Но Пикар вдруг будто онемел. Он не метался больше, стоял неподвижно. Лейтенант осветил фонариком его мокрое лицо: Пикар, широко раскрыв рот и глаза, смотрел вверх, дождевые капли разбивались о его язык и глазные яблоки, булькали пеной в ноздрях.
- Пикар!
Он не отвечал и не двигался. Влажные пузырьки лопались на его белых волосах, по шее и кистям рук катились прозрачные алмазы.
- Пикар! Мы уходим. Идем дальше. Пошли!
Крупные капли срывались с его ушей.
- Слышишь, Пикар!
Он точно окаменел.
- Оставьте его, - сказал Симмонс.
- Мы не можем уйти без него.
- А что же делать, нести его? - Симмонс плюнул. - Поздно: он уже не человек… Знаете, что будет дальше? Он так и будет стоять, пока не захлебнется.
- Что?
- Неужели вы не слыхали об этом? Пора уже знать. Он будет стоять задрав голову, чтобы дождь лил ему в рот и нос. Будет вдыхать воду.
- Не может быть!
- Так было с генералом Ментом. Когда его нашли, он сидел на утесе, запрокинув голову, и дышал дождем. Легкие были полны воды.
Лейтенант снова осветил немигающие глаза. Ноздри Пикара тихо сипели.
- Пикар! - Лейтенант ударил ладонью по его безумному лицу.
- Он ничего не чувствует, - продолжал Симмонс. - Несколько дней под таким дождем, и любой перестанет ощущать собственные руки и ноги.
Лейтенант в ужасе поглядел на свою руку. Она онемела.
- Но мы не можем бросить Пикара.
- Вот все, что мы можем сделать. - Симмонс выстрелил. Пикар упал на затопленную землю.
- Спокойно, лейтенант, - сказал Симмонс. - В моем пистолете найдется заряд и для вас. Спокойно. Подумайте как следует: он все равно стоял бы так до тех пор, пока не захлебнулся. Я сократил его мучения.
Лейтенант скользнул взглядом по распростертому телу.
- Вы убили его.
- Да. Иначе он погубил бы нас всех. Вы видели его лицо. Он помешался.
Помолчав, лейтенант кивнул.
- Это верно.
И они пошли дальше под ливнем.
Было темно, луч фонарика проникал в стену дождя лишь на несколько футов. Через полчаса они выдохлись. Пришлось сесть и ждать, ждать утра, борясь с мучительным чувством голода. Рассвело: серый день, нескончаемый дождь… Они продолжали путь.
- Мы просчитались, - сказал Симмонс.
- Нет. Через час будем там.
- Говорите громче, я вас не слышу. - Симмонс остановился, улыбаясь. - Уши. - Он коснулся их руками. - Они отказали. От этого бесконечного дождя я онемел весь, до костей.
- Вы ничего не слышите? - спросил лейтенант.
- Что? - Симмонс озадаченно смотрел на него.
- Ничего. Пошли.
- Я лучше обожду здесь. А вы идите.
- Ни в коем случае.
- Я не слышу, что вы говорите. Идите. Я устал. По-моему, Солнечный Купол не в этой стороне. А если и в этой, то, наверно, весь свод в дырах, как у того, что мы видели. Лучше я посижу.
- Сейчас же встаньте!
- Пока, лейтенант.
- Вы не должны сдаваться, осталось совсем немного.
- Видите - пистолет. Он говорит мне, что я останусь. Мне все осточертело. Я не сошел с ума, но скоро сойду. А этого я не хочу. Как только вы отойдете достаточно далеко, я застрелюсь.
- Симмонс!
- Вы произнесли мою фамилию, я вижу по губам.
- Симмонс.
- Поймите, это всего лишь вопрос времени. Либо я умру сейчас, либо через несколько часов. Представьте себе, что вы дошли до Солнечного Купола, - если только вообще дойдете, - и находите дырявый свод. Вот будет приятно!
Лейтенант подождал, потом зашлепал по грязи. Отойдя, он обернулся и окликнул Симмонса, но тот сидел с пистолетом в руке и ждал, когда лейтенант скроется. Он отрицательно покачал головой и махнул: уходите.
