Румбы фантастики. 1988 год. Том II - Носов Евгений Валентинович 13 стр.


- Никто их туда не забрасывает! - рассвирепел Главный Разведчик. - Кто же будет внедрять агентуру, когда есть местные кадры? Наша цивилизация существовала в неизменном виде уже сотни тысяч лет назад. И наша организация - тоже.

- Но как они ухитряются передавать нам свои сообщения?

- И это лучший выпускник Школы! Точно так же, как мы посылаем донесения в будущее. Вся объективная информация, до последнего бита, ложится в сейфы секретных архивов и шпарит в будущее своим ходом, без всяких дурацких хрономобилей. Ведь ее можно прочитать и завтра, и через тысячу лет, и когда угодно. Самая надежная машина времени - это бронированный сейф. Понял?

- Кажется, да, - промямлил Риц. - Но разве она не стареет?

- Объективная информация? - Главный Разведчик расхохотался. - Стареют люди и механизмы, могут устареть взгляды, но информация - никогда! Истина или ложь, высказанные когда-то, останутся таковыми всегда, иначе вся формальная логика летит к чертям! В ее формулах есть высказывания истинные и ложные, но они не зависят от времени! Единственный закон, которому подчиняется информация, это закон ее сохранения. Она не зависит даже от системы отсчета! Ценнейшие разведданные ложились в наши хранилища, еще когда эти нынешние сверхцивилизации ходили в коротких штанишках! Когда они понятия не имели не то что о звездолетах, но даже о пистолетах! Галактические надкультуры! Знаешь, что я обнаружил в одном из отчетов?

Риц отрицательно мотнул головой.

- Правильно, - усмехнулся Главный Разведчик. - Тебе и не полагалось знать. А теперь полагается. Все, кроме координат - как пространственных, так и временных. На самом краю Галактики наши люди наткнулись на планету, которая устраивает нас по всем статьям. Там нет сверхцивилизаций и надкультур, зато есть жизнь. Правда, туземные гуманоиды дикие, живут стадо-племенами в пещерах. Их всего-навсего тысяч двести. Тот, кто был тогда Главным, не обратил на отчет внимания, идиот. То есть молодец, - тут же поправился Главный Разведчик. - Он преследовал иные цели, тоже возвышенные. Но теперь другая эпоха, и мы начинаем операцию "Прогрессор". Сейчас ты со своим дублером направишься в биолабораторию, там вам дадут по морде. В смысле, подработают внешность под диких гуманоидов. Потом тебя посадят, - Главный Разведчик хихикнул, - на звездолет, отвезут в те края и посадят, - он еще раз хихикнул, - в какой-нибудь безлюдной местности. Для конспирации. Твоя задача: внедриться в ближайшее стадо-племя, в кратчайшие сроки пробиться в вожди и повести соплеменников к ведомой тебе цели. А точнее - к сияющим вершинам прогресса.

- Зачем же к вершинам? - не понял Риц.

- Это просто какой-то ужас! - воскликнул Главный Разведчик. - Да затем, чтобы твое стадо-племя воздоминировало над соседними, в перспективе - над всей планетой… А когда вся она станет цивилизованной, появляемся мы и берем ее на буксир. Теперь понял?

- Да, - кивнул Риц. - Только… Наши люди побывали там довольно давно. С тех пор прошло значительное время…

- Ну? - нетерпеливо сказал Главный Разведчик. - Чего ты тянешь? Насчет координат не проболтаюсь, и не надейся.

- Вдруг за этот период туда просочилась какая-нибудь сверхцивилизация? - выпалил Риц.

Главный Разведчик расхохотался:

- Чему вас только учат! Каждый обязан знать, что у этих цивилизаций есть идиотский принцип: не вмешиваться в дела менее развитых планет. Очень правильный принцип, по-моему. - Он снова расхохотался. - И я навел справки: несколько тысяч веков туда не прилетал ни один посторонний корабль. Понял?

- Да, - кивнул Риц.

- Тогда приступай, - приказал Главный Разведчик. - Желаю удачи.

