- Если рассуждать строго, это тоже не доказательство. Вполне возможна аномалия.
- Совершенно верно, - поддакнул Стулов. - Необходима осторожность в выводах. Да и зачем нужны анализы, если существует сколько угодно косвенных свидетельств, убедительно показывающих, кто из двойников настоящий, а кто искусственный. Разрешите, я приведу их.
…Нет, не зря Лидочку мучили дурные предчувствия, не случайно ей сегодня под утро приснился дурной сон (был такой сон, будто они с Володей купаются в мутной воде). За минувшие дни Стулов основательно подготовился к консилиуму. Он вдруг сразу изменил поведение - стал спокоен, собран, говорил точно, убедительно. Он высоко отозвался о человеческих и деловых качествах своего бывшего подчиненного, кратко рассказал историю с проектом, поведал о злобных свойствах двойника, о том, как Владимир Сергеевич вынужден был покинуть институт и переехать в Григорьевск - обо всем, что уже говорил в милиции, только гораздо обстоятельнее, убедительнее, с привлечением новых фактов, не известных даже Володе.
…Стулов набирал круги, поднимаясь все выше и выше. Назвал Володю типичным примером разрегулированной системы, указал на откровенное невежество в понимании им сущности жизни, на антинаучность его суждений и так далее и так далее.
С волнением и гневом наблюдала Лидочка, как Стулов, ловко оперируя притянутыми за уши аргументами, выпячивая выгодные для Владимира Сергеевича мелочи и пряча важное, но невыгодное, рисует перед участниками консилиума образ честного, скромного изобретателя Владимира Сергеевича Колесникова, выпустившего из-под контроля собственное творение.
- Ну и прохвост! - шептал Володя, мрачно глядя на разошедшегося врага.
И образ, надо сказать, вылепливался довольно убедительный. Лидочка могла видеть это по лицам ученых - заинтересованным и серьезным. Никто не прерывал Стулова, как прерывали Володю, напротив, слушали внимательно, и даже скептически настроенный Виктор Иванович время от времени кивал в знак согласия.
"Да что такое? - с отчаянием думала Лидочка. - Заворожил он их, что ли, своей болтовней?" Положение со всей очевидностью складывалось не в пользу Володи. Лидочка никак не могла ожидать, что даже лучшие, благородные черты его характера, вывернутые наизнанку и лживо истолкованные, могут быть использованы ему во вред.
Володя сидел злой и растерянный, иногда не выдерживая и вставляя реплики, еще больше ухудшая этим дело.
- Фарисейские штучки! - сказал он один раз в раздражении, на что Стулов тут же ответил, поводя рукой в его сторону:
- Вот, пожалуйста! В этом он весь.
Лидочка пыталась удерживать его, но без успеха. Володя с головой ушел в полемику и ничего не замечал. Из участников консилиума, кроме Лидочки и Володи, только Соселия, кажется, знал подлинную цену стуловскому вранью, о чем можно было судить по его внешнему виду.
Он стоял в стороне, сложив на груди руки, и с мрачным видом слушал обнаглевшего вруна. Надо было что-то делать, спасать положение…
В этот критический момент дверь приотворилась, негромкий голос позвал Соселию по имени-отчеству. Лидочка увидела шофера, который привез их на консилиум. Наконец-то! Все время, пока шла дискуссия, она сидела как на иголках, поглядывая на дверь, веря и не веря, что удастся привезти на консилиум Гончарова.
Соселия переговорил с шофером и сделал Лидочке знак рукой.
- Я за Гончаровым поехала, - радостно шепнула она Володе, поднимаясь. Получила и ответ короткий кивок и быстро вышла из кабинета.
- Мигом туда н обратно, - приказал Соселия шоферу.
Лидочка поспешно одевалась…
В аэропорт они приехали вовремя. Выходя из машины, Лидочка услышала объявление о прибытии московского самолета. Постояла, нервничая, минут десять у выходных ворот и увидела Гончарова, который шел в толпе пассажиров. Он тоже увидел Лидочку и помахал ей издали рукой. Его бородатое лицо под фетровой не по сезону шляпе улыбалось…
- Ну, рассказывайте, что у вас тут стряслось, - сказал Гончаров, когда машина тронулась. - Только коротко и главное, потому что времени у нас немного.