Лейтенант не услышал выстрела.
На ходу он стал рвать цветы и есть их. Они не были ядовитыми, но и не прибавили ему сил; немного погодя его вывернуло наизнанку.
Потом лейтенант нарвал больших листьев, чтобы сделать шляпу. Он уже пытался однажды; и на этот раз дождь быстро размыл листья. Стоило сорвать растение, как оно немедленно начинало гнить, превращаясь в сероватую аморфную массу.
- Еще пять минут, - сказал он себе, - еще пять минут, и я войду в море. Войду и буду идти. Мы не приспособлены к такой жизни, ни один человек Земли никогда не сможет к этому привыкнуть. Ох, нервы, нервы…
Он пробился через море листвы и влаги и вышел на небольшой холм.
Впереди, сквозь холодную мокрую завесу, угадывалось желтое сияние.
Солнечный Купол.
Круглое желтое строение за деревьями, поодаль. Он остановился и, качаясь, смотрел на него.
В следующее мгновение лейтенант побежал, но тут же замедлил шаг. Он боялся. Он не звал на помощь. Вдруг это тот же Купол, что накануне. Мертвый Купол без солнца?
Он поскользнулся и упал. "Лежи, - думал он, - все равно ты не туда забрел. Лежи. Все было напрасно. Пей, пей вдоволь".
Но лейтенант заставил себя встать и идти вперед, через бесчисленные ручьи. Желтый свет стал совсем ярким, и он опять побежал. Его ноги давили стекла и зеркала, руки рассыпали бриллианты.
Он остановился перед желтой дверью. Надпись: Солнечный Купол. Он потрогал дверь онемевшей рукой. Повернул ручку и тяжело шагнул вперед.
На пороге он замер, осматриваясь. Позади него в дверь барабанил ливень. Впереди, на низком столике, стояла серебряная кастрюлька и полная чашка горячего шоколада с расплывающимися на поверхности густыми сливками. Рядом на другом подносе - толстые бутерброды с большими кусками цыпленка, свежими помидорами и зеленым луком. На вешалке, перед самым носом, висело большое мохнатое полотенце; у ног стоял ящик для мокрой одежды; справа была кабина, где горячие лучи мгновенно обсушивали человека. На кресле - чистая одежда, приготовленная для случайного путника. А дальше кофе в горячих медных кофейниках, патефон, тихая музыка, книги в красных и коричневых кожаных переплетах. Рядом с книжным шкафом - кушетка, низкая, мягкая кушетка, на которой так хорошо лежать в ярких лучах того, что в этом помещении самое главное.
Он прикрыл глаза рукой. Он успел заметить, что к нему идут люди, но ничего не сказал. Выждав, открыл глаза и снова стал смотреть. Вода, стекая с одежды, собралась в лужу у его ног; он чувствовал, как высыхают его волосы и лицо, грудь, руки, ноги.
Он смотрел на солнце.
Оно висело в центре купола - большое, желтое, яркое.
Оно светило бесшумно, и во всем помещении царила полная тишина. Дверь была закрыта, и только обретающая чувствительность кожа еще помнила дождь. Солнце парило высоко под голубым сводом, ласковое, золотистое, чудесное.
Он пошел вперед, срывая с себя одежду.
Все лето в один день
- Уже?
- Сейчас.
- Когда же?
- Скоро.
- А ученые точно знают? Это вправду будет сегодня?
- Смотри, сама увидишь!
Дети жались друг к другу, как цветы, как сорная трава, толкались, суетились, каждый хотел увидеть скрытое солнце.
Шел дождь.
Дождь шел уже семь лет: тысячи дней, наполненных дождем, сплошь состоящих из дождя; гул и дробь ливня, хрустальные водопады града, неистовые ураганы, словно цунами, что затопляют острова. Тысячи лесных чащоб истребил дождь, и тысячу раз они возрождались, чтобы снова погибнуть. Так всегда было на Венере, и такой ее знали собравшиеся в классе школьники, дети космонавтов, прилетевших в этот дождевой мир, чтобы освоить его и прожить здесь всю свою жизнь.
- Кончается, кончается!