Это было неделю назад. Сейчас Риц, довольный своим телом дикого гуманоида, но недовольный лицом, покинул межзеркальное пространство и приник к ближайшему иллюминатору. Он летел пассажиром, все делали автоматы. Его это вполне устраивало. Планета росла на глазах, девственная, бело-голубая, очень красивая. Внизу проплывали разнообразные безлюдные местности: синели моря, сверкали полярные шапки, желтели пустыни, зеленели леса… Если здесь действительно обитает двести тысяч диких гуманоидов, то на каждого из них приходится примерно тысяча квадратных километров суши.

Звездолет, подчиняясь программе, скорректированной по секретным данным дистанционной разведки, стремительно шел на посадку.

Снизу надвигались сияющие вершины гор. Их покрывали льды и снега, кое-где торчали голые скалы. Звездолет мягко опустился в сугроб. Потом люк распахнулся, и Риц спрыгнул наружу.

Грубую кожу ступней обожгло холодом. Дул пронизывающий ветер. Риц стоял на заснеженном склоне, круто идущем вниз. Справа громоздились утесы, слева лежала пропасть. Солнце совсем не грело. Синее небо дышало морозом. Температура была отрицательной.

Риц обернулся к спасительному люку. Но люка позади него не оказалось, корабля тоже не было - только неглубокая круглая яма большого диаметра. Риц поднял взгляд. Размытое цветное пятно медленно уходило ввысь. Звездолет, одетый маскировочным полем, поднялся уже метров на сорок.

Правая рука Рица автоматически нащупала узкий железный браслет на мохнатом левом запястье. Если нажать кнопку, звездолет тут же вернется. Но устройство одноразовое: сделать вызов сейчас - значит провалить программу, не начиная.

Корабль растаял в синеве неба. Риц опустил глаза. Безлюдная местность ему не нравилась. "Что я буду пить?" - думал Риц.

"За что?" - спрашивал он себя мысленно, но ответа не находил. Один дикий гуманоид на тысячу километров - чего? Лесов, степей, наконец, пустынь… Но горы? Или информация все-таки устарела и дикие гуманоиды размножились?

"Что я буду пить? - думал Риц. - Где я буду спать? Что я буду есть?"

Риц нагнулся и зачерпнул волосатой ладонью пригоршню хрусткого снега. Белая масса таяла во рту, была вполне съедобной, но мало питательной.

- Ткур ба, - произнес он на местном наречии, в совершенстве усвоенном за неделю полета. - Ткур ткур.

В переводе на нормальный язык это означало: "Мне холодно. Очень холодно". Диковинные слова странно звучали в разреженной атмосфере. Риц задыхался, воздуха не хватало.

"Чем я буду дышать?" - раздраженно подумал он.

Риц обхватил себя длинными волосатыми руками. Ладони утонули в густой рыжей шерсти. Спасибо специалистам, создавшим такую шкуру. И местным гуманоидам - за то, что они такие дикие и косматые. Окажись они поразумнее…

Могучим усилием воли Риц заставил свой интеллект переключиться на другую тему. Тепло ли, холодно ли, но первая часть задания выполнена, пора выходить на ближайшее племя-стадо, чтобы в него внедриться. Но где они, потенциальные соплеменники? Один дикий гуманоид на тысячу квадратных километров… Где их искать?

Только внизу - понял внезапно Риц. Там нет снега, а воздуха больше. Среди сияющих вершин соплеменников не найдешь. А главное: корабль, согласно прогнозу, должен был высадить Рица лицом к стойбищу ближайшего стада-племени диких гуманоидов. Значит, стойбище где-то там, впереди.

Риц побрел вниз, внимательно глядя под ноги, но все равно проваливаясь в снег по колени, иногда по пояс, порой даже падая. Правда, это его не смущало. Он ощущал себя вождем примитивного общества, ведущим его к цели. Специалисты изменили лишь тело: интеллект остался прежним, дисциплинированным и четким, в голове роились возвышенные мысли. "С Великой Тайной их происхождения мы поработаем позже", - сказал Главный Разведчик. - А раз мы над ней поработаем, мы ее раскроем. Разгадаем секрет сверхцивилизаций и надкультур, которых когда-то не было, но которые вылезают откуда-то как грибы…

Неожиданно в голову вновь полезли дикие гуманоиды. На миг Рицу показалось, что есть какая-то важная связь между ними и надкультурами, но он не успел осознать, какая, потому что…

Навстречу ему из долины поднимались двое. Бесспорно, разумные существа. Но отнюдь не дикие гуманоиды, чьи объемные фото во всех проекциях Риц разглядывал недавно в архивах Главной Разведки. Они явно представляли одну из галактических сверхцивилизаций, над происхождением которых он только что ломал голову.

