Попеняв на гавайский воздух, душный жаркий и с непонятным привкусом, я успокоился. Не хватало кислорода: воздух, казалось, нагревшись в лёгких, осел липкой массой на дне и вот-вот заполнит грудь целиком, и тогда будет совсем не продохнуть. Откашлявшись, я не освободился от чувства недостаточности кислорода в лёгких. Ладошка Джулис плавно опустилась на мокрую, прилипшую от пота к спине майку, погладила, затем сильно хлопнула меня между лопаток.
– Теперь лучше? Я знаю про это из… просто знаю… делать так, когда что-то застревай внутри.
Уставшие от ходьбы по жаре, мы расположились под сенью низких пальм, отбрасывающих длинные тени на дорогу, свалили на сумку пакеты со старыми вещами, упали на них.
В кафе напротив, на открытом воздухе, группа папуасов в набедренных повязках из больших широких листьев устроила концерт в честь изображённого на стенде осьминога. Засмотревшись на вибрирующую туго натянутую кожу барабана с рисунком, похожим на герб родного Омска, я не заметил, как передо мной поставили сок в удивительной ёмкости, походившей на незрелый кокос с толстыми колючками.
– Гуанабана… пей, Витя! – от удовольствия Джулис урчала и сладко жмурилась, похожая на ленивую кошку. – Я закажи, тебе нравить!
Прохладный сок, вкус которого напоминал коктейль из клубники, манго, корицы и ананаса не утолял жажду, а наоборот, усиливал.
– Чересчур сладкий, маслянистый, – оценил я, потерев покрасневшие плечи и шею. Негритянка, поднёсшая рагу из мяса, кабачков и других нераспознаваемых овощей, заметила резкую красноту моих плеч. Обратившись к Джулис, посоветовала вызвать такси. Мы так и поступили. Не в силах спрятать от яркого света слезящиеся глаза даже под затемнёнными стёклами очков, я ехал с закрытыми глазами. И вообще чувствовал себя весьма скверно – тепловой удар!
Выбравшись за черту города, таксист завернул на металлический мост, выводящий на дорогу вокруг горы Каала. По её причудливым покрытым зеленью уступам алмазными осколками спадала струя водопада. Только теперь, вдали от влажной жары низовий, мне стало полегче; в открытое окно авто я ощущал на лице свежий приятный бриз. Над круглым озером, глянцем поблёскивающем в громадной чаше выветрившейся скалы, кристальная пыль заволокла изумрудные кроны тропических деревьев. Шофёр, смуглокожий, с чёрной вьющейся шевелюрой, напоминающей шар из губки на эстрадном микрофоне, рассказывал Джулис о каких-то своих "тараканах". Скаля белые крупные зубы и выпячивая толстые как пироги губы, водитель толковал о ценах, установленных на рынке, непомерных для рядовых гавайцев. Привожу его речь в пересказе:
– Никогда не берите ничего в супермаркетах сети "Гаент" или "Шоперс". Возишь, возишь целый день туристов, а потом придёшь и наберёшь искусственной жратвы, от которой растёт вес! В этих магазинах самую дрянь сбывают, что даже псы не едят – только свиньям в корыто. Водный рынок есть у мыса Кахуку. Увидите, куда плывут лодки, туда и вы гребите. Спросите Улуи Сернера… чёрт, фамилию пришлось сменить… Мой отец вам предложит настоящую рыбу, мясо, овощи. Есть даже курительная трава высшего качества.
Огибая каменные углы, изборождённые корнями, точно венами, таксист перебирал события из истории штата, по своей воле примкнувшего к США, по его мнению, совершенно не улучшившие жизнь на островах, предназначенных для райского отдыха и нетяжёлой работы. Приводя примеры из жизни своих предков и родственников, доказывал девушке, что без выносливости и силы простых людей пропадёт любой урожай, не соберётся мешок кофе, не наберётся корзины ананасов, не вырубится и трёх фунтов тростника. Вычислив, что я по-английски немного понимал, он стал меньше корить белое население, но всё-таки пропустил пару колких фраз. Джулис, усмехнувшись, искоса поглядела на меня, задумчиво рассматривавшего красоты тропиков.
– Я – Раел Сернер! – как бы невзначай сказал шофёр, подметив необычный интерес девушки к своим рассказам, и бесцеремонно всучил ей визитку.
На лавовом грунте боги взрастили тропические чащи красивейших в мире деревьев, а ушлые янки их вырубили, выжгли под плантации тростника, понастроили контор и за гроши вербовали рабочих. Кто бы мог подумать, что Сернер совсем не поклонник команданте Че, а всего лишь хотел произвести впечатление на мою девушку! Где-то внутри я начал размышлять об этом, но головокружение и жар с трудом допускали любые доводы.
