свечами, стоявшим на столе. Слабое, колеблющееся пламя свечей выхватывало
край дивана, стол и левый угол комнаты. Часы негромко отбили одиннадцать
ударов. Шесть минут назад Степан тихо зашел в комнату проверить хозяина.
Увидев его спящим, он так же тихо прикрыл дверь и, стараясь не скрипеть
половицами, прошел к лестнице и спустился на первый этаж.
На улице залаяла собака, послышался шум. Лукавский оторвал голову от подушки,
упиравшейся в диванный валик, и прислушался. Может, извозчики снова сцепились
колясками? Непохоже. Лукавский скинул тулуп на пол и сел, опустив старые
ноги в шлепанцы, привезенные из Турции. Он встал, шаркая подошвами по
полу, подошел к окну. На улице, за забором, на мостовой слышался гомон.
Лукавский прислушался. Разобрать слова не удавалось.
Литые решетки ворот вздрогнули. Кто-то или что-то ударило в них, гулко
отозвавшись чугуном. Потом еще раз и еще. Удары в ворота становились все
более частыми и сильными. Собачий лай во дворе становился все более свирепым,
все чаще срывался на хрип.
- Отдайте нам антихриста! - донеслось с улицы.
На лестнице послышался тяжелый топот. Лукавский резко обернулся и посмотрел
на дверь. В комнату вбежал Федор.
- Уходить надо, барин. Народ буйствует. Тебя требует.
- Много их? - спокойно спросил Лукавский.
- Человек двадцать, - ответил Федор. - Но народ все идет. Все эти сплетни
про дом дьявола… Уходить надо, барин. Степан их задержит, пока мы до
подземного хода дойдем. А там, на пустыре, и коляска уже дожидается.
Собака, только что хрипевшая, вдруг взвизгнула и замолчала.
- Что с Маркизом? - спросил Лукавский.
- Не знаю, барин, - ответил Федор. - Сейчас посмотрю.
Он тут же выбежал из комнаты. Лукавский повернулся к окну и посмотрел
во двор. От правого забора к дому скользнула тень. Лукавский вздрогнул
и прислушался к шагам на лестнице. Он был смелым человеком, и смерть его
не пугала, но… смерть смерти рознь. Та, что готовилась ему, Лукавского
совсем не устраивала.
На лестнице кто-то издал стон, и после треска сломанной древесины что-то
тяжелое с грохотом упало на пол. Лукавский стоял у окна и смотрел на дверь
в ожидании неизбежной смерти. Крики на улице становились все сильнее.
Решетка ворот не выдержала и рухнула на землю. Степан выбежал навстречу
неистовствующей толпе и первым же взмахом жерди шестерых сбил с ног. Махнув
своей огромной палицей еще пять-шесть раз, Степан довольно усмехнулся
тому, как толпа отхлынула и, все еще не бросая жердь, пошел к крыльцу.
Когда он поднялся на последнюю ступеньку, в дверном проеме появилась красивая
женщина, с глазами глубже, чем море. Несмотря на мартовский холод, на
ней было шелковое белое платье, на голове такой же платок с перекинутым
через левое плечо правым концом. Тонкими, холодными пальцами она коснулась лица Степана. Он неестественно улыбнулся, выпуская из рук жердь…
Дверь в кабинет Лукавского вылетела, с мясом вырывав из косяка петли,
и упала посреди комнаты. Лукавский из последних сил сумел совладать с
собой и, не сводя глаз с чернеющего дверного проема, оперся двумя руками
о подоконник за спиной. Огромного роста человек со шрамом на левой щеке
уверенно вошел в комнату. Не задерживаясь у порога, он прошел к шкафу
и, не обращая на Лукавского ни малейшего внимания, распахнул дверцы. По
комнате, колыхнув пламя свечей и потушив половину из них, со слабым шипением
скользнул легкий ветерок. Мороз прошел по коже Лукавского, но ни взглядом,
ни жестом он не выдал ужаса, овладевшего им. Распахнув дверцы шкафа, громила
отошел на три шага назад. Из тьмы полок в полумрак комнаты пустыми глазницами
смотрело девять черепов. Громила поднял левую руку с растопыренными пальцами
и горловым звуком прорычал слова древнего заклинания. Порыв ветра вышел
из шкафа, и люстра под потолком качнулась.