Это были высокие, двуногие и одноголовые разумные существа, облаченные в яркие облегающие комбинезоны. Верхнюю половину их чистых загорелых лиц прикрывали темные очки. Еще один гуманоид, детеныш, смотрел на Рица большими круглыми глазами из мешка на спине большого гуманоида. Они держали в руках короткие металлические устройства для рубки льда.

Они стояли неподвижно в сотне шагов от него и смотрели. Мозг Рица работал в режиме компьютера. "Прокачивай их, прокачивай! - лихорадочно думал он, шевеля толстыми обезьяньими губами и перебирая мысленно десятки словесных портретов. - Сверхцивилизации и надкультуры… Классификация… Млекопитающие гуманоиды… Арктур-14? Две пары рук, отпадает… Бетельгейзе-2? Нет, четыре ноги… Сириус-6, Антарес-8, Процион-11… Процион-11? Они хоботные… Капелла-7, Вега-5… Быстрее!.. Денеб-8? Третий глаз посреди лба. Мицар-3, Алголь-1… Алголь-1? Сухопутные осьминоги… Канопус-2? Двухголовые… Быстрее! Зем…"

Риц почувствовал, как по его волосатой спине, несмотря на мороз, бегут холодные струйки пота и тут же, несмотря на мороз, высыхают. Он лихорадочно шевелил толстыми обезьяньими губами.

"Словесный портрет… Число голов - одна… Количество ног - две… Количество рук… Ушей… Глаз… Ртов… Средний рост… Предполагаемая масса… Любимые занятия - лыжи, фехтование, альпинизм… Альпинизм!"

Он тяжело опустился на снег. Сомнений нет. Это они, земляне, те самые вредные и хитроумные типы. Мало, что они понастроили детских садов по всей Галактике. Информация все-таки устарела: они внедрились и сюда, в этот девственный мир. На планету, куда он прибыл с чрезвычайной миссией; которую он должен был вести к неведомой ему цели… "Несколько сот веков, - вспомнил Риц, - туда не прилетал ни один посторонний корабль…" Как бы не так!

В его мозгу будто бы что-то щелкнуло. Когда-то, очень давно, здесь жили дикие гуманоиды, а сейчас обитают они, сверхцивилизованные земляне. И посторонние корабли сюда ни разу не прилетали. Значит, одни произошли от других - это бесспорный логический вывод. Вот и вся Великая Тайна, загадка сверхцивилизаций, которых когда-то не было, но которые сейчас окружают планеты кислородными оболочками, роют метро, строят детские ясли и зоопарки…

И зоопарки.

Риц попятился. Попытался попятиться, не вставая. Он снова был в бытовом отсеке между двумя большими параллельными зеркалами и видел свое косматое тело, бугры узловатых мышц, свою плоскую волосатую физиономию с щелками крошечных глаз…

Свою обезьянью морду.

Он нащупал узкий браслет на левом запястье, надавил кнопку и не отпускал ее несколько минут, пока прямо перед ним не опустилось на снег размытое цветное пятно корабля, одетого маскировочным полем. И чуть прорубь люка гостеприимно открылась, нырнул в блаженное тепло корабельного нутра.

"Великая Тайна, - думал он, пока корабль плавно возносился в быстро темнеющее небо. - Вот тебе и вся Великая Тайна…"

И он повторял эти слова всю дорогу назад, повторял как молитву, даже когда снова и снова прослушивал разговор на незнакомом языке, перехваченный забортными микрофонами в первые миги старта, - единственную объективную информацию, которую вместе с разгадкой Великой Тайны вез он домой.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Удивительно, Саша, вырвешься в кои-то веки раз в отпуск, а столько всего увидишь. И горы, и снежный человек, и НЛО…

МУЖСКОЙ ГОЛОС. Да, Катенька. И у нас есть еще две недели! Как ты думаешь, не махнуть ли нам на Лох-Несс?..

