Перед вами - один из самых знаменитых фантастических циклов в российской фантастике. Наша Вселенная - бесконечно большой многомерный кристалл, каждая грань которого - отдельный мир, со своей историей, географией, со своим течением времени. Между мирами Великого Кристалла можно перемещаться - например, при помощи дороги, идущей через все Грани. А еще из мира в мир умеют путешествовать дети с особыми способностями - койво. Множество приключений, неожиданных встреч, смертельных ситуаций в разных мирах и временах предстоит пережить героям Владислава Крапивина, но настоящая дружба, смелость и чистота побуждений помогут преодолеть любые невзгоды!
Содержание:
Выстрел с монитора 1
Гуси-гуси, га-га-га... 25
Застава на Якорном Поле 65
Крик петуха 91
Белый шарик Матроса Вильсона 124
Владислав Крапивин
В глубине Великого Кристалла. Том 1
Выстрел с монитора
"Обсерватория "Сфера".
Плановое донесение спецгруппы "Кристалл-2", № 142-д.
В течение последних трех суток наблюдалось локальное возмущение межузловых четырехмерных полей. В пространстве "Бэта" (максимально приближенная гипотетическая грань) имел место кольцевой ретросдвиг с суточным радиусом. На границе сдвига зафиксировано перемещение малой (ок. 1,7 г) металлической массы - предположительно с характеристикой типа "прокол". Данное явление могло быть как причиной, так и следствием возникновения Т-кольца. Могло быть также и случайностью, не имеющей связи с ретросдвигом. ( Особое мнение мл. науч. сотр. М. Скицына: "Последнее исключается. Связь несомненна" ). Далее (в пределах амплитуды) отмечено "эхо" поля "VITA", совпадающее с теоретическими расчетами М.А. Мохова. Тем не менее группа не считает этот факт достаточным, чтобы рассматривать "эхо" как резонанс явлений типа "переход" или "бросок" (по М.А. Мохову - "Мебиус-вектор").
Примечание: мл. науч. сотр. М. Скицын считает, что "эхо" есть именно резонанс "Мебиус-вектора".
Что касается понятий, предложенных нам Центром под шифрами "Дорога", "Окно" и "Командор", группа считает, что данные абстрактно-философские категории программированию и анализу не подлежат и к теме "Кристалл-2" отношения не имеют. ( Особое мнение мл. науч. сотр. М. Скицына: "Имеют" ).
…Сюжеты о Командоре - продукт студенческого (в основном стройотрядовского) фольклора периода активной реставрации исторических памятников и увлечения модными, хотя и псевдонаучными, идеями о многомерности миров и явлений. Заметного влияния на молодежное самодеятельное творчество не имели.
(Из реферата доцента Т-ского пединститута У.О.Валуевой, изданного на правах рукописи).
Часть первая. ИЗГНАННИКИ
Пароход "Кобург"
1
Пристань Лисьи Норы построена у низкого травянистого берега, недалеко от поселка с тем же названием. Поселок большой. Можно сказать, городок. Но "метеоры" и "кометы" минуют Лисьи Норы, не сбавляя хода. И когда кто-нибудь хочет попасть на такое быстрое судно, он должен ехать на пристань Столбы. Отсюда на теплоходе с подводными крыльями можно за четыре часа добраться до самого устья. Но это - если повезет с билетом…
В разгар лета, когда в здешних краях полно рыбаков, туристов и прочего отдыхающего народа, купить билет на скоростное судно не так-то легко. Поэтому три колесных пароходика местной линии тоже не остаются без работы.
Здешние жители называют их "смолокурами" (потому что пароходики давно уже работают не на угле, а на мазуте). "Смолокурам" не меньше чем по полсотни лет. Но они еще бодро шлепают гребными досками и громко, хотя и сипловато, гудят у сельских пристаней. Уж они-то, в отличие от "комет" и "метеоров", не пропускают ни одного деревенского дебаркадера. С дебаркадеров спешат на пароход неразговорчивые бабки с гогочущими гусями в корзинах, гладко выбритые районные уполномоченные, которых командировали в глубинку, а иногда и местные мальчишки - они не прочь зайцами прокатиться до соседней деревни.