На улице снова усилились крики, сначала мужские, сдержанно приглушенные,
затем женские - душераздирающие. Лукавский, не отрывая глаз, смотрел на
распахнутые дверцы шкафа. Все, что сейчас произойдет, он видел уже много
раз, только теперь ЭТО должно принести ему жуткую смерть.
Шипение ветра сменилось легким стрекотанием. Громила вскинул к потолку
обе руки. Из пустых глазниц и переносиц тонкими струйками потянулся черный
дымок. Сначала из двух, затем еще из четырех, потом из оставшихся трех
черепов. Тонкие струйки постепенно становились все гуще. Вытекающий из
черепов дымок медленно опускался к полу, после чего поднимался к потолку,
собираясь в отдельные маленькие облачка и образуя правильный круг. В комнате
что-то взвыло, словно ветер в трубе. Черные облака пришли в движение и
в дьявольском хороводе завертелись вокруг люстры.
Лукавский почувствовал холодное прикосновение ветра к щеке, со стола на
пол слетело несколько бумаг. Не останавливая хоровода, облачка опустились
к полу и по параболе медленно поднялись вверх, собираясь в большой черный
сгусток, похожий на кокон. Через несколько секунд он принял форму капли.
Вдруг капля метнулась в правый, ближний от Лукавского угол комнаты, затем
в левый, дальний, и, не долетев до него, резко изменив траекторию, опустилась
к полу. Оттуда после небольшой паузы черная капля отлетела к входной двери
и мгновенно метнулась к Лукавскому. Тот успел чуть приоткрыть рот, да
так и замер на полувздохе.
Тело Лукавского, как губка, впитало в себя весь темный сгусток без остатка.
Глаза закрыла черная пелена, тело скрючило в страшных судорогах, и Лукавский
повалился на пол. Боль была настолько ужасной, что мышцы с силой сокращались,
заставляя конечности принимать неестественные положения.
В окнах особняка то там, то тут зажигался и потухал свет. Соседи по улице
выходили из своих домов. Казалось, что все собаки в округе взбесились
от полной луны.
- Пожа-ар! - раздался зычный протяжный крик.
- Пожа-а-а-ар! - отозвалось на другом конце улицы.
Дом Лукавского вспыхнул, как порох. Он загорелся сразу и весь. От жара
лопались стекла в домах напротив. Невозможно было не то что подойти к
дому, пройти мимо по улице и то было непро-сто. Дом полыхал всю ночь,
а под утро погас в несколько минут, оставив чернеющие от сажи каменные
стены. Толпа зевак, пожарные, полицейские еще какое-то время стояли возле
пепелища, выдвигая версии о причине происшедшего. Кто говорил, что барин
продал душу дьяволу и его Бог наказал, кто уверял, что, наоборот, он был
слишком набожным и в доме всегда горело столько свечей, что немудрено
было случиться такой беде. Удивлялись, как это еще раньше все не сгорело.
1911 год
Лето в Риме было великолепным. Древний город с завораживающей архитектурой
всегда с какой-то непонятной легкостью навевал мысли о вечном. О любви.
О смерти.
Середина июля тысяча девятьсот одиннадцатого года. Семь часов утра. Несмотря
на ранее время, перрон переполнен. Сегодня с вокзала отправлялся необычный
поезд. Новая туристическая компания, пытаясь привлечь богатых клиентов,
устроила развлекательную прогулку, часть которой - осмотр уникального
сооружения - сверхдлинного горного тоннеля. Желающих принять участие в
этом увеселительном мероприятии оказалось предостаточно.
