Вода затопила дно долины - стоячее серое озеро уже нагревалось под ярким солнцем. Покрытые лесом склоны затонули либо были обесцвечены удушающими газами. Опал с места, где он находился, не мог видеть свой дом. Но долина под морем все еще была жива, оставалась яркой черновато-зеленой. Придется установить насосы, осмотические фильтры, и тогда все остальное можно будет спасти. Но если работа затянется, слишком много соли пройдет через кутикулу, и тогда древесина заболеет и погибнет. Долина превратится в огромную язву, атакуемую грибками и гигантскими червями. Если позволить природе действовать свободно, эта крошечная часть Континента прогниет, вновь поднявшееся море будет распространяться вдоль древних линий сброса, и газ в огромном количестве пузырями выйдет на поверхность, быстро отравляя воздух.
Людям следовало спасать долину.
Что могло заставить их поступить иначе? Опал знал, что поставлено на карту, - многие предсказания гласили, что это неизбежно. Но он не мог справиться с эгоистичной потребностью наслаждаться следующим циклом и всей жизнью. Это земля всегда являлась частицей его души. Почему ее не нужно спасать? Пусть другие люди лишатся родных уголков. Пусть Континент погибнет везде, но не здесь. Вот что сказал себе Опал, охваченный кратковременным оптимизмом, когда шел по тропинке, прижимая надушенную тряпочку к носу и рту.
Там, куда газам не удалось добраться, по-прежнему процветали эпифиты. Каждое дерево стояло отдельно от своих соседей, подобно волосам на голове пожилого псевдочеловека. Лес был высоким и открытым, что, в свою очередь, позволяло земле получать солнечный свет. Дневные тараторки, сложив кожистые крылья, сидели на высоких ветвях и с тревогой наблюдали за
Опалом ярко-голубыми глазами. Гигантские лесные тараканы ползали от трещины к трещине. В гнездах из ворсинок и переплетающихся веток прятались дикие ползуны, которые кричали на Опала мягкими заунывными голосами. Затем тропа повернула, и все изменилось. У деревьев лежали мертвые тараторки, а также множество чешуйниц и молодых червей, выползших перед смертью из своих укрытий. Гигантское золотое спиральное дерево - одна из любимых пород Опала - уже чернело у основания. Но ветер разогнал самые опасные яды, и воздух снова стал пригодным для дыхания. Опал с радостью надел бы дыхательную маску, но он оставил ее дома, и сейчас она плавала где-то рядом с мертвой любовницей. Эта женщина всегда составляла хорошую компанию, но, когда умерла, стала нереальной, абстрактной и какой-то далекой. На следующем повороте тропинки Опал вдруг представил себе ее похороны и ту деликатную роль, какую ему, возможно, придется сыграть. Затем он увидел диких ползунов, которые пытались убежать от поднимающегося газа. Они принадлежали к одному из сухопутных видов; к какому именно, Опал точно не знал. У этих существ были короткие волосатые тела и длинные конечности. Несчастные создания в тщетных усилиях вытянули лапки с маленькими кистями. Мордочки животных были голыми, но их головы венчали гребни ярко-синего меха. Газы лишили ползунов кислорода, отняли у них жизнь. Трупы уже начинали распухать и чернеть, погибшие животные выглядели странно и непривычно. Глядя на их несчастные маленькие мордочки, Опал испытал острый невыносимый страх.
После смерти ползуны больше походили на людей, чем при жизни.
Именно сейчас в душе ученого джентльмена, приверженца традиций и привычек, всегда исполненного оптимизма и безразличия, все перевернулось. Всматриваясь в дымчатые зеленые глаза и широкие рты, из которых торчали толстые пурпурные языки, Опал видел свое будущее. Важную роль играло то, что он не любил мертвую женщину: если бы они были женаты, имели детей и его семья погибла бы сегодня, Опал чувствовал бы неослабевающую привязанность к этому крошечному уголку мира. В память о них он проигнорировал бы стремление спастись бегством и оставался бы здесь, даже когда, источая яды, раскалывалась бы земля, превращаясь в пыль и мертвую воду.