И Лидочка стала рассказывать…
А вот и снова институтский городок. За час, пока Лидочка ездила, основательно стемнело, и в погруженном во тьму вестибюле светилось только окошко швейцарской конторки.
Дверь им открыла пожилая женщина-швейцар, впустив без всяких разговоров (видно, ее предупредили).
Проходя по коридору к комнате, где проходил консилиум, Лидочка и Дмитрий Александрович уже издали услышали приглушенные голоса. Участники консилиума, как видно, и не думали расходиться, наоборот, о чем-то спорили.
Вторая дверь, ведущая непосредственно в кабинет профессора, была приоткрыта. На полу приемной лежала длинная полоса света.
- А ну-ка, подождем, - сказал Дмитрий Александрович, задерживаясь у двери.
Они остановились в тени перед световой полосой, так что находившиеся в кабинете не могли их заметить. Дверь была открыта наполовину, и Лидочка сразу увидела Володю. Он стоял к ним спиной, заслоняя остальных, и громко говорил, обращаясь к кому-то из ученых:
- Минутку. Я тоже привык к точности. Вы сейчас только согласились, что знак равенства между настоящим и искусственным человеком можно поставить только в том случае, если элементы телесной организации обоих абсолютно совпадают.
- Совершенно верно, - отвечал высокий, звенящий голос, в котором Лидочка не сразу узнала Виктора Ивановича.
- Но в искусственных белках, как уже говорилось, те же аминокислоты содержатся и правые и левые поровну, а в естественных только левые.
- Но какое это имеет значение? Во-первых, правые и левые формы функционально совершенно равноценны, а во-вторых, при столь подробном моделировании должны воспроизвестись все характеристики моделируемого объекта - способность мыслить, самосознание, ориентация в пространстве и времени.
- Во-первых, значение, видимо, имеет, - отвечал Володя, - иначе живое состояло бы из правых и левых форм, а во-вторых, при моделировании воспроизводится отнюдь не все. Есть по крайней мере одна, как вы выразились, характеристика, которую не воспроизвести ни в какой, сколь угодно точной модели.
- Это какая же характеристика? - спросил Виктор Иванович.
- Чувство! Способность к субъективному психическому переживанию.
- Молодец! - негромко проговорил Дмитрий Алексадрович.
В кабинете некоторое время молчали. Потом послышался глуховатый, чуть ироничный голос профессора Иконникова:
- Это что-то новое! Семен Миронович, вот вам и оппонент для вашей диссертации. А мы с вами голову ломали, где взять оппонента.
- В самом деле, это что-то новое, - сказал Семен Миронович. - Почему вы убеждены, что чувство невозможно смоделировать?
- Моделировать - сколько угодно, но создать модель, которая переживала бы радость, боль, утрату, любила, страдала, - невозможно.
Володя произнес эту фразу, как приговор, с непоколебимым спокойствием человека, глубоко убежденного в своей правоте.
- Модель будет убирать руку от огня, улыбаться, изображать недовольство, даже плакать, но чувствовать при этом не будет.
В кабинете хмыкнули, кашлянули, затем заговорил Виктор Иванович:
- Бездоказательное заявление! Что-то вы наставили кругом запретов - сознание невозможно моделировать, "я" - невозможно, чувство, оказывается, тоже. Но почему, объясните, наконец? Какие физические законы этому препятствуют? Я понимаю, невозможно создать вечный двигатель. Это противоречит закону сохранения энергии. Но какой закон запрещает мне воспроизвести в модели способность чувствовать?
- А какой закон разрешает?
- Пока не знаю. Но когда-нибудь такой закон или законы будут открыты.
