* * *
Ра почувствовал, что становится взрослым, в день первого поединка Старшего Брата.
До этого жизнь казалась простой, понятной и светлой. Любые неприятности забывались быстро, так же быстро, как высыхают на листве дождевые капли – небесные слезы. Разбитое колено заживало. Зимняя лихорадка унималась. Страстные ссоры с товарищами по играм после драк сходили на нет. Мать и Отец не бывали недовольны подолгу. Мир устроен хорошо, и всё в нем занятно – примерно так выглядела философская база Ра в те времена.
Конечно, Ра знал, что небосвод Семьи Л-Та вовсе не безоблачен – но он сам не видел этих облаков в солнечном сиянии детства. Он, как любой из братьев, скорее, гордился, слыша в адрес Семьи Л-Та слова "опальный род" – надлежало насмешливо и надменно ответить: "Такая опала – это не пропасть, а вершина, потому что Государи всегда опасались моих предков!" Возможно, Семья Л-Та не располагала большим богатством, но Ра никогда не бывал по-настоящему и подолгу голодным – потому врезал бы любому, кто назвал бы его родичей бедными. Все остальные неприятности и хлопоты казались Ра непостижимыми, а потому несуществующими. Жизнь в его представлении была вечной, спокойной и огромной, как Лиловая гора – во всяком случае, до тех пор, пока не пришло Время Старшего Брата.
Ра обычно общался с Третьим братом – они были почти погодки. Старший Брат и Второй Брат, само собой, всегда существовали на другом этаже бытия, выше и дальше – почти в мире взрослых. Ра страшно радовался, когда удавалось провести в этом горнем пространстве хоть некоторое время. Там было невероятно интересно: бешеные необрезанные жеребцы, фыркающие и дико косящие кровавым глазом, лихие драки на палках, ужасные истории, рассказанные ночами, у костра, венки из цветов и ожерелья из красных ягод, шуточки, понятные ровно настолько, чтобы можно было посмеяться вместе со всеми… Юноши из свиты Старшего и Второго общались с Ра снисходительно-нежно, будто имели в виду старую пословицу: "Старший – благословение Небес, Младший – их улыбка". И казалось, всё так и пойдет. Всегда.
Пока Ра не оказался в крайне неловком положении, случайно подслушав чужой разговор – взрослый разговор, совершенно не предназначавшийся для его ушей.
Ра сидел на полу в комнате Матери и чинил клеточку для сверчков. У него на коленях лежал пучок гибких сухих травинок, которыми нужно было связать тоненькие реечки – сложное и требующее внимания дело. Ра увлекся так, что почти не замечал ничего кругом. Как всегда в летнюю жару, рамы выставили – и солнечный воздух, пахнущий садом, заполнял комнату. В снопах солнечного света медленно плавали пылинки. Ра хотелось прохлады, и он спрятался от горячих лучей за расписной ширмой, на которой в голубых тростниках сражались дикие коты.
Шаги и голоса словно разбудили его. Ра услышал шелест шёлковой накидки Матери и сильный влажный запах лилий. Мать сопровождал Старший Брат; судя по шуму, который он произвел, распахивая дверь и задев что-то ножнами меча, Старший нервничал или злился.
"Вообще-то, похоже на него, – подумал Ра, – но не в обществе же Матушки!"
Он поборол мгновенный порыв выбежать к Матери навстречу, чтобы обнять её; говорились такие странные слова, что Ра просто должен был дослушать всё до конца. Ведь если его заметят – отошлют, сказав: "Тебе ещё рано думать о многих вещах". Это несправедливо.
– Мне не нравится! – говорил Старший Брат запальчиво, шагая по комнате взад-вперед. – Почему всегда было можно, а теперь нельзя? Запретите мне ходить босиком, чтобы не огрубели ступни, спать на земле, чтобы не подцепить лихорадку, запретите мне дышать воздухом с гор, чтобы я не вдохнул проклятие! Каким заморышем меня считают?
– Весенний гром, ты говоришь не о том, – сказала Мать. По её голосу Ра понял, что она не сердится, но огорчена. – Ни я, ни Отец, не запрещаем тебе поединков на заточенном оружии в принципе. Мы всего лишь не хотим, чтобы это были поединки именно с Ди.