Но Риц не понимал - он не знал этого языка. Его учили другому.

Таисия Пьянкова

ОНЕГИНА ЗВЕЗДА
Фантастический сказ

Илька Резвун каким еще был подскокышем? У батьки у своего на ладошке помещался, да? А уже и тогда нырял и плавал по омутам-заводям речки Полуденки, что твой щуренок-непоседа. А все потому, что, опять же, батьку своего, Матвея Резвуна, повторил.

Был Илька в Матвеевой семье, после сплошного девчатника, пятым, каб не шестым приплодом. Да и последним. Потому, знать, и прирос к отцову сердцу больше всякого сравнения. Селяне говорили все кряду: раздели большого да малого Резвунов, хотя бы все той же речкой Полуденкой - вода меж ними чистой кровью возьмется!

Эта самая речка Полуденка больше всего и соединила их непоседливые души. Сам Матвей был на реке таким рыбаком да ныряльщиком, что, сказывали, меньков под водою зубами хватал. А когда надо было, то брался он из проруби в прорубь пронырнуть!

Шибко тому вся округа дивилась. А надивившись, похваливала. А похваливши, поругивала. Особенно изводились тревогою всезнающие старухи. Они-то и пугали Матвея:

- Гляди, черт везучий! Кабы твоего задору-смелости да водяной не пресек! И чего ты все шныряешь по его наделам? Каку-таку заботушку потерял ты в речке Полуденке? А и правда ли нами слыхана, что сулился ты Живое бучало скрозь пронырнуть! Что ж, нырять-то ты нырни, да обратно себя хотя бы мертвым верни! Не было еще такого удальца, чтобы провал тот измерить! Когда-никогда, а доныряешься! Расщелкнет тебя водяной, как сухое семечко!

- А может, я сам и есть тот водяной, что в Живом бучале обосновался? - как-то позубоскалил над чужими страхами Матвей Резвун. - Только скроен я не по привычным меркам. Разве не помнится, что пращурка моя, древняя бабка Онега, два века жила?

- Помнится. Как же.

- Так вот, ежели б она да свое бессмертие мне не передала, топтать бы ей землю нашу и по сей день! Понятно?! Потому я никаких страхов, никаких глубин не боюся.

- Изгаляется над нами Резвун, - засуетилась меж говорух самая неуемная стращалка Марьяна Лупашиха. - Вровень с недоумками ставит нас. Вроде играется с нами! Ничего! Доиграется бычок до веревочки. Ежели его из-под воды никто не дернет, так на бережок выбросит. Ведь мною чего слыхано: будто Матвей, ныряючи, рыбу под водою из чужих снастей выбирает! Он и сына своего Ильку тому научает.

- Брось-ка ты, Марьяна, золу поджигать! - тут же пресекли ее болкатню редкозубые товарки. - Чо ты греха не боишься? Не такой уж кот вор, чтобы кобылу со двора свел. Ежели не тобою самой придумана эка дурь, то какого-то лоботряса тянут завидки за язык. Наловивши, поди-ка, одних головастиков, он от безделья и разбрасывает о Резвуне брехалки. А ты подбираешь.

- Так ведь мое дело дударево, - поторопилась оправдаться Лупашиха. - Я лишь дуду про беду, я к ней ноги не пришиваю. Но скажу и от себя: резвый конь подковы теряет.

Вот ведь штука! Будто на черных картах выгадала та Лупашиха подтверждение своему пророчеству.

Да и сам Матвей Резвун как бы почуял правоту Марьяниных слов. В ночь, как тому быть, пошел он с Ильей на сеновал отдыхать. Там и поведал он сыну тайну, что завещала ему пращурка Онега в последний час своей непонятно долгой жизни.

По словам Матвеевым получалось, будто бы древняя Онега, будучи еще в одних годах с нынешним Илькою, собственными глазами видела, как средь бела дня упала в речку Полуденку с высокого неба яркая звезда. Упала она туда, где верстах в трех от деревни, ниже по течению, в кольце Колотого утеса ныне таится то самое Живое бучало!