Но Опал хотел убежать. Побуждение оказалось внезапным и непреодолимым. И позднее, обдумывая возможные варианты, он нашел только один выход, сулящий хоть какую-то уверенность в будущем.
Если продать землю родителей выжившим соседям и родственникам и истратить все сбережения, тогда можно будет покинуть родной дом, отказаться от солнца и забыть об этих глупых маленьких ползунах, которые жили лишь настоящим…
КРАЙ МИРА
Большой червь остановился, но, несмотря на это, его мускулы продолжали волнообразно сокращаться. О страданиях червя также свидетельствовал глубокий низкий стон, который был столь жалобным, что Опалу показалось, будто он сам испытывает боль.
Край мира… В одну из прошлых эпох на берегу Континента стоял город. За ним не было ничего, кроме темнеющих небес и бездонной воды. В течение поколений этот большой порт служил домом для рыбаков и, что более важно, для храбрых душ, путешествовавших по морю и охотившихся на гигантских ржавоплавов, медных угрей и злобных многоротов. Мясо морских обитателей было несъедобным, но в их костях содержалось большое количество железа. Чтобы его добыть, разрезанные на куски туши сжигали в печах, и в результате получались десятки килограммов драгоценного металла. Но рождались новые острова, часто очень и очень далеко, они росли, дрейфовали по морским просторам и в конечном счете врезались в берег Континента. Великий город оказался лишенным средств к существованию, и для него наступили тяжелые времена. Большинство соседних городов полностью исчезли, но Краю мира удалось выжить, и за ним закрепилось его устаревшее название. Времена постепенно менялись, население росло, и город опять начал процветать. В нем появились новые отрасли промышленности, развивались торговые отношения, и он превратился в метрополию, в которой спокойно жили и трудились два миллиона человек, ведя ничем не примечательную жизнь.
За рождением и ростом следовали смерть и повторное рождение - весьма поучительная история, из которой человечество могло сделать важные выводы.
Затем Континент внезапно задрейфовал к западу, но Край мира продолжил носить свое первоначальное название.
Опал, направляясь с сумками к выходу, расположенному в искусственном сфинктере, встроенном в бок червя, думал об этих превратностях судьбы. Выйдя из червя, он поднялся на высокую деревянную платформу станции. На верхней части приветственной арки мелькнула информация о погоде, затем появилось радостное обещание: "Никаких опасностей нет и не предвидится". Прищурившись, Опал посмотрел на висящее над восточным горизонтом солнце. Стратосферические облака и слабо загрязненный воздух лишь в незначительной степени смягчали его сильное свечение. В небе виднелись два больших воздушных шара, прикрепленных к земле длинными канатами. С этих воздушных шаров за землей велось тщательное наблюдение - не образуются ли где гейзеры или небольшие трещины. Позади Опала длинные тени тянулись к областям, которые стали непригодными для нормальной жизни. Нельзя сказать, что никто и ничто не могло жить там, но все же Опал чувствовал себя так, словно перед ним разверзлась бездна глубокого одиночества, и этот образ поразил его до самой глубины души.
Смотрители шли по телу червя, внимательно оглядывая его серую кожу и ощупывая длинные усталые мышцы. Иногда они применяли электрошокеры. Рефлексы червя оказались замедленными. Старый смотритель обратился к более молодым помощникам.
- Она проделала долгий путь, и в ее пустом животе было слишком много народу, - жаловался мастер Брейс, показывая на находящихся неподалеку пассажиров. - Ей необходимо хорошо поесть и отдохнуть как минимум полцикла.
