Он облокотился о стол, глядя на Лидочку с загадочной улыбкой.
- Какой вывод? - Лидочка задумалась. - Такой, что у него никаких помех не бывает и он… - она запнулась, соображая.
- …катит по жизни, как этот поезд по рельсам, - договорил за нее Володя. - Нашел себе линию - делать карьеру и катит по ней.
- Ну почему с такой настойчивостью?
- А потому, что ум, освобожденный от коррекций чувств, неизбежно зацикливается. Так и с людьми бывает. Включается в голове некий бессмысленный логический механизм, и человек гнет свою линию, не глядя по сторонам, а внешние помехи только усиливают его упорство. Феномен из области психиатрии.
- Как здорово! - воскликнула Лидочка. - Его действительно невозможно ни в чем убедить. Помню, я пыталась объяснить ему, что он поступил неумно и жестоко по отношению к Тане Коптеловой, да только зря старалась. Чем больше ему говорила, тем больше он сопротивлялся. На каждое слово - десять. И так спокойно, не раздражаясь. Я тогда не выдержала и роботом его назвала. Так он потом полчаса нудил, доказывал, что это комплимент, что роботы, хотя и проще устроены, в главном совершеннее людей.
- Ну вот и разобрались, - с удовлетворением сказал Володя. - Теперь будем знать, как вести себя с ним. Главное - ни в чем ему не перечить, а если придется столкнуться, нажимать на логику. Это он поймет.
Глава 7
Григорьевск. Первые хлопоты
Поезд подходил к Григорьевску. Окутанные серым зимним туманом, тянулись пригороды - дачи, частные дома, какие-то железнодорожные постройки, будки. Потом пошли бетонные многоэтажки новых кварталов, промелькнул наверху троллейбусный мост и стали появляться большие дома старой архитектуры, свидетельствуя о приближении вокзала.
…А вот и вокзал. Тонет в тумане город, мокро блестят чугунные решетки привокзальной изгороди. После морозной, солнечной Москвы Григорьевск кажется тусклым и невзрачным.
Володя с Лидочкой быстро пересекли кишевший людьми перрон и вышли в город. Володя с любопытством разглядывал площадь и уходившую в туман улицу Вокзальную.
- Всего раз тут был, думал, не попаду больше.
- Ты же говорил, что вы с Дмитрием Александровичем навещали его, - сказала Лидочка.
- Нет, это Гончаров один ездил. Меня сюда никакими благами мира нельзя было заманить. Я еще в Верхнереченске наелся им по горло. Не очень-то, я тебе скажу, приятно видеть живую карикатуру на тебя самого. Представь себе, что Дмитрий Александрович в самом деле изготовил бы для него вторую Лидочку, а точнее, Лидию Ивановну Колесникову, этакую говорящую куклу.
- Я бы теперь ни за что не согласилась, - сказала Лидочка. - Это то же самое, что добровольно согласиться родить урода, зная, что будет урод.
Она тем временем всматривалась в туман, чтобы вовремя свернуть, если появится кто знакомый.
- Постой вон там в подъезде, а я пока позвоню, - сказала она, останавливаясь у телефона-автомата.
- Ему?
- Нет, подруге школьной. Развелась недавно и живет одна. Можно у нее остановиться. Она его ни разу не видела.
…Повезло, и сразу. Подруга оказалась дома, но собиралась уезжать на несколько дней в командировку, упаковывала чемодан. Договорились, что Лидочка с мужем поживут у нее три-четыре дня. (Причины Лидочка объяснять не стала, да подруга по деликатности не спрашивала.) Застать ее они уже не успеют, так пусть возьмут ключ у соседки, она предупредит ее. И пусть чувствуют себя как дома, не стесняются.
- Огромное тебе спасибо, Леночка, - ты нас так выручила! - сказала Лидочка. Попрощалась и, улыбаясь, повесила трубку.
…Ехать было далеко, в микрорайон, но такси, как водится, взять не удалось. Лидочка предложила идти через пустырь к троллейбусной остановке. Так даже лучше, гораздо меньше шансов налететь на знакомых мужа.