В свое времечко Онега не смогла всполошить народ своим испугом - свалилась замертво! И пролежала она без памяти аж трое суток. После ж того долгое время владела ею полная немота.

Будучи безъязыкой, она и додумалась до того, что вообще лучше о звезде молчать. Одно дело - никто не поверит, другое - могут приписать безумие, а и того хуже - святость! Кто ее тогда замуж возьмет? Никто!

Boт так и прожила древняя Онега свой чрезмерно долгий век с великой в себе тайною.

Может быть, с годами, накопив сомнений, она и сама бы поколебалась в правде виденного. Однако ту правду время от времени просветляло то, что вода в Живом бучале, прежде стоялая, теперь принималась иногда дышать! А порою омут разверзался широкой воронкою, и те, кому выпадало быть очевидцем, в страхе бежали в деревню с криком - ожило бучало, опять хлебает!

И опять начинал гудеть народ! Гадали-перегадывали: не ворочается ли кто в провале настолько большой да неуклюжий, что и всплыть-то ему нет никакой возможности?..

Когда Онегин век перевалил далеко за сто, сохраняя хозяйку в полной силе да нехворости, докумекала она, что столь крепкую и долгую жизнь подарила ей полуденная та звезда за ее молчание. Поняла и веры той из головы не выбросила до самой смерти.

А умерла Онега очень завидно.

Притомившись топтать землю, она признала в себе и ту особенность, что не избыть ей века своего до той поры, покуда носит она в себе замкнутой великую эту тайну. Вот тогда-то древняя и натопила жарко баню, выпарилась в ней, как душа того просила, обрядилась во все смертное, легла на лавку и попросила остаться возле себя одного лишь Матвея. Ему-то она и поведала сокровенное. А поведавши, померла.

- С той поры и взялся я речку нашу обживать, по омутам-заводям упражняться, - признался Матвей сыну, лежа на сеновале. - Хотелось мне привыкнуть к воде настолько, чтобы пронырнуть Живое бучало до самого дна… Мне и теперь хочется верить, что не погасла навовсе Онегина Звезда! Вот и прикидываю я, не она ли ворочается в провале, пытаясь воротиться обратно в небо?! Сколь разов, не упомню, опускался я в омут, только достичь его предела мне так и не довелось. Не получился, выходит, из меня тот самый ныряльщик, который способен дать звезде подмогу. На одно теперь надеюсь - может, из тебя получится…

Высказав надежду, обнял Матвей Резвун своего любимца, и скоро они засопели в два носа на весь вольготный сеновал.

Утром Илья распахнул глаза оттого, что мать тормошила его да спрашивала:

- Куда отец подевался?

И лишь заполдень, когда вся деревня занялась тревогою, бабку Лупашиху вдруг прояснило.

- Так это ж он нонче перед светом, - догадалась она, - Шурку моего булыгой угостил!

И закрутилась она среди людей, каждому поднося по худому слову:

- Ночью подхватилась я от визга Шуркова. Не скотинка ли, думаю, какая шалавая в огород заперлась да кобелька моего рогом поддела? Глянуть выбегла. Присмотрелась, мужик чей-то берегом Полуденки шагает. Идет и на звезды широко крестится. Ровно перед смертью. Так напрямки до Живого бучала и подался. Теперь-ка помню я, что левой рукою он точно так помахивал, как Матвей. Тогда - ни к чему, а теперь помню…

От ее памяти Резвуниху пришлось водой отливать. Сестры ж Илькины до того завыли, что парнишка в конопли бросился, да там и пролежал чуть ли не до новой ночи.

На закате Илья понял, что не притуши он слезою душевного огня, тогда уж век ему будет не загасить того пожара.

Только парнишке показалось стыдным ощутить мокрень на своих глазах, он и припустил к реке, и бросился в ее глубину, где дал волю невидимым в воде слезам.

Нанырявшись до одури, Илька доверил свою усталость волнам - дозволил реке нести себя неторопким течением куда той вздумается.

И надо ж было парнишке очнуться от забытья аккурат против Живого бучала.

Назад Дальше