Опал понял, что задержится здесь дольше, чем ожидалось. Вытащив два билета из дорожного пояса, он внимательно прочел информацию, написанную сложным юридическим языком. Если он не попадет в порт Краусс в течение следующих пятнадцати циклов, владельцы червя вернут половину стоимости первого билета. Но в данном случае это не имело особого значения, поскольку второй билет давал ему право на маленькую каюту на борту корабля, работающего на метане. Корабль этот отправлялся к Новым островам через два цикла. От Опала требовалась пунктуальность. Если он опоздает, билет станет бесполезным и Опал застрянет в порту, как и каждый второй беженец. Ему придется очень бережно расходовать имеющиеся у него остатки денег, внимательно слушать новости со всего мира и надеяться, что он успеет попасть на другое судно раньше, чем разразится трагедия.
Какую пользу Опалу принесет сейчас страх? Или ярость?
- Никакую, - пробормотал он напряженным голосом, поворачиваясь спиной к солнцу.
Станция представляла собой на удивление тихое место. Остальные черви были маленькими или явно больными, и даже они смотрели на запад, в темноту, словно ожидая приказа спасаться бегством. Кроме смотрителей на станции находились солдаты, и среди них молодых почти не было. Дисциплинированные и, вероятно, одинокие - именно на таких людей можно положиться в трудные времена. Двое солдат охраняли сфинктер, ведущий в желудок. Псевдолюди ждали в темноте. У каждого из этих существ было имя, вытатуированное на предплечье и спине. Чтобы забрать своих слуг, людям требовалось подойти к солдатам и ответить на вопросы, задаваемые подозрительными голосами, - словно кто-то мог попытаться украсть одно из этих созданий.
Таинственная молодая женщина стояла с другими пассажирами, держа книгу в руке, и наблюдала за разгрузкой.
- Кто из них ваш? - спросил Опал.
Она, казалось, не расслышала вопроса. Затем он понял, что она смотрит не на псевдолюдей - ее яркие желтовато-карие глаза были устремлены на ночные земли. Вероятно, женщина думала о месте, в которое направляется.
- Хорошая гора, да? - спросил Опал.
- Извините, нет. - Она с улыбкой отвечала на его первый вопрос. - Я не владею ни одним из этих созданий.
Опал взял с собой служанку из дома, чтобы она помогала ему. Сейчас же благодаря этому у него появился повод стоять здесь и разговаривать с молодой попутчицей.
Тихим голосом настоящего джентльмена он назвал свое имя.
Она кивнула и ответила:
- Да. Хорошая гора.
Между ними выработался определенный способ общения: Опал о чем-нибудь ее спрашивает, а она отвечает на его предыдущий вопрос.
- Слово "гора", - сказал он. - Вы знаете, что оно означает? Теперь женщина улыбнулась, глядя на его лицо.
- А вы?
Опал позволил себе кивнуть с ученым видом.
- Это древнее слово, - ответил он. - Встречается в самых старых текстах. Но даже в те времена оно уже почти не употреблялось.
- В самом деле?
- У нас есть слова, обозначающие хребты и холмы. Мы можем подробно описать цвет и качество любой земли. Но, судя по нашим старейшим источникам, слово "гора" означает огромную возвышенность, состоящую из материала гораздо более твердого, чем любая древесина. Этот материал не только тверже, но и долговечнее, и настоящая гора устремлена в небо. По крайней мере, так считают некоторые эксперты.
Она мягко рассмеялась:
- Знаю.
- Правда?
- Вот почему они выбрали такое название, - объяснила она. Опал не понял, и выражение его лица, вероятно, говорило о том же.
- Конечно, там на самом деле нет настоящей горы, - признала она. - Речь идет о плоской равнине, которая оказалась высоко поднятой благодаря разломам и плавучим субстратам. Но как-то раз давным-давно Континент со всех сторон окружили острова, и они давили на него. Один из островов оказался погребенным глубоко под водой.
Казалось, женщине нравится давать объяснения. Она учитель?
- Интересно, - произнес Опал, хотя в душе он в этом сомневался.