Старший Брат остановился.
– Но – почему? – спросил он как-то растерянно, сразу снизив тон.
Голос Матери похолодел.
– Вы оба выросли, – сказала она. – Кто тебе Юноша Ди, ураган?
– Паж, – сдавленно ответил Старший. – Партнёр для тренировок.
– Он – родом из деревни, – продолжала Мать. – У него нет ничего, кроме того, что мы ему дали. Ты ведь понимаешь, что в любом случае Официальный Союз с Ди исключен?
Старший молчал.
– Ты ведь не хочешь разбить его жизнь и сердце? – спросила Мать мягче. – Ты, наверное, не хочешь, чтобы мы с Отцом отослали его назад в деревню? Мне кажется, юный рыцарь, получивший образование вместе с тобой, не будет счастлив среди мужиков…
– Он мне… друг… – сказал Старший так, будто ему причиняли боль, и он старался не закричать. – Просто друг.
– В вашем возрасте среди ровесников не бывает "просто друзей", – сказала Мать. – Бывают враги, слуги, никто – и возлюбленные. Я нахожу, что мы напрасно не поговорили с гадальщиком ещё год назад – но это поправимо. Господин К-Тар из Семьи А нашёл Юношу из хорошего дома, который подходит тебе по пяти знакам. Я хотела показать тебе его письмо, а ты вскочил, как рассерженный кот, – Ра с удивлением услышал в её голосе улыбку.
– Да я убью этого типа и всё! – усмехнулся Старший, но сразу вслед за словами зашуршала бумага.
Ра ужасно захотелось взглянуть на настоящее письмо от Официального Партнёра, но тогда получилось бы, что он до этого вел себя нескромно и подслушивал украдкой. "Лучше пусть обо мне вообще не знают", – подумал Ра и остался сидеть за ширмой.
Звуки рисовали совершенно отчетливую картину. Шёлковый шелест и чуть слышный скрип – Мать села и, вероятно, улыбается, наблюдая за Старшим. Шуршание бумаги, насмешливое фырканье – Старший читает письмо.
– Юноша Яо из Семьи О-Ми! – сказал Старший то ли зло, то ли с каким-то жестоким смешком. Он произнес "Я-аао", как бродячие актеры декламируют трагедии. – "Писал в день, когда зацвели розовые акации!" Протягивает мне руку! Ха, Мать, его ладонь меньше моей!
Они помолчали – вероятно, рассматривали традиционный отпечаток ладони на письме. Ра подумал, что Старший Брат, наверное, сразу приложил к отпечатку свою ладонь.
– Нельзя судить по бумаге, – сказала Мать. – Юноша Яо рожден в тот же год, день и час, его Семья занимает достойное положение. Вот увидишь, знаки сойдутся, если вы коснетесь друг друга руками.
– Ну и каков он? – спросил Старший. Теперь он, похоже, хотел скрыть небрежностью любопытство. – Он хорош собой? Он – хороший боец? Он нормально воспитан? Почерк у него… ничего.
– Он аристократ, – сказала Мать, повеселев. – Красивый. Волосы цвета мёда. Фехтовальный стиль "Прыжок Рыси", как и у тебя. Вот что сказал гадальщик. Тебе надо ответить на письмо. Когда он приедет, ты сам всё увидишь.
– Дашь мне бумагу? – спросил Старший. Он ещё волновался, но его злость прошла. Теперь он торопился написать ответ Юноше Яо из Семьи О-Ми – и забыл обо всём остальном.
Мать вышла в дверь, ведущую к кабинету, и Старший почти выбежал за ней. Ра, собрав своё имущество – реечки, траву, каркас клеточки – выскользнул в противоположную дверь, в сад – и едва не столкнулся с Юношей Ди.
Ди и вправду родился в деревне – но, глядя на него, об этом никто не догадался бы. Его обветренное, умное и нервное лицо казалось аристократически породистым, манеры – безупречными, а вкус – утонченным: Ди был совсем маленьким, когда его взяли в свиту юного Князя. Ра тихонько восхищался им издали: и его фехтовальным стилем, и тем, как легко он понимал зверей – соколов, лошадей, и собак – и, в особенности, тем, что в его голосе не слышалось снисходительности, когда он обращался к младшим. Ди всегда был весел, но сейчас выглядел бледным и напряжённым; он грыз костяшку указательного пальца – и прокусил её до крови.