– Кокосовые пальмы, принадлежащие коренному населению – мне, моей семье – теперь собственность американского дяди, и япошек всяких, и китайцев и филиппинцев! Нас совсем не осталось, три четвёртых гавайцев – приезжие отовсюду. Всяких чужестранных зверей завезли, растения не наши, болезни. Богов чужих! Наша природа радует глаз и душу, а превратилась в чужую собственность, в заповедник, проникнув в который, ты, местный, преступаешь закон. Военных объектов много. Один только остров как остров – Ниихау. Он тоже частная собственность, но пускают туда только коренных. И разговаривают по-человечески, только на гавайском.
Мой отец теперь только помнит, когда росло сандаловое дерево. Лесорубы выкосили всё, вывозили древесину на рынок в Китай… Из-за аромата, можете представить? Всё у нас было своё, настоящее. А теперь… Заболел и пришёл к врачу, а тот дал таблетки! Вернулся и жалуешься на другой недуг, а тебе выписали больше всякого яду. Так и зачахнешь, не зная от чего, глупый человек! Травы лечебные когда-то знали многие, а теперь секрет лечения – достояние немногих лекарей из нашего народа… да и те вспомнят об их целебном действии – за доллар! А народ травят нарочно: жгут тростниковые поля, чтобы урожаи повышались, а у людей обостряются лёгочные болезни, аллергия. Всё для дохода! Прав старина Маркс.
Да, я разбираюсь в политэкономии, и книги читаю. Что остаётся делать? Не поглощать ведь бездумно химические пирожки! А вы думали, туземцы как нигеры, получают образование на улицах? Нет, ошибаетесь! Я закончил колледж имени Харисона в Нью-Джерси, и работал в нём некоторое время. Знаете, что я там понял? Да ни черта не понял, вот как! Вернулся на родину и развожу туристов.
Сейчас грамотные люди зарабатывают другим способом… да вы как с луны, ребята, свалились? Хорошие связи – полдела, остальное – коммерческая смекалка; удачная спекуляция обеспечивает прибыль живее и легче, чем возделывание садов и плантаций особенно. Народ очень наивный, знаете ли?! Что касается религии, то никогда мы не исповедовали ни католицизм, ни ислам, ни, тем более, иудаизм и конфуцианство. Океан их смоет волной или сожжёт лавой, мы подождём… Будь им неладно!.. – он резко затормозил.
Водный поток с горы выбил осколки камней и хлестал через дорогу, словно из брандспойта. Корни, кое-как препятствовавшие росту трещины, оголились и, омытые, походили на желтоватых огромных червей. ревратилась в заповедникилась в заповедники. ядаселения мужчин тель твердил о0000000000000000000000000000000000000000000000000
– Не первый раз! Подземное давление тут выгоняет воду неравномерно. И хоть бы кто пожаловался? Пока сам каменщиков не вызовешь, никто не придёт!
Выждав момент слабого напора, таксист надавил на педаль газа. С победным криком Сернер бросил тачку сквозь холодную воду, затем надолго замолчал.
* * *
Придорожная закусочная-магазинчик заманивала путешественников указателями "Heaven`s Hill". На каждом щите красовалось изображение бизнес-ланча и количество остававшихся ярдов.
"Небесный Холм", притаившийся среди древовидных папоротников, был закрыт. Висевшая на дверях табличка, указывала время, в какое собирался вернуться владелец. Я приуныл, пройдя вдоль невысокой папоротниковой изгороди заднего двора, выходившего на каменную площадку, дальше начинался отлогий подъём в гору. Вокруг ни души.
– Давай в гостиницу. Не смогу я ждать тут!
Джулис пояснила моё желание, и Сернер отвез нас в ближайшую недорогую гостиницу. Пожалев болящего меня, или свои несбыточные фантазии, он посоветовал девушке верный способ лечения от всякой хворобы, который, судя по бурной реакции, пришёлся Джулис по душе.
Заплатив за несколько дней вперёд, я подсчитал финансы, установил, что больше трети накоплений незаметно улетучились. Я не был жадным человеком, относился к деньгам точно к средству достижения благ – и только.