- Все-таки непонятно, зачем палеопамирцы делали таких уродов? - говорила она, пробираясь с Володей среди куч мусора, оставшегося после сноса домов. - Неужели действительно на запасные части?
- Ну уж нет! Гончаров давно отказался от этой версии. Наверняка у них была первоклассная медицина, обходившаяся без хирургического вмешательства. Может быть, они даже вообще не болели, как-то умели подавлять в себе болезни. Есть тут один любопытный факт, наводящий на размышления. Гончаров в свое время установил, что искусственная плоть значительно долговечнее естественной. Ты, надеюсь, заметила, что он выглядит немного моложе меня?
- Заметила. У него лицо гладкое и нет морщинок в уголках глаз, как у тебя.
- Дмитрий Александрович предполагает даже, что гомункулусы в принципе бессмертны. Выражаясь языком кибернетики, это системы с ограниченным числом связей в отличие от живых, бесконечных по своей сущности. Они проще и потому устойчивее. Потрясающая драма, Лидочка! Живое расплачивается смертью за бездну, которую в себе носит.
Лидочка остановилась, поворачиваясь к Володе, потому что в голове у нее родилась идея, которой нужно было немедленно поделиться с ним.
- Слушай! Тогда понятно, зачем они делали копии.
- Чтобы стать бессмертными?
- Ну да! Это было общество очень эгоистичных людей, которые не захотели больше продолжать человеческий род… Почему ты улыбаешься?
Володя перехватил чемодан и взял Лидочку под руку с другой стороны.
- Ничего не выходит, моя милая. Ну, подумай, что это за бессмертие, если останется только копия моего тела, а мое уникальное, неповторимое "я", то, что именуется душой, погаснет?
- А может быть, они умели пересаживать душу?
- Как помидорную рассаду? Да еще в бесчувственную плоть? Нет, Лидочка, душа - это не помидорная рассада. Это что-то крепко привязанное к конкретному телу.
- Значит, надо еще подумать, - сказала Лидочка.
- Подумай, подумай. Буду просто счастлив, если что-нибудь придумаешь.
- А вон троллейбус идет. Бежим!
Подругу они уже не застали и взяли ключ у соседки, как договаривались. В гостиной на столе лежала записка, сообщавшая, где что лежит и еще раз приглашавшая чувствовать себя как дома.
- Сразу видно, хорошая женщина, - сказал Володя, прочтя записку.
- Очень хорошая. Только в семейной жизни ей тоже не повезло. Чего-то у них с мужем не склеилось. И человек вроде бы неплохой…
В комнате было чисто прибрано, стоял диван-кровать, книжный шкаф, обеденный полированный стол. На окнах висели тюлевые гардины. Лидочка подошла к окну и раздвинула гардины. Впереди, в редеющем тумане, виднелась полоса лесонасаждений, а за ней в поле слабым темным пятном выделялось Новое кладбище. Там была могила тети Веры, а родители лежали на старом кладбище за вокзалом. "Надо завтра сходить туда и туда, а то неизвестно, когда теперь придется", - подумала Лидочка.
Володя подошел к ней сзади и обнял за плечи.
- О чем задумалась, птица небесная?
- Так, ни о чем. Скорее бы разобраться с ним и уехать в Москву.
- Разберемся…
- Еще выкинет что-нибудь. Никогда не знаешь, чего от него ожидать.
- А что он может выкинуть?
- Не знаю… Вдруг расскажет, что вас двое, с него хватит.
- Это совершенно исключено. Дмитрий Александрович об этом в свое время позаботился. У него выработан специальный поведенческий рефлекс, запрещающий какие бы то ни было действия, которые ведут к раскрытию тайны.
- Отдал бы только книги, больше мне ничего не надо, - вздохнула Лидочка.
- Не отдаст - сами возьмем.
- А вдруг он замок на двери сменил?
- Сломаем замок к чертовой матери, - засмеялся Володя.
- Какой ты храбрый! - покосилась на него Лидочка…
После завтрака Лидочка уехала в город, а Володя остался в квартире. Решили, что без особой необходимости в городе ему лучше не появляться.