В "смолокурах" не чувствуется смущения перед современными судами. В их неторопливости - солидность пожилых работников, занятых не очень заметным, но необходимым делом. И может быть, даже усмешка по поводу нынешней суетливой жизни.
От Лисьих Нор до устья "смолокур" добирается через двое суток. Если северо-западный ветер гонит с залива крутую мутно-желтую волну, пароход швартуется в Лесном Заводе, у деревянного пирса под защитой Мохнатого мыса. А когда в заливе тихо, он шлепает до самого Кобурга - к большой радости туристов, которым не терпится осмотреть развалины здешней крепости.
Развалинами крепость сделалась в последнюю войну. А в начале позапрошлого века ее, целехонькую, после неутомительной двухнедельной обороны, галантно сдал генералу Кобургу не то шведский, не то прусский гарнизон. Малозаметный и не избалованный победами генерал-майор был так упоен свалившейся на него удачей, что присвоил крепости и городку свое имя. Сенат и Морская коллегия посмотрели на это мелкое самоуправство сквозь пальцы, и потому имя сохранилось до наших дней. И не только сохранилось, но и дало название одному из "смолокуров" (два других называются "Декабрист" и "Кулибин").
Второго августа "Кобург" подошел к Лисьим Норам после полудня и полтора часа попыхивал у дебаркадера, поджидая пассажиров. На сей раз их оказалось немного. Устроилась на кормовой палубе компания стройотрядовских ребят. Потом поднялся по сходням пассажир в серовато-белой парусиновой куртке.
Пассажир был высок, прям, но еле заметно прихрамывал. Он словно хотел иногда опереться на трость, но вспоминал, что ее нет, и выпрямлялся еще больше, неловко дернув правой рукой. В левой он держал клеенчатый чемодан. Лицо у пассажира было длинное, в резких складках, с мясистым носом, который нависал над впалым прямым ртом. Гладкие волосы, почти сплошь седые, разделял несовременный пробор. Брови, тоже с сединой, торчали мелкими клочками. Из-под этих бровей пассажир быстро, но цепко оглядел небритого капитанского помощника с полинялой синей повязкой на рукаве, когда тот спросил билет.
- В третью каюту, - буркнул помощник, но потом почему-то подтянулся, кашлянул и добавил: - Пожалуйста…
В полутемном коридоре, где были двери шести кают, стоял особый "пароходный" запах: старой масляной краски, теплого железа, машинной смазки, речной воды и близкого буфета. Пассажир поморщился и чемоданом двинул внутрь приоткрытую дверь.
Каюта оказалась узкая, с двумя деревянными койками - одна над другой. Напротив коек привинчен был к стене белый крашеный стол, рядом стояло старомодное кресло с вытертым красным плюшем, у окна - конторский стул. У двери светился белым фаянсом умывальник со старинным медным краном. Из крана капало.
- Милая эпоха Сэмюэла Клеменса, - глуховато сказал пассажир. Он был, видимо, доволен тем, что оказался в каюте один. Поставил чемодан под стол, медленно сел в кресло и прислонился затылком к плюшевой спинке. Прикрыл глаза.
Пока человек так сидит, скажем о нем еще несколько слов. Договоримся называть его просто Пассажиром. Во время бесед с мальчиком они так и не узнали имен друг друга. То ли мешало какое-то смущение, то ли, наоборот, возникло внутреннее согласие, при котором ясно, о чем спрашивать можно, а о чем не надо…
Итак - Пассажир. Можно было бы назвать его и Стариком, но это не совсем точно. Был он очень пожилой, но полным стариком не казался даже мальчику.
2
Мальчик появился на пристани перед самым отчаливанием "Кобурга". Невысокий, в синей круглой кепчонке с большим козырьком и белой надписью "Речфлот", с такой же синей спортивной сумкой на ремне с кольцами. Ремень был длинный, сумка сердито ширкала по пыльно-загорелой ноге, когда мальчик шел от кассового домика к дебаркадеру по тропинке среди подорожников и луговой кашки.