- Ошибаетесь, Виктор Иванович. Не все вещи на свете списываются категорией закона. Вами движет чистейшей воды вера, но только очень наивная, лишенная культурных корней. Еще столетия назад было известно, что мир органичен и не может быть описан чисто аналитически. В высшей степени его органичность выразилась в человеке.
- Да что вы его слушаете! - врезался в разговор резкий голос Стулова. - Мы уже разобрались, кто здесь настоящий Колесников, а кто поддельный.
В этот момент Дмитрий Александрович толкнул дверь и вошел в кабинет. За ним вошла Лидочка.
Глава 12
Те же и Гончаров
При их появлении дискуссия сразу же прервалась.
Все смотрели на вошедших. Радостно улыбаясь, Володя подошел к другу и крепко пожал ему руку, одновременно обняв другой за плечо.
- Здравствуйте, дорогой! Вы очень вовремя появились. Спасибо вам, Сергей Иосифович!
Он с благодарностью посмотрел на Соселию. Тот молча кивнул.
- А мы тут ударились в философские споры. Проходите, есть о чем поговорить.
Дмитрий Александрович снял шляпу и поздоровался с присутствующими. Семен Миронович и Виктор Иванович вразнобой кивнули, Стулов забегал глазами, разглядывая новое лицо. Соселия и капитан Гринько никак не прореагировали, а Владимир Сергеевич только чуть голову повернул в сторону вошедшего, который смотрел на него с величайшим интересом.
Но больше всего удивил Лидочку профессор Иконников. Он поднялся из-за стола и сделал приглашающий жест рукой.
- Рад вас видеть у нас в гостях, Дмитрий Александрович, проходите, прошу.
- Это Гончаров Дмитрий Александрович, талантливый хирург и вообще человек очень интересный, - объяснил он присутствующим. - Как-то в Москве я был на его лекции и узнал много для себя нового.
Оба сотрудника снова кивнули, и Лидочка заметила настороженность в их позах. Видно было, что Гончарова они не знают.
Дмитрий Александрович и Лидочка сняли пальто. Володя отнес их в соседнюю комнату и вернулся обратно.
- Мы тут с Лидией Ивановной постояли немного за дверью, послушали, - сказал Гончаров, садясь в кресло, подставленное Володей. - Без всякого умысла, знаете ли. Просто, чтобы войти в ход дела. Послушали и поняли, что у вас идет принципиальный разговор.
- Да, пожалуй, - сказал Иконников, - разговор действительно принципиальный, вызванный чрезвычайными обстоятельствами.
- Они мне известны, - сказал Дмитрий Александрович.
Он снова задержал любопытствующий взгляд на Владимире Сергеевиче.
- Вот как! Тогда было бы интересно услышать ваше мнение по поводу двойников.
Дмитрий Александрович откинулся в кресле, принимая удобную позу и, глянув на профессора, спросил:
- Да нужно ли оно? Не лучше ли узнать мнение самого компетентного здесь лица?
Он показал ладонью на Лидочку, которая сидела на своем месте, в волнении сжимая двумя руками сумку.
- Женское сердце, Роман Николаевич, более надежный свидетель, чем мужской ум. Ум скользит по поверхности вещей, а сердце охватывает их суть. Помните Батюшкова: "О, память сердца, ты сильней рассудка памяти печальной"? Лидочка, милая, будьте добры, скажите нам, кого из этих двух одинаково симпатичных мужчин вы любите? Не стесняйтесь, пожалуйста, ведь речь идет о его благополучии.
Лидочка, смутившись, пожала плечами и кивнула на Володю:
- Его.
- А этого, похожего на него мужчину, вы тоже любите?
Лидочка отрицательно покачала головой, ничего не сказав.
- Ну вот и весь ответ, - развел руками Гончаров. - О чем спор? Неужели из двух одинаковых по виду мужчин женщина полюбит искусственного и отвергнет настоящего? Я полагаю, женщины в таких вопросах разбираются лучше нас, мужчин.
- В самом деле, - продолжал он развивать свою мысль, обращаясь теперь к Семену Мироновичу. - Вот если бы вам, простите, не знаю вашего имени…
- Семен Миронович.