К великой радости Лидочки, на работе все устроилось самым лучшим образом. Заведующая безропотно подписала заявление об увольнении, не потребовав положенной по закону отработки. Видно, у нее была подходящая кандидатура на Лидочкино место. Договорились только, что завтра Лидочка выступит перед сотрудницами с сообщением о семинаре, а во вторник после выходного представит письменный отчет о командировке.
Выйдя из библиотеки, Лидочка зашла в телефонную будку. Нужно было позвонить Владимиру Сергеевичу, сказать ему, что приехала, и попробовать договориться по-доброму. С минуту она стояла перед телефонным аппаратом, набираясь духу. Вот так всегда - как серьезный разговор с мужем, так ее всю трясет. Ну что она его боится!
Лидочка сунула в щель монетку и решительно сняла трубку.
…Словно заговорил телефонный робот, произнося знакомую формулировку:
- Главный инженер Колесников слушает.
- Здравствуй, это я, - сказала Лидочка. - Я приехала.
- Здравствуй, Лидия. Рад, что ты одумалась.
- Ничего я не одумалась, - сказала Лидочка. - Я приехала, чтобы забрать книги.
Владимир Сергеевич секунду-другую молчал, переваривал сообщение, потом заговорил в обычной своей манере, не повышая голоса и не раздражаясь:
- Ты ведешь себя необдуманно и глупо, Лидия. Этот легкомысленный человек сбил тебя с истинного пути.
- Никто меня не сбивал с истинного пути. Я сама не маленькая, - терпеливо возразила Лидочка.
- Подумай, кто я и кто он? Какой-то жалкий дворник.
- Озеленитель, - поправила его Лидочка.
- Не имеет принципиального значения. Разве можно нас сравнивать? Я выпускаю нужную государству продукцию, приношу доход в миллионы рублей, а он сажает цветочки. Хорошенькое занятие!
- Он озеленяет целый район, - сердясь, заговорила Лидочка. - Его работа приносит людям здоровье и радость. Это гораздо важнее твоих бездушных железок!
- Лидия, я не узнаю тебя. Откуда этот дерзкий тон? Ты возбуждена и не отдаешь отчета в собственных словах. Приезжай домой, мы здесь обстоятельно побеседуем, и ты поймешь, что была не права.
- Я не хочу ни о чем беседовать. Мне нужно взять свои книги. Книги, надеюсь, ты мне отдашь?
Снова молчание.
- Книги я отдать тебе не могу.
- Как "не могу"! Это тетины книги. Ты к ним не имеешь никакого отношения, да они и не нужны тебе.
- Имущество супругов по закону считается общим, - хладнокровно возразил Владимир Сергеевич. - Ты доставляешь мне большие неприятности, уходя к нему, следовательно, я имею моральное право воздействовать на тебя с помощью…
- Боже, какой… дурак, - не выдержав, вспылила Лидочка, прикрыла рукой трубку, да поздно.
- Можешь оскорблять меня как угодно, но книг ты не получишь. Возвращайся домой, если действительно ценишь свои книги.
На глазах у Лидочки выступили слезы. Она хотела сказать еще что-нибудь резкое, но сдержалась и повесила трубку.
…Лидочка ехала назад в мрачном настроении. Было ужасно жалко книг. Академическое издание Пушкина, Гоголь, Толстой, Достоевский, Андерсен… целая библиотека! Хоть впору возвращайся к нему. В квартиру, конечно, не попасть - наверняка сменил замок на двери, иначе какой смысл в его согласии или несогласии? Ну что теперь делать? Неужели действительно на время вернуться? Нет, нет… это невозможно… жить с человеком… с существом, о котором знаешь такое, даже неделю… нет!
Лидочка хмуро смотрела в окно троллейбуса на пробегавшую мимо улицу. По улице шли люди. Мальчишка, разбежавшись, заскользил было по ледяной дорожке, да споткнулся и побежал: отсырела дорожка. Из ворот дома вышла женщина, толкая детскую двухместную коляску. Двойняшки… только настоящие. Интересно, растут ли гомункулусы? Может быть, и нет, если не стареют.