Он шел независимо.
Кепка на нем была надета козырьком назад. Из-под нее на затылок и виски спускались темные сосульки давно не стриженных волос.
В трех шагах позади мальчика так же независимо и молчаливо шла старая женщина. Сухая, рослая, в беретике.
Тропинка привела к мутной луже посреди травы. Это была, видимо, постоянная лужа, через нее перекинули сходню - две доски с поперечными брусками. Мальчик решительно ступил на доски, они хлопнули, вода выплеснулась из щели и забрызгала кеды. Бесцветно-ровным голосом, но отчетливо женщина сказала:
- Промочишь обувь и носки, а запасных у тебя нет.
Худые лопатки мальчика шевельнулись под выцветшей, в бело-розовую клетку рубашкой. Это неуловимое движение стоило нескольких фраз: "Зачем говорить чепуху - какие-то несколько капель; и вообще я как-нибудь сам о себе позабочусь; и я же понимаю, что дело не в брызгах, а просто вам надо что-то сказать, потому что идти вот так и молчать вам тошно; но уж если кто-то виноват в этом, то никак не я…"
Перешли лужу, и спутница мальчика заговорила опять:
- Все-таки я не понимаю: почему ты не взял чемодан с вещами…
Не обернувшись, но оч-чень вежливо мальчик сказал:
- Ведь я же объяснил, Анна Яковлевна: я оставил чемодан в залог за испорченные часы.
- В конце концов, это просто нелепо… Ты ставишь меня перед своими родителями в двусмысленное положение.
Мальчик опять шевельнул лопатками.
Пассажир открыл глаза, когда мальчик и его спутница вошли. Он был, без сомнения, джентльмен и, увидев женщину, хотел было встать. Но поморщился и остался в кресле.
- Извините, - сказала Анна Яковлевна, - мы вас побеспокоили. Судя по билету, здесь место мальчика… Я понимаю, вам, наверно, приятнее путешествовать одному, но что поделаешь…
Пассажир все-таки поднялся. Прямой, седая голова под самый плафон.
- Ничего… - Он даже улыбнулся. Он, видимо, сперва решил, что в каюте поселится эта пожилая дама, и теперь был доволен: мальчик - более удобный сосед. - Я думаю, мы поладим.
Анна Яковлевна посмотрела на мальчика:
- Я уверена: ты будешь вести себя так, чтобы не стеснять взрослого человека.
- Я тоже в этом совершенно уверен… - Мальчик аккуратно устроил кепку на вешалке у двери и поставил на стул сумку. Она, полупустая, мягко осела.
Анна Яковлевна сухо сказала:
- Папе я вечером позвоню.
Мальчик наклонил и опять поднял голову, поправил на стуле сумку. Анна Яковлевна проговорила:
- Я думаю, у тебя нет оснований на меня обижаться.
- Ни в малейшей степени, - сказал мальчик сумке.
Анна Яковлевна коротко вздохнула:
- Что поделаешь, раз мы оба - люди принципов…
Пароход басовито гукнул два раза.
- Вы можете опоздать на берег, Анна Яковлевна.
- Прощай.
Он аккуратно кивнул опять и, когда она ушла, вдруг обмяк, неуловимо повеселел. Теперь стало заметно, что лицо у него не твердое, не упрямое, а живое и готовое к улыбке.
Это был мальчишка лет одиннадцати, узкоплечий, но круглолицый, толстые губы, нос сапожком, глаза цвета густого чая. В глазах этих еще держалась недавняя напряженность и досада, но на Пассажира мальчик глянул без хмурости, с нерешительным любопытством: что вы за человек? Правда поладим?
История с аквапланом
1
Тяжело ворочая колесами, пароход стал отодвигаться от пристани. Толчки поршней и вибрация вала передались ногам сквозь каютную палубу. Мальчик переступил, будто от щекотки. Он держался за спинку стула и смотрел в окно.