- Если бы вам, Семен Миронович, предложили в подруги двух одинаково красивых женщин - настоящую и искусственную, какую бы из них вы выбрали?
Семен Миронович засмеялся, слегка зардевшись.
- Вы остроумный человек, Дмитрий Александрович, только ваши аргументы в данном случае не годятся.
- Какие же вам еще нужны аргументы? - с искренним изумлением спросил Гончаров.
В разговор вмешался Виктор Иванович.
- Простите, я вас перебью, - сказал он, нацеливая на Гончарова указательный палец. - У нас идет принципиальный разговор, в котором апелляция к сфере эмоций, мягко говоря, некорректна. Мы добрались до центрального пункта проблемы, и теперь требуется предельная точность. Ваш друг утверждает, что даже чрезвычайно подробная модель человека принципиально неспособна чувствовать.
- Он абсолютно прав. Модель - это модель, а человек - это человек. Я убежден, что наряду со вторым началом термодинамики, исключающим возможность самоорганизации мертвой материи, когда-нибудь столь же несомненным будет считаться некое начало кибернетики, отвергающее возможность создания живых существ искусственным путем. Я даже попытаюсь в общих чертах сформулировать его. Что-нибудь вроде: "Невозможно, пользуясь дискретными средствами моделирования, создать искусственную чувствующую плоть".
Взгляд Дмитрия Александровича излучал такое спокойствие и был так искренен, словно он вычитал про новое начало в научном труде, а не сформулировал его сам.
Сотрудники профессора переглянулись, не зная, как разговаривать с человеком, который не принимает правил ведения научного спора. Сам профессор занялся вдруг своим мундштуком - разобрал его и стал прочищать его над пепельницей разогнутой канцелярской скрепкой.
Глаза его между тем двумя голубыми каплями светились под крутым лбом, выдавая напряженную работу мысли.
- Если мне не изменяет память, - медленно сказал он, двигая взад-вперед скрепкой, - подобную идею вы высказывали в своей лекции, правда не в столь законченной и откровенной форме.
- Совершенно верно, - подтвердил Гончаров. - И могу привести сколько угодно аргументов в ее пользу. Вот первый, касающийся пункта, который вы только что обсуждали. Важнейшим признаком живого организма является способность чувствовать. "Чувствую, следовательно, существую" - так бы я поправил формулу Декарта. Но чувство всегда субъективно, оно принадлежит единственному, переживается только им и никакими средствами не может быть передано другому. Искусство не в счет, оно передает нам лишь тени подлинных чувств. Следовательно, чувство так же недоступно для исследования, как какая-нибудь черная дыра, отстоящая на миллиарды световых лет от Земли. Но как, скажите мне, моделировать недоступное?
- Блестящий аргумент! - воскликнул Володя.
- Простите, не согласен, - с вежливой твердостью возразил Иконников. - Аргумент слишком расплывчат.
Дмитрий Александрович с улыбкой посмотрел на Володю.
- Ну что, мой друг, повторяется история многолетней давности. В те времена вы были моим оппонентом.
- Тогда я все на свете знал, - усмехнулся Володя. - Да вот поглупел с возрастом.
- Почти как Сократ!
Его взгляд не понравился Иконникову.
- Ну что ж, - сказал он, хмурясь. - Разговор у нас получился интересный, и, хотя истина в споре не родилась, кое в чем мы все-таки разобрались. Стало ясно, например, что разница между искусственным и естественным неуловима и объективно выявлена быть не может.
- Приехали! - с горькой усмешкой сказал Володя.
- Вот именно, приехали! - раздался вдруг резкий сорочий голос Стулова. - И пора уже выходить.
- Да, пора выходить, - сказал он, вставая, - потому что всему должен быть конец. Товарищ капитан и вы, товарищ следователь, я думаю, вывод Романа Николаевича вам вполне ясен. Установить разницу между двойниками невозможно. Значит, нужно принять во внимание те действительно объективные факты, которые имеются. Владимир Сергеевич - главный инженер солидного предприятия, лицо уважаемое, его паспорт в полном порядке. Какие претензии могут быть к нему с вашей стороны?