Надо спросить Володю…
Володя довольно спокойно отнесся к сообщению Лидочки. Успокоил, сказав, что если не сейчас, то через месяц, через полгода, но книги они заберут. В конце концов, Гончаров сам с ним поговорит. Но сначала надо сходить к нему домой в его отсутствие. Если он не сменил замок, то стесняться нечего - упакуют книги и отвезут на вокзал на попутной машине и все дела. Можно даже на всякий случай мешки купить, в мешках проще везти.
На том и порешили…
В воскресенье утром Лидочка поехала в библиотеку и пробыла там до обеда - выступила с докладом о семинаре и передала числившийся за ней отдел новенькой - белокурой симпатичной девушке, недавно закончившей библиотечный техникум. После обеда они встретились с Володей у вокзала и пошли через тоннель на старое кладбище.
…Старинная каменная арка, венчающая вход, бабуськи с ядовито-яркими бумажными цветами, разложившие свой товар на деревянных ящиках, въезжая аллея с рядами деревянных старых домиков по обеим сторонам, а дальше живописное столпотворение: могилы, изгороди, памятники, кресты и деревья, деревья… Ничего не видно за деревьями.
…Постояли перед могилой Лидочкиных родителей. Лидочка почистила тряпкой скромный каменный памятник, смахнула снег с бугорка и положила букетик живых гвоздик, купленных в киоске на вокзале.
- Это тебе всего четыре года было? - сказал Володя, прочтя дату на памятнике.
- Да… Я их почти не помню. Помню только, как тетя Вера привела меня к себе и сказала, что мама с папой уехали далеко-далеко и не скоро вернутся и теперь я буду жить у нее. Сначала ждала, а потом привязалась к тете и не заметила, как отвыкла. Вот когда тетя умерла, мне было очень плохо…
- А я смерть Юры тяжело переживал. Ты не представляешь, что это был за человек! Я по сравнению с ним грубиян неотесанный.
- Ну какой же ты грубиян!
- Нет, правда! У меня из-за этого и к двойнику отвращение появилось. Понимал, что глупо, несправедливо, но не мог спокойно его видеть. Пока молчит, все кажется, что передо мной Юра, а как заговорит - тошно становится.
Они постояли еще немного и пошли назад к выходу.
- Вот если бы в самом деле можно было пересаживать сознание! - сказала Лидочка. - Тогда бы вы пересадили в него сознание твоего брата.
- Но он все равно не дожил до того времени, когда появилась копия. Да если бы и дожил… Где его искать, сознание? Как отделить от тела?
- Я понимаю, - сказала Лидочка. - Но может быть, разберутся когда-нибудь.
- И наступит эра бессмертия, - улыбнулся Володя. У каждого человека будет нетленное запасное тело. Только собралась душа в мир иной, а ее раз и в это тело.
Володя вдруг задумался и стал серьезным и до автобусной остановки шел молча, о чем-то размышляя. Потом, когда они ехали в автобусе на Новое кладбище, он сказал:
- Слушай, а мы с тобой, кажется, родили интересную идею.
- Какую идею?
- Объясняющую, зачем палеопамирцы выращивали копии.
- Ты думаешь, они умели пересаживать сознание?
- В том-то и штука, что нет!
Они стояли на задней площадке автобуса и, опершись о перильца, смотрели на прыгающую ледяную дорогу.
Шум мотора заглушал слова, и Володя говорил, наклонившись к уху Лидочки.
- Мы с Гончаровым искали ответ на уровне социальности, а тут вопрос религиозный. Тот автор писал, что их религией был культ предков, а она предполагает, что мертвые буквально продолжают жить после смерти. Культ предков был почти у всех первобытных народов, отсюда и обряд погребения идет. Иначе зачем хоронить тело? Палеопамирцы ухитрились сохранить ее в цивилизованной фазе, но с существенной поправкой. Они поняли, что погребение - это фиктивное оживление, и занялись настоящим. Тела делать научились, а душу, сознание вдохнуть не смогли.
- Почему ты так уверен, что не смогли?