- Видите ли, тот остров напоминает перевернутую гору. Он тянется глубоко вниз под водой, напоминает кулак, торчащий из дна Континента. Ничто из известного нам не проникает столь глубоко в наш океан.
- Понимаю, - пробормотал Опал.
Но почему женщина говорит "наш океан"? Сколько их там?
- Поэтому там построили научную станцию, - объяснила она. - Хорошая гора для проведения исследований. Так шутили мои коллеги.
- Каких исследований? - спросил он.
- В основном деформации поверхности земли и водные циклы. Несколько экспертов также работают с той затопленной землей.
- Правда? - с фальшивым энтузиазмом осведомился Опал. Женщина кивнула, и на ее лице снова появилось отстраненное выражение.
- Это ваша специальность? - спросил Опал, пытаясь прочитать надпись на переплете книги. - Доисторические острова?
- О нет. - Незнакомка переложила тяжелую книгу в другую руку.
- Тогда чем вы занимаетесь?
Исключительно разумный вопрос, но она была особым созданием. Улыбаясь так, словно она никогда не слышала ничего смешнее, женщина ответила:
- Ду-эйн. - Она почти не смотрела на его лицо. - Это мое имя. Он несколько растерялся.
- Вы назвали мне свое имя. Я подумала, вам хотелось узнать мое.
- Спасибо, - пробормотал Опал.
- Простите, но больше я ничего не могу сказать.
Он кивнул и пожал плечами. В этот момент из червя вышел его псевдочеловек: зрелая самка с большими голубыми глазами, высоко посаженными на широком лице, сохраняющем стоическое выражение. Опал приобрел ее недавно у кузена взамен слуг, которых он потерял, когда затопило долину. Служанка Опала отличалась нехарактерным для псевдолюдей умом и легко приспосабливалась к новым условиям. По любым стандартам она была верной и помогала в бесчисленных домашних делах. Как и все пассажиры, вышедшие из внутренностей червя, она пахла кислотой и другими неприятными секрециями. Но, по крайней мере, это существо не хотело играть в слова или донимать его всякими пустяками.
Опал заговорил с одним из солдат, доказывая, к обоюдному удовлетворению, что этот псевдочеловек принадлежит ему.
- Мои сумки, - приказал он. Существо схватило их за веревочные ручки.
- Сюда, - сказал Опал. Затем, чуть кивнув, он извинился перед Ду-эйн, и, проталкиваясь через образовавшуюся на станции толпу, принялся искать место, где благородный беженец мог бы утолить голод.
ПАРАНОЙЯ
Столовые рядом со станциями для червей редко отличались элегантностью и изысканностью. Край мира являлся исключением. Из местной древесины ремесленники вырезали балки в форме буквы "омега" и соединили их таким образом, чтобы получилась одна длинная комната. Из ветвей спирального дерева сплели пористую крышу. Пол был выложен из тяжелых побеленных досок, каждая крепилась к фундаменту прочными гвоздями из плотной черной узелковой древесины. Столы и стулья ярких цветов - преобладали оранжевый и золотистый - были сделаны из новой блестящей пластмассы - преисполненное благими намерениями правительственное агентство профинансировало специальную программу, что помогло облечь небольшое количество метана в твердую форму. Находящиеся в помещении эпифиты прикрепились к верхним балкам. Сильные растения с темными листьями прекрасно развивались при искусственном освещении, их пальцевидные корни впитывали лишь нервное дыхание путешественников. За столом Опал заметил знакомую фигуру. Рядом с этим человеком находилось двое псевдолюдей, которые, повернувшись к нему спиной, сидели на вращающихся стульях и держали тарелки с едой на коленях. Подобный обычай был распространен во многих местах.
- Можно к вам присоединиться? - спросил Опал.
- Пожалуйста.