Вокзал пестрел от дорогих нарядов. В теплых лучах утреннего солнца холодным
светом блестели бриллианты, нитки жемчуга, словно вьюнки, оплетали изящные
женские шейки. В ожидании отправления поезда великосветская публика собиралась
в небольшие группы и в разговорах предвкушала впечатления, которые она
получит от предстоящей прогулки. Мужчины между делом скучно обсуждали
последние новости с биржи, женщины - чужие наряды. Торговцы с лотка разносили
по перрону сигареты, фрукты и сладости.
Почти особняком на перроне стояла группа молодых людей - студентов Римского
университета. Они громко смеялись, рассказывая друг другу истории своих
похождений и новые анекдоты, не забывая в то же время поглядывать в сторону
подружек. Молодые синьориты находились в обществе родителей, но не забывали
хоть изредка отвечать тем же.
- Марио, куда ты смотришь? - спросил Джузеппе.
- Куда же еще может смотреть Марио, - подхватил Антонио, - конечно же, на синьориту Алессандру.
Студенты взорвались смехом. Они давно знали о страсти молодого философа
к дочери судьи.
- Смейтесь, смейтесь, болваны, - со снисходительной улыбкой отвечал Марио.
- Следующей весной я женюсь на ней.
Студенты засмеялись пуще прежнего. Отец Алессандры имел свои виды на брак
дочери. И молодой, пусть и не бедный, будущий философ Марио Джулиани в
эти планы не вписывался.
- Будь осторожен, Марио, - сказал Федерико. - Как только судья узнает
о твоем желании жениться на его дочери, он обвинит тебя в подготовке государственного
переворота.
- Или в покушении на Папу Римского.
- Все равно она будет моей, - сказал Марио, глядя на прекрасную Алессандру,
разговаривавшую со своей тетей.
Студенты в очередной раз заразительно рассмеялись.
- А чтобы вы в следующий раз не смеялись над своим приятелем, - продолжил
Марио, - вас в поезде ждет маленький сюрприз.
- Ты прямо в поезде попросишь ее руки? - сквозь смех спросил Андреа.
- Нет, в поезде я заставлю вас дрожать от страха, - улыбаясь, ответил
Марио. - Вы у меня надолго запомните эту поездку.
Студенты еще долго смеялись бы над недостижимой мечтой друга, но начальник
вокзала ударил в станционный колокол, возвещая о скором отправлении поезда.
Пассажиры проходили в вагоны, провожающие оставались на перроне, махали
руками и платочками, отъезжающие отвечали тем же, высовываясь из открытых
окон вагонов.
Колокол отбил отправление. Паровоз протяжно фыркнул, залив перрон белым
густым паром, и подал гудок. Клапаны выдали беспорядочную череду "пыхов",
колеса провернулись на рельсах под неподвижным паровозом. Выбросы пара
вдруг стали последовательными, колеса сцепились с рельсами и медленно
начали поворачиваться, увлекая за собой весь состав. Гомон усилился.
Постепенно набирая скорость, трехвагонный поезд покинул Римский вокзал,
унося с собой сто шесть человек. Они ожидали нечто удивительное от этой
прогулки. Их ожиданиям суждено было сбыться.
Натужно пыхтя и выбрасывая к небу клубы дыма, поезд неторопливо шел со
скоростью около тридцати километров в час, давая пассажирам возможность
осмотреть окрестности. К большинству ехавших в поезде давно пришло ощущение
общности, в воздухе витала причастность к знаменательному событию - проезду
по одному из самых длинных тоннелей.
Молодые студенты, стоя в коридоре, обсуждали виды, проплывавшие за окном,
пили вино, шутили. Марио Джулиани веселился вместе со всеми, но при этом
не забывал поглядывать вперед по ходу поезда. Он с нетерпением ждал появления
тоннеля. Именно перед въездом в него Марио собирался поразить приятелей
розыгрышем.