"Ди тоже слышал этот разговор, – подумал Ра. – Ему плохо оттого, что Старший не приказал отослать письмо этого чужака назад и не стал возражать, когда Мама запретила поединки. Неужели из-за этого стоит так мучиться?"
– Ди, – сказал Ра, – тебе не хочется, чтобы у Старшего Брата был Официальный Партнёр?
Ди слизнул кровь и улыбнулся через силу.
– Что ты, Дитя, – сказал он. – Меня это радует. Значит, скоро мы с тобой будем есть пионовые пирожные на свадьбе, да? О, у тебя ускакал сверчок? Ты идёшь ловить другого?
Ра подумал, что Юноша Ди не хочет говорить откровенно. Сперва это его обидело, но потом, размышляя и вслушиваясь в пение сверчков в саду, Ра решил, что Ди просто нужно побыть одному и смириться с положением плебея, которому никак и никогда нельзя вступить в брак с господином.
Впервые Ра задумался о странных и сильных чувствах, которые правят миром взрослых. С одной стороны, зачем Ди нервничать и огорчаться, ведь Мама вовсе не хочет отсылать его в деревню. Он может по-прежнему дружить со Старшим; им запретили только поединки на остром оружии… С другой стороны, почему Старший должен знакомиться, сражаться и вступать в брачный союз с каким-то там Яо, которого никогда в жизни не видел? Чем этот Яо лучше Ди, кроме того, что он – аристократ? Тем, что у него волосы цвета мёда, длинные, как у людей благородного происхождения, а у Ди – короткие и тёмные? Да ну и что, зато Ди – самый сильный из всех юношей свиты, он лучший наездник и лучший стрелок, и, уж конечно, умнее этого Яо!
Летний зной раскалил сад до бледно-золотого цвета. Сверчки звенели громче, чем обычно, а розовая акация благоухала тяжёлым, сладким, хмельным ароматом, который висел над кустами в ярких гроздьях цветов неподвижно, как туман. Ра бросил недоделанную клеточку и ушёл к водоему. Из каменной чаши, оплетенной плющом, бил ключ, и холодная вода стекала в бассейн, где хотелось не просто выкупаться, а поселиться навсегда, превратившись в рыбку-златоперку. Третий Брат и дети из свиты Ра плескались в воде. Рядом, на камне, сидел горбатый Юноша К-Ви, старый дядька детей Семьи Л-Та, который, будучи калекой, никогда ни с кем не сражался и не был в браке. Он рассказывал сказку, и в его голосе слышалась страстная вера в каждое собственное слово.
Ра, очнувшийся от знойного полусна после холодной воды, присел рядом с К-Ви, чтобы послушать.
– …Шёл Юноша Т-Кен дремучим лесом, – говорил К-Ви, почесывая колено на искривленной ноге, – и вдруг увидал между деревьями железный дом. Окна в том доме светились синим огнём, а вокруг стоял частокол из копий, и на тех копьях – головы мертвецов…
– Там жила Девка Ш-Рки? Да? – шепотом спросил Крошка Ие, младший паж Ра. – Ведьма?
– Она, – кивнул К-Ви, и его зрачки расширились, будто прямо перед ним оказался железный дом Тысячи Бед. – Как вышла она навстречу, как распахнула ворота, как увидал Т-Кен ведьму – так и понял, что и союз её был проклят Небесами, и метаморфоза её была проклята, и тело её было проклято. Груди у неё были, как железные шипы, между ног могла проехать телега, груженная бочками, а лица и вовсе не было – сухой череп без кожи, в глазницах огонь, в пасти жёлтые клыки. И сказала ведьма, что раньше и вправду владела Счастливым Мечом, но уже давно отдала его единственному сыну. Получить этот Меч можно только после поединка – но надлежит помнить, что сотня бойцов уже оставила головы на копьях. Её сын проигравших бой в живых не оставляет – так она сказала.