- Правда!
Марго стояла поодаль, в стороне от детей, которые не помнили ни одной минуты без дождя, дождя, дождя… Им было по девять лет, и, если даже семь лет назад выдался день, когда солнце вышло на час и явило свой лик изумленному миру, они этого не помнили. Иногда по ночам она слышала, как они мечутся, потревоженные неясными видениями. И Марго знала, что им снится золото или желтый карандаш, или огромная монета, на которую можно купить весь мир. Она знала, им чудится тепло - так жаркая волна вдруг приливает к лицу человека, пробегает по телу, рукам, ногам. А проснувшись, они всякий раз слышали монотонную дробь нескончаемого потока прозрачных бусинок, сыплющихся на крышу, дорожку, сады, леса. И сны улетучивались.
Весь вчерашний день в классе читали про солнце. Как оно похоже на лимон, какое оно жаркое! И дети писали о солнце маленькие рассказы и стихотворения.
По-моему, солнце - цветок,
Что расцветает на час.
Это написала Марго. Тихий голос прочел стихотворение в примолкшем классе, а снаружи шел дождь.
- Это не ты сочинила! - крикнул кто-то из мальчиков.
- Нет, я, - сказала Марго, - я сама.
- Уильям! - вмешалась учительница.
Но это было вчера. Сейчас дождь стал реже, и дети толпились возле огромных окон.
- Где учительница?
- Сейчас вернется.
- Где же она? Мы все прозеваем!
Они вертелись, будто спицы в стремительно вращающемся колесе.
Марго стояла одна. Хрупкая, болезненная девочка, она выглядела так, словно несколько лет пробыла под дождем и он растворил всю синеву ее глаз, всю алость губ, всю желтизну волос. Она была старой, выцветшей фотографией из запыленного альбома, и когда говорила - это случалось редко, - голос ее был словно призрак. Сейчас, стоя в сторонке, она пристально смотрела на дождь, на шумный мокрый мир за толстыми стеклами.
- Что ты там увидела? - спросил Уильям.
Марго молчала.
- Отвечай, когда спрашивают!
Он толкнул ее. Но она продолжала стоять неподвижно, будто не ощутила толчка.
Дети сторонились Марго, не хотели на нее смотреть. Она чувствовала, как они ее избегают. А все потому, что она никогда не участвовала в играх, которые затевались в гулких тоннелях подземного города. Кто-нибудь осалит ее и пустится наутек, а она стоит на месте, только глазами хлопает. Когда весь класс пел о радости, о жизни, о веселых играх, ее губы чуть шевелились. Только когда пели о солнце и лете, Марго подпевала, глядя на залитые дождем окна.
Но самым большим преступлением Марго было, конечно, то, что она прилетела сюда с Земли всего пять лет назад, когда ей было четыре года, и помнила солнце, его золотые лучи и голубое огайское небо. Они же всю свою жизнь провели на Венере, им было всего два года в прошлый раз, когда появилось солнце, и они давным-давно позабыли его цвет, его лик, тепло его лучей. А Марго помнила.
- Оно похоже на монету, - сказала она однажды, закрыв глаза.
- Неправда! - закричали дети.
- Оно похоже на огонь в печи, - сказала она.
- Врешь, врешь, ничего ты не помнишь! - кричали дети.
Но Марго помнила, и, тихо отойдя в сторону, глядела на исчерченные струйками стекла.
А как-то раз, с месяц тому назад, она отказалась принять душ в школьной душевой. Закрыв руками темя и уши, она кричала от страха, что вода попадет ей на голову. С тех пор Марго смутно ощущала, что она не такая, как другие дети, и они тоже чувствовали эту разницу.
Говорили, будто в следующем году отец и мать Марго заберут ее обратно на Землю. Другого выхода просто не оставалось, хотя это и означало для ее семьи потерю многих тысяч долларов. По всем этим причинам, серьезным и маловажным, дети недолюбливали Марго. Им не нравилось ее белоснежное лицо, ее выжидательное молчание, ее хрупкость и ее будущее.
- Уходи! - Мальчик снова толкнул ее. - Чего ты ждешь?