Пассажир опять опустился в кресло, достал из внутреннего кармана свернутый цветной журнал…
Шаткая дверь от вибрации отошла. Из коридора снова дохнуло разными запахами и больше всего буфетом.
- Можно я открою окно? - тихо сказал мальчик.
Пассажир зашевелился:
- Сделай одолжение. Я сам хотел попросить… - Голос у него был низкий, с прикашливанием.
Квадратное окно совсем не походило на морской иллюминатор. С карниза свешивалась куцая занавеска в цветочках. Стекло в деревянной раме дребезжало.
В полуметре от пола под окном тянулась белая труба - видимо, отопление. Мальчик встал на трубу, откинул на раме боковые крючки, потянул вниз брезентовую петлю. Перекошенная рама сперва сопротивлялась, потом со стуком опустилась в пазах. Мальчик виновато ойкнул.
Он уперся коленями в узкую подоконную доску, грудью лег на край опущенной рамы и по плечи высунулся из окна.
Увешанный спасательными кругами дебаркадер уходил назад. Берег отодвигался. День был теплый, но почти без солнца. Лишь изредка желтые проблески вылетали из-за мягких серых облаков. Сварливо перекликались чайки.
Мальчик медленно вздохнул - то ли от каких-то переживаний, то ли просто от речного воздуха. Вздыхать было неудобно: рама давила на ребра. Стоять было тоже неловко: острый край подоконной доски резал колени. Но мальчик стоял долго. Влажный воздух шевелил у него волосы, летел через плечи в каюту, качал занавеску, и она щекотала мальчику шею.
Берег сделался выше, и пристань исчезла за мысом. …Пассажир вдруг сказал:
- Голубчик, если нетрудно, подвинься немного в сторону. Читать будет посветлее.
Мальчик торопливо сдвинулся в окне, прижался плечом к его краю. Так он стоял еще минуту. Затем прыгнул с трубы, потер коленки, подумал и шагнул к стулу. Достал из сумки растрепанную пухлую книжку.
Пассажир укрывался за развернутым номером "Огонька". С обложки улыбалась девица в оранжевой каске строителя. Мальчик полувопросительно сказал девице:
- Моя койка, наверно, верхняя…
- М-м?.. Если не возражаешь, - отозвался Пассажир и опустил журнал. - Мне с моими суставами карабкаться как-то не с руки… Вернее, не с ноги.
Мальчик никак не отозвался на шутку. Присел и стал расшнуровывать кеды.
- Но с другой стороны… - Пассажир, кажется, забеспокоился. - Ты не свалишься оттуда?
Мальчик сердито распутывал на шнурке узел.
- Я и в вагоне-то не падал никогда, а там полки в два раза уже…
Он задвинул кеды под стул и по привинченным к стойке ступенькам забрался наверх. Койка была застелена шерстяным одеялом, в изголовье лежала твердая подушка в синеватой казенной наволочке. Мальчик повозился на одеяле, постукал подушку ребром ладони и притих с книгой.
В каюте стало тихо, только Пассажир изредка шелестел журналом. Под палубой ровно вздыхала машина, за окном бурлила под колесами вода, с кормы доносились голоса и негромкий перезвон струн.
Потом занесло в окно комаров - их в этот пасмурный теплый день было много над берегами и водой. Комары тонко запели. Но Пассажир не обращал на них внимания. И лишь когда отошла опять и заскрипела дверь, он отложил журнал. Медленно встал.
Верхняя койка оказалась у Пассажира на уровне груди. Он взглянул на мальчика. Мальчик не читал. Раскрытая книга съехала к самому краю койки, а мальчик спал. Воздух из окна шевелил его волосы. Нижняя губа смешно и сердито оттопыривалась, к ней прилипло семя одуванчика, влетевшее вместе с комарами.
Пассажир осторожно шагнул к двери, запер ее, скрипучую, на щеколду и вернулся к мальчику. Тот повозился, хлопнул губами и слизнул семечко. Подтянул и обнял коленки (на них все еще краснели рубчики от подоконной доски). На мятых шортах оттопыривался карман, из него тополиным листиком выглянул угол новой трехрублевки. Пассажир мизинцем вдвинул твердую бумажку в карман, прогнал с мальчишкиной ноги двух комаров и оглянулся на окно: не поднять ли раму? Но передумал, снял свою парусиновую куртку и укрыл мальчика от пяток до плеч.