Ра слушал – и не столько слышал, сколько, как и К-Ви, видел внутренним взором ужасный железный дом и юного ведьмака с волосами цвета меда, заплетенными в косу, в ожерелье из живых зрячих глаз, с нежным жестоким лицом, странным образом похожего на Юношу Яо. На поясе у ведьмака висит Счастливый Меч в золотых ножнах, а на руках – чёрный полосатый кот-баска, и он того кота чешет и гладит…
Из грёзы его вышвырнул крик Второго Брата:
– Мать! Старший рубится с Ди!
В таком сообщении не было ничего принципиально ужасного, юноши из свиты затевали поединки постоянно, кто-нибудь то и дело рубился с кем-нибудь на остром оружии – царапины от клинков считались роскошным украшением, а боевая доблесть придавала веса в компании молодёжи. Но тон Второго, то, как Мать выбежала из розовых кустов, без накидки, с замершим, встревоженным лицом, то, как, кривясь от боли, вскочил на ноги Юноша К-Ви – всё это объяснило Ра, что поединок вышел не чета прежним, обычным.
О детях забыли. Ра вслед за Матерью выскочил в квадратный мощёный дворик, где обычно устраивались лихие игры с оружием – увидел толпу дворни, жмущуюся к стенам, чтобы не мешать сражающимся, и Старшего с Ди, скрестивших клинки.
Ра едва ли не каждый день смотрел, как эти двое устраивали возню или дрались на палках. Он уже привык к их весёлому азарту, подначкам, синякам и ссадинам, выставляемым напоказ, как трофеи, к их хохочущим и откалывающим шуточки друзьям вокруг – но сегодня было другое и выглядело по-другому.
Лица Старшего и Ди показались Ра незнакомыми и почти страшными. Он никак не мог определить их выражения, почти одинакового у обоих: то ли это настоящая ярость, то ли злая радость, которой горы по пояс, то ли что-то среднее и гораздо более сложное. Солнце обливало мир нестерпимым зноем, и белые рубахи бойцов насквозь промокли от пота и прилипли к телу.
Ра вдруг стало жутко. Он оглянулся на Мать, но она словно окаменела, прижав пальцы к губам. Ра вспомнил, как легко она кричала раньше: "Эй, весенний гром и осенний ливень! Хватит лупить друг друга, идите обедать!" – и понял, что сейчас Мать молчит, потому что любое слово, сказанное ею, может стоить жизни одному из бойцов.
Их нельзя отвлекать. Их ведет Судьба. Нельзя, грешно становиться у Судьбы на пути – даже если кого-то ждёт смерть. Любовь и смерть всегда рядом, смерть всегда стоит за спиной у любви, смерть всегда подразумевается, жертва всегда подразумевается – Мать сделала безнадёжную попытку обмануть Судьбу, но это не в силах смертных. Эти слова всегда и все говорят: свадьбы после поединка может и не быть, родов после свадьбы может и не быть, счастья после родов может и не быть.
В данном случае, свадьбы, родов и счастья точно не будет. У Старшего – письмо от Официального Партнёра, подумал Ра. От незнакомого красивого юноши, который носит на бедре меч своей матери с эмблемой Семьи… а на руках – чёрного кота…
Меч Ди скользнул по мечу Старшего до гарды – и Старший остановил руку Ди в одном вздохе от своего горла. Они замерли в отчаянном напряжении, лицом к лицу, в позе "Встреча Буйволов" – и Старший выдохнул:
– Я под тебя не лягу. Умереть легче.
– Я – твой паж, – проговорил Ди сквозь зубы. – Только паж. Не посмею убить господина.
Мгновенного усилия Ди, потребовавшегося на слова, хватило Старшему, чтобы освободиться и отпрянуть. В следующий миг меч Ди коснулся плеча Старшего; царапина казалась неглубокой, но кровь тут же залила рубаху Старшего до пояса.
– Я заберу тебя в свой деревенский дом, – усмехнулся Ди, скидывая со лба мокрую чёлку. – И моя Матушка огорчится, что моя благорожденная жена – неумеха. Ты же думаешь, что пирожки растут в огороде?
– Твоя мать огорчится, что её любимица – наложница Князя, а не законная жена мужика, – парировал Старший насмешку, как фехтовальный выпад. Это было бы почти как раньше, если бы не реакция Ди – он отшатнулся, будто его ударили хлыстом.