Только тут она повернулась и посмотрела на него. Ее глаза сказали, чего она ждет.
- Слышишь, нечего здесь торчать! - злобно крикнул мальчик. - Ничего ты не увидишь!
Губы Марго дрогнули.
- Ничего! - кричал он. - Это все понарошку, правда? - Он повернулся к остальным. - Сегодня ничего не будет! Верно я говорю?
- Как же так? - шептала Марго, беспомощно глядя на них. - Ведь сегодня… ученые предсказали… они сообщили… они знают… солнце…
- Все понарошку! - ответил мальчик и больно толкнул ее. - Эй, ребята, запрем ее в чулан! Скорей, пока не пришла учительница!
- Не надо, - прошептала Марго, садясь на пол.
Дети налетели со всех сторон, схватили ее и понесли.
Марго отбивалась, умоляла, плакала, но они протащили ее по подземному коридору в большую комнату, толкнули в чулан и заперли дверь. Из чулана доносились приглушенные крики, дверь дрожала от толчков и ударов изнутри. Дети, смеясь, выбежали в коридор и вернулись в класс одновременно с учительницей.
- Дети, вы готовы? - Она глянула на часы.
- Да! - дружно ответили они.
- Все здесь?
- Да!
Дождь почти перестал.
Они гурьбой протиснулись в большую дверь.
Дождь прекратился.
Словно в самый разгар фильма о лавинах, тайфунах, ураганах, вулканических извержениях, что-то поломалось в будке киномеханика. Сперва - звук: внезапно установилась полная тишина, не стало слышно воя ветра и раскатов грома. Потом кто-то выдернул из аппарата ленту и заменил ее неподвижным изображением безмятежного тропического ландшафта. Мир оцепенел. Тишина была такой подавляющей и неправдоподобной, что казалось, не то тебе заложило уши, не то ты совсем оглох. Дети поднесли руки к ушам. Дверь за ними бесшумно закрылась, и они ощутили дыхание замершего в ожидании мира.
Появилось солнце.
Оно было очень большое, цвета пламенной бронзы. Его окружало ослепительно голубое небо. Лес горел в лучах солнца. Миг - и дети, освободившись от чар, с ликующим визгом помчались навстречу весне.
- Не убегайте чересчур далеко! - крикнула им вслед учительница. - Помните, в вашем распоряжении всего два часа. Не то попадете под дождь!
А дети все бежали вперед, обратив лицо к небу и чувствуя на щеках горячую ласку солнца. Они сняли курточки и подставили руки солнечным лучам.
- Правда, это лучше, чем солнечные лампы?
- В сто раз!
Они остановились в гуще леса, покрывавшего Венеру, удивительного леса, который рос прямо на глазах, неистово, буйно. Подстегнутые быстротечной весной, мясистые ветви тянулись вверх, расцветали, извивались, как щупальца осьминога. Лес, много лет лишенный солнечных лучей, был цвета резины и пепла, камня и сыра, чернил и луны.
Дети, смеясь, лежали на упругом живом ковре и слушали, как он сипит и хлюпает под ними. Они бегали между деревьями, скользили, падали, играли в "кучу малу", в прятки, в салки. Но большинство долго, до слез смотрели на солнце, тянули руки к удивительной синеве и золотистому свету, вдыхали небывало свежий воздух и жадно слушали тишину, словно паря в ласковом море безмолвия и покоя. Они спешили все увидеть и прочувствовать. Потом сорвались с места и забегали, крича, по кругу, будто выскочившие из логова зверьки. Они бегали так целый час и никак не могли остановиться.
И вдруг…
В самый разгар ликования одна девочка пронзительно вскрикнула.
Все замерли.
Она стояла на прогалине, вытянув руку.
- Ой, смотрите!.. - пролепетала она.
Дети нерешительно подошли и посмотрели на ее раскрытую ладонь.
Посередине ладони лежала большая блестящая капля.
И девочка начала плакать.
Дети посмотрели на небо.
- Ой! Ой!..
Редкие холодные капли падали им на нос, на щеки, в открытые рты. Легкая тучка затянула солнце. Подул прохладный ветерок.
Они повернулись и пошли назад, в подземный дом. Руки уныло повисли, улыбки исчезли.