Джулис увидала, что в гостинице "шведский стол", и словно ошалела: тащила в рот всё, что попадалось под руку, не обращая внимания на чопорных матрон, поражавшихся такой невоспитанности. Они пытались привлечь моё внимание к неподобающему поведению девушки, но мне было стыдно, я лишь пожимал плечами, рассеянно глядя по сторонам. Джулис, быстро прожевав, заявила, что "шведский стол" – её любимое мероприятие. Вдогонку яствам она проглотила абрикосовый сок с мякотью. Плоский живот Джулис теперь выдавался, но от этого она не делалась менее привлекательной.
– Витя, иди сюда! Тут люди знакомиться!.. – она потянула меня за руку.
Две дамы преклонного возраста, близняшки, в светло-синих сарафанах, тоже увлеклись чревоугодием, не используя вилки и ножи. Одна, Клер, с причёской, похожей на двойной узел, в который воткнули золотистую спицу, расправившись с брокколи, изящно держала кремовое пирожное двумя крохотными пальцами с пёстрыми длинным ногтями, и мило улыбалась. Другая, Фейри, медленно поднесла ко рту, к бледно-красным пухлым губам, ломтик белого мяса. Узнать их можно было по родинкам на щеках: лицо Клер белое от пудры, без родинок, а на левой щеке Фейри сквозь пудру виднелись несколько крохотных точек.
Стараясь держаться смело, обыкновенно, я поклонился:
– Хай, ледис!
– Ваш английский довольно неплох! – похвалила Клер, выставив напоказ ровный ряд мелких идеально белых зубов.
– Олрайт, – улыбнулся я.
Беседа между нами оказалась короткой и неловкой, но приятной обеим сторонам. А вообще – не беда: Джулис радостно болтала вместо меня. И, наверное, раз женщины приятно удивлялись, высоко вскидывая брови, рассказывала интересное. Судя по выражению лица девушки, она хвалила меня и немного сердилась одновременно. Чёрные точки на её спине и шее ни у кого не вызвали удивления. Татуировка, если что… вот на руках и ногах следы уколов настораживали бы. Наконец, взяв у новой знакомой, с родинками, визитку, Джулис пояснила мне, что на острове Гавайи популярен клуб под названием… она не знала, как озвучить по-русски.
– Там хорош еда… есть, сколько хочешь, и смотреть интересные… вещи.
Запомнив короткое название клуба на английском, я решил узнать у Фейри, пусть не дословно, но какой всё же смысл в его посещении. Я говорил с трудом, но понимал английскую речь, однако Джулис звала знакомиться с официантом, который, оказалось, посещал тот клуб, и неизменно оставался доволен тамошним эксклюзивным сервисом.
Вдруг подавившись креветками, она выкашляла их на скатерть стола и, оглядев смущённые лица окружающих, едва не заплакала. Я не знал, как принять такое событие, поэтому просто похлопал её по спине. Прижавшись подбородком к моему плечу, Джулис только теперь заплакала, некрасиво зашмыгала носом.
– Some bad events passed away, everything gonna be ok, if you help her to relax!.. – подмигнула дама в сиреневом сарафане, переведя многозначительный взгляд на её подругу, засмотревшуюся на чернокожего красавца-официанта.
* * *
Мы "по легенде" не были женаты, поэтому снимали двухкомнатный номер, с душевой и общей лоджией, с которой открывался вид на пальмовый сад с бассейном. Лучшего способа расслабиться не находилось, чем…
– Нет, приму душ один, не надо мне помогать, – отказался я, приложив силу к двери, чтобы Джулис не вошла.
Охлаждая разгорячённое тело под струями прохладной воды, я приводил себя в норму. Мысли клубились в голове точно клочья тумана, не давали сосредоточиться. Хорошо хоть не свалился в постель от перегрева!
Внизу, в баре, есть алкоголь! – вспомнил я. – Надо бы грамм полста, для здоровья.
Энергично сгибая и разгибая руки, увеличил приток крови. Напряг, как бодибилдер, мышцы рук, груди и вытянулся в струну, гордо задрав голову. Посмотрел в зеркало на своё белое щуплое и слабое, блестящее от воды тело. Я похудел?!
И что с того? Всегда мечтал быть стройным. Но тут меня внезапно скрутил приступ тошноты. Желудок сводили спазмы.
– Нахватался всякой заморской гадости, не переваривается ни черта!..
Тень мелькнула в пролёте между дверью и полом – Джулис прошла мимо… или решила подслушивать?.. Выключив воду, подождал, но ничьего осторожного дыхания за дверями не уловил – лишь грубоватый голос из радиоприёмника о чём-то монотонно рассказывал. Я вытер себя полотенцем, оделся. Открыл скрипнувшую дверь, осторожно высунул голову, огляделся. Никого. Прошёл в комнату Джулис.