Мужчина был высоким, даже когда сидел, и почти единственным, кто не ел. Перед ним лежала старая карта, и, водя по ней длинными пальцами с заточенными ногтями, он в очередной раз измерял расстояние между тем местом, где они находились, и портом Краусс.
Опал поставил тарелку на стол и протянул своему псевдочеловеку две порции тараканов в сиропе. Большая самка села на пол, скрестила ноги и принялась отвинчивать крышки с деревянных банок.
Не зная, о чем говорить, Опал молчал. Однако, почувствовав себя неловко в затянувшейся тишине, он наконец выбрал самую очевидную для беседы тему.
- Зачем вы направляетесь в порт Краусс?
Попутчик, по-видимому, сильно удивился и на мгновение оторвался от карты.
- Вы направляетесь туда, верно?
- Нет.
- В таком случае прошу прощения, - произнес Опал. - Я просто подумал…
- Мое путешествие не заканчивается там, - продолжил мужчина. - У меня есть дело, кое-какое дело… в другом месте…
- Новые острова? Удивление сменилось радостью.
- Вы тоже едете туда? Опал кивнул.
- Что ж, хорошо. Я знал, что буду не единственным. Чудесно!
Почему-то эта новость не успокоила Опала. У него создалось впечатление, что его собеседник весьма трудный человек, и мысль о путешествии с ним по Континенту, а затем через Океан была обескураживающей, если не совершенно неприятной.
- Мне нужен спутник, который помогал бы мне поддерживать уверенность, - объявил мужчина.
Какое отношение уверенность может иметь к чему-либо?
- Меня зовут Рит.
- Опал.
Казалось, что Рит его не слышит.
- На кухне не работает никто из людей, - бросив взгляд через плечо, прокомментировал он. - Вы заметили?
Готовили и мыли посуду только псевдолюди. Не было даже надзирателя, следящего за порядком.
- Я не знаю, смогу ли я заставить себя работать, - признался Опал. - Учитывая все, что происходит, даже если это далеко отсюда…
- Не так уж далеко, - прервал его Рит.
- Что? Есть какие-то новости?
- А разве теперешнее положение не ужасно? - Верзила вздрогнул, однако решил оставить эту опасную тему. Он облизал губы и, растопырив пальцы, опустил взгляд на большую карту. Затем, всматриваясь в линии и крошечные точки, мужчина напряженным голосом спросил: - Вы и вправду верите в эти острова, не так ли?
- А почему бы мне не верить? Узкое лицо перекосила гримаса.
- Но вы видели эти острова? Или знаете кого-нибудь, кто на самом деле их видел?
Подобные мысли никогда не приходили Опалу в голову.
- Что вы имеете в виду? Как они могут не существовать? - Он сразу же полез за единственной книгой в своем ранце. Она была в кожаном переплете, профессионально напечатана, с фотографиями и исчерпывающими объяснениями. Опал повысил голос: - Я ничего подобного не слышал. Ни малейшего слуха.
Рит покачал головой и, складывая свою карту, заговорил, не обращаясь ни к кому конкретно:
- Прошу прощения. У меня приступ паники. Всегда так. Мужчина был сумасшедшим или почти сумасшедшим.
- Дело в том, что в такие времена… - Рит взял себя в руки. - Когда миру грозит беда, для мошенников полное раздолье. Вы разве не заметили? Преступники выползают из своих убежищ и начинают действовать открыто. Они вредят людям ради собственной выгоды и просто чтобы получить удовольствие.
На подобные утверждения нетрудно было мрачно возразить.
- Нам никогда не доводилось жить в столь тяжелые времена, - заметил Опал.
Рита напугало это высказывание, но все же в его взгляде чувствовалось и уважение.
- Пожалуй, я соглашусь с вами.
- Зачем кому-то так стараться ввести нас в заблуждение? В далеких землях сейчас происходит самое худшее, возможно, то же самое скоро начнется и здесь… Даже презренный вор знает, что у него скорее всего не будет времени насладиться украденными деньгами.