Прогремел гром. Миг - и, словно листья, подхваченные порывом ветра, они, толкая друг друга, понеслись взапуски. Засверкали молнии, ближе, ближе: десять километров, пять, один километр, полкилометра… Внезапно стало темно, как в полночь.
В дверях они на мгновение остановились. Но хлынул ливень, и они затворили двери. Снаружи доносился тяжелый гул водяной лавины, вездесущий и непрестанный.
- Теперь еще семь лет ждать?
- Да, семь лет.
Кто-то вскрикнул:
- Марго!
- Что?
- Она еще там, в чулане!
- Марго…
Они стояли, словно прибитые гвоздями к полу, глядя друг на друга, потом потупились. Посмотрели в окно, где снова упорно, безостановочно лил дождь. Они не могли глядеть друг другу в глаза. Их лица стали бледными и серьезными. Они смотрели вниз, на руки, на ноги.
- Марго…
- Ну?.. - произнесла одна из девочек.
Никто не двинулся с места.
- Пошли, - прошептала она.
Они медленно двинулись через прихожую. Холодная дробь дождя, вой ветра, раскаты грома, зловещие отблески голубых молний сопровождали их.
Они медленно вошли в комнату и остановились возле двери чулана.
Оттуда не доносилось ни звука.
Они еще медленнее отворили дверь и выпустили Марго.
Подарок
Завтра Рождество. Они уже ехали на космодром, и все же родители беспокоились: ведь их сыну в первый раз предстояло лететь на ракете, это было его первое космическое путешествие. И им очень хотелось, чтобы все прошло хорошо. Поэтому, когда пришлось оставить на таможне подарок для сынишки и елочку с маленькими белыми свечками - они были всего на несколько унций тяжелее, чем разрешалось - родителям показалось, что их лишили радости и праздник безнадежно испорчен.
Мальчик сидел в зале ожидания. Отец и мать возвращались после неприятного разговора с сотрудниками Межпланетной Службы и перешептывались.
- Что будем делать?
- Ничего. А что мы можем?
- Дурацкие правила!
- Жаль. Он так хотел елочку.
Завыла сирена. Пассажиры хлынули к ракете, готовой стартовать к Марсу. Мать с отцом плелись в самом хвосте, а их притихший бледный сынишка шел между ними.
- Ничего, как-нибудь… - сказал отец.
- Что?.. - спросил мальчик.
Ракета взлетела, унося их в космическую тьму. Она неслась, оставляя за собой огненный след, а позади осталась Земля, на которой был день 24 декабря 2052 года. Они летели туда, где нет времени: ни месяцев, ни лет, ни часов. Остаток "дня" они спали. Около полуночи по нью-йоркскому времени малыш проснулся.
- Я хочу поглядеть в окно.
На корабле был всего один иллюминатор - большое "окно" из очень толстого стекла, в верхнем отсеке.
- Не сейчас, давай сходим туда попозже, - предложил отец.
- Я хочу посмотреть, куда мы летим.
- Подожди, пока не время, - сказал отец.
Он проснулся уже давно и ворочался с боку на бок: оставленный подарок и елочка со свечками не шли у него из головы. Праздник омрачен. Но, поразмыслив, он решил, что выход все же есть, и встал. Если ничего не сорвется, путешествие пройдет весело.
- Сынок, - сказал он, - ровно через полчаса Рождество.
- О-о! - вырвалось у мамы.
Одно только воспоминание о празднике огорчало ее. Она надеялась, что сын позабудет о нем.
Мальчик сразу оживился.
- Я знаю, я получу подарок, да? У меня будет елка? Вы исполните то, что обещали?
- Да, конечно, и еще кое-что, - улыбнулся отец.
- Но ведь… - вмешалась мама.
- Да, да, именно так, - сказал отец. - А теперь извините, я скоро вернусь.
Минут через двадцать он вернулся и с улыбкой сказал:
- Теперь уже скоро.
- А можно подержать твои часы? - попросил мальчик. Ему дали часы, и он тихо сидел, держа тикающие часы и не шевелясь, сгорая от любопытства и нетерпения.