Потом взял книгу. Это было старое, тридцатых годов, издание романа Гюго "Человек, который смеется".
Пассажир полистал, постоял, словно что-то вспоминая. Закрыл книгу и положил поближе к мальчику. Затем он, морщась и постанывая, лег на нижнюю койку. Навзничь. И кажется, заснул.
2
Сколько прошло времени, трудно сказать. "Кобург" успел приткнуться к пристани Косари, постоять полчаса и двинуться дальше. Пассажир или проспал это событие, или не обратил на него внимания. Когда он открыл глаза, все так же плескалась вода и поскрипывали на проволоке кольца занавески. На потолке змеились длинные живые блики: значит, облака поредели. Блики были неяркие, желтые, - видимо, вечерело.
С верхней полки опустилась и закачалась нога в полинялом голубом носке. На пятке была дырка размером с копейку, а к середине ступни прилип расплющенный высохший паук.
- Выспался? - спросил у ноги Пассажир. Нога исчезла, с края свесилась голова с темными нестрижеными прядями.
- Ага… Это вы меня укрыли?
- Естественно… Комары зудят, вот и укрыл.
Мальчик почему-то вздохнул:
- Меня комары не трогают… Хотя если сплю, то, наверно, могут… - Он опустил куртку. - Спасибо.
- Если не трудно, повесь у двери.
- Ага… Спасибо, - снова сказал мальчик и прыгнул вниз.
Вернувшись от вешалки, он боком устроился в кресле, перекинул ноги через подлокотник. Поболтал ими.
- Можно посмотреть журнал?
- Да ради Бога…
Мальчик полистал "Огонек", но почти сразу отложил. Поскучнел и стал смотреть в окно.
- Неприятности? - вдруг тихо сказал Пассажир.
Мальчик не удивился. И не оглянулся. Так же тихо спросил:
- Почему вы решили?
Пассажир не то усмехнулся, не то вздохнул. Объяснил:
- Я такую примету знаю с детства: если паука раздавишь, обязательно что-то нехорошее случится. А у тебя паук на носке.
Мальчик быстро подтянул ногу и с минуту сидел в позе известной итальянской скульптуры. Называется "Мальчик, вытаскивающий занозу". Разглядывал ступню. Взял останки паука за лапку, отнес к окну, дунул.
- Нет, он уже дохлый был, когда я наступил… Это я в чулане веревку искал, разутый, чтобы не топать зря… На живого зачем наступать?
- Но если случайно…
- И случайно не наступлю. Потому что чувствую.
Мальчик вернулся в кресло, забрался с ногами. Встретился с Пассажиром взглядом и поморщился. Взялся за нижнюю губу.
- У тебя что-то болит?
- Не… По-моему, это у вас болит, - нерешительно сказал мальчик. - Только не пойму что. Будто везде…
- А! Ты угадал… - Длинное тело Пассажира болезненно шевельнулось. - Эта штука называется "остеохондроз". Не слыхал?
Мальчик свел брови и качнул головой.
- Между позвонками нарастают хрящи и зажимают нервы. И боль отдает в самые неожиданные места, от пяток до мозжечка… Потому как старость, дорогой мой…
Все так же, со сведенными бровями и держась за губу, мальчик проговорил:
- Если позвоночник, то главная боль в спине… Да?
- Ох… пожалуй…
- Тогда… я, наверно, могу…
- Что? - Пассажир приподнял голову. - Что ты можешь, дружок?
- Ну… полечить, если вы хотите. Я немного умею…
- Неужели?
- Ага… Я так уже делал. С одним человеком. И получалось… Только вам надо вверх спиной лечь.
- Гм, это задача… Впрочем, попробую… А что ты предлагаешь? Массаж? - Пассажир глянул на худые мальчишкины руки в коротких рукавах.