Время шло, колеса монотонно отстукивали ритм на стыках рельс. И вот из-за
поворота показался долгожданный тоннель. Джулиани хотел улизнуть незамеченным,
но у него это не получилось.
- Ты куда, Марио? - крикнул Антонио вслед товарищу, уходящему в сторону
своего купе.
- Я сейчас вернусь, я же обещал сюрприз.
Дверь купе открылась и тут же захлопнулась за спиной Марио.
Пассажиры продолжали восхищаться живописными горными пейзажами, проплывающими
за окнами, проводник прошел от начала вагона в конец, зажигая на ходу
свечи в канделябрах, прилаженных на стенах.
Оказавшись в купе, Марио присел на корточки и, достав из-под сиденья плетеный
короб, резким движением откинул крышку. Непонятно из-за чего по телу пробежали
мурашки. На мгновение он испугался нахлынувших ощущений, но через секунду
улыбнулся, вспоминая свою идею.
- Надо же, я знаю и то боюсь, - довольно прошептал Марио. - А они просто
умрут от страха.
Не вынимая ларца, Джулиани открыл его маленьким ключом, откинул палисандровую
крышку и осторожно достал череп. По купе прошелся легкий ветерок, на окнах
колыхнулись занавески. Марио еще раз улыбнулся ощущению страха, пахнувшему
ему в лицо, и в предвкушении успеха своей проделки вышел из купе.
- Что там у тебя, Марио? Курица, несущая золотые яйца?
- Нет, у него маленький чертенок, он же обещал нас всех напугать.
- Ха-ха-ха! - смеясь и перебивая друг друга загомонили студенты.
Поезд вошел в тоннель. Вагон погрузились во мрак, лишь свечи слабым светом
освещали коридор. Марио медленно шел к своим друзьям со зловещей улыбкой
на лице. Перед собой на вытянутой руке он нес череп, сокрытый до поры
до времени цветастой тканью.
- Ну что, все смеетесь? - с улыбкой спросил Марио. - Сейчас вы узнаете,
что Марио Джулиани всегда держит свое слово.
Студенты с застывшими улыбками на лицах замерли в ожидании, что же будет
дальше, пассажиры, стоявшие в коридоре, из невинного любопытства повернули
головы на гомон студентов. Выдержав небольшую паузу, Марио сорвал покрывало.
Все, кто увидел череп, вздрогнули и ахнули, женщины и девушки, стоявшие
поодаль, вскрикнули и отвернули лица, закрыв их ладошками. Марио упивался
тем, как лица друзей начинали искажаться в нарастающем ужасе.
- Что это?.. Черт побери, что это такое?!
Марио не сразу понял, что причина этих возгласов вовсе не череп. Взгляд
друзей поначалу был направлен мимо него, куда-то за спину, а потом и вовсе
переключился на окружающее пространство. Марио посмотрел на череп, оглянулся.
Легкий молочный туман был везде. Джулиани вдруг почувствовал, что им все
сильнее овладевает необъяснимый страх.
Молочный туман начал сгущался. В какой-то момент Марио посмотрел на свою
левую руку, ему показалось, что она стала влажной. Он потер пальцы между
собой - они были в чем-то липком. В соседних купе один за другим раздались
истошные женские вопли, пассажиры забегали по коридору, Марио едва увернулся,
чтобы его не сбили с ног. В глазах людей был ужас.
Не понимая, что происходит, Марио вернулся в купе, положил череп на стол.
И тут же метнулся к двери, чтобы бежать к Алессандре, но… вдруг почувствовал,
что череп смотрит ему в спину. Волна страха накрыла его и сковала движения,
в ушах появился слабый звон. Марио медленно развернулся…
Липкий молочно-белый туман, окутавший весь поезд, становился все более
густым. Пассажиры вопили от ужаса, зажмурив глаза и закрывая уши руками,
метались по коридорам вагонов, то и дело натыкаясь друг на друга, падая
и поднимаясь. Туман сгущался все сильнее, липкая жидкость стекала по лицам,
собиралась на одежде и стенах вагонов.