– Я не буду наложницей, – огрызнулся Ди. – Я – не игрушка для тебя.
– Моя жена уже решена, – рассмеялся Старший, и смех прозвучал зло. – У тебя выбора нет.
Ди стиснул зубы, легко уклонился от удара и полоснул Старшего по правой руке чуть выше локтя – двигаясь небрежно, почти играючи. Взгляд Старшего стал отчаянным. Тяжёлые чёрные капли запятнали светлые каменные плиты. Ра оглянулся на Мать; она смотрела на сражающихся, ломая пальцы. Поединок близился к концу – и конец обещал быть ужасным. Ди оказался более сильным бойцом, Старший вряд ли мог долго держать оружие в раненой руке. Ра подумал, что ожидается как раз тот ужас и позор, который Мать предвидела, запрещая Старшему Брату драться с Ди острым оружием.
Но в этот момент Старший прищурился, облизнул губы и ударил снизу, а Ди даже не попытался парировать удар или увернуться. Он даже отвёл в последний миг руку с мечом – и клинок Старшего, не встретив сопротивления, вошёл в тело Ди ниже рёбер, с поражающей лёгкостью, будто Ди был бесплотным духом.
На миг оба замерли. Старший расширившимися глазами смотрел на кровь, текущую по лезвию. Кто-то в толпе вскрикнул, и Ра показалось, что Мать облегчённо вздохнула.
Ди подставил левую ладонь под капающую кровь – и провел вдоль клинка окровавленными пальцами. Он улыбался – и живые краски выцветали на его лице.
Старший то сжимал, то разжимал руку на рукояти меча, с выражением нестерпимой боли. У него, очевидно, не хватало решимости ни выдернуть меч, ни прикончить Ди – и Ра подумал, что Старший всем сердцем жалеет и о том, что согласился на поединок, и обо всём, что успел сказать другу перед его смертью.
– Ты зачем? – прошептал Старший еле слышно. – Я бы женился, я бы – что угодно… Зачем ты?!
– Врёшь, – Ди улыбался, и струйка крови вытекала из уголка его губ. – Не надо. Живи, Н-До. Всё хорошо.
Он протянул Старшему меч, и это простое движение, похоже, окончательно обессилело его. Старший бросил меч, чтобы помочь Ди осторожно опуститься на камни. Лицо пажа уже было изжелта белым.
– Я подхожу тебе по одному-единственному знаку, – выдохнул Ди с кровью, протягивая Старшему раскрытую ладонь. – Вот по этому.
Старший потянулся навстречу, и их ладони, соприкоснувшись, совпали идеально, как любой предмет совпадает с собственным отражением в зеркале.
– Не умирай! – взмолился Старший, будто Ди мог его послушаться.
– Всё хорошо, Н-До, – простонал Ди. Он больше не мог улыбаться. – Всё правильно. Ты меня хотел – я изменяюсь для тебя. Я твой. Вытащи меч, очень больно.
– Прости, – шепнул Старший. По его лицу текли слёзы, которых он, кажется, не замечал. Старший ухватился за рукоять меча с решимостью человека, собравшегося заколоться, и изо всех сил рванул его на себя. Из глубокой раны Ди хлынула кровь; он инстинктивно попытался зажать её руками, его лицо приобрело бесконечно удивленное выражение – и Ди мягко завалился на бок.
– Ди, – окликнул Старший, занеся руку, будто хотел потрясти Ди за плечо, но побоялся причинить ему боль. – Погоди. Так нельзя. Я ещё не успел…
Он ещё не успел ничего понять, подумал Ра и догадался, что тоже плачет.
Потом Старшего Брата оттаскивали от трупа, а он рыдал и цеплялся, с ног до головы в своей и чужой крови. Потом Мать перевязывала раны Старшего, а он покорился, словно оцепенев, с равнодушным опустевшим лицом. Потом Отец вернулся из города, куда с утра уезжал по делам – и его встретили приготовления к похоронам, спокойная печальная Мать и родители Ди, не смеющие показать свою тяжёлую скорбь и не способные радоваться чести, которой Ди удостоился – почётной смерти на поединке с аристократом чистейшей крови.