быта, дайте мне роль дервиша, и вы сами убедитесь, как легко я войду в его шкуру!
- Не сомневаюсь, милый Катерна, что эта роль будет вам по плечу. Но прежде чем войти в шкуру дервиша, войдите в вокзальный ресторан и попрощайтесь с местной кухней, пока над нами не взяли власть китайские повара. Мое предложение принимается тем более охотно, что кашгарское поварское искусство, по словам майора, пользуется заслуженной славой.
И в самом деле, супруги Катерна, майор, молодой Пан Шао и я поражены и восхищены небывалым количеством и отменным качеством поданных нам блюд: свиные ножки, посыпанные сахаром и поджаренные в сале с особым маринадом, почки-фри под сладким соусом, вперемежку с оладьями, впрочем, всего не перечесть.
Господин Катерна поедает все с большим аппетитом.
- Я наедаюсь впрок, - оправдывается он. - Кто знает, чем будут потчевать нас в вагоне-ресторане китайские повара? Рассчитывать на плавники акул не приходится: они могут оказаться жестковатыми, а ласточкины гнезда, без сомнения, - блюдо не первой свежести!
В десять часов удары гонга возвещают о начале полицейских формальностей. Мы встаем из-за стола, выпив по последнему стакану шао-сингского вина, и спустя несколько минут собираемся в зале ожидания.