Марио сделал всего лишь шаг к черепу, и его пронзил бесконечный ужас.
Порыв ветра ударил в липкое лицо, в ушах появился чудовищный шум.
- А-а-а-а-а-а-а!.. - вскрикнул Марио и упал на колени, наклонив голову
к самому полу и зажимая уши руками.
Несколько секунд он лежал так, согнувшись и покачиваясь из стороны в сторону,
затем резко распрямился, попытался встать, но оступился и отлетел к двери,
ударившись об нее затылком. На ощупь он нашел ручку, открыл дверь и вывалился
из купе. Коридор был пуст, но Марио не видел этого. Он шел, зажмурив глаза,
зажимая уши руками и время от времени непроизвольно дергая головой из
стороны в сторону. Раскачивающийся вагон кидал его от одной стены к другой.
Добравшись до тамбура, Джулиани вытянул вперед руки, нащупал дверь вагона,
открыл ее, сделал шаг вперед… Его нога провалилась в пустоту. Упав на
гравий, Марио скрючило от ужаса, все еще имеющего над ним власть.
Кто-то подхватил его под руки и поволок в противоположную от уходившего
в тоннель поезда сторону. Власть страха постепенно слабела. Марио пытался
отталкиваться ногами, чтобы немного помочь тащившему его, но у него это
плохо получалось.
Когда Джулиани приоткрыл глаза и отнял от ушей руки, все еще не понимая
происходящего, он находился в тридцати метрах от входа в тоннель. Белый
туман выходил из него и, удаляясь с каждым метром, становился все более
редким и быстро сходил на нет.
Марио встряхнул головой. Рядом с ним стоял проводник в изрядно потрепанной,
липкой и грязной форме. Поезд уходил все дальше, постепенно исчезая в
странном тумане. Через несколько секунд он совсем скрылся из виду, и только
стук колес, все удаляясь, напоминал о его существовании. Вскоре стих и
он.
1997 год
Мало кто может себе представить, что такое степь в конце июля - под палящим
солнцем и при отсутствии ветра. Если, конечно, сам там не был. И уж еще
меньше найдется людей, знающих, каких усилий стоит копать в этой степи
яму шириной в два и длиной в три метра. Первые несколько минут, когда
работа только начинается, все кажется не таким уж страшным. Да. Земля
сухая, пылистая. Да. Корни многолетних степных трав сплелись и высохли
так, что похожи на электрические провода. "Ну и что же? - скажет кто-нибудь.
- Хорошо отточенная лопата и крепкие молодые руки могут многое сделать.
Многое перебороть". И солнце не так страшно, когда на голове широкополая
панама, а во фляге вода.
Именно этими размышлениями успокаивал себя Вовка, делая очередной капок.
Уже полчаса как лопата стала натыкаться на камни. Глубины Вовка достиг
небольшой, сантиметров в восемьдесят. А дальше… Поначалу, незаметно
для самого себя, он постепенно отходил в сторону в пределах очерченных
контуров намеченного шурфа и, дорывшись все до тех же камней, делал еще
один шаг в сторону.
- Эй! Сачок! Ты что делаешь?! - спросил отец. - Я тебе где сказал рыть?
- В восточном углу, - буркнул Вовка.
- А ты сейчас где?
- В северном, - выдохнул подходивший к яме Стас и продолжил: - У парня
налицо полная дезориентация на местности. Вероятно, как следствие теплового
удара.
- Сам ты перегрелся! - крикнул Вовка и швырнул лопату на дно ямы.
Лопата ловко подскочила и отлетела в сторону Стаса. Тот рефлекторно чуть