- Да потому, что в таком случае дожили бы до наших дней. Была бы сейчас на земле этакая каста бессмертных.
- Верно… - сказала Лидочка, задумываясь. - Только зачем же они их тогда делали?
- А это неизвестно, делали или нет. Может быть, попробовали раз-другой да остановились. Уж я-то могу их понять. Вместо дорогого для тебя человека - бесчувственный биоробот.
- Я их тоже понимаю, - сказала Лидочка.
Автобус мчался, подпрыгивая на ухабах, громыхала оторвавшаяся железка над дверью. Из водительской кабины сквозь шум в салоне слышалась музыка. Известный баритон пел песню из кинофильма про ослепительный жизненный миг, за который надо цепко держаться человеку.
- Вот тебе и вся философия, и не надо думать ни о каких предках, - смеясь, сказал Володя.
Лидочка не сразу сообразила, что это он о песне.
Новое кладбище произвело на Володю тягостное впечатление, в чем не было ничего удивительного. По сравнению со старым, с его причудливыми лабиринтами из могил и разнообразием кладбищенской архитектуры, оно являло собой образец современного рационализма. Могилы здесь располагались в строго геометрическом порядке, одна к одной и не имели изгородей - для них просто не оставалось места. На могилах стояли стандартные сварные памятники в виде вытянутых вверх неправильных трапеций. Эти-то ряды черных железных трапеций и не понравились Володе.
- Какая бездушная математика! - сказал он, обозревая обширное кладбищенское поле. - Так только картошку сеют… И ни одного дерева!
- А ему оно нравится, - с неодобрением сказала Лидочка, разумея бывшего мужа. - Их завод как раз выпускает на ширпотреб этих… пингвинов, - она кивнула в сторону одного из памятников. - Обеими руками за них держится. Говорит, выгодно для плана. Делать их просто, а цена на них приличная.
Они постояли у ворот, глядя на уходившие в степь ряды могил.
- Да-а, - пробормотал Володя, - если и дальше так дело пойдет, то в недалеком будущем похоронами, пожалуй, будет заниматься ассенизационная служба.
Лидочка покосилась на Володю, хотела сказать, но не сказала, чтобы лишний раз не возбуждать его. Уже не в первый раз она замечала, что оба двойника, словно настроенные в унисон, размышляют об одних и тех же явлениях, но дают им совершенно разную оценку. Прошлым летом Владимир Сергеевич ездил сюда на склад похоронных принадлежностей разбираться с партией забракованных памятников. Лидочка, воспользовавшись случаем, поехала вместе с ним, чтобы прибрать могилу тети Веры.
Ей пришлось присутствовать при знаменательной сцене, когда директор похоронной фирмы, плотный коренастый мужчина с быстрыми глазами, доказывал Владимиру Сергеевичу, что памятники слишком грубо сварены, а тог методично и хладнокровно отвергал его претензии, говоря, что покойникам все равно, грубо сварены памятники или чисто и стоят ли они вообще. В конце концов, заявил он, обряд похорон, если взглянуть на дело трезво, всего лишь глупый предрассудок, отнимающий массу средств. Можно еще понять наших невежественных предков, веривших в загробную жизнь, но нам, людям эпохи НТР, пора расстаться с этим предрассудком и поручить похороны ассенизационной службе. "Ну, это вы загнули, товарищ Колесников, - сказал ему директор, человек по виду далеко не сентиментальный. - Похороны нужны живым, а не мертвым. Люди есть люди". Однако Владимира Сергеевича убедить было невозможно.
Он принялся нудно и долго доказывать, что мертвое тело принципиально ничем не отличается от камня, песка или любого другого вещества, иначе покойников не зарывали бы в землю, и поэтому с таким же успехом можно хоронить гроб, наполненный камнями. Что же касается того, что похороны якобы нужны живым, то это тоже ошибочное мнение. Смерть, как известно, сильно меняет черты лица, и если уж быть до конца последовательным, то гораздо логичнее хоронить хорошую фотографию покойного, изготовленную при жизни, нежели его тело. И так далее в том же духе…