Она сидела на бледно-зелёном покрывале на кровати, поджав ноги, обхватив руками. Прямые лучи света через открытое окно без штор падали на её тело. Недовольное выражение лица говорило моему невеликому опыту о приближающейся грозе, но ярости как таковой не проявилось. Казалось, она смогла запереть гнев глубоко внутри, но нет, надвинувшись и привстав мне навстречу, Джулис упала ничком на кровать и всхлипнула. Открытая зарумянившаяся под солнцем спина покрылась мелкими капельками пота.
Чего это? Когда я до смерти её обидел? Или это сбой… потому что она робот?
Не двигаясь, она повернула голову, искоса посмотрела на меня, а я застыл на пороге, не находя рационального объяснения происходящему. Волосы её свесились набок, прикрыли одну сторону лица. В другом, неприкрытом глазу Джулис сверкал гнев, перемешанный со страхом. Что-то с досадой пробормотав себе под нос, она снова села и, подобрав ноги, с ледяным безразличием заняла прежнее положение. Перемена в чертах Джулис породила горячий комок страха в моей груди, ладони повлажнели, словно у воришки.
"Проявишь страх и потеряешь власть" – отозвалось у меня в голове.
Взгляд Джулис как-то непонятно замерцал.
– Что, Витя? – ослабевшим голосом спросила она. Слова, точнее отзвук, созданный отступающими волнами тревоги, повисли над моими ушами; и почему-то смысл этих слов никак не протиснется внутрь головы?
А что, собственно, "что?" "Что стал, как истукан?" Или "что тебе от меня нужно?" Наверное, вначале ожидалось первое, но, судя по теперешней бледности и вялости, уже второе…
Не дожидаясь ответа, девушка тихо опустилась снова на кровать, легла на бок и перестала мучиться непонятно чем – уснула. Я тяжело вздохнул, и на душе стало противно. Повернувшись, я потащился мимо неё на лоджию как полу-раздавленный жук. Вина разбирала сердце: я грубое тупое животное! Я не имел права истязать чувствительную девушку! Обида, омрачившая наши отношения с Джулис, казалось, овладела моим сердцем, и отстукивала свой неприятный ритм внутри моего тела. Я переживал: "Проклятые подростковые комплексы! Молодой, здоровый, талантливый учёный, а без алкоголя не способен сократить дистанцию… тряпка что ли!"
На лоджии, помимо пары шезлонгов, журнального столика, пары-тройки тенистых кустиков в кашпо обнаружился и небольшой холодильник. В холодильнике – только пластиковые ячейки, в которых можно заморозить воду. Я вышел в коридор, машинально снял со стены трубку внутреннего гостиничного телефона, набрал первый пришедший на ум номер и, подивившись стойкости привычки, сердито и гулко вложил трубку обратно в аппарат.
– Как я поговорю с кем-нибудь? – спросил я сам себя. – Моя девушка меня не хочет, придите, помогите?
Поймав за спиной взгляд, я обернулся. Она, придерживаясь за стену, вяло разглядывала меня.
– А-а, Джулис…
Словно очнувшись от летаргического сна и потеряв силу, девушка опустилась на пол:
– Что с я происходить? Никогда так долго не оставаться, где хочешь?! Раз – ты в Плимуте или… Помнить я где-то… Витя… помнить: ты я откуда взял? Такие большие вот стеклянные!..
Обдумывать ответ было некогда, и я обронил:
– Профилактика от болезней. Ты ведь из богатой семьи и… находилась в барокамере.
– Я болезней? У я богатый семьи, но не очень богатый. Я помнить, давно… доктор сказать может умираю… и папа-мама давал я пить витамин и укол. Говорить я теперь "поправляйся девочка". Я много везде, где мечтать… там хорошо, и Эндрю, и колледже, анд фрэндз. А потом стеклянные большие… барокамере? И ты… больно!
– Я спас тебя, Джулис. Тебе никто не говорил, но доктор, которому твоя семья заплатила денег, иногда держал вас в камерах, не только чтобы лечить. Он – ненормальный, хотел подарить вас одному тоже "не очень". – Я покрутил пальцем у виска, удивляясь способности выдумывать на ходу. – С ним лучше не встречаться. Теперь ты никуда от меня не денешься, не покинешь внезапно, понимаешь? – я проводил её до кровати и, сел рядом, не решаясь обнять.
– Чувства я – не понять. То таки, то други!.. Эндрю тоже говори, что я никуда не идти, не потеряться с ним…оставаться много время и ничего…
– Обещаю, ты со мной надолго!
– Надолго – нет. Хочу не знать, когда я не будет с ты, понимаешь?