Грузный Гринько посмотрел сверху на Соселию.
- Объективно говоря, никаких, а?
- Кроме того, что у них одинаковые паспорта, - довольно резко ответил Соселия.
- А уж вы с ним разбирайтесь, у кого дубликат! - Стулов ткнул пальцем в сторону Володи. - При чем здесь Владимир Сергеевич? Ни у него, ни у меня больше нет времени на разговоры. Нам надо идти. До свидания.
- Да, нам надо идти, - сказал и Владимир Сергеевич, вставая. - До свидания.
При общем молчании оба вышли из кабинета. Лидочка растерянно посмотрела на Соселию и Гринько. Неужели все? Неужели они просто так дадут уйти двойнику? Ведь ничего не выяснено!
Соселия с недовольной миной что-то негромко сказал капитану, тот пожал плечами, ответил. Наступила неловкая пауза. Кажется, все участники консилиума понимали, что произошло что-то не то. Стулов, конечно, никуда не торопится, так же как и Владимир Сергеевич. Просто они воспользовались моментом и решили покончить с неприятным для них разговором.
Володя сидел мрачный и пристально смотрел на профессора Иконникова. На лицах Семена Мироновича и Виктора Ивановича не было написано удовлетворения, как можно было ожидать. Пожалуй, их даже разочаровал столь ординарный финал дискуссии. Профессор Иконников и Гончаров сидели друг против друга на расстоянии десятка шагов, напоминая дуэлянтов. Гончаров, казалось, чего-то ждал от профессора, но тот сидел с нейтральным выражением лица - видно, не хотел показаться необъективным и сам ждал, когда другие решат, продолжать дискуссию или нет. Было слышно, как в приемной одеваются Владимир Сергеевич и Стулов и последили откашливается и перхает, что-то говоря Владимиру Сергеевичу.
В этот момент Гончаров повернулся к милиционерам и очень спокойным тоном попросил:
- Будьте добры, верните их назад. Разговор еще не окончен.
Тут же с места сорвался маленький Соселия и молнией метнулся в приемную.
- Обоих, - сказал ему вдогонку Гончаров.
"Зачем обоих?" - недоумевая, подумала Лидочка.
…Стулов и Владимир Сергеевич появились снова, в верхней одежде и шапках. Их почти силой втолкнул в кабинет следователь.
- В чем дело? Почему? - возмущенно кричал Стулов.
- Идите, идите, - говорил Соселия.
Он закрыл дверь и встал к ней спиной, положив на пояс руки.
- Безобразие! Я буду жаловаться!
- Жалуйтесь! - отрезал Соселия.
Его решительный вид подействовал на беглецов. Стулов, недовольно буркнув, сел на край кресла, не раздеваясь и даже не сняв шапки. Его примеру последовал и Владимир Сергеевич. Странное дело, он почему-то предпочитал молчать, а не возмущался вместе со Стуловым.
Наступила долгая, томительная пауза. Взоры сидящих были устремлены на двух людей - Иконникова и Гончарова. Лидочка почувствовала, что сейчас произойдет что-то очень важное, может быть, самое важное, что решит судьбу Володи.
- Роман Николаевич, - негромко сказал Гончаров. - Вы в самом деле не обнаружили разницы между двойниками?
- Принципиальной - нет.
- Ни живость воображения моего друга, ни его острый ум, ни искренность ни в чем вас не убедили?
Профессор молча пожал плечами.
- И свидетельство этой очаровательной женщины тоже не поколебало вас?
Иконников усмехнулся.
- Не скрою, ваш друг и его возлюбленная мне симпатичны, но мои личные симпатии не могут быть аргументом в столь принципиальном споре. Истину ищут холодным умом, освобожденным от эмоций.
- Вы в этом убеждены? А как же знаменитее: "Бойся думать без участия сердца"?